– Мистер Колас тоже выражает желание встретиться с вами.
Клиф негодовал:
– К чему?! Нет никаких разумных объяснений тому, что ты собираешься сделать!
Но разумные объяснения существовали, к сожалению.
Он почти не переменился. Пожалуй, выглядел даже лучше, чем раньше. Простая жизнь – солнце, море, оливковое масло и свежая рыба – пошла ему на пользу. Он похудел, стал стройнее и как будто выше ростом.
– Кажется, башмаки моего старинного друга теперь можно найти рядом с твоей кроватью? – начал он, как только увидел ее.
– Ты захотел повидаться со мной, чтобы сказать это?
– Нет, из-за денег.
Не пытаясь оправдаться, он рассказал, что бежал только ради них. Ему удалось всякими правдами и неправдами выудить из нескольких заграничных банков свои вклады, о которых никто не знал и на которые не могли наложить арест. Он перевел все в «капусту» – американские доллары – и привез на остров, в монастырь, тот самый, где родилась одна американская девочка, которую удочерила одна молодая американка. Конечно, ничего доказать невозможно. Никаких записей не существует. Но это забавная история, правда? И в то же время несколько загадочная.
– Но какое отношение она имеет ко мне? Зачем ты пересказываешь ее мне?
– Твое хладнокровие вызывает восхищение. Именно поэтому ты единственный человек, которому я могу довериться. Ты должна поехать на Гелиос и привезти оттуда деньги. А если ты откажешься, то я вынужден буду рассказать о том, что узнал на острове.
Как именно, он не стал объяснять. Но если только вылетит хоть одно слово, хоть один намек – этого будет достаточно.
– И ты сдержишь обещание – и будешь молчать?
– Все, что мне нужно – это деньги. И ради бога, не подумай, что я хочу ущучить тебя. Если я скажу хоть одно слово – ты сможешь рассказать все про мои деньги.
– Могу ли я узнать, что ты затеваешь? Сидя здесь, в тюрьме, как ты сможешь их потратить, на что?
– Не смейся. Я хочу восстановить справедливость. Вернуть деньги тем, кто пострадал.
– Но почему просто не сообщить, где находятся твои деньги?
– Потому что мои деньги находятся в Греции. И я не смог забрать их с собой, потому что тут же попал в руки полиции – и не сомневался, что так и случится. А они сразу бы конфисковали их. Если я просто сообщу, где они, – греческие власти конфискуют их. Вот и все. А потерпевшие не получат ничего.
Но и для Джесси такая поездка была небезопасна. Ее могли арестовать и на греческой таможне за перевозку иностранной валюты, и на лондонской таможне, только теперь за ввоз валюты. Но у нее не было выбора.
На этот раз она отправилась в путь на коммерческом рейсе в Афины, там она целую неделю ждала, когда будет катер, который подбросит ее до Гелиоса.
Все грандиозные планы Джимми относительно превращения острова в рай – потерпели крах. Их домик превратился в развалины в результате свирепых штормов. Зато монастырь несколько обновился. Анна все еще жила там и встретила ее как старую добрую знакомую.
Сумка, которую вручила ей Анна, оказалась довольно тяжелой. Джесси не знала, что деньги так много весят. Но как же тогда их пронести мимо таможенников? Придется делать вид, что сумочка совсем не тяжелая, что это ручная кладь, с которой пассажиры проходят в кабину.
Господи Боже мой, ты же знаешь, что я решилась на это не ради себя. Только ради Блисс. Если ты поможешь мне пройти через все это, клянусь, больше никогда в жизни я не совершу ни одного нечестного поступка.
И сила ее постоянно повторяемой про себя молитвы оказала действие. Из-за страшного проливного дождя, который обрушился на Афины, пассажиров попросили взять весь багаж с собой в самолет. И, конечно, на фоне всех этих чемоданов и сумок, – легкая на вид сумочка Джесси выглядела совершенно невинной: молодая женщина приехала на несколько дней, чтобы осмотреть достопримечательности города, и не стала покупать ничего сверх необходимого.
Ураганный ветер добрался следом за ними до Манчестера и Ливерпуля. Тысячи пассажиров столпились у таможни. Когда Джесси дошла до чиновника, он отработанным голосом спросил ее:
– С вами есть что-нибудь, что нарушает декларацию? – и тут же, не дожидаясь ответа, поставил штамп.
Вот и все. Больше она никогда не пойдет на такое. Она поклялась поблагодарить всех богов во всех храмах, которые будут попадаться ей на пути.
