Упорство, с каким он ухаживал за ней, только усиливало его раздражение.
Желание блестящим образом отомстить глупенькой девушке, осмелившейся отказать тому, кому впоследствии было предоставлено выбирать в изящной среде принцесс и эрцгерцогинь, в значительной степени содействовало его браку с вдовой Богарнэ – будущей императрицей Жозефиной. Но на долю Дезирэ Клари выпала все-таки блестящая, хотя и не такая ослепительная судьба. Она вышла замуж за Бернадотта, и мы встретимся с ней как с королевой Швеции.
Таково было положение Бонапарта в то время, когда Лефевр и его жена, следуя за батальонами северной армии, направлялись к заслужившей впоследствии бессмертную славу деревне Жемап.
XVI
Робеспьер сказал: «Война бессмысленна. – Но прибавил: – А все-таки надо воевать!» Таков был республиканский символ веры.
Война была нелепа, потому что не было ни солдат, ни генералов, ни оружия, ни боевых припасов, ни провианта, ни денег, то есть ни одного из тех условий, при которых народ может предпринять наступательную войну или сплотиться на собственной территории, чтобы воспрепятствовать неприятельскому вторжению.
Все генералы были роялисты и изменники; к числу их относились Дюмурье, Диллон, Кюстин, Баланс. Молодой герцог Шартрский (впоследствии Луи Филипп) пользовался благосклонностью главнокомандующего. Забегая мыслью далеко вперед, Дюмурье не без тайной цели предоставил королевскому принцу блестящую роль: молодой герцог должен был занять берега Мааса и остановить движение австрийцев на Валансьен и Лилль. Для него таким образом готовили лавровый венок, который мог превратиться в королевский венец.
Хотя в памятный день в Жемапе герцог Шартрский выказал необыкновенную храбрость, однако победа в центре была решена простым солдатом по имени Батист Ренар, находившимся на службе у Дюмурье; этот Ренар привел в порядок расстроенную бригаду молодого герцога, уже готовившуюся отступать.
В армии не существовало ни выучки, ни связи, ни дисциплины; это была просто толпа сражающихся, снаряженных черт знает как: одни были в блузах и деревенских кафтанах, у других вместо ружей были наскоро выкованные пики. В порыве энтузиазма эти люди схватились за то оружие, которое оказалось под рукой, и бросились на освобождение родной страны. Добровольцы шли с песнями, под звуки марсельезы, карманьолы и «са ира», но в этих героях было много веры, увлечения, доблестного порыва. При Вальми они живо справились со старыми иноземными войсками. При Жемапе пехота, наскоро собранная из добровольцев республики, под командой старых сержантов, как, например, Ош и Лефевр, заменивших перешедших к неприятелю благородных офицеров, стяжала себе славу, которую и сохраняла за собой в течение двадцати лет.
5 ноября 1792 года перед заходом солнца, склонявшегося к горизонту подобно кровавому знамени, республиканская армия появилась перед грозными позициями Джемаппа.
На высотах, окружающих город Монс, расположены три деревни: Кюэсм, Бертрэнон и Жемап. На этих-то позициях и укрепились австрийцы. Редуты, кучи валежника, палисады, четырнадцать небольших шанцев, многочисленная артиллерия; скрытые в лесу тирольские стрелки; кавалерия, сгруппированная в долинах между деревнями и ежеминутно готовая уничтожить всех французов, которые рискнули бы атаковать окрестные холмы, – такова была неприступная твердыня, которую предстояло взять первым борцам за свободу.
Главнокомандующим был имперский принц, герцог Саксен-Тешен, правитель Нидерландов, имевший помощником искусного генерала Клерфэ, умные советы которого, однако, никогда не принимались во внимание. Опасаясь галльского задора, Клерфэ предлагал, не ожидая приступа, с тремя колоннами напасть ночью врасплох на французов и рассеять их, прежде чем они составят план сражения. Такая неожиданность давала большое преимущество войскам, привычным к войне и хорошо дисциплинированным. К счастью для французов, герцог Саксен-Тешен считал ночную атаку делом постыдным, так как мечтал о громкой победе среди бела дня.
Воспользовавшись бездействием неприятеля, Дюмурье успел расположить свою армию полукругом: генерал Дарвиль командовал правым флангом, Бернонвиль – левым, который должен был двигаться к деревне Кдоэсм; герцог Шартрский, занимавший центр, должен был напасть на Жемап с фронта, а генерал Ферран – с левой стороны. Было приказано двигаться колоннами, побатальонно. Кавалерия должна была поддерживать фланги. Артиллерию разместили так, чтобы она могла свободно обстреливать долины между тремя холмами. Между Кюэсмом и Жемапом были стянуты гусары и драгуны, чтобы преградить путь австрийской кавалерии.
