И в то же время очень большое количество граждан обзаводились прекрасными, даже по европейским меркам, квартирами, роскошными автомобилями и самыми современными средствами связи.
Граждане летали за границу с той же легкостью, с которой прежде, совсем еще недавно, покупали в ларьке пачку "Стюардессы" или "Примы", и обедали в ресторанах, тратя за один присест суммы, которые еще несколько лет назад казались им сокровищем.
Граждане меняли "Форды" на "Мерседесы", устраивали банкеты на правительственных дачах и покупали себе виллы за границей. Граждане старались жить, и жили быстро и так же быстро умирали - никакая милиция не могла, а главное, не хотела защищать новоявленных хозяев жизни, нуворишей, разбогатевших, как всем казалось, в мгновение ока и вызывавших своим видом и поведением откровенную ненависть в массах.
Ни налоговая инспекция, ни милиция, никто в стране еще не научился контролировать эти процессы, никто не научился толком считать свои и чужие деньги, поэтому суммы наличных, бродившие по Городу и по стране, были поистине фантастическими. Бизнесмены, никогда не державшие в руках кредитной карточки, таскали по городу саквояжи с долларами и рассчитывались друг с другом толстыми пачками "зеленых". Такой способ расчета и такой образ жизни начинающих предпринимателей делали соблазн отнять у них денежки не просто сильным, а практически неодолимым. Поддавались ему и рядовые граждане, набрасывающиеся на прохожих в темных подъездах или просто средь бела дня в людном месте, шепча на ухо парализующей скороговоркой волшебное заклинание "отдай-бабки-я-бандит". Не чужды легкой и безопасной наживы были и представители власти.
Высшие и средние чины исполнительной власти понимали, что все это не надолго, что малина "черного нала" если и не закончится скоро, то в значительной степени упорядочится и для отъема денег у богатых сограждан придется изучать хотя бы азы банковского дела. А это занятие хлопотное, требующее больших затрат интеллектуальной энергии, усидчивости и главное времени.
Ждать же никто не собирался. Тратить время на изучение бухгалтерии, налоговых кодексов и международного финансового права было глупо, тем более что имелась реальная возможность обеспечить себя, детей и внуков до того, как придет, пусть с натяжкой, пусть с допущениями, пусть в кавычках, но "цивилизованный бизнес".
Деньги было делать легко. Суханов говорил, что все, кто не лежал на печи в период с восемьдесят девятого по девяносто третий годы, кто не тратил время исключительно на борьбу с алкоголем путем его уничтожения, кто не опустился и не впал в бездеятельную депрессию, кто работал и пытался вытащить себя и свою семью на какой-нибудь, хотя бы приблизительно адекватный мировому уровень существования, тот в этом преуспел. Если остался жив, конечно.
Смирнова нашли в его собственной квартире через два дня после того, как они с Сухановым оформили сделку по продаже и, соответственно, покупке лишних вагонов с металлом.
Обнаружила его приходящая домработница - Анастасия Михайловна, в прошлом учительница физики, а ныне прислуга на скромном жалованьи, которое, к слову сказать, Смирнов, очень чутко реагировавший на веяния в сфере государственной экономики, частенько задерживал.
Анастасия Михайловна была человеком мужественным. Увидев своего работодателя в гостиной, она не упала в обморок, не забилась в истерике и рыданиях, а спокойно позвонила в отделение милиции и, присев на кухне, закурила сигарету, вытащив ее из лежащей на подоконнике пачки. Курила она редко. Сейчас был как раз тот случай, когда Анастасия Михайловна сочла для себя возможным и даже необходимым затянуться крепким дымом настоящего, купленного в Америке, а не в кооперативном ларьке "Мальборо".
Единственным проявлением волнения были дрожащие пальцы Анастасии Михайловны, но после того, что она увидела в гостиной, могло быть и хуже.
Смирнов, совершенно голый и, как пишут в милицейских протоколах, со следами физического воздействия на теле, висел над полом, едва не касаясь головой некогда чистого, отполированного дубового паркета, который теперь был заляпан бурыми пятнами крови и содержимым желудка бизнесмена. Ноги его были связаны электрическим проводом и притянуты к крюку в потолке, который удерживал, помимо тела хозяина дома, еще и небольшую хрустальную люстру.
