Им здесь живется лучше, чем в прежних местах.
– Где они жили прежде?
– В веселых домах.
– В борделях! – Мария повернулась к нему, заглядывая в лицо. – Но они же еще дети!
Джоко отступил от нее на шаг, отводя глаза.
– Некоторые мужчины любят малолеточек. Мария обернулась к Панси, чтобы разглядеть ее. Та была не выше трех футов ростом, ее одежда доставала до пола. Ее шейка была тощей, словно цветочный стебелек.
– Она же еще ребенок.
Джоко не ответил. Порывшись в карманах пальто, он достал горсть дешевых конфет.
– Панси!
– Ты не забыл их, – устремилась она к нему.
Джоко насыпал конфет в протянутые пригоршней руки. Отпуская Панси, он поймал ее за подбородок:
– Поделись с другими.
– Да, сэр.
По полу застучали еще лестницы. Другие дети спустились с помостов. В считанные секунды восемь маленьких жителей собрались в кучку, пока Панси с важностью делилась с ними угощением.
Герцогиня оставила детей и подошла к гостям.
– Вы уверены, что хотите вернуть свою сестру? – спросила она Марию.
Мария даже привстала:
– О да, больше всего на свете. Я так этого хочу, что готова искать ее, сколько бы времени это ни заняло. Хоть всю свою жизнь – я все равно буду искать ее. Если вы можете помочь мне… Герцогиня прервала ее:
– Вы понимаете, что если она пробыла в борделе несколько дней, то она уже использована? Много раз.
Мария прижала кулак ко рту. Ее лицо исказилось болью.
– То же самое сказал и Джоко. Так говорили все. Все вели себя так, словно она уже умерла или стала совсем другим человеком.
– Так на это смотрит мир, – горько сказала Герцогиня.
– Она не просила, чтобы ее похитили, у нее не было выбора. Она хорошая. Она милая, добрая девушка.
– Теперь она падшая, – буднично сказала Герцогиня. – Нет джентльмена, который подберет чужие объедки.
Боль, пронзившая сердце Марии, была сильнее боли в колене.
– Если приличный мужчина не захочет взять ее в жены, тем хуже для него. Она все равно моя сестра, и я люблю ее, – Мария почувствовала навертывающиеся на глаза слезы. – Ей причинили боль злые, злые мужчины. Я хочу спасти ее, хочу вернуть обратно.
– Очень похвально, – холодно сказала Герцогиня. – А что, если она заболела дурной болезнью?
– Я буду заботиться о ней и постараюсь вылечить ее, – сглотнула Мария.
– А если она забеременела?
– Тогда мы будем вместе воспитывать ее ребенка.
Герцогиня вскинула голову и невесело рассмеялась:
– Хотелось бы мне увидеть ваше лицо через несколько месяцев.
– Я уверяю вас…
– Не уверяйте меня ни в чем, – подняла руку Герцогиня. – Вы совершенно не понимаете, о чем говорите, – она взглянула на Джоко. – Значит, ты решил, что я сумею помочь ей?
– Поэтому я и привел ее сюда, – кивнул Джоко. – Ты меня знаешь – я ни за что не попытался бы это сделать, если бы сомневался в ней.
Герцогиня повернулась и прошлась по всей длине помещения. Восемь детишек, разделившихся на кучки, сидели на корточках или взобрались на ящики и бочонки. Мария не была уверена, но все-таки решила, что все они – девочки. Все они серьезно смотрели на нее.
– Сделаем мы это? – спросила их Герцогиня.
– Ничего не получится, – потрясла головой Бет. – Будет только хуже, если меня опять поймают.
– Про тебя давно забыли, – раздался чей-то ехидный голос. – Забыли, как только ты исчезла, в ту же минуту.
– Герцогиню-то они не забыли.
– Герцогиню ни один дурак не забудет.
– Почему нам это надо делать, Герцогиня?
– Девушке причинили вред, – ответила она. – Сестра хочет спасти ее.
– Джек Ронси убьет меня, если поймает. Мария выступила вперед:
– Я не хочу, чтобы кто-то из вас подвергался опасности, – она взглянула на Джоко: – Наверное, нам лучше уйти.
Он остановил ее.
– Они каждый день выходят наверх, чтобы найти еду и топливо. Они могут задать вопрос, подслушать разговор. Они могут найти твою сестру, даже если никто другой этого не сможет.
– Но их могут снова поймать, – Мария покачала головой. – Мне невыносима мысль о том, что кто-то из них может оказаться на месте Мелиссы.
– Сначала и я была там, – сказала Герцогиня. – Все они тоже там побывали.
– Все равно… – Мария взглянула на Пан и Бет. – Спасибо вам за все.
Герцогиня проводила их до лестницы.