Когда приготовления с обеих сторон были окончены, всюду зажглись огни, и войска провели ночь, наблюдая друг за другом.
Тем временем вот что происходило в замке Левендаля, расположенном на окраине Джемаппского холма, между двумя армиями. От французов его отделяли ручей и небольшая роща, а гора, возвышавшаяся позади его башен, защищала его от огня австрийской артиллерии. В штабах обеих армий этот замок, находившийся на нейтральной территории, был намечен как передовой пост. Под его стенами французские отряды, посланные на рекогносцировку, встретились с австрийскими патрулями. Обменявшись несколькими ружейными выстрелами, оба отряда поспешили донести о результатах разведок. Австрийцы утверждали, что замок был во власти французов, а французы – что замком уже завладели австрийцы. В результате замок барона Левендаля оказался занят только своими постоянными обитателями.
За день до сражения барон Левендаль прибыл в замок, где, согласно условию, принял своего друга, маркиза де Лавелин и его дочь Бланш, приехавших по данному обещанию. Получив от Леонарда успокоительные известия о последствиях своей любовной интриги с Эрминией де Борепэр и сильнее чем когда-либо влюбленный в Бланш, барон спешил с приготовлениями к свадьбе. Со смертью Борепэра Эрминия не могла уже быть ему препятствием. Он навсегда отделался от ее упреков, жалоб и угроз. Маленькая Алиса, живое доказательство этой надоевшей ему связи, исчезла, и барон был совершенно свободен. Он достиг предела своих желаний: через несколько часов Бланш должна будет принадлежать ему.
На замечание маркиза де Лавелина, что ни время, ни место не подходят для свадебной церемонии, так как ежеминутно можно ожидать появления неприятеля (в глазах маркиза и его будущего зятя неприятелем были французские солдаты), барон ответил требованием, чтобы маркиз сдержал свое обещание, и грубо напомнил, что военные операции не мешают уплате долгов и что маркизу трудно будет уклониться от выполнения своих обязательств: ведь его поместья в Эльзасе, то есть под защитой императорских войск. Де Лавелин прекрасно понял угрозы барона и перестал ему возражать, сказав в заключение:
– Остается только убедить мою дочь. Не могу же я силой тащить ее к алтарю!
– Это уж ваше дело! – проворчал барон. – Образумьте эту упрямицу как умеете!
Он немедленно послал в Жемап за нотариусом, а своему священнику приказал приготовить все необходимое для брачной церемонии, которая была назначена в полночь, после чего молодые супруги должны были, пользуясь ночной темнотой, немедленно уехать в Брюссель вместе с маркизом де Лавелин.
Тотчас по приезде в замок Бланш заперлась в своей комнате и никого не принимала. Барон два раза пытался поговорить с нею, но она отказалась отворить ему двери. Она тревожно поджидала у окна кого-то, кто все не являлся, и напрасно всматривалась в пустынные окрестности. Она ждала Екатерину Лефевр.
С тревожно бьющимся сердцем, с пересохшим горлом и с нервной дрожью в руках воскрешала она в своей памяти обещания мужественной женщины. Вполне доверяя ей, Бланш говорила себе, что если Екатерина не пришла и не привела, как обещала, ребенка, то, очевидно, возникли неожиданные препятствия. Но что же могло задержать Екатерину Лефевр и заставить ее нарушить свое обещание? Бедная Бланш терялась в догадках.
О присутствии Екатерины в северной армии ей не было известно.
Она и не подозревала, что в нескольких милях от нее разведчики 13 полка обыскивали Кюэсмский лес; что, возвратившись с рекогносцировки, они сидели в лавочке Екатерины, рассказывая о своих смелых разведках под самыми стенами замка; что Екатерина подливала вино в их стаканы, а около нее вертелись Анрио и Алиса.
Екатерина без труда узнала, что Бланш находится в замке: один из крестьян, преданный делу свободы, рассказал, что накануне в замок приехал важный господин с дамой, и в этих знатных посетителях Екатерина угадала свою покровительницу. Она немедленно составила план действий: она пойдет в замок, увидится с Бланш и скажет ей, что ее ребенок, малютка Анрио, находится по соседству, под защитой штыков Лефевра; они вместе придумают, как безопаснее всего соединить мать с ребенком, облегчить им проход сквозь линию войск.
