А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Но и сейчас у него были поразительно синие глаза и на удивление белые крепкие зубы.Разумеется, с его хромотой ничего не поделаешь. Но зато руки и грудь у него были великолепны. Помогая ему подняться, Кончита ощутила, как перекатываются под ее ладонями крепкие, как сталь, мышцы.Его руки просто завораживали ее. Они были большие, узловатые, со шрамами, полученными при работе с раскаленным металлом. В них чувствовалась недюжинная сила. И в то же время что-то подсказывало ей, что они могут быть по-настоящему нежными.Настроение Франческа постепенно улучшалось. А когда подоспел ужин, он даже снизошел до того, чтобы позволить Баррантесу помочь ему доковылять до стола.– Ну как, нравится утка? – обратилась к нему Луиза, младшая из тетушек – красивая женщина с пухлыми губами и выразительными яркими глазами. Ее внешность, правда, портило здоровенное родимое пятно на щеке. Волосы на голове удерживались большим черепаховым гребнем.– Хороша, – уплетая за обе щеки, кивнул Франческ. – Просто очень хороша.– Кончита расстаралась, – лукаво глядя на племянницу, сообщила Луиза. – Настояла на том, что сама все сделает. Она еще и пудинг приготовила. Попробуете попозже. Объедение! Она вообще обожает стряпать.Франческ сидел напротив Кончиты. Он посмотрел на девушку. Ее щеки слегка зарумянились. Это несколько улучшило ее внешность. Она не могла похвастаться ни круглым подбородком, ни аппетитными щечками, ни нежными, словно бутон розы, губками – что, по его мнению, было идеалом женской красоты, – но Франческ решил, что если уж Кончиту и нельзя назвать красавицей, то она, по крайней мере, довольно мила.– Просто очень хороша, – снова сказал он, продолжая глядеть на девушку, но, почувствовав, что начинает повторяться, смущенно покашлял. – Гм, а пудинг какой?– Crema catalana, Каталонский крем (исп.).

– не поднимая глаз от тарелки, чуть слышно пролепетала она.Старшая из тетушек, Мария, долила в стакан Франческа вина и сказала:– Мы любим простую пищу. Сытную и простую. Франческ невольно сравнил жилище Баррантесов со своей халупой. Все здесь светилось чистотой. На стенах висели выполненные маслом картины на религиозные темы. Натертая воском мебель сияла. Керосиновая лампа заливала гостиную ярким светом.Кончита Баррантес привыкла к условиям жизни, сильно отличающимся от тех, что были в его построенной над кузницей развалюхе.Он подумал, что для нее будет настоящим потрясением переехать отсюда к нему.– Ты сегодня тихая, как мышка, Кончита, – укоризненно проговорила тетя Луиза. – И пары слов не сказала нашему гостю.Девушка подняла на Франческа свои зеленые глаза.– А что сделают большевики с царем и царской семьей?– Женщин и детей, очевидно, отправят в ссылку, – пожимая плечами, ответил он. – А Николая, естественно, будут судить.– За что?– За военные преступления.– За военные преступления?Франческ с трудом сдержался, чтобы не нагрубить.– Прошлым летом, – сказал он, – во время только одного Брусиловского прорыва погибли сотни тысяч русских солдат. Ни за что. И виноват в этом царь. Так неужели имеет значение, что будет с ним и его семьей?– Узнает Николай большевистское правосудие, – холодно заметил Марсель, затем приставил к голове палец и добавил: – Получит пулю в висок – и вся недолга.– Но ведь это так ужасно – убить царя и царицу! – прошептала Кончита, глядя широко раскрытыми глазами на кузнеца.– Люди, которые развязали эту войну, – самые страшные преступники из всех, что когда-либо жили на земле, – заявил он. – Столько миллионов погибло! Почему смерть Николая и Александры Романовых должна волновать больше, чем смерть остальных?– Потому что они такие красивые.