.. Вот. - Суханов положил на стол визитку. - У вашей жены, Галины, есть мой домашний... Но лучше звоните по этим. Вот мобильный, служебный... Проще застать. Я дома-то редко бываю. А к вам выбираюсь... Знаете, Анатолий Карлович, какой для меня праздник - вот так посидеть запросто, словно мне двадцать лет... Водку вот эту... Суханов снова взял бутылку, повертел в руке, поставил на стол. - Водку вот эту похлебать... Времени нет, вы поверите? Чем дальше, тем сложнее, иной раз хочется послать все к чертям, нажраться, упасть, знаете, в салат мордой... Но вы не волнуйтесь. Вам, если согласитесь, с такой интенсивностью пахать не придется...
- А я пахать вообще не умею. Я либо работаю, либо...
- Ладно, ладно, извините. Работать, конечно. Это я так... Как вы, однако, к словам относитесь!
- Как?
- Придирчиво. В наше время это редкость.
- Очень может быть. Только, смею думать, я совершенно адекватно отношусь и к словам, и к людям.
- Дай-то Бог. Кстати, вы сегодня с Гречем встречались?
Журковский проглотил комок, внезапно выросший в горле. Откуда он знает про его встречу с мэром? Про нее же вообще никто...
- И как он? - продолжил Суханов.
- Нормально. Как обычно. Занят. Мне с ним даже толком поговорить не удалось.
- Ну да...
- А почему вас это интересует?
- Ну как - почему? - Суханов вытащил из кармана мобильный телефон. Потому что в одном городе живем. А от Греча очень многое сейчас зависит. Думал, может, какие новости он вам поведал. Но в принципе это неважно. Вы смотрите, осторожнее с ним сейчас.
- Я не понял, что вы имеете в виду?
- То, что сказал. Осторожнее с ним будьте. У него сейчас очень крупные неприятности начинаются. Очень крупные, - подчеркнул Суханов.
- Вы что, имеете в виду газетные статьи? - спросил Анатолий Карлович. Это же чистая липа. Я точно знаю.
- Липа не липа, а вы ему все-таки передайте, чтобы он поосмотрительнее себя вел. Это не шутки.
- Я не понимаю, собственно говоря, о чем речь...
- Вы просто передайте, и все. Можете так и сказать, что Суханов, дескать, просит вести себя повнимательнее. И дело с концом. Я очень жду вашего звонка, Анатолий Карлович. Очень. Просто сейчас о делах говорить бессмысленно, не люблю я во время отдыха о работе... Вы понимаете...
Анатолий Карлович кивнул, хотя не поручился бы, будто понял то, что имел в виду гость. Для него никогда не существовало разницы между работой и досугом.
- Вот... Поставим вам дома хороший компьютер, дадим обеспечение, мультимедиа, все дела... Интернет... Вам это и по институтской вашей работе лишним не будет... И деньги мы платим хорошие. По-настоящему хорошие...
Говоря это, Суханов уже набирал номер на своем мобильном телефоне.
- Виктор! - сказал он, опуская приветствие. - Виктор, это я. Ну давай, минуток через пятнадцать к подъезду. Я выйду. Все.
Суханов отключил телефон и встал.
- Ну, пора прощаться, Анатолий Карлович. Вы позвоните мне, хорошо? Может быть, прямо завтра.
- Мне нужно подумать, - ответил Журковский.
- Конечно. Но все же позвоните. Спасибо вам, - сказал Суханов неожиданно грустно. - Огромное спасибо. Извините, если что не так... Знаете, очень хорошо у вас... Просто уходить не хочется. Даже завидую... Спокойно, по-семейному... Эх, счастливый вы человек, Анатолий Карлович.
Суханов пожал Журковскому руку и исчез в коридоре.
"Черт знает что, - подумал Анатолий Карлович. - Откуда он все-таки про Греча-то узнал?... Темный какой-то человек... Он мне сразу не понравился. Неприятности... Нет, надо Паше обязательно все это рассказать... Может быть, прямо сейчас. Как его найти? Домой позвонить? Удобно ли? Да впрочем, дело-то серьезное, может быть, он еще и спасибо скажет..."
Журковский вышел в коридор и понял, что сейчас звонить мэру не будет. В гостиной раздавались громогласные взрывы хохота, после которых с неизменным запозданием следовал заикающийся, визгливый смех Карины Назаровны. Не успевала она отсмеяться, как раздавался новый удар раскатистого, басовитого мужского рева - писатели, число которых выросло до пяти, подошли к стадии анекдотов. Эта стадия, Журковский знал по собственному опыту, наступала в процессе распития последней бутылки, и теперь можно было ожидать заключительной части банкета - похода в ночной магазин за очередной порцией горючего.