Джесси вручила сумку адвокату Джимми и вернулась в дом Клифа. После этого не прошло и трех дней, как Клиф обратился к ней, возбужденно размахивая газетой:
– Представляешь какая новость? – Они только что вернулись домой. Клиф вынул газету из почтового ящика.
Оказалось, что Джимми удалось полностью возместить потерпевшим их убытки, и теперь адвокат настаивает на пересмотре дела. Он подает петицию и уверен, что его просьбу удовлетворят.
За день до того, как Джесси и Клиф должны были улететь в Нью-Йорк, объявился Джимми с фотоальбомом «Мир глазами Блисс» в руках. Он хотел, чтобы Джесси надписала его.
Она как раз была дома одна.
– Тебе лучше не задерживаться здесь.
– Только для того, чтобы поблагодарить тебя. За все. – Он указал на книгу. – Она просто чудо.
– Что ты собираешься делать?
– Боюсь, что мне вряд ли удастся заняться бизнесом в Англии, поэтому я уеду в Аргентину. Любовник моей жены бросил ее, она безутешна, бедняжка, и зовет меня к себе.
Джесси рассмеялась, не в силах устоять перед обаянием его легкого и ироничного отношения к жизни.
– А ты, Джесси?
– Собираюсь выйти замуж за Клифа и зажить с ним счастливой жизнью, – она проговорила это как можно более безмятежным тоном, но у нее на глазах появились слезы.
– И ты будешь счастлива. Кстати, советую не забывать, что именно я познакомил вас.
Она снова невольно улыбнулась, потому что вспомнила про Рейчел: та тоже в радостных событиях жизни других людей всегда умела увидеть свою заслугу.
33
1990
ДЖЕССИ
Галерея «Минков» на Мэдисон авеню – вот место, где можно по-настоящему вкусить торжество славы. Там предоставляется возможность заявить о себе тем, кто способен сказать новое слово в искусстве. Галерея была стартовой площадкой для многих знаменитостей. И, оказавшись внутри великолепного здания, где расхаживали мужчины и женщины, одетые в вечерние платья, каждый на миг ощущал себя так, словно участвовал в съемках фильма тридцатых годов.
Изысканно одетые мужчины и женщины, оказавшись на той части лестничной площадки, откуда открывался вид на павильон, на миг застывали, чтобы потом двинуться вниз по ступенькам.
Рейчел тщательно обдумала и обставила свое появление. На ней было серебристое облегающее платье, которое все искрилось при свете ламп, и точно так же сияли и сверкали ее бриллианты. Какое-то время она стояла в полном одиночестве – пока ее появление не было по-настоящему замечено и все разговоры умолкли. Только после этого она сделала приглашающий жест в сторону Джесси и Блисс, давая им знать, что пора присоединиться к ней. Они встали с двух сторон, как подле особы королевского рода. Элеонора, Ханна, Клиф и Люк – как свита придворных, следовали за ними.
– Рядом с ней Марлен Дитрих выглядела бы как рыбачка, – проговорил негромко Клиффорд, зная, что Рейчел непременно услышит его. Именно эти слова больше всего ей и хотелось слышать сегодня вечером. Клиф надеялся, что его лесть не пройдет даром и что он сможет воспользоваться услугами Рейчел, когда попробует убедить Джесси выйти за него замуж. Новое исчезновение Джимми Коласа подействовало на нее странным образом. Она никак не могла решиться выйти замуж за Клифа.
Хотя их профессиональные отношения оставались все теми же, Джесси отказывалась вести разговоры на личные темы. «Давай отложим это до того момента, как мы окажемся в Америке… Поговорим обо всем, когда решится вопрос с выставкой… Сначала посмотрим, как будет продаваться книга…»
Блисс еще никогда не видела фотографий Джесси, увеличенных до такого размера. Несмотря на свои четырнадцать лет, она подросла не намного и ростом оставалась почти такой же, какой и была на снимках. Но ее прекрасные черты обрели определенность и законченность, тело тоже претерпело метаморфозы: из девочки она превратилась в юную, чрезвычайно женственную девушку.
К ней тянулись десятки, сотни рук. Лица сияли восторгом и воодушевлением. И толпа повторяла одно и то же слово:
– Блисс! Здесь!.. Какая хорошенькая!.. Блисс! Блисс!.. БЛИСС!
Глаза людей сияли восторгом, они теребили, хватали ее за руки, требовали ответа на тысячи вопросов, что сыпались со всех сторон. Улыбки сияли на их лицах. И они смотрели на нее так, словно собирались съесть заживо.
