Прошу прощения, но так уж меня воспитали.
– Черт, никто не взял у нас билеты, – заметил я, когда мы перебирались по шатким сходням на причал.
– Терпеть этого не могу, – поддакнула Элис. – Пожалуй, мы можем воспользоваться ими еще раз.
Как написано в моем путеводителе, Лидо некогда был самым роскошным курортом в Европе и вполне котируется по сей день. Вероятно, именно в его честь были названы все остальные Лидо. Может, именно Лидо несет ответственность за внедрение в Великобритании открытых плавательных бассейнов, столь же уместных в нашем климате, как эскимосские иглу на Карибах. Наверное, итальянцы так шутят.
Есть здесь одна главная улица с тьмой ресторанов и магазинов (по крайней мере, мы нашли одну) – Гран Виале Сан Мария Элизабетта. Здания здесь не так живописны, как те, что вокруг площади Св. Марка, но они милы, неброски, fin de sie?cle (последнее), и в английском приморском городке вроде Брайтона смотрелись бы весьма органично, выделяясь разве что опрятностью, хорошим состоянием и свежей покраской. По пути к гостинице нам попался даже увеселительный парк в духе «бель-эпок» предвоенной Франции, но с легким налетом конца пятидесятых. Освещение на Лидо куда качественнее и мощнее, чем у каналов: стоит на десять метров отойти от набережной, и оказываешься на оживленной улице. При таком освещении можно созвать любое собрание или до блеска убрать проезжую часть, но интриги дожей вряд ли удались бы.
Я забронировал нам номер в отеле «Орсеоло», по-домашнему уютном, но несколько обшарпанном особнячке рядом с пляжем, в конце главной улицы. Говоря о домашнем уюте, я обычно имею в виду чужие дома с их милым беспорядком, а не обстановку моего собственного дома, которую иначе как жалкой назвать не могу. Отель тоже был «бель-эпок», но определить это я смог не по стилю, а по степени изношенности здания. Элис, впрочем, особого неудовольствия не выказала, что я истолковал как добрый знак. У молодости есть черты не менее пленительные, чем внешняя красота; одна из них – способность расценивать лишения и неудобства как захватывающие приключения. Если вы не миритесь с пружинными кроватями и незакрывающимися дверьми, пока вы молоды, в старости вам придется совсем туго.
Я, разумеется, забронировал один номер на двоих вместо двух одинарных. Не скрою, меня посещала мысль добавить себе хлопот и взять две комнаты, только бы показать, что я ничего не жду, но, будем откровенны, чего-то я определенно ждал. Поэтому первое большое испытание ждало нас у стойки портье. По дороге от остановки вапоретто я продумал несколько возможных отходных путей. «Нет, нет, дружище, смотрите внимательнее: я бронировал два номера. Что значит – вы меня прекрасно помните? Я тоже помню, что джакузи и зеркальных потолков не заказывал».
Как я понимал, Элис вряд ли возмущенно хлопнет дверью – все-таки мы уже проспали ночь в одной кровати, да и нежные поцелуи у нее дома на диване что-то значили, – но мне не хотелось обязывать ее к чему-либо: на данном этапе это могло все испортить.
Я позвонил в колокольчик. Элис разглядывала зловещего вида оперную афишу у шикарной, обитой деревом стойки. Я мог только надеяться, что мы не станем отпущенное на выпивку время слушать эти душераздирающие вопли. Тут из-за наших спин появился низенький, плотный человечек в рубашке с коротким рукавом и хозяйскими манерами.
– Si? – сказал он.
– Quisiera una habitacion con banio, – отчеканил я, вспомнив подслушанное на катере «У меня бронь на двоих» по-итальянски.
Элис хихикнула.
– Это по-испански, – сказал человечек. – Но я оценил ваше старание.
– Lo siento, – ответил я, на сей раз с иронией, но не уверен, поняла ли Элис.
Затем сообщил портье свое имя.
– Да, вот оно, – кивнул он, глядя в журнал. – Есть два номера, на выбор. Вам con dos camas o con cama matrimonial?
Его явно задел мой испанский, но я отметил для себя, с каким образом ассоциируется в испанском языке двуспальная кровать. Притом он так глянул на меня, что я остро ощутил, как под мышками у меня расплываются темные пятна пота. Верно, он подумал, что, если Элис дорого ее здоровье, спать мы будем отдельно.
Я посмотрел на нее, пожал плечами. Она, видимо, искренне наслаждалась ситуацией, потому что ответила тем же.