Эта заключительная стадия могла продолжаться еще часа три, а могла растянуться и до утра. Представители "свободных профессий", перевалившие на шестой десяток, подсознательно стремились вернуть свою развеселую молодость, ну если не саму молодость, то хотя бы ее дух, ее ощущения, и вследствие этого порой начинали вести себя довольно странно.
Эти ночные походы за водкой, этот легкий матерок, которым все чаще и чаще пересыпали свои речи пожилые прогрессивные писатели, эти дурацкие анекдоты и эта странная, на грани патологии, одержимость вопросами секса - заигрывания со всеми дамами, оказывающимися в поле зрения представителей творческой интеллигенции, - больше пристали бы студентам или даже выпускникам школы, но уж никак не убеленными сединами педагогам. Да ладно, если бы мудрые старцы заигрывали с дамами - все-таки мужчины, хоть и писатели. Но ведь их потянуло на девчонок. Вон Крюков при каждой встрече хвастается, что у него появилась девятнадцатилетняя любовница. Мендельштейн тоже не отстает - какие-то многозначительные намеки, прозрачные недоговоренности: мол, и он с молодежью на очень короткой ноге...
Единственный телефонный аппарат находился в гостиной, и Анатолий Карлович не видел ни малейшей возможности воспользоваться им, чтобы позвонить Гречу.
Глава 3
Суханов поехал в офис. Рабочий день его уже давным-давно стал ненормированным до такой степени, что разница между днем и ночью стерлась совершенно.
Спал он урывками, полноценный отдых случался только в редкие выходные дни, которые Андрей Ильич сам себе устраивал, убежав в Москву - разумеется, с отключенным мобильным телефоном. Правда, по возвращении в родные пенаты от "отдыха", который он, а вернее, его столичные друзья и партнеры устраивали в первопрестольной, нужно было еще дня два приходить в себя.
Бывали, конечно, случаи, когда Суханову удавалось организовать для себя что-то вроде отпуска. На неделю уехать, например, в Нью-Йорк, который он любил, пожалуй, больше всех остальных городов мира - а за годы занятий бизнесом Суханов много где побывал, - или в Африку, которую любил значительно меньше Большого Яблока, но она тянула к себе недополученной в детстве экзотикой, впитавшимся в подсознание восторгом от волшебных строк "В Африки акулы, в Африке гориллы, в Африке большие, злые крокодилы".
Андрей Ильич Суханов иногда думал, что он очень счастливый человек. Это не означало, что жизнь его была легка, комфортна и насыщена одними только радостными или, на худой конец, просто приятными событиями вроде покупки нового автомобиля, вовсе нет. Большую часть своего времени он как раз занимался тем, что разбирался с проблемами, каждая из которых могла бы ввести в ужас большинство рядовых граждан, да и бизнесменов средней руки тоже.
Но когда у Андрея Ильича выдавалось время для того, что он называл "подумать о душе", он чувствовал удовлетворение, ощущал, что живет не зря и что жизнь его, какой бы сложной и рисковой она ни была, по большому счету, как говорят, "удалась".
За одним только исключением. Его жена и дочь - Вика и Надежда - уже несколько лет жили совершенно самостоятельной жизнью, и пути их почти не пересекались с дорогами, по которым двигался Андрей Ильич. Даже на мелкобытовом поле - на кухне, за завтраком, за ужином, в постели - он и семья, то есть люди, прежде являвшиеся единственным смыслом его существования, теперь были так далеки, как будто жили не в одной квартире, а по разные стороны океана.
Суханов с удивлением думал о том, что за два с лишним десятка лет совместной жизни не разглядел в Вике те черты, которые сейчас проявились в ее характере. Они были чрезвычайно неприятны Андрею Ильичу, настолько, что он сам сделал первые шаги в сторону и, оставаясь в семье, фактически ушел из нее.
С первыми деньгами, которые - сразу по-крупному, сразу успешно - заработал доктор наук, занявшийся бизнесом, и с первыми глотками свежего воздуха, сменившего затхлую, хотя и привычно-уютную атмосферу нищеты, царившей в доме ученого Суханова, Вика мгновенно превратилась в скучную, неумную клушу, в русский вариант мамаши из мексиканского сериала. Теперь ее занимали только походы по магазинам и долгие, многочасовые телефонные беседы со старыми и новыми подружками все о том же - о магазинах, тряпках, машинах, о том, в каком месте лучше строить дачу, куда поехать отдыхать летом... Суханову все это было до отвращения скучно.