Накал страстей в галерее «Минкова» достиг предела. День презентации фотоальбома «Мир глазами Блисс» стал одним из самых триумфальных в жизни галереи. Фотография переходила в разряд тех видов искусства, которые давали большие доходы. Несмотря на то, что Клиффорд назначил весьма высокие цены, альбом расходился очень быстро. Джесси и Блисс не успевали подписывать книги, которые им протягивали.
– Поздравляю тебя, Джесси. – Джимми Колас как будто материализовался из небытия и оказался рядом с ними. Он поцеловал ей руку, прежде чем повернулся к Блисс. – А это и есть та самая изысканная девочка?
Клиффорд выступил вперед и встал между Джесси и непрошеным гостем. Но Джимми оказался не из тех людей, которых так легко смутить.
– А, это ты, старик. Я как раз проезжал мимо. Уверен, что ты не ожидал увидеть меня здесь.
– Представь себе, ожидал… – ответил Клиф и одним легким движением сбил его с ног.
Все семейство было на стороне Клиффорда. Тем не менее Джесси заявила, что не желает больше видеть его. Рейчел пыталась урезонить ее. Ханна часами втолковывала, что она не права. Но Джесси отказывалась слушать. Прошел уже год с того дня, как она решила остаться в Нью-Йорке. Клифу не оставалось ничего другого, как вернуться в Лондон.
– Ревность – это дикость! Меня тошнит от этого. Мне и в голову не приходило, что настанет момент, когда из-за меня мужчины будут драться. Как он посмел устроить ссору в такой праздничный день?
На самом деле стычка осталась незамеченной. Надо отдать должное Джимми, он повел себя как истинный джентльмен. Выпил бокал шампанского по случаю такого торжества, затем вежливо откланялся и исчез.
Но Джесси была непреклонна, так что и Ханна и Рейчел в конце концов оставили ее в покое.
У Ханны и без того хватало забот. Она очень беспокоилась из-за Рейчел. Она знала, что концерн, возглавляемый матерью, снова оказался на грани катастрофы. Его разворовывали члены правления. Все дело было в том, что официальным совладельцем фирмы по-прежнему являлся ее муж. Адвокаты Рейчел просили Ханну употребить все свое влияние, чтобы подействовать на упрямую женщину. Но какое влияние было у Ханны на мать? Если уж Джесси отказывалась ее слушать?! Рейчел оставалась глуха к каким-либо советам со стороны.
– Но ты ведь можешь объявить Маркуса недееспособным? – в отчаянии воскликнула Ханна.
– Это убьет его! – холодно ответила Рейчел.
– Но он даже не осознает этого.
– У мужчин есть своя гордость.
И она оставила за Маркусом право подписывать бумаги. Когда об этом пронюхали разного рода проныры, они зачастили с визитами в клинику, всякий раз подсовывая бумаги на подпись Маркусу, который ставил роспись, не читая и не понимая, что ему дают. Поток посетителей к Маркусу не иссякал. Все предложения Ханны поехать к Маркусу вместе Рейчел отметала.
Это не мешало Ханне регулярно звонить и узнавать о его состоянии. Маркус не был ее настоящим отцом, но всегда проявлял к ней такое внимание и заботу и так много сделал для нее. Она сумела подружиться с одной из постоянных сиделок, отправив ей записку с чеком и предложив билеты в театр в свободный от дежурства день. Она держала Ханну в курсе всех событий.
В один из дней два человека – держались они весьма уверенно – прошли к Маркусу, и сиделка видела, как Маркус снова подписывал какие-то бумаги. Ханна поняла, что необходимо что-то предпринять, иначе Рейчел не избежать разорения.
– Мама, ведь Маркус не имеет представления о том, что они ему принесли на подпись! Если тебя выбросят на улицу, то мне и Джерри придется взять на себя заботу о тебе. Вряд ли тебе это понравится! Ведь ты привыкла к независимости. Подумай об этом.
В разговор включился Джерри, и под его давлением Рейчел согласилась вызвать адвокатов и рассказать им о том, что удалось выяснить Ханне. Они позвонили в правление концерна, обвинив его в неэтичном поведении. Что бы ни подписал Маркус, все их махинации станут известны общественности, и это не пойдет на пользу концерну. Если доверие к нему пошатнется, то упадут и его акции.
