– И ты сказала, что лучше бы это случилось со мной. Я простила тебя, но я никогда не смогу забыть этих слов.
У Рейчел навернулись слезы:
– Думаешь, я забыла? Неужели ты думаешь, я не вспоминаю их каждый день, желая вернуть их обратно? Мне очень хотелось бы подружиться с тобой, чтобы мы стали настоящими друзьями, которые любят друг друга и помогают друг другу в трудную минуту. Я мечтаю об этом, Ханна.
– Ты никогда не говорила об этом прежде.
– Но это так. Мы должны стать единой семьей. Маркус, я, ты, Элеонора и Виктор. Видишь ли, вы – это все, что у нас есть. И мы нужны друг другу. Тебе нужен Виктор. Будь честной сама с собой. Ты ведь все еще любишь его?
– В зависимости от того, что называть, что считать любовью…
– Хорошо, придется мне пойти в первый класс. Я не знаю, что имею в виду, говоря «любовь». Тогда попробуем сказать иначе. Ты все еще хочешь его?
– Если хочешь знать, я собираюсь пойти к психиатру.
Рейчел покачала головой от огорчения.
– Я говорю всего лишь о постели. О сексе.
– Хочешь узнать правду?
Рейчел взглянула на внучку, которая пыталась накормить картофельным пюре свою куклу:
– Пожалуйста, не при ребенке.
Ханна засмеялась:
– Не бойся, я сумею найти подходящие слова. Уж мне ли в новинку находить более адекватные выражения вместо не совсем удачных. Я все-таки журналист. Так вот. До рождения Элеоноры, когда мы занимались любовью, я чувствовала себя, словно балерина. И когда мы начинали, я уже не могла остановиться, я готова была заниматься этим еще, и еще, и еще, до тех пор, пока не умру. Ты понимаешь, о чем я?..
– Так я влюбилась только однажды…
– Ты имеешь в виду отца?
Отца? Рейчел долго не могла понять, о ком говорит Ханна.
– Нет, дорогая. К сожалению, это был другой человек. Моя первая любовь. Его убили на первой мировой войне.
– О, мама!
– Вилли Лоуренс спас мне жизнь, но не смог спасти свою. Но я никогда не прощу ему, что он бросил нас.
– Это несправедливо.
– А жизнь вообще очень несправедлива. Он бросил меня с двумя детишками на руках и с кучей долгов – выше Эмпайер Стейт Билдинг. Нас бы выбросили на улицу, если бы в моей жизни не появился Маркус.
– Ты настолько ненавидишь его?
– Не мне его судить. Я не имею на это права. И ты тоже. А теперь вернемся к Виктору, вспомни, что ему пришлось пережить. Плавание на подводной лодке, прыжок в воду – а он знал, что в него будут стрелять, и не имел ни малейшего представления, что патрульная служба спасет его. Ты помогла ему. Ему выдали кредит, а теперь он должен постоянно подводить дебет. И то, что в постели…
– Ради Бога, мама…
– Он отвечает твоим представлениям как любовник?
Ханна пристально посмотрела на мать:
– Тебе все-таки хочется узнать, что он сделал? Он давал мне таблетки, чтобы возбуждать мое желание. Это было еще до рождения Элеоноры. Очень вредные для здоровья таблетки. Они могли убить и меня и ребенка. Так сказал доктор Леви.
– К сожалению, у Аарона весьма устаревшие представления о жизни. Он считал и, наверное, по сей день считает, что женщина создана для того, чтобы рожать, и для того, чтобы доставлять удовольствие мужчине. Но доставляет ли это удовольствие ей? Об этом в его кодексе не говорится ни слова. А Виктор старался сделать так, чтобы ты получила максимум удовольствия. Попробуй понять, почему он решился давать таблетки.
Ханна уже ходила по этой тропинке умозаключений. Она готова была признать и то, что Виктор замечательный, заботливый отец. Каждый вечер он читал Элеоноре вслух книжки перед сном. Пел ей песенки. А когда девочка простудилась, помогал растирать ей грудку и давал питье.