– Мы займемся этим. Я извещу тебя, Джоко, так или иначе.
– Премного благодарен, Герцогиня.
– Да… спасибо вам за гостеприимство. Клянусь, что я никогда никому не выдам ваше место, – Мария стала спускаться по лестнице, придерживаясь за стену. Ее колено онемело и не сгибалось. Оно болело так, что она чувствовала себя на грани обморока.
Ее голова была уже почти над уровнем пола, как вдруг Герцогиня присела на корточки и осветила лампой ее лицо.
– Вы действительно хотите ее вернуть?
– Всем сердцем.
Долгое мгновение они смотрели друг другу в глаза. Затем Герцогиня убрала лампу, а Джоко потянул ручку двери, распахнувшейся в темень и грязь.
Глава седьмая
– Давай возьмем кеб, – задыхаясь, проговорила Мария. – Я заплачу за него.
Джоко взглянул на нее. Несмотря на слабое освещение он заметил болезненные морщины, глубоко прорезавшие ее лоб. Она тяжело опиралась на его руку. Вместо ответа он подхватил ее на руки.
Когда его рука задела опухшее колено, Мария вздрогнула. Оказавшись у его груди, она задохнулась от испуга.
– Отпусти меня, – запротестовала она. – Тебя кто-нибудь увидит.
– Увидит? – фыркнул он, притворяясь непонимающим. – Кого волнует, что я делаю?
Мария смешалась. Ее первым порывом было сказать, что на самом деле она боится, как бы не увидели ее, но затем вспомнила, как разозлился Джоко, когда она усомнилась в нем. Она побоялась снова задеть его самолюбие.
– Меня, – едва слышно выдохнула она ему в ухо.
Его руки крепче прижали ее, уголки рта поднялись вверх. Он выпрямился, словно с его плеч свалилась тяжесть, и зашагал быстрее.
– Джоко, тебе незачем нести меня.
– Здесь только несколько шагов, – он свернул на улицу. – В Стрэнде мы возьмем кеб.
– Я могу идти, – пробормотала Мария. Однако ее протесты были неискренними, и они оба это понимали. Она положила руки поверх плеч Джоко, сомкнув пальцы около его уха. Ее грудь прижалась к его теплой, крепкой груди. Сильные руки Джоко легко удерживали ее на весу.
Биение сердца Марии участилось. Ее телу вдруг стало жарко от неподобающих мыслей. Приличной девушке викторианского воспитания следовало бы думать про объятия только одного мужчины. И этот мужчина должен быть ее мужем. Она содрогнулась.
– Холодно?
Мария слегка покачала головой и слабым голосом произнесла:
– Я тяжелая.
– Тяжелая, – согласился он со смешинкой в голосе. – Я прямо изнемогаю под этой тяжестью.
Несколько тихих слезинок прочертили горячие следы по ее холодным щекам.
– Ох, Джоко, какой ты добрый.
Это замечание заставило его хмыкнуть:
– Я? Нет, не совсем. Я дрянной – ты просто устала.
Сквозь густой туман, поднимавшийся с Темзы и застилавший набережную Виктории, они услышали цоканье копыт. Джоко пронзительно свистнул, и уже минуту спустя Мария с Джоко сидели в кебе, направлявшемся к ее дому.
Некоторое время они ехали молча. Как-то уж так получилось, что она осталась сидеть на коленях Джоко; он обнимал ее, а она – его.
– Как же они живут? – заговорила наконец Мария.
– Дети и Герцогиня?
– Да. Как им удается выжить?
Грудь Джоко всколыхнулась от глубокого вздоха.
– Ну откуда мне знать? Я не задаю вопросов, это не мое дело.
– Я думала…
Джоко встряхнул головой.
– Она – не ты, а ты – не она…
– Боже мой, конечно, нет! Если бы я была на ее месте, разве я жила бы там? Никогда. Я нашла бы другое место своим девочкам. И там были бы нормальные условия!
Мария почувствовала, как к ее щекам приливает кровь. Боль в колене ослабла, но теперь ей было жарко уже по другой причине. Давно забытый жар вдруг охватил ее.
– А у тебя есть девушка? – не удержалась она от вопроса.
– У меня? Нет. Откуда у меня быть девушке? Кому я нужен?
Кеб свернул на Обри Уолк. Они уже почти приехали. Джоко проводит ее до двери, а там, приподняв котелок и пожелав доброй ночи, оставит одну. И тогда…
Словно в ответ ее мыслям он спросил:
– Во сколько мне прийти к тебе завтра утром?
– Не знаю, – прошептала Мария. – Пораньше. Наверное, нам нужно составить план, но сегодня я слишком устала.
– Тебе нужно хорошо выспаться.