Прибывшая на место происшествия следственная бригада установила, что покойник перед смертью изрядно натерпелся от доморощенных специалистов по вышибанию информации - тело его представляло что-то вроде пособия для начинающего рэкетира: и традиционный, даже успевший войти в анекдоты утюг оставил на нем свои следы, и ножом кто-то поработал со Смирновым вполне профессионально, и плоскогубцами побаловались ребята, зашедшие к бизнесмену, чтобы побеседовать с ним и узнать для себя что-то интересненькое.
Суханов узнал о случившемся несчастье в тот же день. А ровно через сутки поднятый по тревоге аналитический отдел, с одной стороны, и Вересов, с другой, нарисовали картину, от которой у видавшего уже виды Андрея Ильича волосы едва не стали дыбом.
Металл, который он имел неосторожность приобрести, был стопроцентно ворованный - сибирская фирма, казавшаяся такой надежной, была столь же липовой, как и те, что бесследно растворялись в порту - судя по всему, от одной лишь близости морской воды. Дикий русский капитализм скорчил еще одну гримасу. На этот раз она была обращена лично к Суханову.
Липовая сибирская фирма, при всей ее масштабности и солидности, исчезла так же бесследно, и крепкие сибирские мужики растворились в тумане перестройки с легкостью бестелесных эльфов. Однако настоящие хозяева металла оказались людьми дотошными и умеющими считать деньги.
Они быстро поняли, что даже если нанять самых высокооплачиваемых специалистов для поиска исчезнувшего металла и выполнить все их материальные требования, то результат покроет все затраты и даже, хотя бы частично, возместит потери.
Самыми высокими профессионалами в деле розыска украденного, учитывая специфику товара, - не о шубке норковой и не о чемодане с баксами шла речь, а о целых эшелонах, груженных металлическими болванками, - самыми большими мастерами в таких делах по-прежнему оставались люди, либо прежде работавшие в структурах КГБ, либо ныне остающиеся на службе в организации под иным названием, но с прежней сутью.
Новые экономические и политические, как принято стало говорить, реалии позволяли получастным-полугосударственным охранным структурам действовать достаточно свободно, руки у профессионалов были развязаны, а проблемы с законом, которые возникали в такого рода щекотливых делах, совершенно неизбежны и уже не считались сложными препятствиями.
Общественное и государственное сознание быстро адаптировалось к условиям новой жизни, и бандитизм в самых разных его проявлениях вошел в повседневный быт россиян, занял там прочное место и никого уже не удивлял - "наезды", "разборки", "терки" и "стрелки" воспринимались как должное, не говоря уже о "кидках" и "разводках" - этим занимались, в той или иной форме, практически все.
Суханов прекрасно понимал, что если эти ребята добрались до Смирнова, который наверняка ни сном ни духом не знал о том, каково истинное лицо его сибирских партнеров, и мало того что добрались, но обошлись с ним таким лихим способом, пытаясь выяснить, не в курсе ли он случайно, куда это подевались крепкие мужички с вырученными за металл деньгами, - то и до него, Андрея Ильича Суханова, доктора наук и респектабельного, удачливого бизнесмена, доберутся очень быстро. Это даже не вопрос дней. Это вопрос часов.
- Есть тема, - сказал тогда Вересов. - В порту имеется один человечек. Может помочь.
Выхода из сложившейся ситуации Суханов не видел - впервые в жизни он понял, что никакие о отговорки и клятвенные заверения о непричастности его к масштабному "кидку" сибиряков не помогут. Если к нему придут люди с вопросами, то альтернатива у него будет одна - ответить на эти вопросы или последовать вслед за Смирновым. И, что самое страшное, последовать примерно тем же нехорошим и непростым путем.
Максименков быстро понял, о чем идет речь. Суханову сначала показалось подозрительным его спокойствие, словно он уже был в курсе дела. Андрей Ильич взглянул на Вересова - тот молча прикрыл глаза: мол, все в порядке, шеф, все путем...
Ну, путем так путем.
Операция была проведена в рекордно короткие сроки. Фирма "Мак" пользовалась авторитетом не только в порту - в Городе уважали тех, кто имел или имеет отношение к всесильному Комитету, и "Мак" не нуждался ни в "крыше", ни в добрососедских отношениях с бандитскими группировками. "Это там, где комитетчики", - говорила про "Мак" братва, и все острые вопросы, возникающие в процессе первоначального накопления капитала, быстро теряли свою остроту.