– Попробуй еще раз…
Ханна покачала головой с сомнением. Было еще кое-что, о чем она так и не смогла сказать Рейчел.
Мать взяла дочь за локоть:
– Ты меня очень беспокоишь. Ты выглядишь такой измученной.
– У меня бессонница. Не могу уснуть из-за того, что чувствую себя такой одинокой.
– Перебирайся ко мне. Я знаю, что я просто ужасная мать. Но, быть может, мне лучше удастся роль друга? Оставайся здесь хоть сию минуту.
Ханна отпила последний глоток кофе и с легкой гримасой зажала кубик льда между зубами.
– Посмотрим, если дело обернется так, что мне придется перебраться сюда, я не забуду о твоем предложении. Спасибо. А сейчас лучше будет, если мы с Элеонорой пойдем домой. Ей пора поспать.
Но девочка не дождалась положенного часа. Она свернулась на полу вместе с куклой и уже спала.
– До чего же изумительное зрелище. Словно на картине, – восхитилась Рейчел.
Обе они с нежностью смотрели на это божественное создание.
– Не надо ее будить. Пусть она останется до вечера.
– Не могу. Она, конечно, выглядит сейчас как ангелочек, но когда она проснется – ты услышишь жуткий вой.
– Я очень хорошо помню тебя в таком же возрасте.
– Правда? – искренне удивилась Ханна. Ее детские воспоминания были связаны только с Сэмом и Вилли. И не хранили ничего, что имело отношение к Рейчел.
Рейчел уязвил и сам вопрос и интонация.
– Разумеется. Ты была ужасно упрямой и капризной. Помню, я сшила тебе новое платьице, и мы вышли погулять все вместе. И все прохожие говорили, какие чудесные у меня детишки. Ты не помнишь этот день?
Ханна уже почувствовала свою вину и тотчас подхватила:
– Да, да, очень хорошо помню. – Она солгала. Но по такому случаю не грех было это сделать. Новая Рейчел, открывшаяся ей, стоила того, чтобы пожертвовать кое-какими принципами.
– Вот и чудесно. Так что давай располагайся. Куда тебе спешить? Я сейчас позвоню Маркусу в офис и предупрежу, что не смогу прийти после обеда. Я останусь с моей красавицей внучкой. Ты можешь делать, что тебе хочется. Можешь сходить домой. Или принять ванну. Поспи. Почитай журнал. Пойди в парикмахерскую и уложи волосы.
Ханна помедлила, раздумывая над тем, что сказала мать.
– Присмотри за ней, я позвоню Маркусу.
Но Рейчел сделала два звонка. Один мужу, а другой Виктору.
– Ну, а теперь можешь идти, – заявила Рейчел дочери, возвращаясь на террасу.
Но Ханна отчего-то все еще медлила:
– Мама…
– Давай, давай, отправляйся гулять. Вот что я тебе советую.
– Мне просто хотелось сказать, как я жалею о том, что у меня вылетело насчет Сэма. В смысле…
Рейчел привлекла дочь к себе:
– И мне очень жаль, что я сказала. Сэм сделал, что мог, что ему хотелось. Я потеряла сына. Но я рада, что у меня есть дочь. А теперь иди, пока моя тушь на ресницах не расплылась. Ты ведь догадывалась, что это не настоящие ресницы?
Когда Ханна пришла домой, Виктор ждал ее. Не тот элегантный, изысканный Виктор с цветами и шампанским, образ которого он постоянно создавал, а очень расстроенный, печальный и одинокий.
20
1956
ДЖЕССИ
Любовь многих сводит с ума, но к Ханне это не относится. В то время, когда монакский принц Ренье женился на голливудской звезде Грейс Келли, Маргарет Трумэн вышла замуж за Даниэля Клифтона, Барбара Хаттон за барона фон Храмма, Грегори Пек предложил руку и сердце Веронике Пассани, а Фрэнк Синатра спел свою знаменитую песню «Любовь и супружеская жизнь», – Ханна подала заявление о разводе. И пока шло оформление документов, вдруг оказалось, что Виктор исчез и вместе с ним исчезли ценные бумаги Салинко на общую сумму в несколько сот тысяч долларов.