Вдруг Мария почувствовала, что не хочет расставаться с ним. Как она сможет вернуться в свою одинокую комнату и остаться наедине со всеми этими мыслями о Мелиссе и воображением, рисующим разные ужасы? А нужно еще разжигать камин, иначе ей придется залезать в сырую, холодную постель, где она начнет дрожать мелкой дрожью, слишком измученная и несчастная, чтобы заснуть.
Вдруг она расплакалась.
– Ну вот! В чем дело?
– И-извини, я н-не могу сдержаться. Джоко обнял ее крепче:
– Тебе больно?
– Стыдно признаться, но я плачу от жалости к себе.
– Ох, и все? – он неуклюже похлопал ее по плечу. – Это не вредно.
Мария встряхнула головой, пытаясь сдержать слезы.
– Это бесполезно. Просто я устала.
– Конечно, устала. Кто бы не устал? Кебмен натянул вожжи, останавливая свою клячу. Джоко открыл дверцу, вылез сам и помог спуститься Марии. Провожая девушку до двери, он бережно поддерживал ее, словно она была стеклянной. Когда она отперла замок и распахнула входную дверь, Джоко приподнял свой котелок:
– Желаю тебе доброй ночи, Рия. Он стал спускаться по ступеням.
– Нет, – прошептала Мария, чувствуя, как ее щеки горят огнем. Ох, как чудовищно она поступила, выжав из себя это слово. Она сжала губы, но слишком поздно.
– Что? – замер Джоко.
В наступившей тишине она пыталась понять себя. Голос викторианского воспитания смолк внутри нее, а голос морали, несущий осуждение и стыд, еще звучавший в ней, замерзал в холодной тьме парадного подъезда. Вместо него в ушах все сильнее пульсировала горячая кровь, напоминая о желании, экстазе и забытьи.
– Не желай мне доброй ночи, Джоко.
Из его груди вырвался нервный вздох. Котелок съехал назад, словно предоставляя лбу изучать ее лицо. Джоко серьезно смотрел на нее, нахмурив брови. Он неловко переступил с ноги на ногу. Когда он заговорил, его голос прозвучал чуть хрипло:
– Рия, вряд ли это хорошая идея. Знаешь, я ведь не нянька и не старая дева – компаньонка.
– Я знаю.
– Если я останусь, то останусь как мужчина. Мария протянула к нему руку. Ее рука была твердой, но голос дрожал.
– Останься, Джоко Уолтон. Пожалуйста, останься.
– Да, мэм, – сдвинув котелок на лоб, Джоко спустился со ступеней и бросил монетку кеб-мену.
– Благодарствую, сэр.
Мария зажгла лампу на столе холла. Держа ее перед собой, она стала подниматься по лестнице в свою комнату. У нее голова шла кругом от собственной смелости, и на второй лестничной площадке она прислонилась к стене.
Она услышала, как Джоко сзади нее закрыл дверь, щелкнув задвижкой. Затем она услышала звуки его шагов в холле, и вот уже его каблуки застучали по деревянным ступенькам, пока он поспешно поднимался вслед за ней.
Стыд заливал щеки Марии. Ее горло пересохло. Она заставила себя оторваться от стены и дойти до своей двери, последней в конце коридора. Она смотрела прямо перед собой, стараясь избегать взглядом дверей соседей, словно это могло отвратить остальных жильцов меблированных комнат от выхода в коридор. Меблированные номера совсем не походили на дачу, укрытую от чужих глаз, обвитую виноградной лозой и затененную деревьями.
Не дошла она и до середины коридора, как Джоко догнал ее. «Пожалуйста, – молилась она про себя, – пожалуйста, пусть нас никто не услышит». Она плохо знала других квартиросъемщиков – знала о них только то, что все они были одинокие женщины. Они мгновенно догадаются, что ему здесь не место.
Мария на ощупь сунула ключ в дверную скважину, но он, наткнувшись на пластинку, выпал из ее непослушных пальцев. В тишине раздался громкий стук.
Джоко нагнулся, чтобы поднять ключ, а выпрямившись, увидел в мерцающем свете лампы выражение лица Марии.
– Может быть, мне лучше уйти? Она резко покачала головой:
– Открой дверь.
Зайдя внутрь, он закрыл ее за Марией. Она поставила лампу и подняла руки, чтобы снять шляпу, как вдруг она почувствовала, что силы оставили ее.
– Позволь мне, пожалуйста, – сказал Джоко.
– Ох…
Мягким движением Джоко отвел ее руки и вытащил восьмидюймовые шляпные шпильки. Затем он бросил шляпу на шкафчик рядом с дверью, но не остановился на этом. Осторожно он начал вытаскивать и шпильки для волос из ее прически, и ее роскошные волосы рассыпались по спине.