– Все равно, – сказал я, хотя мне было далеко не все равно. Элис вопросительно посмотрела на меня, и я пожалел, что не сказал «с двуспальной» или «matrimonial», раз это так просто.
Вопрос читался и во взгляде портье, но, будучи итальянцем, он позволил этому вопросу скользнуть ниже, отчего развел руками и отступил на шаг назад с таким видом, будто готовился поймать падающий с потолка тяжелый предмет.
– Если вам все равно, двуспальной вы не заслуживаете. – Он посмотрел на Элис взглядом ремесленника, оценивающего шкатулку особо тонкой работы. – Дорогая моя, здесь вокруг несколько островов, полных мужчинами, которым не все равно.
Затем с улыбкой повернулся ко мне.
– Только для вас. Мне тоже не все равно. Номер 33, с двуспальной кроватью.
– Я только старался помочь, – сказал я.
– Себе помогайте.
Должен отметить: подобный совет от чужого человека я услышал впервые в жизни. Портье вручил мне ключ с массивным брелком.
– Третий этаж, направо, паспорта можете отдать мне потом, когда устроитесь.
Так был обезврежен первый проводок на потенциальной мине, угрожающей моему счастью: мы поселились вдвоем в комнате с двуспальной кроватью. Теперь предстояло разрешить новый, не менее деликатный вопрос: следует ли предпринять решительную попытку физического сближения, как только мы поднимемся в номер? Проблема была не из игривой комедии 60-х – девушка хочет сохранить честь, я стремлюсь вынудить ее эту честь потерять. Теперь я был совершенно уверен, что мы оба желаем одного, но точно не знал, как определить благоприятный момент. Казаться распаленным подростком мне совсем не хотелось.
Однако, когда дошло до дела, я понял, что намного лучше поставить все точки над «i» здесь и сейчас. Если этого не произойдет, как переодеваться в одной комнате с крохотной душевой? Невежливо расхаживать перед людьми нагишом, если только вы с ними не переспали или не собираетесь переспать. Разумеется, спортивные раздевалки и душевые не в счет.
– Пойду в душ, – заявила Элис.
– Ладно, – кивнул я. – А я отнесу вниз наши паспорта. Твой где?
– Слушай, а можно я все-таки сначала приму душ? Жарко ужасно, – сказала она, обнимая меня и целуя в губы. – Я быстро. Потом ты, и пойдем пообедаем где-нибудь.
Я отметил, что никакого намека на «примешь душ, потом мы пойдем в постель, и затем обедать» в ее словах не было. Более того, как мне показалось, от любых упоминаний о постели она уходит намеренно.
– Ладно, – вздохнул я. – Пока почитаю.
И достал свою замечательную книжку – знакомый предмет в чуждом мире.
Слава богу, Элис не стала раздеваться в комнате, избавив меня от проблемы, куда девать глаза. Если б она это сделала, я смотрел бы либо на ее грудь, либо строго в сторону, что в данных обстоятельствах равно не годилось. С обычной девушкой я повел бы себя иначе – сказал бы что-нибудь вроде: «А спинку тебе не потереть?» или даже «Ты мне там оставь местечко», – но сейчас желание быть с Элис парализовало меня. Мне казалось, что такие, как она, не для таких, как я. Мужчины вообще уверены, что красивые девушки достаются только идиотам. Наверное, я недостаточно круглый идиот… Впрочем, я тут же услышал голос Джерарда, уверявший меня в обратном.
Я так хотел ее, что боялся показать это. Я вел себя, как неуклюжая машина, гремящая при каждом движении. Слушая плеск воды в ванной, я вперил взгляд в книгу. До конца оставалось совсем чуть-чуть: девушка уже вернулась к герою, и все у них наладилось. В это мне верилось с огромным трудом: у меня самого никогда ничего к концу истории не налаживалось. Но, с другой стороны, литература должна вселять надежду, так что и на том спасибо.
Я стал читать медленнее. Еще немного, и придется доставать из чемодана «Европейскую философию от Декарта до Ницше». По кругу чтения можно судить о многом. Эту книгу я приобрел десять лет назад, но дальше третьей страницы не дошел ни разу. В тщетной попытке покончить с ней я даже положил ее в туалете, но скоро понял, что лучше в двадцать восьмой раз перечитаю полное собрание комиксов про «Человека-паука», чем открою ее снова. Не то чтобы я читал их двадцать восемь раз с тех пор, как купил в возрасте двенадцати лет, но в туалете оставлял ровно двадцать восемь раз. За двенадцать месяцев.