– Красивые?! – опешил Франческ. – Да если от этой бойни и есть хоть какая-то польза, то только потому, что в результате наконец рухнут прогнившие монархии.– Значит, папа прав? Они его расстреляют?– Возможно. Какая разница?– Давайте-ка лучше отведаем этого хваленого пудинга, – засмеялся Баррантес. – Луиза, кликни служанку.Франческ снова принялся рассматривать сидевшую перед ним Кончиту. «Платье, можно подумать, выбрано специально, чтобы выставить девчонку в невыгодном свете, – решил он. – Оно висит на ней, как мешок. Почему, интересно, они не попытались приукрасить ее, припудрить маленько, что-нибудь подложить, чтобы грудь выглядела не такой плоской?»Она неожиданно тоже подняла глаза и посмотрела ему в лицо. Эти спокойные, зеленые, чистые глаза с такой силой проникли в его душу, что Франческ опешил. Он почувствовал, как что-то сжалось у него в животе, как застучала кровь в паху. «Боже! – подумал он, не в силах отвести глаз. – Да ведь она красавица!»Не догадываясь о его мыслях, Кончита видела лишь вперившийся в нее взгляд его горячих темно-синих глаз. Он смотрел в упор. Похоже, он не понимал, что так таращиться на людей просто неприлично. Все, с нее довольно! Он рассматривал ее так нахально, словно она не человек, а картина.Кончита почувствовала, как зарделись ее щеки. Она негодующе тряхнула головой и порывисто встала.– Что это они так возятся на кухне? Пойду сварю кофе.– Служанка сварит, – запротестовал ее отец.– Я сделаю это лучше, – заявила она и стремительно вышла.Своими огромными пальцами Франческ потянул за ворот рубахи.– Что, жарко? – участливо спросил Баррантес.– Должно быть, это от вина, – предположила тетушка Мария.– Печь сильно натоплена, – пробормотал Франческ. – Дышать нечем.Crema catalana подали в мелких глиняных тарелочках; каждая порция была покрыта тонким слоем жженого сахара. Пудинг оказался мягким, нежным и удивительно жирным.
После этого ужина Франческ несколько дней избегал встреч с Баррантесом. Ему требовалось время, чтобы подумать. Но и Баррантесы, похоже, старались держаться от него подальше. Казалось, каждая сторона ждала от противоположной следующего шага.Но однажды вечером он случайно столкнулся с Кончитой, шедшей по улице с корзиной в руке. Порывистый ветер дул ей в лицо, нещадно теребил волосы и прижимал к телу платье, очерчивая контур ее стройной фигурки.Увидев кузнеца, она залилась краской и, чуть слышно поздоровавшись, попыталась проскочить мимо. Не отдавая отчета своим действиям, Франческ схватил ее за руку и притянул к себе.Он жадно уставился в лицо девушки. У нее была гладкая, как дорогой фарфор, кожа. Франческ увидел, как пульсируют венки на шее и висках. В ее чертах присутствовала какая-то утонченная изысканность: изящный рот, четкая линия носа, красивый разлет бровей. Глаза обрамляли необычайно длинные ресницы.– В чем дело? – спросила Кончита, чувствуя, как у нее пересохло во рту.– Не любишь, когда на тебя смотрят, а?– Это неприлично, таращиться на людей! Франческ почувствовал себя уязвленным. Его пальцы еще сильнее сдавили ее тонкую руку.– Да, очень неприлично, – огрызнулся он. – Я вообще хам. А ты, в таком случае, шлюха.Она вздрогнула, словно от пощечины.– Это неправда!– Кто же ты тогда, если не шлюха? – не унимался Франческ.Он увидел, как на глаза девушки начали наворачиваться слезы. Она с силой высвободила руку и побежала прочь. Под порывом налетевшего ветра платье облепило ей ноги. Несколько секунд Франческ смотрел на ее точеные белые икры. Почему он был так груб? Он почувствовал поднимающуюся в нем горечь досады. Ему захотелось побежать за ней и извиниться за свои слова. Но он знал, что не сможет догнать ее. Она скрылась за поросшим плющом углом дома. А он, едва переставляя ноги, поплелся своей дорогой, проклиная и себя, и ее.