Максименков, договорившись с Сухановым о сумме комиссионных, быстро оформил через своих людей бартерную сделку - металл ушел одной из местных бандитских группировок, а точнее, торгово-закупочной фирме, которую они полностью контролировали. Фирма эта как раз принадлежала к числу несчастных владельцев сахарного песка - того самого песка, который в огромных количествах скопился в порту и вывозить который из порта братва сильно не рекомендовала.
Это Суханов узнал уже в процессе оформления сделки. Та часть сахара, которая не была проплачена, - это само собой, мертвый груз, зависший в складских ангарах на неопределенное время. Но, кроме этих сахарных Кордильер, были и другие - деньги за них давным-давно ушли поставщикам, и проблема заключалась в том, что серьезные ребята очень не рекомендовали обладателям сладкого богатства тащить его в город и отдавать оптовым торговцам.
Вот из этой части Андрей Ильич и вырвал довольно приличный кусок. Точнее, не он даже, а фирма "Мак", с которой никто спорить не хотел.
Через несколько дней сахар появился на оптовых рынках. Братва, контролирующая порт, скрипела зубами, но идти против "комитетчиков" не хотела.
- Это все одна команда действует, - сказал Максименков Суханову, когда они обмывали сделку в кабинете генерального директора "Города".
- В смысле - бандиты? - спросил Андрей Ильич.
- Нет. Это само собой. Я имею в виду тех, кто наверху. Думаю, из Москвы идет инициатива. Саботаж сучары драные разводят в городе. Мэра подсиживают. Искусственный дефицит, голод, то, се... Провоцируют недовольство народных масс. Греч-то ваш, он не по правилам играет. Вот и неудобно с ним работать. Очень многим неудобно. В том числе и бандитам. Что, пожалуй, самое важное. С них ведь масса народу свою долю имеет. И в Москве - в том числе.
- Да это ясно. Только - кто всем этим занимается?
- Ха...
Максименков намазал ломтик белого хлеба толстым слоем черной икры.
- Знал бы прикуп, Андрей Ильич, жил бы в Сочи, как говорится....
Максименков и Суханов просто красиво блефовали. Андрей Ильич, стараниями Вересова, уже знал, что никакой серьезной силы, кроме гэбешного авторитета, за Максименковым нет.
А через день после того, как Суханов и глава фирмы "Мак" приятно выпивали и прикидывали варианты дальнейшего сотрудничества, Андрея Ильича вызвал Лукин.
Собственно, он не был для Суханова начальником и не мог приказать ему явиться "на ковер" - Лукин находился в должности первого заместителя Греча и занимался внешнеэкономическими вопросами.
Суханов не одобрял выбор мэра - Лукин был офицером КГБ, а Андрей Ильич относился к представителям этого ведомства с сильным предубеждением. Максименков не был исключением, но в случае с фирмой "Мак" Суханов понимал: у ее генерального директора рыльце в таком пуху, что он не будет строить козни тем, кто его фактически кормит. Лукин же был совершенно другого поля ягодой непроницаемый, непонятный, вещь в себе... Андрей Ильич не понимал, что прельстило Греча в выборе кандидатуры первого зама, почему он отдал этот пост незаметному, но явно опасному человеку, хотя выбирать было из кого - знакомых и друзей у Павла Романовича было множество, как в Городе, так и в столице. И многие из тех, с кем общался и кого хорошо знал мэр, были и профессионалами-хозяйственниками, и стратегами, и тактиками экономических реформ. Однако в один прекрасный день в кабинете, предназначенном первому заместителю мэра, возник Лукин да так в нем и остался.
Игнорировать приглашения Сергея Сергеевича было среди городских бизнесменов не принято. Все знали, что если Лукин зовет, то ему есть что сказать, и предстоящая беседа не будет пустой - напротив, может оказаться для приглашенного жизненно важной.
Суханов вошел в кабинет Сергея Сергеевича, не думая о теме предстоящей беседы. Лукин имел способность удивлять совершенно неожиданными поворотами разговора, вообще он был совершенно непредсказуем, и потому гадать, о чем поведет речь первый зам, было делом бессмысленным.
- Добрый день. - Лукин не поднялся из-за стола, только сверкнул глазами на вошедшего в кабинет Суханова.