Приняв это решение, Екатерина заткнула за пояс пару пистолетов, с которыми не расставалась в дни сражений, вышла в сумерки из лагеря и направилась к замку Левендаль. Мужу она ничего не сказала, потому что он не одобрил бы ее поступка, страшась опасностей, которым она подвергалась, идя одна ночью по полям и лесам, между двух армий, ежеминутно готовых вступить в бой. Перед уходом Екатерина долго целовала Анрио, который уже улегся спать в той же повозке, где спала Алиса. «Спи, малютка, я иду за твоей матерью!» – прошептала Екатерина и отправилась в путь. Она смело двигалась вперед, не заботясь об австрийских разведчиках и боясь только, что ей, по возвращении домой, достанется от Лефевра.
Миновав небольшую рощицу и последний французский аванпост, она внезапно увидела высокого, худощавого человека, прятавшегося за деревом. Она вынула из-за пояса пистолет и, взведя курок, промолвила негромко, из боязни быть услышанной соседними часовыми: «Кто идет?» – и прицелилась, готовая стрелять.
– Без глупостей, мадам Лефевр. Я ваш друг, – ответил голос, показавшийся ей знакомым.
– Какой друг?
– Да… ла Виолетт, к вашим услугам.
– Ах, это ты, дурачок? Ты чуть не напугал меня! – сказала Екатерина, узнав помощника маркитанта, преданного, но простоватого парня, над которым в батальоне охотно подтрунивали; ла Виолетт далеко не слыл храбрецом и всегда был предметом насмешек.
Спрятав пистолет, Екатерина сама посмеялась над своим испугом.
– Иди же сюда! – сказала она. – Я ведь не страшная, черт побери! Чего ради ты, трусишка, бродишь здесь, за нашей линией?
Ла Виолетт застенчиво приблизился на несколько шагов.
– Я скажу вам. Я видел, как вы вышли из лагеря, и захотел идти за вами.
– Чтобы шпионить?
– Ах, нет! Я подумал, что там, куда вы идете, может быть опасно.
– Опасно? Да конечно, опасно, да тебе-то что до этого? Опасность и ты – понятия разные!
– Я уже давно стараюсь свыкнуться с опасностью. Вот я и подумал, что сегодня для этого удобный случай.
– Отчего же именно сегодня? – спросила Екатерина, удивленная его настойчивостью.
– Черт возьми! – смущенно пробормотал ла Виолетт, с трудом подыскивая слова. – Да оттого, что… вечером спокойнее… нечего бояться, что увидят.
– Ты не хотел, чтобы тебя увидели?
– Конечно нет! Если я испугаюсь ночью, никто не увидит этого, а днем мне было бы стыдно. Но мне почему-то кажется, что с вами мне не будет страшно.
– Разве ты хочешь идти со мной? – спросила Екатерина, все более изумляясь.
– О, не отказывайте мне в этом! Не прогоняйте меня! – стал умолять парень. – Я так вас люблю! Днем я никогда не решился бы сказать это в лавочке перед товарищами. А здесь такая темнота… я совсем расхрабрился… я сам себя не узнаю!
Слушая его объяснения, Екатерина продолжала идти дальше. Она только что собралась полунасмешливо, полусердито ответить этому влюбленному чудаку, как вдруг в темноте прозвучали два выстрела.
– Стой! – крикнула Екатерина своему спутнику, бросившемуся вперед. – Куда ты? Берегись! – крикнула она громче.
Но ла Виолетт продолжал бежать. За спиной у него болтался какой-то круглый предмет, который можно было принять за подвижный горб.
Екатерина видела, как он исчез в кустах хмеля, из которых раздались выстрелы.
Опасаясь засады, она остановилась на опушке. Был слышен треск ломающихся сухих веток, шум борьбы, шепот, потом далеко на равнине она увидела неясные очертания человеческой фигуры, бежавшей по направлению к Жемапскому лесу.
«Он совсем не туда бежит! Он наткнется на австрийские аванпосты и его заберут в плен, – думала она, предполагая, что это бежал ла Виолетт, а потом прибавила ср вздохом: – Жаль его! Славный был малый, хоть и трус! Трудно будет заменить его в лавочке!»
Она решилась продолжать путь, обогнуть рощу и направиться прямо к службам замка, уже видневшегося вдали, когда из кустов внезапно вылез ла Виолетт. В руке у него была обнаженная сабля, которую он обтирал листьями.