Четыре раза я брал «Европейскую философию» в поездки и четыре раза с завидным постоянством покупал старые английские газеты, где читал спортивные страницы. И все же снова взял ее с собой. Хорошо, что сейчас со мною была Элис, а не академик, который ее написал: судя по его авторскому стилю, на один заказ пиццы у него ушли бы все выходные. Тем не менее я твердо решил добить «Европейскую философию», потому что хотел научиться говорить на вечеринках: «Ваша философия с элементарного Канта не подвинулась вперед ни на волос» или «Нацисты, конечно, совершенно неправильно понимали Ницше. Он был к ним еще ближе, чем они полагали» – и понимать, о чем я говорю. Я могу и сейчас сказать что-нибудь этакое, но только будучи уверен, что собеседник тоже ничего не смыслит.
– Не передашь сюда лифчик и трусики? – крикнула из душа Элис. – Они у меня в рюкзаке.
Некоторые мужчины смотрят на лифчики и трусы, взятые девушкой в путешествие, как на декларацию о намерениях. Я как раз из таких. Блекло-розовый растянувшийся лифчик и красные трусики на размер меньше, чем следует, с мультяшной картинкой, свидетельствуют о том, что вас не считают мечтою всей жизни. Первое, что попалось мне под руку в рюкзачке Элис, было довольно любопытно: ни модный изыск «я так неуверена в себе или настолько не в себе, что купила это скроенное из пакетов от чипсов безумие, чтобы привлечь тебя», ни банальные панталоны из «Маркса и Спенсера». Трусики были черные, шелковые, классического покроя – по счастью, без слишком высоких вырезов по бокам, – и, что мне понравилось, без кружев. Лифчик тоже простой, черный, из тех, что приподнимают грудь (если девушка правильно его носит, при встрече с нею вам тут же захочется проверить на ощупь, насколько ее грудь приподнята. Опять прошу прощения за вольные шутки). Что важнее всего, и бюстгальтер, и трусики были новые, даже с ярлыками. Элис явно хотела произвести на меня впечатление. Какого размера лифчик, я смотреть не стал, зная, что иначе непременно кому-нибудь проболтаюсь и выйдет некрасиво.
– Тебе все равно какие? – крикнул я в ответ.
– Там есть белые, – сказала она.
Я из тех мужчин, которые никогда не открывают сумку полностью, предпочитая рыться вслепую, как в барабане с лотерейными билетиками. Я запустил руку в рюкзак и вытащил сначала пояс для чулок, потом сами чулки, черные, – тоже явная декларация о намерениях.
– Задача выполнена. Ставь чайник, Джинджер, я иду домой пить чай, – отчеканил я, возможно, слишком громко.
– Что? – крикнула Элис.
– Ищу, – ответил я.
Что поражает – по-моему, она знала, на что именно я наткнусь в ее рюкзаке, и хотела, чтобы я это увидел. Да, точно придется трахнуть ее до того, как мы пойдем обедать. Надо – значит надо.
Я порылся еще и нащупал книгу.
Могу назвать целый ряд литературных произведений, появление которых в девичьей сумочке встревожило бы меня больше: «Брак под микроскопом», «Воинство Иисуса: путеводитель по Библии», «Женщины с Венеры, мужчины с Марса», журнал «Космополитен» и тому подобное, но то, что я увидел, было немногим лучше. «Жюстина» маркиза де Сада. Сам я этой книги никогда не читал, но, по словам Лидии, почти все восьмидесятые увлекавшейся разными крайностями, понял, что там попадаются весьма жаркие сцены садомазохизма. Тут, доложу вам, глаза у меня полезли на лоб, а может, вылезли из орбит, или с ними случилось еще что-нибудь, свидетельствующее о моем глубоком изумлении. До сих пор Элис казалась мне умной, во всех отношениях зрелой и успешной девушкой, не имеющей ничего общего с глуповатым, грязноватым, в меру тайным миром садо-мазо. Даже я, при всем своем позднем созревании, такой ерундой не интересовался, почему же она?..
Когда я ночевал у нее, она даже не намекала, что хочет чего-то подобного. Неужели я нужен ей только затем, чтобы реализовать ее странные фантазии? Меня слегка затошнило. Значит, стоило в нужный момент надавать ей пощечин – и она позволила бы мне все, чего я столько добиваюсь?