- Здравствуйте... О! И вы здесь?
- Да.
Максименков, приютившийся в углу на небольшом диване для посетителей, кивнул вошедшему.
Андрей Ильич не был хорошим физиономистом, но, чтобы понять состояние Максименкова, этого и не требовалось. Лицо его было в красных пятнах.
- Андрей Ильич, я вас долго не задержу, - сухо начал Лукин. - Он склонил голову над бумагами, разложенными на столе. - С вашим партнером по бизнесу мы уже побеседовали... А вам, Андрей Ильич, я хочу сказать ровно то же, что сказал только что ему.
Лукин кивнул в сторону Максименкова, лицо которого окаменело.
- Это был первый и последний раз, Андрей Ильич, когда ваши игры в металлолом прошли для вас безболезненно. Эту лавочку мы закрываем. Больше никакой левый металл через наш порт не пойдет. И по железной дороге - тоже. И по шоссейной. Все ясно?
Суханов пожал плечами.
- Мы говорили с Гречем по вашему поводу, - продолжил после паузы Лукин. Скажите ему спасибо... Я, впрочем, тоже считаю вас человеком для города полезным... Ошибиться может каждый. Так что... - Он резко вскинул голову и снова взглянул на Максименкова. - Так что я вас просто убедительно прошу - все операции с металлом забудьте, как страшный сон. В противном случае второго разговора не будет. Вы меня поняли, Андрей Ильич? Лавочка закрыта.
Суханов хотел было ответить, что он не привык разговаривать в таком тоне и не желает выслушивать подобные выволочки, но что-то остановило его. Что-то, блеснувшее в глазах Лукина, необъяснимое и тяжелое.
- Понял, да... Я вас понял, Сергей Сергеевич...
- Думаю, нет, - сказал Лукин. - Я не о тех отморозках говорю, которые вашего приятеля замочили. С ними разберутся... Я говорю принципиально - и понимать меня нужно ровно так, как я сказал. Никакого подтекста. Мы очень серьезно будем заниматься отслеживанием контрабанды металла. И пресечением этого дела. Это касается всех. Вот что я имел в виду. А с сахаром у вас, впрочем, удачно получилось, - неожиданно закончил он. - С этим, впрочем, мы тоже разберемся. Вот, собственно, и все, что я хотел сказать, Считайте, что это такая... как бы сказать... дружеская беседа. Всего доброго.
...От воспоминаний Андрея Ильича отвлек телефонный звонок.
Звонили по мобильному.
- Да? - сказал Суханов, поднеся трубку к уху.
- Андрей Ильич, добрый день. Гендель беспокоит. Хотел бы с вами встретиться. Найдете время?
- Когда? - спросил Суханов, не ответив на приветствие.
- А когда вам удобно. Мне все равно. Я своему времени хозяин.
- Ну-ну... Ладно. Чтобы не откладывать, можно сейчас.
- Сейчас? Дело.
- Ну что, подъедешь?
Гендель замялся. Видимо, переход на "ты" его несколько покоробил.
- Нет. Подъезжайте вы ко мне, Андрей Ильич. И не волнуйтесь. Можете с охраной, можете без... У меня безопасно. Нужно просто поговорить.
- Я не волнуюсь, - спокойно ответил Суханов. - Что мне волноваться-то? Так где?
- Знаете автомастерскую на Серебряной улице?..
- Эта развалюха, что ли? Старая твоя точка?
- Ну.
- И что? Там предлагаешь стрелку?
- Это не стрелка, Андрей Ильич...
- Ладно, ладно. Когда? Через полчаса устроит?
- Устроит. Жду вас, Андрей Ильич. Поговорим, по шашлычку съедим.
- Все. Буду.
Суханов отключил канал и набрал номер Вересова.
Глава 4
После ночи, проведенной в седьмой камере, для Бекетова не оставалось сомнений, какой из вариантов он выберет.
Когда он шел по коридору после второго допроса, Бекетову казалось, что у него есть два варианта действий. Первый - дать показания на Греча, подписать протокол, повествующий о невероятных злоупотреблениях, взяточничестве, растрате государственного имущества и прочих страшных грехах, имеющихся на совести мэра, и тем самым подтвердить свою причастность к уголовным преступлениям начальства. Второй - продолжать, сколько хватит сил, сидеть в изоляторе в ожидании того, как повернутся события.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41