– Это ты? – воскликнула пораженная Екатерина. – Откуда ты взялся? Что ты сделал?
– Я помешал австрийцу снова зарядить ружье, как он собирался сделать, – спокойно ответил ла Виолетт, вкладывая саблю в ножны.
– Где же он? – спросила Екатерина.
– Там… в кустах!
– Мертвый?
– Думаю, что мертвый. Второму посчастливилось, что он имел дело с таким трусом, как я. А то уж я его догнал бы. Ведь я шибко бегаю! Мне только вот эта штука мешала, – прибавил он, указывая на круглый предмет за спиной.
– Это еще что такое?
– Это барабан. Я… занял его у немца.
– Для чего же?
– Он может когда-нибудь пригодиться. Мне больше на руку барабан, чем ружье. Ах, как бы я хотел быть барабанщиком! Да уж об этом теперь и думать нечего… я слишком велик. А теперь как бы опять не полетели эти камешки! Австрияк, которого я обезоружил, поднимет, пожалуй, тревогу, и нам может прийтись плохо от белых мундиров. Только ведь я не о себе хлопочу!
– Ты уже не боишься?
– Ночью – никогда! Ведь я сказал вам. Пойдемте дальше!
– Ла Виолетт, ты храбрый малый!
– Не смейтесь надо мной. Я сам знаю, что я трус, и знаю тоже, что люблю вас так крепко; так сильно!
– Ла Виолетт! Я запрещаю тебе говорить это.
– Ладно! Будем молчать! Но идемте же, идем! Путь очищен…
Екатерина опять взглянула на него с изумлением: помощник маркитантки представился ей теперь в совершенно ином свете. Ла Виолетт не дрогнул под выстрелами! Ла Виолетт один бросился с саблей на двоих австрийцев, сидевших в засаде! Ей просто подменили ее помощника! Она думала было отослать его в лагерь, но у него был такой мужественный, такой воинственный вид, что она побоялась огорчить его. Да и вдвоем легче выпутываться из беды.
– Ла Виолетт, – сказала она более дружеским тоном, – предупреждаю тебя, что мне грозит опасность там, куда я иду… серьезная опасность. Ты непременно хочешь сопровождать меня?
– За вами я хоть в огонь пойду!
– Ну, в таком случае начни с того, что иди за мной в воду; чтобы попасть вот в тот замок – видишь? – надо перейти через ручей. Вот куда я иду!
– Вот куда мы идем! Ступайте. Я уж не отстану!
– Хорошо! Теперь молчи и смотри в оба!
Они спустились в ручей Вэм и перешли его, вымочив ноги до колен.
Вскоре они очутились перед конюшнями замка.
Екатерина осторожно двигалась вдоль стен, отыскивая место, где можно было бы проникнуть в сад. Заметив, что в одном месте стена несколько обвалилась, она сделала знак, чтобы ла Виолетт помог ей влезть наверх.
– С восторгом! – ответил наивный влюбленный, подставляя спину и радостно чувствуя на плечах дюжую ногу Екатерины, которая воспользовалась его боками как скамейкой.
Через несколько минут оба уже были в саду и осторожно, прячась за деревьями, направлялись к ярко освещенной комнате нижнего этажа.
XVII
В откровенном разговоре барон Левендаль и маркиз де Лавелин пришли к полному соглашению.
Барон поставил вполне определенные условия: Бланш в эту же ночь должна стать его женой, в противном случае он немедленно отправится в Эльзас и наложит запрет на все поместья маркиза, оставляя за собой право прибегать и ко всяким другим мерам, а так как от него зависело окончательно погубить маркиза, то последний тотчас же выразил горячее желание сделаться тестем барона.
Не только перспектива почетного брака для дочери руководила поступками маркиза: дело шло о спасении его собственной чести, и это заставляло его горячо желать, чтобы Бланш образумилась и уступила мольбам Левендаля.
