И еще имеешь наглость говорить мне, что у тебя вылетело из головы!
Понизив голос, чтобы дети ее не услышали, Доната продолжала говорить, следуя по пятам за подругой по коридору до самой гардеробной.
– Я же извинилась! – воскликнула Пенелопа.
– Нужны мне твои извинения! Скажи мне лучше, что я должна обо всем об этом думать.
– Ты же у нас все тайны можешь узнать! Ну-ка, скажи, что сулит на сегодня гороскоп родившихся под знаком Рака с восходящим Козерогом? – подзадорила ее Пенелопа, зная, что Доната ужасно не любит, когда иронизируют над ее увлечением.
– Твоя истинная натура всегда проявляется, когда ты чувствуешь себя виноватой, – презрительно бросила она в ответ.
Пенелопа аккуратно повесила в шкаф элегантный костюм и натянула джинсы и свитер. Потом она прошла в ванную, чтобы снять косметику. Доната последовала за ней с видом полицейского, готового произвести дознание.
– Может, все-таки скажешь, что с тобой происходит? – спросила Доната, пока ее подруга тщательно смывала грим очищающим молочком.
– Я пойду на кухню заварю чай, – сказала Пенелопа, не удостаивая ее ответом.
Она начала хлопотать у плиты, а Доната тем временем уселась у стола и уставилась на нее так, словно хотела сфотографировать.
– Слушай, Пепе, ты со мной не хитри, – изрекла она наконец, обиженная молчанием подруги.
У Пенелопы не было ни малейшего желания рассказывать ей о Мортимере, но и обманывать Донату тоже не хотелось.
– Как по-твоему, я не растолстела? – спросила она, оттянув пальцем пояс джинсов.
– Отвечай! – приказала Доната.
– Я повидалась с Данко. Надо будет, пожалуй, сесть на диету, – уклончиво ответила Пенелопа.
– Что за Данко? Музыкант?
– А ты знаешь какого-нибудь другого Данко? Да, надо будет сбросить пять кило. Вроде бы немного, а попробуй от них избавиться! Всю жизнь то надуваюсь, то сплющиваюсь, как гармошка, – невозмутимо продолжала Пенелопа.
– Погоди, Пепе, ты вот уже десять лет, как забросила песенки. А сейчас вдруг решила снова начать? Знаешь, что я тебе скажу? Ты что-то темнишь.
– А знаешь, что я тебе отвечу? Не суй нос не в свое дело, – не выдержала Пенелопа.
Именно это Доната любила больше всего на свете – вмешиваться не в свои дела и раздавать советы направо и налево. На того, кто уклонялся от ее любопытных вопросов, она обрушивала град упреков и угроз. Она считала себя хранительницей секретов звезд и твердо верила, что при умелом истолковании они могут все разъяснить и все исправить. Сама она сверялась с небесными светилами каждый день, и ее жизнь текла до того спокойно и гладко, что все окружающие ей завидовали.
У нее был свой профессиональный кабинет астрологических консультаций. У тех, кто к ней обращался, она спрашивала место, дату и час рождения, производила ряд сложных вычислений, после чего предсказывала клиенту и его родственникам события жизни и год смерти, советовала, какие действия предпринять и чего следует опасаться, затем вручала для успокоения чудодейственные «капли Баха» и вежливо прощалась. «Никто не рождается под несчастливой звездой, – говорила она Пенелопе, – потому что несчастливых звезд не бывает. Главное – не противостоять воле небесных светил. Нельзя жениться, заводить детей, покупать дом, выбирать профессию, спекулировать на бирже, не узнав расположения звезд».
Пенелопа никогда не верила в силу астрологии, но не могла не признать, что удача и в самом деле всегда и во всем сопутствует Донате. Как у Пикассо, у Донаты бывали голубые, розовые и желтые периоды, поэтому она выбирала цвет платьев под влиянием звезд и то же самое рекомендовала Пенелопе. Советовала, например, носить серьги с белыми и черными жемчужинами диаметром в двенадцать миллиметров, но чтобы жемчуг непременно был натуральный, а не выращенный, тогда он окажет благотворное влияние на ее биоритмы. Каждый раз Пенелопа выходила из себя.
– Может быть, заодно одолжишь мне миллионы на покупку натурального жемчуга?
– Разве я виновата, что небо посылает тебе такие указания? – возражала Доната. – Например, твой металл – платина, а твой камень – изумруд.
– Ты ведешь нечестную игру! – набрасывалась на нее Пенелопа. – Для себя небось выбрала что попроще: серебро и аметист! Вот и мне подбери то, что мне по карману.