Рейчел сделала все, чтобы состоялось примирение дочери с мужем. И в результате Ханна снова забеременела. В честь рождения Джесси Маркус пообещал Рейчел взять Виктора на работу в свой офис.
– Слава Богу, – радовалась Рейчел. Виктор обаятельный человек, знает несколько языков, он идеально подходит для того, чтобы представлять их фирму в Европе, вести там переговоры от имени компании, которая находилась в Америке.
– Это моя вина! – заявила Рейчел, узнав о случившемся. – Мне следовало больше доверять тебе и примириться с разводом.
– При чем здесь ты, мама?
– Мне казалось, что вы любите друг друга и что ты по-прежнему испытываешь влечение к нему. Мне так хотелось, чтобы ты была счастлива.
Конечно же, мать заботилась в первую очередь обо мне, – думала Ханна. – А не о том, как это приятно иметь такого умного, красивого, образованного зятя, который мог бы так достойно представлять фирму Салинко и потихоньку завоевывать рынок сбыта в послевоенных Франции и Италии, Дании и Швеции, расширяя сферу влияния фирмы. Наверное, она мысленно представляла, как все восхищаются удивительно молодой тещей и в то же время совладелицей фирмы и как представители торговых фирм других стран готовы, увидев такую деловую пару, подписать любые договоры.
Отдавая Рейчел должное, Ханна вынуждена была признаться, что после ее вмешательства в их супружеские дела она целый год жила очень счастливой жизнью с Виктором. Причиной тому, может быть, стал страх Виктора оказаться выброшенным в этот жестокий мир без всяких средств к существованию. Холодок снова прошел меж ними после рождения Джесси. Виктор очень хотел мальчика. Он пытался придать юмористический оттенок своему замечанию:
– Меня окружают одни женщины. Моя жена, теща, дочь. Вроде бы достаточно. На этот раз у нас родится сын.
Вдобавок ко всему, он ждал, что второй ребенок окажется таким же красивым, как Элеонора.
– Ты уверена, что это наша дочь? Может быть, нам подменили ребенка? У нее нет ничего общего с сестрой.
Сарказм оказывал странное воздействие на Ханну. Он приводил ее скорее в состояние грусти и разочарования, чем гнева. Ведь Ханна знала и понимала Виктора лучше, чем он думал. Основное, что она скрыла от Рейчел во время того, памятного разговора, – это его способность лгать.
Она не открыла Рейчел то, о чем уже давно догадалась. Что Виктор – немецкий шпион. Она выясняла это постепенно, и проявлялось это в самых разных ситуациях. О многом он сказал ей сам. Только сначала она не задумывалась, что лежит за его случайными фразами, за его высказываниями. В первые месяцы замужества он по привычке держал бутылку коньяка у постели. Страстные, бурные любовные сцены выводили Ханну из привычного душевного состояния, и она долго не могла заснуть, лежа с закрытыми глазами, пока восстанавливалось дыхание и биение сердца. Его голос сам по себе возбуждал ее, и она не вникала, что именно он говорит. Она не обращала внимания на его слова, пока вдруг однажды не почувствовала, насколько агрессивным становится его тон.
Такое впечатление, что он вообще забыл о ее присутствии. Он стал похожим на тех сумасшедших, что ходят по улицам и разговаривают вслух сами с собой, проклиная судьбу и своих мнимых недругов: «Дураки и идиоты. Все они!»
Она вздрогнула. «Ханна?» – она сделала вид, что спит.
Он поцеловал ее в лоб и еще теснее прижал к себе. А сам потянулся за бутылкой, и она услышала бульканье. Ханна перевела дыхание и попыталась очистить ум от эротической паутины, окутавшей ее так крепко. Он говорил на смеси немецкого и английского, но все же она могла разобрать смысл его слов.
Первое, что она сумела уяснить из обрывков слов и фраз – это, что Гитлер самый большой дурак из всех, кого он знает. Что ему следовало опираться на евреев, а не отворачиваться от них. В особенности на таких богатых, какой была семья Виктора. На таких, которые давно ассимилировались и заняли высокое положение в обществе, которых нельзя было равнять с остальными евреями. «Господствующая раса? Это евреи господствующая раса. И мы могли, действуя сообща, достичь этого положения в мире. Мы вместе могли бы управлять всем земным шаром».