Заставляя Леонарда освободить его от Борепэра, барон прибегнул к насилию; так же поступил он и теперь: он сумел втянуть вечно нуждавшегося в деньгах маркиза в скандальное и опасное предприятие. Как друг принца де Рогана, Лавелин был замешан в злополучную историю, ожерелья Марии Антуанетты. Ему удалось избежать судебного преследования, но в руках у барона были доказательства участия маркиза в плутовских действиях инициаторов этого крупного мошенничества, в котором королева играла более чем двусмысленную роль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Желание блестящим образом отомстить глупенькой девушке, осмелившейся отказать тому, кому впоследствии было предоставлено выбирать в изящной среде принцесс и эрцгерцогинь, в значительной степени содействовало его браку с вдовой Богарнэ – будущей императрицей Жозефиной. Но на долю Дезирэ Клари выпала все-таки блестящая, хотя и не такая ослепительная судьба. Она вышла замуж за Бернадотта, и мы встретимся с ней как с королевой Швеции.
Таково было положение Бонапарта в то время, когда Лефевр и его жена, следуя за батальонами северной армии, направлялись к заслужившей впоследствии бессмертную славу деревне Жемап.
XVI
Робеспьер сказал: «Война бессмысленна. – Но прибавил: – А все-таки надо воевать!» Таков был республиканский символ веры.
Война была нелепа, потому что не было ни солдат, ни генералов, ни оружия, ни боевых припасов, ни провианта, ни денег, то есть ни одного из тех условий, при которых народ может предпринять наступательную войну или сплотиться на собственной территории, чтобы воспрепятствовать неприятельскому вторжению.
Все генералы были роялисты и изменники; к числу их относились Дюмурье, Диллон, Кюстин, Баланс. Молодой герцог Шартрский (впоследствии Луи Филипп) пользовался благосклонностью главнокомандующего. Забегая мыслью далеко вперед, Дюмурье не без тайной цели предоставил королевскому принцу блестящую роль: молодой герцог должен был занять берега Мааса и остановить движение австрийцев на Валансьен и Лилль. Для него таким образом готовили лавровый венок, который мог превратиться в королевский венец.
Хотя в памятный день в Жемапе герцог Шартрский выказал необыкновенную храбрость, однако победа в центре была решена простым солдатом по имени Батист Ренар, находившимся на службе у Дюмурье; этот Ренар привел в порядок расстроенную бригаду молодого герцога, уже готовившуюся отступать.
В армии не существовало ни выучки, ни связи, ни дисциплины; это была просто толпа сражающихся, снаряженных черт знает как: одни были в блузах и деревенских кафтанах, у других вместо ружей были наскоро выкованные пики. В порыве энтузиазма эти люди схватились за то оружие, которое оказалось под рукой, и бросились на освобождение родной страны. Добровольцы шли с песнями, под звуки марсельезы, карманьолы и «са ира», но в этих героях было много веры, увлечения, доблестного порыва. При Вальми они живо справились со старыми иноземными войсками. При Жемапе пехота, наскоро собранная из добровольцев республики, под командой старых сержантов, как, например, Ош и Лефевр, заменивших перешедших к неприятелю благородных офицеров, стяжала себе славу, которую и сохраняла за собой в течение двадцати лет.
5 ноября 1792 года перед заходом солнца, склонявшегося к горизонту подобно кровавому знамени, республиканская армия появилась перед грозными позициями Джемаппа.
На высотах, окружающих город Монс, расположены три деревни: Кюэсм, Бертрэнон и Жемап. На этих-то позициях и укрепились австрийцы. Редуты, кучи валежника, палисады, четырнадцать небольших шанцев, многочисленная артиллерия; скрытые в лесу тирольские стрелки; кавалерия, сгруппированная в долинах между деревнями и ежеминутно готовая уничтожить всех французов, которые рискнули бы атаковать окрестные холмы, – такова была неприступная твердыня, которую предстояло взять первым борцам за свободу.
Главнокомандующим был имперский принц, герцог Саксен-Тешен, правитель Нидерландов, имевший помощником искусного генерала Клерфэ, умные советы которого, однако, никогда не принимались во внимание. Опасаясь галльского задора, Клерфэ предлагал, не ожидая приступа, с тремя колоннами напасть ночью врасплох на французов и рассеять их, прежде чем они составят план сражения. Такая неожиданность давала большое преимущество войскам, привычным к войне и хорошо дисциплинированным. К счастью для французов, герцог Саксен-Тешен считал ночную атаку делом постыдным, так как мечтал о громкой победе среди бела дня.
Воспользовавшись бездействием неприятеля, Дюмурье успел расположить свою армию полукругом: генерал Дарвиль командовал правым флангом, Бернонвиль – левым, который должен был двигаться к деревне Кдоэсм; герцог Шартрский, занимавший центр, должен был напасть на Жемап с фронта, а генерал Ферран – с левой стороны. Было приказано двигаться колоннами, побатальонно. Кавалерия должна была поддерживать фланги. Артиллерию разместили так, чтобы она могла свободно обстреливать долины между тремя холмами. Между Кюэсмом и Жемапом были стянуты гусары и драгуны, чтобы преградить путь австрийской кавалерии.