Наконец я нашел белые трусики и бюстгальтер, положил на место книгу и отдал белье Элис, просунув руку в полуоткрытую дверь ванной и тщательно отворачиваясь, чтобы ненароком не нарушить ее уединения, хотя никто бы меня не увидел. Интересно, что было бы, если распахнуть дверь настежь и заорать: «Вот ты где, дрянная девчонка, а ну-ка нагнись и получай по заслугам!» Однако мои друзья-болельщики когда-то предупреждали меня, что видеокамеры слежки есть везде, и карабинеры – итальянская полиция – не дремлют. Если я ошибусь насчет наклонностей Элис, мне вовсе не улыбается проводить время в компании немногих оставшихся приверженцев Бенито Муссолини, не говоря уже о бесславном окончании еще не начатого романа, двух сломанных жизнях и прочем. В общем, я решил пока ничего не предпринимать.
Расхаживать по комнате с бичом, связывать кому-либо руки за спиной и говорить: «Слишком поздно для сожалений, девочка!» – я сам не стал бы, хотя сделаю это, если женщина очень попросит. Меня воспитывали с верой в демократию; знаю, при нынешней политической обстановке в Соединенном Королевстве это кажется смешным и наивным, но что делать, каждый имеет право на свое мнение. Элемент насилия, садистский компонент в садо-мазо никогда меня не прельщал. Знаю, все это делается лишь с обоюдного согласия, но тогда при чем тут садизм? Обычная возня – иногда в буквальном смысле слова – с веревками и наручниками, детские забавы. К тому же, если надо привязывать женщину к постели, чтобы не сбежала до полового акта, я расцениваю это как собственную слабость и недостаток обаяния. Чем связывать, лучше самому пользоваться хорошим деодорантом и не забывать чистить зубы.
Но мазохизм нравится мне еще меньше. Позволить даме взнуздать себя и кататься на себе верхом со словами: «Ты должен называть меня госпожой», по-моему, совсем нелепо, хотя, конечно, я никогда не знал прелестей обучения в частной школе и не посещал собраний «Юных консерваторов». Шутка так себе, но, готов поспорить, в тот момент, когда вы читаете эти строки, все еще актуальная.
Вот костюмы их мне нравятся, правда, только на девушках – на меня никому не напялить собачий ошейник или шлейку. Это навело меня на мысли, как выглядела бы Элис в лакированных ботфортах до колена и прозрачном купальнике, и хорошо еще, что при этом книжка, которую я будто бы читал, удачно скрывала степень моего возбуждения от вышедшей из душа Элис. На ней ничего не было, кроме лифчика и трусиков, и выглядела она, как говорят простые люди и журналисты бульварных газет, потрясно. Мне хотелось вскочить с постели и наброситься на нее с поцелуями, но я не решился. Она подошла к рюкзаку, достала что-то и с улыбкой обернулась ко мне.
– Теперь твоя очередь, грязнуля.
Я судорожно сглотнул, перепоясался полотенцем, хотя все еще был в штанах, и направился в душ. Пока я раздевался, меня мучил кошмар: Элис, бродящая по комнате с бичом в руках. По моему крайне ограниченному опыту в подобных делах мне было известно, что здесь надо либо повелевать, либо подчиняться. Скорее всего, Элис из касты повелителей – как бесстыдно она подсунула мне книгу, да еще небось собирается читать ее у меня на глазах, к тому же говорила, что вот-вот станет миллионершей, сама распоряжается своей судьбой… Смогу ли я даже ради такой красавицы позволить связывать себя и послушно лаять по-собачьи? Или визжать, как свинья? У мужчин моего возраста слишком свежи в памяти эпизоды из фильма «Избавление», особенно то, что крепкие парни сделали с толстым, женоподобным банкиром. Что, если она захочет спеленать меня, как младенца, и нянчить?
С другой стороны, я где-то читал, что те, кто склонен безоговорочно подчиняться, в жизни часто занимают высокие посты. Когда затянутые в черную кожу продажные мучители женского или мужского пола отделывают их до синяков, они воспринимают это как удовольствие. Вдруг Элис одна из них? Конечно, не то, чего я жду, но хотя бы приемлемо.
Я уже было собрался помочь себе сам, дабы не допустить преждевременного окончания нашего неизбежного сексуального контакта, когда вдруг понял, что в душевую неслышно вошла Элис.
– Можно я воспользуюсь туалетом? – спросила она, отчего я чуть не выпрыгнул вон из кожи.
– Да, конечно.
Ее привычка передвигаться совершенно бесшумно, будто на колесах, меня немного пугала.