Он презирал тех евреев, которые позволяли загонять себя, как стадо баранов, в крематории, шагая под звуки «Хатиква». Мученики во имя чего? «Хатиквы»! И он запел хриплым голосом:
Ха-тик-ва, это…..
«Дураки и идиоты», – снова повторил он, оборвав песню. Теперь он имел в виду тех, кто не придавал значения его сообщениям. Его возмущало, что никто не заботится об объединении страны и его предложения на этот счет не вызывают никакой реакции. Он говорил, что он в совершенстве владеет английским, что он живет в Нью-Йорке и изучил береговую линию как свои пять пальцев, он знал, что все подводные лодки, оказавшиеся в водах Америки, будут схвачены.
Но он оказался хитрее. Он позволил, чтобы его схватили, и предложил сотрудничество американской военной разведке. Отличная задумка. Великолепный ход. Германия все равно победит, и он станет лидером немецкой оккупации в Америке.
Его план созрел почти мгновенно, когда он оказался в чрезвычайной ситуации. На субмарине было очень жарко. Он снял нижнюю рубашку, чтобы вытереть пот, и в этот момент кто-то заметил его.
«Еврей!»– слова молоденького матроса привлекли внимание остальных. Шепоток прошел в их рядах. Его начала окружать толпа разгневанных моряков, которые сорвали с него одежду. И в эту минуту он почувствовал дуновение ветерка и увидел открытый люк. Ему удалось прорваться к нему.
Ханна лежала и слушала бессвязное бормотание Виктора.
– А когда ты дала мне сигарету, я понял, что Господь Бог благосклонен ко мне. Как же мне было не верить в Бога после того, что он сделал для меня. Патруль, оказавшийся на берегу в тот момент, спугнул подводную лодку и спас мне жизнь.
– Я ошиблась, – призналась Рейчел, когда обнаружилась растрата. – Мне следовало поддержать твое решение развестись с ним, как ты и собиралась.
– Но ты ведь не знала всего о нем, мама.
Конечно, присваивание чужих денег – это очень скверное дело. Но все остальное, что она знала о Викторе, она будет хранить до самой могилы. Вся та грязь, что была связана с ним, никогда не запачкает имена двух ее дочерей.
Нанятый Маркусом детектив нашел Виктора, живущего в отеле «Вальдорф-Астория» и к тому же под своим собственным именем. На требование представить объяснение, он ответил:
– Я уехал от жены. Что, разве в Америке это является преступлением?
Маркус и Рейчел встретились с ним лично. Фирма Салинко стала одной из самых преуспевающих фирм в мире, и, конечно, они не стремились к тому, чтобы выносить сор на потеху газетчикам и публике. Скандал всегда плохо сказывается на ведении дел. И поэтому они решили заключить с Виктором устный договор. Пусть, так и быть, Виктор оставит те деньги, что он перевел в швейцарский банк на свое имя. Но зато Виктор не станет опротестовывать решение о разводе и никогда не будет предпринимать попыток видеться с Ханной и девочками.
Когда разговор подошел к концу, Рейчел знаком показала Маркусу, чтобы он шел к машине и ждал ее там. Ей хотелось остаться с Виктором наедине и поговорить с глазу на глаз.
– Что ты теперь собираешься делать?
– Вернусь в Европу.
– Мне не совсем понятно твое поведение, Виктор. Ведь у тебя здесь было все.
Он щелкнул каблуками, поклонился и поцеловал ей руку:
– Знаю.
Сукин сын. Она вспыхнула от гнева, развернулась и ушла. Его надо было бы показать врачу-психиатру. Еще никому не удавалось так надолго выводить ее из себя. У него была жена, дом, дети, он еще довольно молод, а уже имел положение в обществе, уважение! И почему, когда Ханна пришла от Рейчел после разговора о разводе, он чуть не плакал и грозился выброситься с балкона, если она оставит его?