Он обзавелся вторым телефонным номером (Суханов, конечно, давно имел мобильник, но дома любил пользоваться стационарным телефоном, даже не радио, а обычным, с толстым витым проводом) и, благо габариты новой квартиры Сухановых это позволяли, разделил жилище на две половины - свою и жены с дочкой.
Сделав это, он практически перестал с ними общаться. Деньги Вика брала у него сама. Зная ограниченный круг ее интересов и, как выяснилось, полное отсутствие фантазии, Суханов понимал, что банкротство по вине жены ему не грозит. Сексуальные же проблемы он решал с легкостью - с этим делом у обеспеченного человека в России проблем не бывает. Только свистни. А точнее, только бровью поведи.
Жизнь в офисе Андрея Ильича шла по привычным законам - работники фирмы "Город - XXI век", так же как и их начальник, не делили сутки на рабочие часы и время для отдыха. Если возникала производственная необходимость, работа могла идти с утра и до утра. А сейчас назрела именно такая необходимость, и Суханов не мог сказать, когда закончится этот неожиданный и неприятный аврал.
Охранник распахнул дубовую дверь и впустил генерального в холл, залитый мягким светом скрытых в подвесном потолке светильников. Две секретарши Танечка и Олечка, сидящие друг против друга даже не за столом, а за подобием широкого и длинного прилавка, специально смонтированного по воле дизайнера, который разрабатывал интерьер офиса, - приветствовали начальника обязательными улыбками. Открыв дверь ключом, Суханов вошел в кабинет.
Он гордился своим рабочим местом. Кабинет Андрея Ильича радикально отличался от тех, в которых сидели его московские друзья. То были не кабинеты даже, а апартаменты, набитые антикварной мебелью и самой современной аудио-видеоаппаратурой. По сравнению с ними рабочее место Суханова выглядело кельей аскета-затворника.
В просторной комнате не было ничего кроме массивного письменного стола обыкновенного, без излишеств, купленного на выставке-продаже "Офисная мебель". На столе имелись компьютер, стопка чистой бумаги и стакан с остро отточенными карандашами.
По старой привычке, которую Суханов обрел еще в аспирантские времена, он всем письменным принадлежностям предпочитал карандаш и чистую, не линованную бумагу.
Что же до документов, то их оформляет старший менеджер, Суханов только подписывает.
Андрей Ильич уселся на жесткий стул. Он считал кресло на рабочем месте лишней роскошью, причем роскошью вредной. На работе нужно работать, а не расслабляться.
Подумав минуту, он нажал на клавишу переговорника.
- Танечка!
- Да, Андрей Ильич.
- Крамской у себя?
- Кажется, был... Сейчас узнаю.
Через несколько секунд Танечка доложила, что Крамской у себя в кабинете.
- Вас с ним соединить?
- Да, будь добра.
В динамике Суханов услышал голос зама:
- Андрей Ильич, я слушаю вас.
- Зайди ко мне, Юра.
Суханов отключил переговорник и снял с пачки бумаги верхний лист.
Посреди белого поля он нарисовал квадратик, а в центре его написал одно-единственное слов - "Греч". Прямо под квадратиком расположился прямоугольник с обозначением "Город - XXI век". Правее - равнобедренный треугольник, означенный как "Порт". Слева от "Греча" - еще один треугольник с заключенным в него словом "Развитие".
Посмотрев на начатую схему, Суханов начал соединять геометрические фигуры стрелочками.
Дверь кабинета открылась, и на пороге возник Юрий Олегович Крамской первый заместитель Суханова по вопросам производства.
Крамской, однако, был сведущ не только в вопросах, непосредственно касающихся компьютерного обеспечения, которое производил "Город". Суханов посвящал его в текущие дела, в том числе в дела, весьма далекие от компьютеров, - а таких было множество, и число их постоянно увеличивалось. Это не очень нравилось Суханову, и он сгружал все неприятных хлопоты на молодого и полного сил Юрия Олеговича. Сейчас, по степени информированности в делах "Города", Крамской был третьим человеком в фирме. Вторым был главный бухгалтер Борис Израилевич Манкин.
- Заходи, Юра, заходи. Присядь-ка... Вот смотри, что я думаю...
Крамской сел напротив Суханова и склонился над лежавшей на столе схемой.