Когда приготовления с обеих сторон были окончены, всюду зажглись огни, и войска провели ночь, наблюдая друг за другом.
Тем временем вот что происходило в замке Левендаля, расположенном на окраине Джемаппского холма, между двумя армиями. От французов его отделяли ручей и небольшая роща, а гора, возвышавшаяся позади его башен, защищала его от огня австрийской артиллерии. В штабах обеих армий этот замок, находившийся на нейтральной территории, был намечен как передовой пост. Под его стенами французские отряды, посланные на рекогносцировку, встретились с австрийскими патрулями. Обменявшись несколькими ружейными выстрелами, оба отряда поспешили донести о результатах разведок. Австрийцы утверждали, что замок был во власти французов, а французы – что замком уже завладели австрийцы. В результате замок барона Левендаля оказался занят только своими постоянными обитателями.
За день до сражения барон Левендаль прибыл в замок, где, согласно условию, принял своего друга, маркиза де Лавелин и его дочь Бланш, приехавших по данному обещанию. Получив от Леонарда успокоительные известия о последствиях своей любовной интриги с Эрминией де Борепэр и сильнее чем когда-либо влюбленный в Бланш, барон спешил с приготовлениями к свадьбе. Со смертью Борепэра Эрминия не могла уже быть ему препятствием. Он навсегда отделался от ее упреков, жалоб и угроз. Маленькая Алиса, живое доказательство этой надоевшей ему связи, исчезла, и барон был совершенно свободен. Он достиг предела своих желаний: через несколько часов Бланш должна будет принадлежать ему.
На замечание маркиза де Лавелина, что ни время, ни место не подходят для свадебной церемонии, так как ежеминутно можно ожидать появления неприятеля (в глазах маркиза и его будущего зятя неприятелем были французские солдаты), барон ответил требованием, чтобы маркиз сдержал свое обещание, и грубо напомнил, что военные операции не мешают уплате долгов и что маркизу трудно будет уклониться от выполнения своих обязательств: ведь его поместья в Эльзасе, то есть под защитой императорских войск. Де Лавелин прекрасно понял угрозы барона и перестал ему возражать, сказав в заключение:
– Остается только убедить мою дочь. Не могу же я силой тащить ее к алтарю!
– Это уж ваше дело! – проворчал барон. – Образумьте эту упрямицу как умеете!
Он немедленно послал в Жемап за нотариусом, а своему священнику приказал приготовить все необходимое для брачной церемонии, которая была назначена в полночь, после чего молодые супруги должны были, пользуясь ночной темнотой, немедленно уехать в Брюссель вместе с маркизом де Лавелин.
Тотчас по приезде в замок Бланш заперлась в своей комнате и никого не принимала. Барон два раза пытался поговорить с нею, но она отказалась отворить ему двери. Она тревожно поджидала у окна кого-то, кто все не являлся, и напрасно всматривалась в пустынные окрестности. Она ждала Екатерину Лефевр.
С тревожно бьющимся сердцем, с пересохшим горлом и с нервной дрожью в руках воскрешала она в своей памяти обещания мужественной женщины. Вполне доверяя ей, Бланш говорила себе, что если Екатерина не пришла и не привела, как обещала, ребенка, то, очевидно, возникли неожиданные препятствия. Но что же могло задержать Екатерину Лефевр и заставить ее нарушить свое обещание? Бедная Бланш терялась в догадках.
О присутствии Екатерины в северной армии ей не было известно.
Она и не подозревала, что в нескольких милях от нее разведчики 13 полка обыскивали Кюэсмский лес; что, возвратившись с рекогносцировки, они сидели в лавочке Екатерины, рассказывая о своих смелых разведках под самыми стенами замка; что Екатерина подливала вино в их стаканы, а около нее вертелись Анрио и Алиса.
Екатерина без труда узнала, что Бланш находится в замке: один из крестьян, преданный делу свободы, рассказал, что накануне в замок приехал важный господин с дамой, и в этих знатных посетителях Екатерина угадала свою покровительницу. Она немедленно составила план действий: она пойдет в замок, увидится с Бланш и скажет ей, что ее ребенок, малютка Анрио, находится по соседству, под защитой штыков Лефевра; они вместе придумают, как безопаснее всего соединить мать с ребенком, облегчить им проход сквозь линию войск.