Ханна относилась к уходу Виктора иначе. Она почувствовала облегчение, освободившись от той чудовищной зависимости, в которой держал ее Виктор. Даже написала снова статью и взялась за новеллу, о чем уже давно мечтала.
И обе девочки теперь еще больше радовали ее.
Она как-то встретила свою подругу Цецилию, которая вышла замуж за владельца рекламного бюро. Цецилия пришла в восторг от Элеоноры.
– Ее можно снимать для рекламных плакатов.
– Но ей всего четыре года.
– Ширли Темпл было два года, когда ее начали снимать.
Маленькая Джесси дернула Цецилию за пальто:
– Мне два года!
Цецилия обняла ее:
– Два годика! Какая большая девочка!
В рекламном агентстве, куда Ханна по просьбе Цецилии привела девочек, пришли в восторг от Элеоноры.
– Невозможно поверить, что у нее свои ресницы. Ангел! Настоящий ангел.
– Как жаль, что вторая рядом с нею будет выглядеть такой заурядной, – проговорил фотограф, собиравшийся снять Элеонору. У него была слава человека, умевшего сразу угадывать, какая модель будет пользоваться популярностью.
– Как вы смеете это говорить в присутствии девочки и так обижать ее, – возмутилась Ханна.
Но если Джесси и услышала это замечание, похоже, оно не задело ее. Она обожала старшую сестру и радовалась ее успехам.
Для Ханны ее девочки были неизменным источником радости и счастья. Неважно, кем был Виктор и что он сделал. Она испытывала чувство благодарности к нему за то, что они появились на свет. И если бы она в тот раз не согласилась отказаться от развода, тогда бы не появилась Джесси.
– Может быть, мне это показалось, – доверительно сказала она Рут, – но, по-моему, Джесси нарочно позволяет Элеоноре побеждать, когда они играют.
Рут – старая знакомая ее матери, давно ставшая почти членом их семьи, заметила:
– Единственный, из-за кого нам сейчас стоит беспокоиться – это Маркус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
У Рейчел навернулись слезы:
– Думаешь, я забыла? Неужели ты думаешь, я не вспоминаю их каждый день, желая вернуть их обратно? Мне очень хотелось бы подружиться с тобой, чтобы мы стали настоящими друзьями, которые любят друг друга и помогают друг другу в трудную минуту. Я мечтаю об этом, Ханна.
– Ты никогда не говорила об этом прежде.
– Но это так. Мы должны стать единой семьей. Маркус, я, ты, Элеонора и Виктор. Видишь ли, вы – это все, что у нас есть. И мы нужны друг другу. Тебе нужен Виктор. Будь честной сама с собой. Ты ведь все еще любишь его?
– В зависимости от того, что называть, что считать любовью…
– Хорошо, придется мне пойти в первый класс. Я не знаю, что имею в виду, говоря «любовь». Тогда попробуем сказать иначе. Ты все еще хочешь его?
– Если хочешь знать, я собираюсь пойти к психиатру.
Рейчел покачала головой от огорчения.
– Я говорю всего лишь о постели. О сексе.
– Хочешь узнать правду?
Рейчел взглянула на внучку, которая пыталась накормить картофельным пюре свою куклу:
– Пожалуйста, не при ребенке.
Ханна засмеялась:
– Не бойся, я сумею найти подходящие слова. Уж мне ли в новинку находить более адекватные выражения вместо не совсем удачных. Я все-таки журналист. Так вот. До рождения Элеоноры, когда мы занимались любовью, я чувствовала себя, словно балерина. И когда мы начинали, я уже не могла остановиться, я готова была заниматься этим еще, и еще, и еще, до тех пор, пока не умру. Ты понимаешь, о чем я?..
– Так я влюбилась только однажды…
– Ты имеешь в виду отца?
Отца? Рейчел долго не могла понять, о ком говорит Ханна.
– Нет, дорогая. К сожалению, это был другой человек. Моя первая любовь. Его убили на первой мировой войне.
– О, мама!
– Вилли Лоуренс спас мне жизнь, но не смог спасти свою. Но я никогда не прощу ему, что он бросил нас.
– Это несправедливо.