И члены правления вняли этим угрозам. Тем временем Рейчел объявила о недееспособности Маркуса. Теперь все бумаги могла подписывать только она одна. Когда все это закончилось, Рейчел, оставшись как-то наедине с Ханной, поблагодарила ее:
– Молодец, что настояла на своем. Я бы еще очень долго не смогла решиться на подобный шаг, чтобы не унижать моего мужа. Ты очень заботливая дочь. Мне бы хотелось, чтобы я была более любящей матерью.
– Мне шестьдесят четыре года, – ответила Ханна. – У меня было два отца, один брат, два мужа, у меня две дочери и двое внуков. Но я выросла без матери. Ты всегда любила Сэмюэля больше меня. И когда он умер – ты не скрывала, что хотела бы, чтобы на его месте была я. И ты никогда не прощала мне того, что именно я осталась жива, а не он. Очень долго эта заноза оставалась во мне. Но сейчас, глядя тебе прямо в глаза, могу сказать: я простила тебя.
И, сбросив с сердца эту тяжесть, Ханна вздохнула с громадным облегчением. Вместо того чтобы разрыдаться или почувствовать такое же облегчение, Рейчел печально посмотрела на дочь:
– Что тебе сказать в ответ? Что мне очень жаль? Я делала, что могла. Ты знаешь, что я сама выросла без матери. Может быть, в этом все дело. И ты должна помнить, в какое время росли вы с Сэмом. Я из кожи вон лезла, чтобы платить за квартиру, доставать еду. Помнишь тот случай с жевательной резинкой?
Ханна очень хорошо помнила. Это произошло вскоре после самоубийства Вилли. Рейчел взяла ее с собой купить фруктов, что продавались на передвижных тележках. Ханна стояла рядом и канючила у матери жевательную резинку – мятную резинку, самую свою любимую. Выйдя из себя, Рейчел сунула руку в карман и вытащила последнюю пластинку жвачки.
– И, пожалуйста, не сори. Брось обертку в урну.
Вернувшись домой, Рейчел снова сунула руку в карман, чтобы вытащить пятидолларовую бумажку – это были последние деньги, которые у них оставались. Но денег на месте не оказалось. Отдавая Ханне жевательную резинку, завернутую в зеленоватую бумажку, Рейчел не заметила, как отдала ей и сложенные деньги. Они вернулись на улицу и несколько раз прошли ее от начала до конца, в надежде, что найдут их. Они спрашивали у продавцов фруктов и всякой всячины, словно те признались бы, что видели.
Лицо Рейчел окаменело, когда она припомнила, как вывалила из урны весь мусор на тротуар и, не обращая внимания на косые взгляды прохожих, перебрала всю отвратительно пахнувшую груду.
– Вот что значит быть матерью в период депрессии. – Она неуверенно посмотрела на дочь. – Но я могу надеяться, что мы станем друзьями? – и она протянула руку для пожатия, как если бы они заключили какое-то деловое соглашение.
Ханна пожала протянутую руку:
– Я очень рада, мама. Правда!
Покончив с этим, Рейчел перешла к тому, что все еще оставалось нерешенным.
– А теперь поговорим о Джесси. По-моему, она совсем свихнулась, дав ему полный отлуп. Неужели она не в состоянии понять, что лучше его ей не найти. Ты ее мать. Почему ты позволяешь ей творить бог знает что и во вред ей самой!
– Она сказала, чтобы я занималась своими делами.
– Но мы не можем позволять ей по-прежнему вредить самой себе. И нам надо кое-что придумать, чтобы вернуть его обратно.
Ханна знала, что уж если Рейчел что задумала – она ни за что не отступится, пока не добьется желаемого.
34
1991
РЕЙЧЕЛ
Вскоре Джесси испытала на себе хватку бабушки. Рейчел заявила внучке, что не позволит ей делать фотографии бесплатно.
– Как это так? Ты обязана заплатить мне. Родственные отношения – это одно, а деловые – другое. Ты на этом зарабатываешь. И я не позволю, чтобы моя работа осталась неоплаченной.
Джесси понимала, что это очередная выходка бабушки. Ей было интересно, а что бы сказала Рейчел, если бы она выписала ей счет, например, на тысячу долларов. Или на пять тысяч?
– Ну, оставь эти глупости. Я не собираюсь причинять тебе особенные хлопоты со съемками. Ты и не заметишь, как я это буду делать. Разве это не ты воодушевила меня на занятия фотографией? Ты подарила мне первую камеру. Кем бы я была сейчас? Разносила гамбургеры в Макдональдсе? Это единственное, что я могу делать.
Рейчел сосредоточенно выслушала, но неумолимо покачала головой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39