- Сгоняй-ка ты, Юра, в Москву.
- Что случилось? - спросил Крамской.
Он был на пятнадцать лет моложе Суханова. Андрей Ильич взял его к себе из чахлой кустарной фирмы, занимавшейся сборкой "желтых" компьютеров и продажей их мелким оптом. Сработали интуиция и имевшийся у Суханова опыт преподавательской деятельности. Он разглядел в тощем очкарике, сидевшем с паяльником в руках перед развороченным компьютером, настоящего делового человека - с хваткой, с умением хранить молчание, когда нужно, и в тоже время способного, по новому молодежному выражению, "залечить" клиента, но не обманывая, не навязывая некачественный товар, а напротив, убедив его в том, что, покупая дешевую вещь, он обрекает себя на куда большие траты, связанные с неизбежным ремонтом и обязательным обновлением машины в ближайшем будущем.
По отзывам коллег, паренек был настоящим асом программирования. Но Андрей Ильич узнал, что он еще и большой специалист в бухгалтерских делах и юридическом обеспечении коммерческих структур.
- Хобби, - пояснил Юра, когда Суханов прямо спросил, не получил ли он юридического образования. - Не учился я нигде. Просто хобби. Интересно... Да и, думаю, в жизни пригодится...
Суханов взял его к себе. Уже через два года Юра перестал возиться с "железом" и перешел на руководящую должность.
- Вокруг Греча началась очень неприятная возня, - тихо сказал Суханов. Ты там, осторожненько так, пошуруй среди своих друзей, разузнай мне по возможности все. И без рекламы. По-тихому.
- Сделаем. - Юра был, как всегда, немногословен. - По газетчикам, что ли, пройтись?
- Да, начни с журналюг и...
- Все ясно. Определить заказчиков?
Суханов кивнул. Хотя главный заказчик был ему, кажется, уже известен.
- А квартплата? Это же никакой нет возможности! Ужас, просто ужас! У меня вся получка непонятно куда девается... За свет заплати, за газ заплати... Лицо Карины Назаровны раскраснелось. Впрочем, несмотря на то, что Карина говорила о вещах, судя по всему, ей неприятных, вид она имела чрезвычайно довольный. - Цены - просто кошмар. В магазин войдешь, поглядишь на прилавок и домой... Несолоно хлебавши.
- Да, правильно... Как жить, как жить... - согласно закивала жена Суханова. - Мы ездили в Швейцарию, так там...
- Да что Швейцария! - воскликнул Крюков. - Куда нам до Швейцарии! Нам до Швейцарии сто лет скачи - не доскачешь! Ворье одно! Страна воров! Ворюги! смачно закончил он, как-то смешавшись и покосившись на Викторию Суханову.
Маленький, сухонький Крюков сейчас выглядел похожим на революционера-меньшевика, какими их живописал советский кинематограф, - в мятом сереньком пиджачке, с растрепанной жидкой бородкой и каким-то маниакальным блеском в глазах.
- Совершенно с вами согласна, - закивала Виктория, не заметив неловкости ситуации. - Мне вот подруга рассказывала недавно. Едет она в такси. А водитель, пока доехали, - минут десять там было дороги-то, - за эти десять минут успел всех покрыть. И Березовского, и Чубайса, и Явлинского - всех свалил в одну кучу. Не говоря уже о президенте. Понимаете? Ну ладно, покритиковать можно кого угодно, слава Богу, мы в свободной стране живем...
Крюков хмыкнул, так заученно прозвучали в устах Виктории слова о "свободной стране".
- ...Но должен же быть какой-то предел! - продолжала Виктория. - Это ведь невозможно! Все у него гады, все сволочи! Она, подруга моя, говорит - мол, вас, уважаемый, вас-то лично Березовский чем так обидел? А тот отвечает дескать, всю страну разворовали, народ грабят, честно работать стало совершенно невозможно. Ну и, конечно, еврей... Гусинские, Березовские, Абрамовичи... Греча тоже добрым словом помянул... Дороги, говорит, совсем никуда. Мэр только себе в карман деньги кладет, а Город разваливается, люди мрут от голода...
- Ай-яй-яй! - воскликнула Карина Назаровна.
Она раскраснелась еще больше, тема беседы ей нравилась. Журковский знал, что это вообще была единственная тема, которая интересовала ее по-настоящему.
- ...Люди мрут от голода, - пересказывала монолог шофера Вика, - а власть ничего не делает, только отбирает у них последние крохи, изо рта несчастного младенца вырывает последний кусок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41