Приняв это решение, Екатерина заткнула за пояс пару пистолетов, с которыми не расставалась в дни сражений, вышла в сумерки из лагеря и направилась к замку Левендаль. Мужу она ничего не сказала, потому что он не одобрил бы ее поступка, страшась опасностей, которым она подвергалась, идя одна ночью по полям и лесам, между двух армий, ежеминутно готовых вступить в бой. Перед уходом Екатерина долго целовала Анрио, который уже улегся спать в той же повозке, где спала Алиса. «Спи, малютка, я иду за твоей матерью!» – прошептала Екатерина и отправилась в путь. Она смело двигалась вперед, не заботясь об австрийских разведчиках и боясь только, что ей, по возвращении домой, достанется от Лефевра.
Миновав небольшую рощицу и последний французский аванпост, она внезапно увидела высокого, худощавого человека, прятавшегося за деревом. Она вынула из-за пояса пистолет и, взведя курок, промолвила негромко, из боязни быть услышанной соседними часовыми: «Кто идет?» – и прицелилась, готовая стрелять.
– Без глупостей, мадам Лефевр. Я ваш друг, – ответил голос, показавшийся ей знакомым.
– Какой друг?
– Да… ла Виолетт, к вашим услугам.
– Ах, это ты, дурачок? Ты чуть не напугал меня! – сказала Екатерина, узнав помощника маркитанта, преданного, но простоватого парня, над которым в батальоне охотно подтрунивали; ла Виолетт далеко не слыл храбрецом и всегда был предметом насмешек.
Спрятав пистолет, Екатерина сама посмеялась над своим испугом.
– Иди же сюда! – сказала она. – Я ведь не страшная, черт побери! Чего ради ты, трусишка, бродишь здесь, за нашей линией?
Ла Виолетт застенчиво приблизился на несколько шагов.
– Я скажу вам. Я видел, как вы вышли из лагеря, и захотел идти за вами.
– Чтобы шпионить?
– Ах, нет! Я подумал, что там, куда вы идете, может быть опасно.
– Опасно? Да конечно, опасно, да тебе-то что до этого? Опасность и ты – понятия разные!
– Я уже давно стараюсь свыкнуться с опасностью. Вот я и подумал, что сегодня для этого удобный случай.
– Отчего же именно сегодня? – спросила Екатерина, удивленная его настойчивостью.
– Черт возьми! – смущенно пробормотал ла Виолетт, с трудом подыскивая слова. – Да оттого, что… вечером спокойнее… нечего бояться, что увидят.
– Ты не хотел, чтобы тебя увидели?
– Конечно нет! Если я испугаюсь ночью, никто не увидит этого, а днем мне было бы стыдно. Но мне почему-то кажется, что с вами мне не будет страшно.
– Разве ты хочешь идти со мной? – спросила Екатерина, все более изумляясь.
– О, не отказывайте мне в этом! Не прогоняйте меня! – стал умолять парень. – Я так вас люблю! Днем я никогда не решился бы сказать это в лавочке перед товарищами. А здесь такая темнота… я совсем расхрабрился… я сам себя не узнаю!
Слушая его объяснения, Екатерина продолжала идти дальше. Она только что собралась полунасмешливо, полусердито ответить этому влюбленному чудаку, как вдруг в темноте прозвучали два выстрела.
– Стой! – крикнула Екатерина своему спутнику, бросившемуся вперед. – Куда ты? Берегись! – крикнула она громче.
Но ла Виолетт продолжал бежать. За спиной у него болтался какой-то круглый предмет, который можно было принять за подвижный горб.
Екатерина видела, как он исчез в кустах хмеля, из которых раздались выстрелы.
Опасаясь засады, она остановилась на опушке. Был слышен треск ломающихся сухих веток, шум борьбы, шепот, потом далеко на равнине она увидела неясные очертания человеческой фигуры, бежавшей по направлению к Жемапскому лесу.
«Он совсем не туда бежит! Он наткнется на австрийские аванпосты и его заберут в плен, – думала она, предполагая, что это бежал ла Виолетт, а потом прибавила ср вздохом: – Жаль его! Славный был малый, хоть и трус! Трудно будет заменить его в лавочке!»
Она решилась продолжать путь, обогнуть рощу и направиться прямо к службам замка, уже видневшегося вдали, когда из кустов внезапно вылез ла Виолетт. В руке у него была обнаженная сабля, которую он обтирал листьями.