Мария испуганно ахнула. Она уже забыла, когда к ее волосам прикасались мужские руки, и попыталась отстраниться от Джоко, но его пальцы уже погрузились в них, разделяя на пряди.
– Твои волосы, – голос Джоко звучал совсем рядом, его дыхание щекотало ей ухо.
Мария почувствовала озноб.
– Какие они длинные, – шептал он, – и какие красивые.
Словно выполняя ритуал, Джоко приподнял волосы с ее плеч.
– Это всего лишь волосы, – прошептала она.
– О да, – согласился он. – И я никогда не видел таких.
– Я… я никогда их не стригла.
– Это замечательно, – Джоко разложил пряди по ее спине и пригладил кончиками пальцев. Затем его руки легли ей на плечи и он почувствовал, как Мария напряглась. – Я разведу огонь.
Но огонь уже пылал внутри нее. Не узнавая собственного голоса, она пробормотала: – Да, хорошо.
Джоко отошел от нее и опустился на колени перед небольшим камином.
Все это время Мария стояла неподвижно, ее голова была ясной, а тело больше не мерзло. Джоко снял свою шляпу, и она могла теперь лучше рассмотреть его. На затылке его волосы были темно-золотыми и очень кудрявыми. Тугие, словно овечья шерсть, они спускались на воротник. А плечи у Джоко были очень даже широкими. Он стоял на коленях, отбрасывая перед собой тень, а его широкое пальто позволяло ей увидеть лишь кончик одной подметки. Одно его присутствие делало комнату очень маленькой.
До сегодняшнего вечера Мария считала, что ее комнатка полностью соответствует ее потребностям. Теперь она оказалась слишком мала. Когда здесь появился он…
Клуб белого дыма поднялся от растопки. Тонкий язычок яркого оранжево-желтого пламени вырвался из-под одного ее угла. Джоко умело добавил немного дров, сверху положил уголь и стал раздувать огонь. Когда пламя запылало, он встал: – Вот, – он потер руки, держа их над огнем. – Через минуту здесь будет не так зябко.
Марию бросало то в жар, то в холод. В одну минуту ей казалось, что она никогда не согреется, в другую – хотелось обмахиваться из-за жары. Она не двигалась со своего места у двери.
Джоко повернулся к ней. Его живая улыбка увяла.
Мария медленно поднесла руки к щекам. Она могла представить, что сделало с ней многочасовое пребывание на ветру под моросящим дождем.
Она знала, что никогда не выглядела слишком миловидной, но сегодня, наверное, была страшнее божьей кары.
Пока Джоко рассматривал ее, она попыталась улыбнуться. Словно извиняясь, она поправила прядки мокрых волос, свесившиеся на лицо.
– Идем, – он повел ее, словно она была ребенком, к узкой постели. Все еще пристально разглядывая ее, он начал снимать с постели покрывало. Затем он медленно, нерешительно, словно ожидая, что она отпрянет от него, подошел к Марии. Его руки потянулись, чтобы расстегнуть ее пальто.
– Я сама, – голос Марии прозвучал хрипло. Она сняла пальто и привычным движением повесила на вешалку у кровати. – Давай, я повешу твое пальто.
Джоко медлил. Его глаза изучали ее лицо. В следующую секунду он повернулся, чтобы уйти.
– Ох, пожалуйста, не делай этого, – обернулась она вслед за ним.
– Мария, – его красивый рот искривился. – Мисс Торн…
– Рия, – пробормотала она, заставляя себя улыбнуться. – Помнишь? Так дружелюбнее.
– Ты слишком устала…
Мария быстро шагнула через комнату и прижала пальцы к его губам.
– Джоко…
В первый раз она по собственному желанию приблизилась к нему. Его руки машинально обняли ее, затем он отстранился. Она схватила его за руку и вернула обратно к себе на талию. Ее глаза умоляли его.
– Джоко, – ее слова словно натыкались одно на другое. – Я знаю, что я некрасивая, не такая, как Герцогиня. Я даже не миловидная. Я смогу понять, если ты не захочешь… не сможешь полюбить меня. Я не дурочка, набравшаяся романтических бредней.
Губы Джоко шевельнулись, его дыхание согрело ее пальцы.
– Ох, пожалуйста… пожалуйста, останься со мной. Я так одинока, я так боюсь.
– Рия!
Мария поняла, что он, наверное, почувствовал, как дрожат ее пальцы. Она вытащила их из его руки.
Привычная усмешка Джоко исчезла. Он потянулся к Марии, и его рука зарылась в ее волосах, лаская затылок. Медленно он прижался ртом к ее губам.
Этот поцелуй был совсем не похож на все те поцелуи, что Мария помнила. Она ожидала грубости и жара мужской страсти. Вместо этого она почувствовала нежное касание губ. Тепло растекалось по ее телу от каждой точки касания их тел, но особенно от губ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
– Где они жили прежде?