Я намылился, представляя себе, как Элис ждет меня с проводом от электрочайника на изготовку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– Черт, никто не взял у нас билеты, – заметил я, когда мы перебирались по шатким сходням на причал.
– Терпеть этого не могу, – поддакнула Элис. – Пожалуй, мы можем воспользоваться ими еще раз.
Как написано в моем путеводителе, Лидо некогда был самым роскошным курортом в Европе и вполне котируется по сей день. Вероятно, именно в его честь были названы все остальные Лидо. Может, именно Лидо несет ответственность за внедрение в Великобритании открытых плавательных бассейнов, столь же уместных в нашем климате, как эскимосские иглу на Карибах. Наверное, итальянцы так шутят.
Есть здесь одна главная улица с тьмой ресторанов и магазинов (по крайней мере, мы нашли одну) – Гран Виале Сан Мария Элизабетта. Здания здесь не так живописны, как те, что вокруг площади Св. Марка, но они милы, неброски, fin de sie?cle (последнее), и в английском приморском городке вроде Брайтона смотрелись бы весьма органично, выделяясь разве что опрятностью, хорошим состоянием и свежей покраской. По пути к гостинице нам попался даже увеселительный парк в духе «бель-эпок» предвоенной Франции, но с легким налетом конца пятидесятых. Освещение на Лидо куда качественнее и мощнее, чем у каналов: стоит на десять метров отойти от набережной, и оказываешься на оживленной улице. При таком освещении можно созвать любое собрание или до блеска убрать проезжую часть, но интриги дожей вряд ли удались бы.
Я забронировал нам номер в отеле «Орсеоло», по-домашнему уютном, но несколько обшарпанном особнячке рядом с пляжем, в конце главной улицы. Говоря о домашнем уюте, я обычно имею в виду чужие дома с их милым беспорядком, а не обстановку моего собственного дома, которую иначе как жалкой назвать не могу. Отель тоже был «бель-эпок», но определить это я смог не по стилю, а по степени изношенности здания. Элис, впрочем, особого неудовольствия не выказала, что я истолковал как добрый знак. У молодости есть черты не менее пленительные, чем внешняя красота; одна из них – способность расценивать лишения и неудобства как захватывающие приключения. Если вы не миритесь с пружинными кроватями и незакрывающимися дверьми, пока вы молоды, в старости вам придется совсем туго.
Я, разумеется, забронировал один номер на двоих вместо двух одинарных. Не скрою, меня посещала мысль добавить себе хлопот и взять две комнаты, только бы показать, что я ничего не жду, но, будем откровенны, чего-то я определенно ждал. Поэтому первое большое испытание ждало нас у стойки портье. По дороге от остановки вапоретто я продумал несколько возможных отходных путей. «Нет, нет, дружище, смотрите внимательнее: я бронировал два номера. Что значит – вы меня прекрасно помните? Я тоже помню, что джакузи и зеркальных потолков не заказывал».
Как я понимал, Элис вряд ли возмущенно хлопнет дверью – все-таки мы уже проспали ночь в одной кровати, да и нежные поцелуи у нее дома на диване что-то значили, – но мне не хотелось обязывать ее к чему-либо: на данном этапе это могло все испортить.
Я позвонил в колокольчик. Элис разглядывала зловещего вида оперную афишу у шикарной, обитой деревом стойки. Я мог только надеяться, что мы не станем отпущенное на выпивку время слушать эти душераздирающие вопли. Тут из-за наших спин появился низенький, плотный человечек в рубашке с коротким рукавом и хозяйскими манерами.
– Si? – сказал он.
– Quisiera una habitacion con banio, – отчеканил я, вспомнив подслушанное на катере «У меня бронь на двоих» по-итальянски.
Элис хихикнула.
– Это по-испански, – сказал человечек. – Но я оценил ваше старание.
– Lo siento, – ответил я, на сей раз с иронией, но не уверен, поняла ли Элис.
Затем сообщил портье свое имя.
– Да, вот оно, – кивнул он, глядя в журнал. – Есть два номера, на выбор. Вам con dos camas o con cama matrimonial?
Его явно задел мой испанский, но я отметил для себя, с каким образом ассоциируется в испанском языке двуспальная кровать. Притом он так глянул на меня, что я остро ощутил, как под мышками у меня расплываются темные пятна пота. Верно, он подумал, что, если Элис дорого ее здоровье, спать мы будем отдельно.
Я посмотрел на нее, пожал плечами. Она, видимо, искренне наслаждалась ситуацией, потому что ответила тем же.