– Это ты? – воскликнула пораженная Екатерина. – Откуда ты взялся? Что ты сделал?
– Я помешал австрийцу снова зарядить ружье, как он собирался сделать, – спокойно ответил ла Виолетт, вкладывая саблю в ножны.
– Где же он? – спросила Екатерина.
– Там… в кустах!
– Мертвый?
– Думаю, что мертвый. Второму посчастливилось, что он имел дело с таким трусом, как я. А то уж я его догнал бы. Ведь я шибко бегаю! Мне только вот эта штука мешала, – прибавил он, указывая на круглый предмет за спиной.
– Это еще что такое?
– Это барабан. Я… занял его у немца.
– Для чего же?
– Он может когда-нибудь пригодиться. Мне больше на руку барабан, чем ружье. Ах, как бы я хотел быть барабанщиком! Да уж об этом теперь и думать нечего… я слишком велик. А теперь как бы опять не полетели эти камешки! Австрияк, которого я обезоружил, поднимет, пожалуй, тревогу, и нам может прийтись плохо от белых мундиров. Только ведь я не о себе хлопочу!
– Ты уже не боишься?
– Ночью – никогда! Ведь я сказал вам. Пойдемте дальше!
– Ла Виолетт, ты храбрый малый!
– Не смейтесь надо мной. Я сам знаю, что я трус, и знаю тоже, что люблю вас так крепко; так сильно!
– Ла Виолетт! Я запрещаю тебе говорить это.
– Ладно! Будем молчать! Но идемте же, идем! Путь очищен…
Екатерина опять взглянула на него с изумлением: помощник маркитантки представился ей теперь в совершенно ином свете. Ла Виолетт не дрогнул под выстрелами! Ла Виолетт один бросился с саблей на двоих австрийцев, сидевших в засаде! Ей просто подменили ее помощника! Она думала было отослать его в лагерь, но у него был такой мужественный, такой воинственный вид, что она побоялась огорчить его. Да и вдвоем легче выпутываться из беды.
– Ла Виолетт, – сказала она более дружеским тоном, – предупреждаю тебя, что мне грозит опасность там, куда я иду… серьезная опасность. Ты непременно хочешь сопровождать меня?
– За вами я хоть в огонь пойду!
– Ну, в таком случае начни с того, что иди за мной в воду; чтобы попасть вот в тот замок – видишь? – надо перейти через ручей. Вот куда я иду!
– Вот куда мы идем! Ступайте. Я уж не отстану!
– Хорошо! Теперь молчи и смотри в оба!
Они спустились в ручей Вэм и перешли его, вымочив ноги до колен.
Вскоре они очутились перед конюшнями замка.
Екатерина осторожно двигалась вдоль стен, отыскивая место, где можно было бы проникнуть в сад. Заметив, что в одном месте стена несколько обвалилась, она сделала знак, чтобы ла Виолетт помог ей влезть наверх.
– С восторгом! – ответил наивный влюбленный, подставляя спину и радостно чувствуя на плечах дюжую ногу Екатерины, которая воспользовалась его боками как скамейкой.
Через несколько минут оба уже были в саду и осторожно, прячась за деревьями, направлялись к ярко освещенной комнате нижнего этажа.
XVII
В откровенном разговоре барон Левендаль и маркиз де Лавелин пришли к полному соглашению.
Барон поставил вполне определенные условия: Бланш в эту же ночь должна стать его женой, в противном случае он немедленно отправится в Эльзас и наложит запрет на все поместья маркиза, оставляя за собой право прибегать и ко всяким другим мерам, а так как от него зависело окончательно погубить маркиза, то последний тотчас же выразил горячее желание сделаться тестем барона.
Не только перспектива почетного брака для дочери руководила поступками маркиза: дело шло о спасении его собственной чести, и это заставляло его горячо желать, чтобы Бланш образумилась и уступила мольбам Левендаля.
Заставляя Леонарда освободить его от Борепэра, барон прибегнул к насилию; так же поступил он и теперь: он сумел втянуть вечно нуждавшегося в деньгах маркиза в скандальное и опасное предприятие. Как друг принца де Рогана, Лавелин был замешан в злополучную историю, ожерелья Марии Антуанетты. Ему удалось избежать судебного преследования, но в руках у барона были доказательства участия маркиза в плутовских действиях инициаторов этого крупного мошенничества, в котором королева играла более чем двусмысленную роль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17