– В веселых домах.
– В борделях! – Мария повернулась к нему, заглядывая в лицо. – Но они же еще дети!
Джоко отступил от нее на шаг, отводя глаза.
– Некоторые мужчины любят малолеточек. Мария обернулась к Панси, чтобы разглядеть ее. Та была не выше трех футов ростом, ее одежда доставала до пола. Ее шейка была тощей, словно цветочный стебелек.
– Она же еще ребенок.
Джоко не ответил. Порывшись в карманах пальто, он достал горсть дешевых конфет.
– Панси!
– Ты не забыл их, – устремилась она к нему.
Джоко насыпал конфет в протянутые пригоршней руки. Отпуская Панси, он поймал ее за подбородок:
– Поделись с другими.
– Да, сэр.
По полу застучали еще лестницы. Другие дети спустились с помостов. В считанные секунды восемь маленьких жителей собрались в кучку, пока Панси с важностью делилась с ними угощением.
Герцогиня оставила детей и подошла к гостям.
– Вы уверены, что хотите вернуть свою сестру? – спросила она Марию.
Мария даже привстала:
– О да, больше всего на свете. Я так этого хочу, что готова искать ее, сколько бы времени это ни заняло. Хоть всю свою жизнь – я все равно буду искать ее. Если вы можете помочь мне… Герцогиня прервала ее:
– Вы понимаете, что если она пробыла в борделе несколько дней, то она уже использована? Много раз.
Мария прижала кулак ко рту. Ее лицо исказилось болью.
– То же самое сказал и Джоко. Так говорили все. Все вели себя так, словно она уже умерла или стала совсем другим человеком.
– Так на это смотрит мир, – горько сказала Герцогиня.
– Она не просила, чтобы ее похитили, у нее не было выбора. Она хорошая. Она милая, добрая девушка.
– Теперь она падшая, – буднично сказала Герцогиня. – Нет джентльмена, который подберет чужие объедки.
Боль, пронзившая сердце Марии, была сильнее боли в колене.
– Если приличный мужчина не захочет взять ее в жены, тем хуже для него. Она все равно моя сестра, и я люблю ее, – Мария почувствовала навертывающиеся на глаза слезы. – Ей причинили боль злые, злые мужчины. Я хочу спасти ее, хочу вернуть обратно.
– Очень похвально, – холодно сказала Герцогиня. – А что, если она заболела дурной болезнью?
– Я буду заботиться о ней и постараюсь вылечить ее, – сглотнула Мария.
– А если она забеременела?
– Тогда мы будем вместе воспитывать ее ребенка.
Герцогиня вскинула голову и невесело рассмеялась:
– Хотелось бы мне увидеть ваше лицо через несколько месяцев.
– Я уверяю вас…
– Не уверяйте меня ни в чем, – подняла руку Герцогиня. – Вы совершенно не понимаете, о чем говорите, – она взглянула на Джоко. – Значит, ты решил, что я сумею помочь ей?
– Поэтому я и привел ее сюда, – кивнул Джоко. – Ты меня знаешь – я ни за что не попытался бы это сделать, если бы сомневался в ней.
Герцогиня повернулась и прошлась по всей длине помещения. Восемь детишек, разделившихся на кучки, сидели на корточках или взобрались на ящики и бочонки. Мария не была уверена, но все-таки решила, что все они – девочки. Все они серьезно смотрели на нее.
– Сделаем мы это? – спросила их Герцогиня.
– Ничего не получится, – потрясла головой Бет. – Будет только хуже, если меня опять поймают.
– Про тебя давно забыли, – раздался чей-то ехидный голос. – Забыли, как только ты исчезла, в ту же минуту.
– Герцогиню-то они не забыли.
– Герцогиню ни один дурак не забудет.
– Почему нам это надо делать, Герцогиня?
– Девушке причинили вред, – ответила она. – Сестра хочет спасти ее.
– Джек Ронси убьет меня, если поймает. Мария выступила вперед:
– Я не хочу, чтобы кто-то из вас подвергался опасности, – она взглянула на Джоко: – Наверное, нам лучше уйти.
Он остановил ее.
– Они каждый день выходят наверх, чтобы найти еду и топливо. Они могут задать вопрос, подслушать разговор. Они могут найти твою сестру, даже если никто другой этого не сможет.
– Но их могут снова поймать, – Мария покачала головой. – Мне невыносима мысль о том, что кто-то из них может оказаться на месте Мелиссы.
– Сначала и я была там, – сказала Герцогиня. – Все они тоже там побывали.
– Все равно… – Мария взглянула на Пан и Бет. – Спасибо вам за все.
Герцогиня проводила их до лестницы.
– Мы займемся этим. Я извещу тебя, Джоко, так или иначе.