– Все равно, – сказал я, хотя мне было далеко не все равно. Элис вопросительно посмотрела на меня, и я пожалел, что не сказал «с двуспальной» или «matrimonial», раз это так просто.
Вопрос читался и во взгляде портье, но, будучи итальянцем, он позволил этому вопросу скользнуть ниже, отчего развел руками и отступил на шаг назад с таким видом, будто готовился поймать падающий с потолка тяжелый предмет.
– Если вам все равно, двуспальной вы не заслуживаете. – Он посмотрел на Элис взглядом ремесленника, оценивающего шкатулку особо тонкой работы. – Дорогая моя, здесь вокруг несколько островов, полных мужчинами, которым не все равно.
Затем с улыбкой повернулся ко мне.
– Только для вас. Мне тоже не все равно. Номер 33, с двуспальной кроватью.
– Я только старался помочь, – сказал я.
– Себе помогайте.
Должен отметить: подобный совет от чужого человека я услышал впервые в жизни. Портье вручил мне ключ с массивным брелком.
– Третий этаж, направо, паспорта можете отдать мне потом, когда устроитесь.
Так был обезврежен первый проводок на потенциальной мине, угрожающей моему счастью: мы поселились вдвоем в комнате с двуспальной кроватью. Теперь предстояло разрешить новый, не менее деликатный вопрос: следует ли предпринять решительную попытку физического сближения, как только мы поднимемся в номер? Проблема была не из игривой комедии 60-х – девушка хочет сохранить честь, я стремлюсь вынудить ее эту честь потерять. Теперь я был совершенно уверен, что мы оба желаем одного, но точно не знал, как определить благоприятный момент. Казаться распаленным подростком мне совсем не хотелось.
Однако, когда дошло до дела, я понял, что намного лучше поставить все точки над «i» здесь и сейчас. Если этого не произойдет, как переодеваться в одной комнате с крохотной душевой? Невежливо расхаживать перед людьми нагишом, если только вы с ними не переспали или не собираетесь переспать. Разумеется, спортивные раздевалки и душевые не в счет.
– Пойду в душ, – заявила Элис.
– Ладно, – кивнул я. – А я отнесу вниз наши паспорта. Твой где?
– Слушай, а можно я все-таки сначала приму душ? Жарко ужасно, – сказала она, обнимая меня и целуя в губы. – Я быстро. Потом ты, и пойдем пообедаем где-нибудь.
Я отметил, что никакого намека на «примешь душ, потом мы пойдем в постель, и затем обедать» в ее словах не было. Более того, как мне показалось, от любых упоминаний о постели она уходит намеренно.
– Ладно, – вздохнул я. – Пока почитаю.
И достал свою замечательную книжку – знакомый предмет в чуждом мире.
Слава богу, Элис не стала раздеваться в комнате, избавив меня от проблемы, куда девать глаза. Если б она это сделала, я смотрел бы либо на ее грудь, либо строго в сторону, что в данных обстоятельствах равно не годилось. С обычной девушкой я повел бы себя иначе – сказал бы что-нибудь вроде: «А спинку тебе не потереть?» или даже «Ты мне там оставь местечко», – но сейчас желание быть с Элис парализовало меня. Мне казалось, что такие, как она, не для таких, как я. Мужчины вообще уверены, что красивые девушки достаются только идиотам. Наверное, я недостаточно круглый идиот… Впрочем, я тут же услышал голос Джерарда, уверявший меня в обратном.
Я так хотел ее, что боялся показать это. Я вел себя, как неуклюжая машина, гремящая при каждом движении. Слушая плеск воды в ванной, я вперил взгляд в книгу. До конца оставалось совсем чуть-чуть: девушка уже вернулась к герою, и все у них наладилось. В это мне верилось с огромным трудом: у меня самого никогда ничего к концу истории не налаживалось. Но, с другой стороны, литература должна вселять надежду, так что и на том спасибо.
Я стал читать медленнее. Еще немного, и придется доставать из чемодана «Европейскую философию от Декарта до Ницше». По кругу чтения можно судить о многом. Эту книгу я приобрел десять лет назад, но дальше третьей страницы не дошел ни разу. В тщетной попытке покончить с ней я даже положил ее в туалете, но скоро понял, что лучше в двадцать восьмой раз перечитаю полное собрание комиксов про «Человека-паука», чем открою ее снова. Не то чтобы я читал их двадцать восемь раз с тех пор, как купил в возрасте двенадцати лет, но в туалете оставлял ровно двадцать восемь раз. За двенадцать месяцев.