– Когда я тебе советовала не выходить замуж за Андреа, ты меня не послушала. А ведь для этого тебе не нужны были миллионы! Уж если хочешь знать все до конца, тебе вообще не следовало выходить замуж: у тебя холостяцкая душа. Только в одиночестве ты могла бы сосредоточить свою космическую энергию и обратить ее себе во благо.
Бывали моменты, когда Пенелопа отдалялась от Донаты, устав от ее советов и воспринимая их как вмешательство в свою жизнь. Когда подруга звонила ей, она врала, что занята и ей некогда выслушивать всякий вздор. Специалистка по астрологии оставляла ей на автоответчике язвительные послания, называя ее безнадежной дурой и утверждая, что она сама виновата во всех несчастьях.
Эта «позиционная война» продолжалась между подругами со времен их детства. Уже тогда Доната терроризировала Пенелопу, интуитивно чувствуя ее неуверенность в себе. Однажды, в дождливый день, она убедила подругу, что дождь зальет классную комнату, если Пепе не отдаст ей свою порцию вишневого суфле. В другой раз внушила ей, что у Пенелопы вырастут усы, если она не научится кувыркаться. Когда Пенелопа заболела отитом, Доната позвонила ей и позвала играть. «А если не выйдешь, – сказала она, – у тебя вырастет горб на спине».
Но если Пенелопа падала и обдирала коленку, Доната преданно ухаживала за ней, сговаривалась с ней против тех подружек, с которыми Пенелопа ссорилась, охотно делилась своей дешевой бижутерией и дарила фотографии эстрадных певцов, если у нее самой было по две штуки.
Ирена, мать Пенелопы, была дружна с матерью Донаты, но при этом откровенно завидовала ей: Доната была прехорошенькой, у нее были густые блестящие волосы, безупречные зубы, всегда наглаженные платьица, неизменно аккуратные тетрадки. К тридцати годам Доната превратилась в красивую женщину с великолепной гривой черных, как смоль, вьющихся крупными локонам волос, с молочно-белой кожей, зелеными удлиненными глазами и фигурой фотомодели. От нее так и веяло здоровьем. Никогда она не болела не то что гриппом, но даже насморком, никогда не маялась зубами, строго придерживалась вегетарианской диеты, а своих близняшек родила дома с помощью мужа и повитухи.
Ее муж, Джованни Солчи, работавший в рекламном агентстве, имел репутацию «образцового семьянина». Именно он каждый день отвозил близняшек в детский сад, а потом привозил их домой. Он делал покупки в супермаркете, причем покупал всегда «то, что нужно». Он никогда не заглядывался на других женщин и никогда не шел наперекор желаниям Донаты. Малышки, Джульетта и Лавиния, были точной копией своих родителей, влюбленных друг в друга, как в первый день помолвки, и жили, окруженные счастливой семейной атмосферой, словно защитным коконом. К пяти годам они успели переболеть всеми детскими болезнями, кроме ветрянки, и Доната хотела, чтобы они теперь заразились от детей Пенелопы и «отбыли номер», тогда впоследствии им не пришлось бы пропускать школу. Словом, Доната была такой, какой Пенелопа хотела бы стать, и обладала всем, что ей хотелось бы иметь: изяществом, красотой, материальным благополучием, трезвостью ума, верным спутником жизни, образцовыми детьми.
Но Пенелопа не завидовала подруге, а искренне радовалась ее счастью. Ей только не нравилось, что Доната стремилась во что бы то ни стало руководить ее поступками и навязывать ей свой собственный жизненный стиль. Поэтому она твердо решила не рассказывать подруге о своем приключении. Весь «репертуар» Донаты Пенелопа знала заранее: она потребует анкетных данных, потом составит гороскоп, предвещающий катастрофу, и придет к заключению, что Пенелопа просто стремится отомстить мужу за его бесчисленные измены. Да еще лекцию прочтет о святости семейных устоев.
– Одним словом, – безапелляционно заявила Доната, – я не верю, что ты вдруг ни с того ни с сего решила вернуться к работе.
– Тебе это и в самом деле кажется таким странным? Кто бы говорил! Ты зарабатываешь миллионы, торгуя иллюзиями, и удивляешься, что я решила вновь начать сочинять песенки? – атаковала ее Пенелопа.
– Ты не можешь позволить себе работать, – невозмутимо возразила Доната, помогая ей расставить на сервировочном столике блюдца и чашки.
– Это почему же?