– Премного благодарен, Герцогиня.
– Да… спасибо вам за гостеприимство. Клянусь, что я никогда никому не выдам ваше место, – Мария стала спускаться по лестнице, придерживаясь за стену. Ее колено онемело и не сгибалось. Оно болело так, что она чувствовала себя на грани обморока.
Ее голова была уже почти над уровнем пола, как вдруг Герцогиня присела на корточки и осветила лампой ее лицо.
– Вы действительно хотите ее вернуть?
– Всем сердцем.
Долгое мгновение они смотрели друг другу в глаза. Затем Герцогиня убрала лампу, а Джоко потянул ручку двери, распахнувшейся в темень и грязь.
Глава седьмая
– Давай возьмем кеб, – задыхаясь, проговорила Мария. – Я заплачу за него.
Джоко взглянул на нее. Несмотря на слабое освещение он заметил болезненные морщины, глубоко прорезавшие ее лоб. Она тяжело опиралась на его руку. Вместо ответа он подхватил ее на руки.
Когда его рука задела опухшее колено, Мария вздрогнула. Оказавшись у его груди, она задохнулась от испуга.
– Отпусти меня, – запротестовала она. – Тебя кто-нибудь увидит.
– Увидит? – фыркнул он, притворяясь непонимающим. – Кого волнует, что я делаю?
Мария смешалась. Ее первым порывом было сказать, что на самом деле она боится, как бы не увидели ее, но затем вспомнила, как разозлился Джоко, когда она усомнилась в нем. Она побоялась снова задеть его самолюбие.
– Меня, – едва слышно выдохнула она ему в ухо.
Его руки крепче прижали ее, уголки рта поднялись вверх. Он выпрямился, словно с его плеч свалилась тяжесть, и зашагал быстрее.
– Джоко, тебе незачем нести меня.
– Здесь только несколько шагов, – он свернул на улицу. – В Стрэнде мы возьмем кеб.
– Я могу идти, – пробормотала Мария. Однако ее протесты были неискренними, и они оба это понимали. Она положила руки поверх плеч Джоко, сомкнув пальцы около его уха. Ее грудь прижалась к его теплой, крепкой груди. Сильные руки Джоко легко удерживали ее на весу.
Биение сердца Марии участилось. Ее телу вдруг стало жарко от неподобающих мыслей. Приличной девушке викторианского воспитания следовало бы думать про объятия только одного мужчины. И этот мужчина должен быть ее мужем. Она содрогнулась.
– Холодно?
Мария слегка покачала головой и слабым голосом произнесла:
– Я тяжелая.
– Тяжелая, – согласился он со смешинкой в голосе. – Я прямо изнемогаю под этой тяжестью.
Несколько тихих слезинок прочертили горячие следы по ее холодным щекам.
– Ох, Джоко, какой ты добрый.
Это замечание заставило его хмыкнуть:
– Я? Нет, не совсем. Я дрянной – ты просто устала.
Сквозь густой туман, поднимавшийся с Темзы и застилавший набережную Виктории, они услышали цоканье копыт. Джоко пронзительно свистнул, и уже минуту спустя Мария с Джоко сидели в кебе, направлявшемся к ее дому.
Некоторое время они ехали молча. Как-то уж так получилось, что она осталась сидеть на коленях Джоко; он обнимал ее, а она – его.
– Как же они живут? – заговорила наконец Мария.
– Дети и Герцогиня?
– Да. Как им удается выжить?
Грудь Джоко всколыхнулась от глубокого вздоха.
– Ну откуда мне знать? Я не задаю вопросов, это не мое дело.
– Я думала…
Джоко встряхнул головой.
– Она – не ты, а ты – не она…
– Боже мой, конечно, нет! Если бы я была на ее месте, разве я жила бы там? Никогда. Я нашла бы другое место своим девочкам. И там были бы нормальные условия!
Мария почувствовала, как к ее щекам приливает кровь. Боль в колене ослабла, но теперь ей было жарко уже по другой причине. Давно забытый жар вдруг охватил ее.
– А у тебя есть девушка? – не удержалась она от вопроса.
– У меня? Нет. Откуда у меня быть девушке? Кому я нужен?
Кеб свернул на Обри Уолк. Они уже почти приехали. Джоко проводит ее до двери, а там, приподняв котелок и пожелав доброй ночи, оставит одну. И тогда…
Словно в ответ ее мыслям он спросил:
– Во сколько мне прийти к тебе завтра утром?
– Не знаю, – прошептала Мария. – Пораньше. Наверное, нам нужно составить план, но сегодня я слишком устала.
– Тебе нужно хорошо выспаться.