Четыре раза я брал «Европейскую философию» в поездки и четыре раза с завидным постоянством покупал старые английские газеты, где читал спортивные страницы. И все же снова взял ее с собой. Хорошо, что сейчас со мною была Элис, а не академик, который ее написал: судя по его авторскому стилю, на один заказ пиццы у него ушли бы все выходные. Тем не менее я твердо решил добить «Европейскую философию», потому что хотел научиться говорить на вечеринках: «Ваша философия с элементарного Канта не подвинулась вперед ни на волос» или «Нацисты, конечно, совершенно неправильно понимали Ницше. Он был к ним еще ближе, чем они полагали» – и понимать, о чем я говорю. Я могу и сейчас сказать что-нибудь этакое, но только будучи уверен, что собеседник тоже ничего не смыслит.
– Не передашь сюда лифчик и трусики? – крикнула из душа Элис. – Они у меня в рюкзаке.
Некоторые мужчины смотрят на лифчики и трусы, взятые девушкой в путешествие, как на декларацию о намерениях. Я как раз из таких. Блекло-розовый растянувшийся лифчик и красные трусики на размер меньше, чем следует, с мультяшной картинкой, свидетельствуют о том, что вас не считают мечтою всей жизни. Первое, что попалось мне под руку в рюкзачке Элис, было довольно любопытно: ни модный изыск «я так неуверена в себе или настолько не в себе, что купила это скроенное из пакетов от чипсов безумие, чтобы привлечь тебя», ни банальные панталоны из «Маркса и Спенсера». Трусики были черные, шелковые, классического покроя – по счастью, без слишком высоких вырезов по бокам, – и, что мне понравилось, без кружев. Лифчик тоже простой, черный, из тех, что приподнимают грудь (если девушка правильно его носит, при встрече с нею вам тут же захочется проверить на ощупь, насколько ее грудь приподнята. Опять прошу прощения за вольные шутки). Что важнее всего, и бюстгальтер, и трусики были новые, даже с ярлыками. Элис явно хотела произвести на меня впечатление. Какого размера лифчик, я смотреть не стал, зная, что иначе непременно кому-нибудь проболтаюсь и выйдет некрасиво.
– Тебе все равно какие? – крикнул я в ответ.
– Там есть белые, – сказала она.
Я из тех мужчин, которые никогда не открывают сумку полностью, предпочитая рыться вслепую, как в барабане с лотерейными билетиками. Я запустил руку в рюкзак и вытащил сначала пояс для чулок, потом сами чулки, черные, – тоже явная декларация о намерениях.
– Задача выполнена. Ставь чайник, Джинджер, я иду домой пить чай, – отчеканил я, возможно, слишком громко.
– Что? – крикнула Элис.
– Ищу, – ответил я.
Что поражает – по-моему, она знала, на что именно я наткнусь в ее рюкзаке, и хотела, чтобы я это увидел. Да, точно придется трахнуть ее до того, как мы пойдем обедать. Надо – значит надо.
Я порылся еще и нащупал книгу.
Могу назвать целый ряд литературных произведений, появление которых в девичьей сумочке встревожило бы меня больше: «Брак под микроскопом», «Воинство Иисуса: путеводитель по Библии», «Женщины с Венеры, мужчины с Марса», журнал «Космополитен» и тому подобное, но то, что я увидел, было немногим лучше. «Жюстина» маркиза де Сада. Сам я этой книги никогда не читал, но, по словам Лидии, почти все восьмидесятые увлекавшейся разными крайностями, понял, что там попадаются весьма жаркие сцены садомазохизма. Тут, доложу вам, глаза у меня полезли на лоб, а может, вылезли из орбит, или с ними случилось еще что-нибудь, свидетельствующее о моем глубоком изумлении. До сих пор Элис казалась мне умной, во всех отношениях зрелой и успешной девушкой, не имеющей ничего общего с глуповатым, грязноватым, в меру тайным миром садо-мазо. Даже я, при всем своем позднем созревании, такой ерундой не интересовался, почему же она?..
Когда я ночевал у нее, она даже не намекала, что хочет чего-то подобного. Неужели я нужен ей только затем, чтобы реализовать ее странные фантазии? Меня слегка затошнило. Значит, стоило в нужный момент надавать ей пощечин – и она позволила бы мне все, чего я столько добиваюсь?