На следующий день она пришла к нему в кузницу.Он поднял голову и увидел стоящую в дверном проеме Кончиту – взгляд ее чистых глаз устремлен на него.Франческ медленно выпрямился.– Я хочу рассказать тебе, как все это случилось, – проговорила она.Кузнец сунул в бочку раскаленный кусок железа. В воздух поднялось облачко пара.– Ну? – уставился он на девушку.Натянутая как струна, она сверлила его глазами, в которых, казалось, полыхал зеленый огонь.– Этот ребенок не от Филипа Массагуэра. От его брата.– Не понял, – нахмурился Франческ.– Филип и я никогда не были любовниками. Это просто невозможно. Филип… не способен.– Не способен? Ты хочешь сказать, импотент?– Я любила Филипа… Но не… не физически. – Ее неопределенность начала действовать Франческу на нервы.– То есть тебя трахнул не Филип, а другой малый?– Он умышленно выбрал слово погрубее.Кончита зарделась.– Филип очень необычный человек…– Да ну! – с издевкой воскликнул Франческ.– Правда. Я знаю, какого ты мнения о его отце. Но Филип совсем другой.– В самом деле?– Как и ты, он тоже верит в свободу и равенство людей. Он мечтает о справедливости.– Что ж, значит, когда он унаследует папашины земли, то раздаст их крестьянам?Она пропустила мимо ушей его злую иронию и продолжила:– Между мной и Филипом была духовная близость.– В ее глазах заблестели слезы. – Он… он открыл для меня столько прекрасных вещей: целый мир красоты, о существовании которого я даже не подозревала. – Она вытащила из кармана связанную тонкой лентой пачку писем. – Вот, Франческ. Это его письма ко мне. Я хочу, чтобы ты их прочитал. Тогда ты поймешь, что он за человек. Как он страдает от своей необычности. Что чувствует.– Страдает? – криво усмехнулся Франческ, неохотно беря письма.– Он говорил мне, что много раз пытался заняться любовью с женщинами, но ему всегда что-то мешало, у него так ни разу ничего и не получилось. Он очень переживал, но поделать с этим ничего не мог. Он любил… он испытывал влечение совсем к другому…Франческ озадаченно нахмурил брови.– Ты имеешь в виду, у него была другая женщина?– Нет. У него есть друг. Поэт. Чудесный, одаренный человек. – Она вздохнула. – Человек, к которому он питает свои самые нежные чувства.– Будь я проклят, если понимаю, о чем ты говоришь. Краска все больше заливала ее лицо.– Есть такие мужчины, которые способны на настоящую любовь только с… с другими мужчинами.Бородатое лицо Франческа скривилось в брезгливой усмешке.– А-а, вот оно что, – с отвращением сказал он.– Да, Филип – один из таких мужчин и ничего с собой не может поделать.– Понятно.– Я очень хочу, чтобы тебе было понятно, – взволнованно проговорила Кончита. – Вот почему я и дала тебе эти письма. У нас не было физической близости. Он признался мне, что единственным человеком, с которым он мог заниматься любовью, был его друг. Этот самый поэт. – Она снова вздохнула. – Ты обо всем этом прочитаешь в письмах.– Ну и?.. – с раздражением спросил Франческ. – Откуда же тогда ребенок?– Меня изнасиловал его брат Джерард, – тихо ответила Кончита.Франческ промолчал. Она опустила глаза.– Они ненавидят друг друга. Филип унаследует почти все имущество отца. Он ведь на два года старше. А Джерард считает себя более достойным. Он завидует Филипу, издевается над всем, что тот любит. И, думаю, он постоянно упрекает его за связь со мной, так как в конце концов Филип сказал ему, что мы были любовниками. Может быть, он сделал это еще и для того, чтобы как-то защитить свое мужское самолюбие.Она замолчала. Пауза так затянулась, что Франческ неловко переступил с ноги на ногу.– И что дальше?– Я пошла на свидание с Филипом к роднику. Это было наше любимое место встреч. Но, когда я пришла туда, меня ждал не Филип, а Джерард. Я сразу поняла, что он собирается сделать что-то плохое, но позвать на помощь было некого. А у него в руке был нож. – Ее дыхание участилось, руки крепко стиснули одна другую. – Он стал угрожать мне, приставил нож к горлу. Я так испугалась… Он говорил ужасные, отвратительные слова и довел меня до слез. А потом он изнасиловал меня. Прямо там. Дважды. А в перерыве, пока отдыхал, он смеялся надо мной… И над Филипом… – Она замолчала, стараясь сдержать рыдания и успокоиться, затем снова взглянула на Франческа. – До этого я была девственницей. Понимаешь?Ни слова не говоря, он кивнул.– С тех пор мы с Филипом не встречались. Он даже ни разу мне не написал. Если бы только я сама могла ему все рассказать! Джерард-то ведь, наверное, выставил все в таком свете, что Филип больше никогда не захочет меня видеть. – Тонкими пальцами Кончита коснулась горла. – Пожалуйста, дай мне попить.