Вдруг Мария почувствовала, что не хочет расставаться с ним. Как она сможет вернуться в свою одинокую комнату и остаться наедине со всеми этими мыслями о Мелиссе и воображением, рисующим разные ужасы? А нужно еще разжигать камин, иначе ей придется залезать в сырую, холодную постель, где она начнет дрожать мелкой дрожью, слишком измученная и несчастная, чтобы заснуть.
Вдруг она расплакалась.
– Ну вот! В чем дело?
– И-извини, я н-не могу сдержаться. Джоко обнял ее крепче:
– Тебе больно?
– Стыдно признаться, но я плачу от жалости к себе.
– Ох, и все? – он неуклюже похлопал ее по плечу. – Это не вредно.
Мария встряхнула головой, пытаясь сдержать слезы.
– Это бесполезно. Просто я устала.
– Конечно, устала. Кто бы не устал? Кебмен натянул вожжи, останавливая свою клячу. Джоко открыл дверцу, вылез сам и помог спуститься Марии. Провожая девушку до двери, он бережно поддерживал ее, словно она была стеклянной. Когда она отперла замок и распахнула входную дверь, Джоко приподнял свой котелок:
– Желаю тебе доброй ночи, Рия. Он стал спускаться по ступеням.
– Нет, – прошептала Мария, чувствуя, как ее щеки горят огнем. Ох, как чудовищно она поступила, выжав из себя это слово. Она сжала губы, но слишком поздно.
– Что? – замер Джоко.
В наступившей тишине она пыталась понять себя. Голос викторианского воспитания смолк внутри нее, а голос морали, несущий осуждение и стыд, еще звучавший в ней, замерзал в холодной тьме парадного подъезда. Вместо него в ушах все сильнее пульсировала горячая кровь, напоминая о желании, экстазе и забытьи.
– Не желай мне доброй ночи, Джоко.
Из его груди вырвался нервный вздох. Котелок съехал назад, словно предоставляя лбу изучать ее лицо. Джоко серьезно смотрел на нее, нахмурив брови. Он неловко переступил с ноги на ногу. Когда он заговорил, его голос прозвучал чуть хрипло:
– Рия, вряд ли это хорошая идея. Знаешь, я ведь не нянька и не старая дева – компаньонка.
– Я знаю.
– Если я останусь, то останусь как мужчина. Мария протянула к нему руку. Ее рука была твердой, но голос дрожал.
– Останься, Джоко Уолтон. Пожалуйста, останься.
– Да, мэм, – сдвинув котелок на лоб, Джоко спустился со ступеней и бросил монетку кеб-мену.
– Благодарствую, сэр.
Мария зажгла лампу на столе холла. Держа ее перед собой, она стала подниматься по лестнице в свою комнату. У нее голова шла кругом от собственной смелости, и на второй лестничной площадке она прислонилась к стене.
Она услышала, как Джоко сзади нее закрыл дверь, щелкнув задвижкой. Затем она услышала звуки его шагов в холле, и вот уже его каблуки застучали по деревянным ступенькам, пока он поспешно поднимался вслед за ней.
Стыд заливал щеки Марии. Ее горло пересохло. Она заставила себя оторваться от стены и дойти до своей двери, последней в конце коридора. Она смотрела прямо перед собой, стараясь избегать взглядом дверей соседей, словно это могло отвратить остальных жильцов меблированных комнат от выхода в коридор. Меблированные номера совсем не походили на дачу, укрытую от чужих глаз, обвитую виноградной лозой и затененную деревьями.
Не дошла она и до середины коридора, как Джоко догнал ее. «Пожалуйста, – молилась она про себя, – пожалуйста, пусть нас никто не услышит». Она плохо знала других квартиросъемщиков – знала о них только то, что все они были одинокие женщины. Они мгновенно догадаются, что ему здесь не место.
Мария на ощупь сунула ключ в дверную скважину, но он, наткнувшись на пластинку, выпал из ее непослушных пальцев. В тишине раздался громкий стук.
Джоко нагнулся, чтобы поднять ключ, а выпрямившись, увидел в мерцающем свете лампы выражение лица Марии.
– Может быть, мне лучше уйти? Она резко покачала головой:
– Открой дверь.
Зайдя внутрь, он закрыл ее за Марией. Она поставила лампу и подняла руки, чтобы снять шляпу, как вдруг она почувствовала, что силы оставили ее.
– Позволь мне, пожалуйста, – сказал Джоко.
– Ох…
Мягким движением Джоко отвел ее руки и вытащил восьмидюймовые шляпные шпильки. Затем он бросил шляпу на шкафчик рядом с дверью, но не остановился на этом. Осторожно он начал вытаскивать и шпильки для волос из ее прически, и ее роскошные волосы рассыпались по спине.
Мария испуганно ахнула. Она уже забыла, когда к ее волосам прикасались мужские руки, и попыталась отстраниться от Джоко, но его пальцы уже погрузились в них, разделяя на пряди.