Наконец я нашел белые трусики и бюстгальтер, положил на место книгу и отдал белье Элис, просунув руку в полуоткрытую дверь ванной и тщательно отворачиваясь, чтобы ненароком не нарушить ее уединения, хотя никто бы меня не увидел. Интересно, что было бы, если распахнуть дверь настежь и заорать: «Вот ты где, дрянная девчонка, а ну-ка нагнись и получай по заслугам!» Однако мои друзья-болельщики когда-то предупреждали меня, что видеокамеры слежки есть везде, и карабинеры – итальянская полиция – не дремлют. Если я ошибусь насчет наклонностей Элис, мне вовсе не улыбается проводить время в компании немногих оставшихся приверженцев Бенито Муссолини, не говоря уже о бесславном окончании еще не начатого романа, двух сломанных жизнях и прочем. В общем, я решил пока ничего не предпринимать.
Расхаживать по комнате с бичом, связывать кому-либо руки за спиной и говорить: «Слишком поздно для сожалений, девочка!» – я сам не стал бы, хотя сделаю это, если женщина очень попросит. Меня воспитывали с верой в демократию; знаю, при нынешней политической обстановке в Соединенном Королевстве это кажется смешным и наивным, но что делать, каждый имеет право на свое мнение. Элемент насилия, садистский компонент в садо-мазо никогда меня не прельщал. Знаю, все это делается лишь с обоюдного согласия, но тогда при чем тут садизм? Обычная возня – иногда в буквальном смысле слова – с веревками и наручниками, детские забавы. К тому же, если надо привязывать женщину к постели, чтобы не сбежала до полового акта, я расцениваю это как собственную слабость и недостаток обаяния. Чем связывать, лучше самому пользоваться хорошим деодорантом и не забывать чистить зубы.
Но мазохизм нравится мне еще меньше. Позволить даме взнуздать себя и кататься на себе верхом со словами: «Ты должен называть меня госпожой», по-моему, совсем нелепо, хотя, конечно, я никогда не знал прелестей обучения в частной школе и не посещал собраний «Юных консерваторов». Шутка так себе, но, готов поспорить, в тот момент, когда вы читаете эти строки, все еще актуальная.
Вот костюмы их мне нравятся, правда, только на девушках – на меня никому не напялить собачий ошейник или шлейку. Это навело меня на мысли, как выглядела бы Элис в лакированных ботфортах до колена и прозрачном купальнике, и хорошо еще, что при этом книжка, которую я будто бы читал, удачно скрывала степень моего возбуждения от вышедшей из душа Элис. На ней ничего не было, кроме лифчика и трусиков, и выглядела она, как говорят простые люди и журналисты бульварных газет, потрясно. Мне хотелось вскочить с постели и наброситься на нее с поцелуями, но я не решился. Она подошла к рюкзаку, достала что-то и с улыбкой обернулась ко мне.
– Теперь твоя очередь, грязнуля.
Я судорожно сглотнул, перепоясался полотенцем, хотя все еще был в штанах, и направился в душ. Пока я раздевался, меня мучил кошмар: Элис, бродящая по комнате с бичом в руках. По моему крайне ограниченному опыту в подобных делах мне было известно, что здесь надо либо повелевать, либо подчиняться. Скорее всего, Элис из касты повелителей – как бесстыдно она подсунула мне книгу, да еще небось собирается читать ее у меня на глазах, к тому же говорила, что вот-вот станет миллионершей, сама распоряжается своей судьбой… Смогу ли я даже ради такой красавицы позволить связывать себя и послушно лаять по-собачьи? Или визжать, как свинья? У мужчин моего возраста слишком свежи в памяти эпизоды из фильма «Избавление», особенно то, что крепкие парни сделали с толстым, женоподобным банкиром. Что, если она захочет спеленать меня, как младенца, и нянчить?
С другой стороны, я где-то читал, что те, кто склонен безоговорочно подчиняться, в жизни часто занимают высокие посты. Когда затянутые в черную кожу продажные мучители женского или мужского пола отделывают их до синяков, они воспринимают это как удовольствие. Вдруг Элис одна из них? Конечно, не то, чего я жду, но хотя бы приемлемо.
Я уже было собрался помочь себе сам, дабы не допустить преждевременного окончания нашего неизбежного сексуального контакта, когда вдруг понял, что в душевую неслышно вошла Элис.
– Можно я воспользуюсь туалетом? – спросила она, отчего я чуть не выпрыгнул вон из кожи.
– Да, конечно.
Ее привычка передвигаться совершенно бесшумно, будто на колесах, меня немного пугала.
Я намылился, представляя себе, как Элис ждет меня с проводом от электрочайника на изготовку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46