– Тебе не хватает уравновешенности, чтобы делать сразу два дела: заниматься домашним хозяйством и сочинять стихи. Ты не умеешь сосредоточиться, не умеешь планировать свой рабочий день. Ты вечно на нервах. Я пытаюсь дать тебе дружеский совет, а ты меня не слушаешь. А главное, все ты врешь! Неужели ты так вырядилась и накрасилась только ради Данко? Кто тебе поверит? Во всяком случае, не я!
Доната всегда закатывала такие сцены, когда Пенелопа не желала делиться с ней своими секретами.
– Все, с меня хватит! Ты перешла черту, – воскликнула Пенелопа, бросив на Донату грозный взгляд.
– И ты тоже, – ничуть не смутившись, ответила Доната. – Я ухожу и увожу своих девочек. От рагу и яблочного торта еще кое-что осталось, можешь доесть, – бросила она через плечо, решительным шагом направляясь в гостиную за дочерьми.
– Я все выброшу в мусорный бак! – закричала Пенелопа.
– Вернешь мне чистую посуду, – крикнула в ответ Доната.
Они обе знали, что это означает наступление «ледникового периода» и что они не будут встречаться и даже перезваниваться, пока Доната не поймет, что она и впрямь переусердствовала, а у Пенелопы не пройдет приступ раздражения.
До этой минуты Лючия и Даниэле, гордые своей ролью «старших» по отношению к близняшкам, вели себя образцово-показательно, но, оставшись одни, тут же затеяли ссору. Бабушка умоляла их замолчать, говорила, что у нее разболелась голова, но они не слушали.
– Я с ума сойду с моими дорогими внуками, пора мне возвращаться к себе домой, – сказала Мария и подошла к телефону, чтобы вызвать такси.
– Ты еще слаба. Подожди до завтра. Андреа вернется из Сан-Ремо и отвезет тебя, – попыталась отговорить свекровь Пенелопа.
– Я слишком стара, мне не по силам выносить проделки этих бесенят, – вздохнула Мария, затыкая уши, чтобы не слышать пронзительных детских криков.
Полчаса спустя в доме опять воцарилась тишина. Свекровь уехала домой. Пенелопа прекратила ссору, раздав противоборствующим сторонам по паре оплеух, по чашке чая и большому куску яблочного торта, а потом посадила их делать уроки.
– И чтобы ни звука! – строго предупредила она.
Чувствуя себя измученной и разбитой, Пенелопа доплелась до своей спальни и бросилась на кровать. Она поставила на проигрыватель пластинку с симфонией Малера и попыталась забыться. Ей стало бы легче, если бы она могла выплакаться, но слезы не шли к ней. Вместо этого в полумраке спальни перед ее мысленным взором возник образ Раймондо Теодоли. И тотчас же ей вспомнился Андреа. Он вступил в ее мысли с хозяйской властностью законного мужа, напоминающего о своих правах: «Только непорядочная женщина обманывает отца своих детей». «А как назвать мужа, изменяющего своей жене?» – мысленно возразила она, прекрасно сознавая, что существующие житейские истины не в пользу женщин. Ей пришла в голову другая мысль: Андреа не имел никакого отношения к ее увлечению Мортимером. Она мечтала бы о нем, даже если бы Андреа был лучшим мужем на свете. Но мечты не всегда сбываются. Пенелопа не могла себе позволить ничего подобного. Правила поведения, на которых она была воспитана, в эту минуту напоминали ей, что необходимо нажать на тормоза и дать задний ход.
«Но почему? – спрашивала она, чувствуя, как наконец подступают спасительные слезы. – Почему я должна отказываться от мужчины, который мне так нравится?»
Зазвонил телефон, и она ответила прерывающимся от плача голосом.
– Что случилось? – спросил Мортимер. – Надеюсь, никто не умер?
– Я умираю. Что-то у меня мотор барахлит, – ответила Пенелопа, подавив рыдание.
– Не стоит слишком сильно его перегружать, – мягко посоветовал он.
– Верно. Сейчас я его выключу. Приятно было повидаться с тобой.
– Будет еще лучше, когда мы снова увидимся, – пообещал Мортимер.
– Мы больше никогда не увидимся, – сказала Пенелопа, вытирая слезы.
6
Она решила, что на этом ее краткое романтическое приключение окончилось. Сама о том не подозревая, Доната ей очень помогла. Слова подруги «Вечно ты на нервах» прозвучали, как откровение. Она действительно чувствовала себя недотепой, нервничала, и это отрицательно отражалось на ее детях. Уж если она их действительно любит, ей следует сохранять спокойствие.