– Твои волосы, – голос Джоко звучал совсем рядом, его дыхание щекотало ей ухо.
Мария почувствовала озноб.
– Какие они длинные, – шептал он, – и какие красивые.
Словно выполняя ритуал, Джоко приподнял волосы с ее плеч.
– Это всего лишь волосы, – прошептала она.
– О да, – согласился он. – И я никогда не видел таких.
– Я… я никогда их не стригла.
– Это замечательно, – Джоко разложил пряди по ее спине и пригладил кончиками пальцев. Затем его руки легли ей на плечи и он почувствовал, как Мария напряглась. – Я разведу огонь.
Но огонь уже пылал внутри нее. Не узнавая собственного голоса, она пробормотала: – Да, хорошо.
Джоко отошел от нее и опустился на колени перед небольшим камином.
Все это время Мария стояла неподвижно, ее голова была ясной, а тело больше не мерзло. Джоко снял свою шляпу, и она могла теперь лучше рассмотреть его. На затылке его волосы были темно-золотыми и очень кудрявыми. Тугие, словно овечья шерсть, они спускались на воротник. А плечи у Джоко были очень даже широкими. Он стоял на коленях, отбрасывая перед собой тень, а его широкое пальто позволяло ей увидеть лишь кончик одной подметки. Одно его присутствие делало комнату очень маленькой.
До сегодняшнего вечера Мария считала, что ее комнатка полностью соответствует ее потребностям. Теперь она оказалась слишком мала. Когда здесь появился он…
Клуб белого дыма поднялся от растопки. Тонкий язычок яркого оранжево-желтого пламени вырвался из-под одного ее угла. Джоко умело добавил немного дров, сверху положил уголь и стал раздувать огонь. Когда пламя запылало, он встал: – Вот, – он потер руки, держа их над огнем. – Через минуту здесь будет не так зябко.
Марию бросало то в жар, то в холод. В одну минуту ей казалось, что она никогда не согреется, в другую – хотелось обмахиваться из-за жары. Она не двигалась со своего места у двери.
Джоко повернулся к ней. Его живая улыбка увяла.
Мария медленно поднесла руки к щекам. Она могла представить, что сделало с ней многочасовое пребывание на ветру под моросящим дождем.
Она знала, что никогда не выглядела слишком миловидной, но сегодня, наверное, была страшнее божьей кары.
Пока Джоко рассматривал ее, она попыталась улыбнуться. Словно извиняясь, она поправила прядки мокрых волос, свесившиеся на лицо.
– Идем, – он повел ее, словно она была ребенком, к узкой постели. Все еще пристально разглядывая ее, он начал снимать с постели покрывало. Затем он медленно, нерешительно, словно ожидая, что она отпрянет от него, подошел к Марии. Его руки потянулись, чтобы расстегнуть ее пальто.
– Я сама, – голос Марии прозвучал хрипло. Она сняла пальто и привычным движением повесила на вешалку у кровати. – Давай, я повешу твое пальто.
Джоко медлил. Его глаза изучали ее лицо. В следующую секунду он повернулся, чтобы уйти.
– Ох, пожалуйста, не делай этого, – обернулась она вслед за ним.
– Мария, – его красивый рот искривился. – Мисс Торн…
– Рия, – пробормотала она, заставляя себя улыбнуться. – Помнишь? Так дружелюбнее.
– Ты слишком устала…
Мария быстро шагнула через комнату и прижала пальцы к его губам.
– Джоко…
В первый раз она по собственному желанию приблизилась к нему. Его руки машинально обняли ее, затем он отстранился. Она схватила его за руку и вернула обратно к себе на талию. Ее глаза умоляли его.
– Джоко, – ее слова словно натыкались одно на другое. – Я знаю, что я некрасивая, не такая, как Герцогиня. Я даже не миловидная. Я смогу понять, если ты не захочешь… не сможешь полюбить меня. Я не дурочка, набравшаяся романтических бредней.
Губы Джоко шевельнулись, его дыхание согрело ее пальцы.
– Ох, пожалуйста… пожалуйста, останься со мной. Я так одинока, я так боюсь.
– Рия!
Мария поняла, что он, наверное, почувствовал, как дрожат ее пальцы. Она вытащила их из его руки.
Привычная усмешка Джоко исчезла. Он потянулся к Марии, и его рука зарылась в ее волосах, лаская затылок. Медленно он прижался ртом к ее губам.
Этот поцелуй был совсем не похож на все те поцелуи, что Мария помнила. Она ожидала грубости и жара мужской страсти. Вместо этого она почувствовала нежное касание губ. Тепло растекалось по ее телу от каждой точки касания их тел, но особенно от губ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39