Франческ протянул ей стакан и налил воды. Она пила медленно, с закрытыми глазами. Через стекло стакана, сквозь прозрачную чистую воду ему были видны ее белые зубы и розовая полоска верхней губы.– Почему же ты утаила правду? – холодно спросил он. – Почему не рассказала им, что Филип извращенец, а тебя изнасиловал его брат?– Потому что Филип сказал Джерарду, что мы были… любовниками.– Ну и что?– Если бы отец и брат Филипа узнали про его… не вполне здоровые наклонности, это было бы для него катастрофой. Думаю, отец лишил бы его наследства. Так мне говорил Филип. Ты единственный, кому я сказала правду.– Не могу не восхищаться благородством твоих чувств! – с нескрываемой злостью взорвался Франческ. – Ты что, не понимаешь? Если бы ты сказала, что была девственницей, когда этот щенок изнасиловал тебя, твой отец мог бы подать в суд.– Но это значило бы выдать Филипа.– Выдать Филипа? И это тебя волнует? Неужели Филип Массагуэр смог так вскружить тебе голову, что ради него ты согласилась пожертвовать своей честью? Честью всей своей семьи?– Ты хочешь сказать, что я должна была примчаться домой и рассказать, что со мной сделал Джерард? – Она покачала головой. – Нет. Ты не понимаешь. Я не могла говорить об этом, даже если бы знала, что мне поверят. Только когда я поняла, что беременна, я вынуждена была признаться.– Но твой отец, твои тетки – разве тебе все равно, что они о тебе думают?– Все равно, – спокойно проговорила Кончита. – Теперь все равно. – Она надолго замолчала и уставилась на его большие, натруженные руки. – Извини, – проговорила она наконец. – Тебе нелегко было выслушать меня. И мне нелегко было все это рассказывать. Но я хотела, чтобы ты узнал правду, прежде чем примешь решение относительно меня.– Ты рассчитываешь, что теперь я буду о тебе лучшего мнения? – резко спросил он.– Я только хотела, чтобы ты узнал правду, – ответила она дрожащими губами. – Чтобы ты знал, что я не виновата!– Не виновата! Ты позволила семейке этих зажравшихся свиней, этих буржуев использовать тебя и выбросить, как ненужную вещь. Позволила им выставить тебя шлюхой только ради того, чтобы Филип Массагуэр мог притворяться настоящим мужчиной!Она зарыдала и, не оглядываясь, выбежала из кузницы.Франческ повернулся к печи и вытащил оттуда кусок раскаленного железа. Он почувствовал облегчение, лишь видя, как под ударами его молота сыплются в разные стороны искры, как покорно расплющивается металл, принимая форму, которую, остыв, он сохранит навсегда.
К Рождеству уже вся деревня судачила о том, что Франческ сватается к Кончите.Несколько осторожных встреч, состоявшихся между Франческом и семейством Баррантесов, увенчались в канун Рождества вторым ужином en famille По-семейному (фр.).

в доме лавочника.Этот ужин был организован с гораздо большим размахом, чем первый. Баррантес даже нанял по такому случаю еще одну служанку. На стол постелили лучшую белоснежную скатерть и выложили столовое серебро. В центре поместили огромную чашу с фруктами, а в гостиной зажгли несколько дополнительных керосиновых ламп.Тетушки, почуяв скорую добычу, уделили туалету Кончиты значительно больше внимания. В этот вечер она появилась в кремовом муслиновом платье, с убранными назад волосами и слегка подрумяненными щеками. В качестве заключительного штриха они повязали ей на лоб ленточку из коричневого бархата, расшитого искусственным жемчугом. Все это должно было с самой лучшей стороны высветить ее утонченную красоту.Пришедший на ужин Франческ в неуклюжем поклоне поцеловал ей руку – первое проявление галантности с его стороны. На нем был новый костюм модного покроя. На протяжении всего ужина его синие глаза неотступно следили за Кончитой, что не ускользнуло от внимания тетушек.Подвыпивший Марсель сделался чрезвычайно общительным. После того как жареному гусю было отдано должное и служанки принесли неизменный crema catalana, он, грохнув кулаком по столу, предложил:– Как насчет того, чтобы за чашечкой кофе перекинуться в картишки?Луиза многозначительно кашлянула.– Может, молодежь хотела бы уединиться в соседней комнате и послушать граммофон, пока мы тут сыграем партию-другую в вист?– Не возражаю, не возражаю, – добродушно фыркнув, поддержал лавочник.Франческ сидел с застывшей на лице улыбкой. Прошла минута, а то и две, прежде чем до него дошло, что под словом «молодежь» тетушка Луиза подразумевала и его. Он неловко поднялся и в сопровождении Кончиты прошел в другую комнату.Граммофон был небольшой, с механическим подзаводом и гофрированной металлической трубой. Баррантес, видимо, был единственным жителем Сан-Люка, у которого в доме имелась подобная вещица, и Франческ с интересом принялся ее разглядывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42