После ужина она села рядом с детьми на диване, и они вместе посмотрели старый любимый мультфильм Лючии и Даниэле. Потом Пенелопа уложила их спать. Лючия уснула тотчас же, а Даниэле удержал мать за руку и попросил присесть рядом. Ему нужна была ласка. Пенелопа погладила его по волосам.
– Мама, если бог существует, почему мы его не видим? – спросил мальчик.
В семье редко заговаривали о религии, а когда это все-таки случалось, Андреа сразу же прерывал разговор. «Никакого бога нет. Это все священники напридумали, чтобы держать нас в узде», – неизменно говорил он, считая такое объяснение исчерпывающим. Однако, судя по вопросу Даниэле, этого оказалось явно недостаточно. Как раз в это время его товарищи готовились к конфирмации, а он один оказался отлученным от священного обряда. Ради соблюдения расплывчатых, но непререкаемых принципов, которых придерживался Андреа, мальчика даже не крестили. И этот, и другие запреты Пенелопа приняла без споров. Но сейчас сын задал ей важный вопрос.
– Ты не видишь бога, потому что он внутри тебя, – ответила Пенелопа.
– А мой друг Леле говорит, что бог на небесах, на земле и вообще везде.
– Бог там, где ты, где я, где каждый из нас. Разве ты можешь видеть свою печень, свои легкие, свое сердце? Вот и бог тоже невидим, – попыталась объяснить она.
– На рентгене печенку видно и все остальное тоже, а бога все равно не видно. Может, он нарочно прячется?
– Бог находится внутри тебя, и он невидим, потому что бог – это мысль. Но он проявляется, когда меньше всего его ждешь. Вот сейчас, например, он заставил тебя думать о себе. Понятно?
– Нет. Но я завтра подумаю и постараюсь понять, – прошептал Даниэле, закрыл глаза и уснул.
Пенелопа улыбнулась: этот малыш куда умнее, чем ей казалось, и уже начинает задавать сложные вопросы. Надо его поощрять, нечего растрачивать время на всякие глупости. Дети имеют право на ее внимание и заботу, она – прежде всего мать, а не какая-нибудь легкомысленная бабенка, ищущая развлечений.
Уложив детей, Пенелопа решила немного поработать, чтобы было что показать Данко, когда он придет на следующий день. Пенелопа села за свой маленький письменный стол в спальне и сама не заметила, как страницу за страницей исписала целую тетрадь. Печальная история несостоявшейся любви вдохновила ее. На следующий день позвонил Андреа.
– Привет, Пепе. Все в порядке? Я сегодня возвращаюсь. Как там дети? Я так по тебе соскучился! – выпалил он с деланной веселостью, к которой прибегал всякий раз, когда чувствовал себя виноватым.
Пенелопа не стала устраивать сцену. Что толку говорить сейчас Андреа, что она прекрасно знает о том, как он проводит время между интервьюированием знаменитостей и написанием статей. Господи, ну как ей научиться сохранять спокойствие?! Она не считала нужным делать вид, что между нею и мужем царит полная гармония: дети все равно чувствуют притворство и тоже начинают нервничать. Но выплескивать свой гнев на мужа, затевать бурные семейные ссоры она тоже не может: это губительно скажется на детях.
Полная решимости сохранять выдержку, Пенелопа после обеда приняла Данко. Он приехал точно в названное время и сразу же углубился в чтение текстов Пенелопы. Пока Данко читал, она внимательно следила за его реакцией.
– Тебе не нравится? Это не пойдет? – спрашивала она.
– Спокойнее, Пепе, – в конце концов не выдержал он, – не дергай меня.
– Я совершенно спокойна, – солгала Пенелопа.
– Ты просто сплошной комок нервов, противоречий и самоедства. Это видно по твоим стихам. Среди них попадаются прекрасные… но очень грустные. Но знаешь, мне они нравятся. Я вижу, ты готова работать всерьез.
Он ни словом не упомянул о вчерашней встрече, когда увидел ее не одну в ресторане.
– Я собираюсь делать большой мюзикл, – оживленно сказал Данко. – Веселый, романтичный и немного грустный. История банальная: она, он и другой.
Пенелопа покраснела, когда он упомянул о «другом», но Данко сделал вид, что не заметил ее предательского румянца.
– Тебе надо прочесть текст пьесы, – продолжал он как ни в чем не бывало, – сжиться с персонажами, проникнуться их чувствами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39