– А жизнь вообще очень несправедлива. Он бросил меня с двумя детишками на руках и с кучей долгов – выше Эмпайер Стейт Билдинг. Нас бы выбросили на улицу, если бы в моей жизни не появился Маркус.
– Ты настолько ненавидишь его?
– Не мне его судить. Я не имею на это права. И ты тоже. А теперь вернемся к Виктору, вспомни, что ему пришлось пережить. Плавание на подводной лодке, прыжок в воду – а он знал, что в него будут стрелять, и не имел ни малейшего представления, что патрульная служба спасет его. Ты помогла ему. Ему выдали кредит, а теперь он должен постоянно подводить дебет. И то, что в постели…
– Ради Бога, мама…
– Он отвечает твоим представлениям как любовник?
Ханна пристально посмотрела на мать:
– Тебе все-таки хочется узнать, что он сделал? Он давал мне таблетки, чтобы возбуждать мое желание. Это было еще до рождения Элеоноры. Очень вредные для здоровья таблетки. Они могли убить и меня и ребенка. Так сказал доктор Леви.
– К сожалению, у Аарона весьма устаревшие представления о жизни. Он считал и, наверное, по сей день считает, что женщина создана для того, чтобы рожать, и для того, чтобы доставлять удовольствие мужчине. Но доставляет ли это удовольствие ей? Об этом в его кодексе не говорится ни слова. А Виктор старался сделать так, чтобы ты получила максимум удовольствия. Попробуй понять, почему он решился давать таблетки.
Ханна уже ходила по этой тропинке умозаключений. Она готова была признать и то, что Виктор замечательный, заботливый отец. Каждый вечер он читал Элеоноре вслух книжки перед сном. Пел ей песенки. А когда девочка простудилась, помогал растирать ей грудку и давал питье.
– Попробуй еще раз…
Ханна покачала головой с сомнением. Было еще кое-что, о чем она так и не смогла сказать Рейчел.
Мать взяла дочь за локоть:
– Ты меня очень беспокоишь. Ты выглядишь такой измученной.
– У меня бессонница. Не могу уснуть из-за того, что чувствую себя такой одинокой.
– Перебирайся ко мне. Я знаю, что я просто ужасная мать. Но, быть может, мне лучше удастся роль друга? Оставайся здесь хоть сию минуту.
Ханна отпила последний глоток кофе и с легкой гримасой зажала кубик льда между зубами.
– Посмотрим, если дело обернется так, что мне придется перебраться сюда, я не забуду о твоем предложении. Спасибо. А сейчас лучше будет, если мы с Элеонорой пойдем домой. Ей пора поспать.
Но девочка не дождалась положенного часа. Она свернулась на полу вместе с куклой и уже спала.
– До чего же изумительное зрелище. Словно на картине, – восхитилась Рейчел.
Обе они с нежностью смотрели на это божественное создание.
– Не надо ее будить. Пусть она останется до вечера.
– Не могу. Она, конечно, выглядит сейчас как ангелочек, но когда она проснется – ты услышишь жуткий вой.
– Я очень хорошо помню тебя в таком же возрасте.
– Правда? – искренне удивилась Ханна. Ее детские воспоминания были связаны только с Сэмом и Вилли. И не хранили ничего, что имело отношение к Рейчел.
Рейчел уязвил и сам вопрос и интонация.
– Разумеется. Ты была ужасно упрямой и капризной. Помню, я сшила тебе новое платьице, и мы вышли погулять все вместе. И все прохожие говорили, какие чудесные у меня детишки. Ты не помнишь этот день?
Ханна уже почувствовала свою вину и тотчас подхватила:
– Да, да, очень хорошо помню. – Она солгала. Но по такому случаю не грех было это сделать. Новая Рейчел, открывшаяся ей, стоила того, чтобы пожертвовать кое-какими принципами.
– Вот и чудесно. Так что давай располагайся. Куда тебе спешить? Я сейчас позвоню Маркусу в офис и предупрежу, что не смогу прийти после обеда. Я останусь с моей красавицей внучкой. Ты можешь делать, что тебе хочется. Можешь сходить домой. Или принять ванну. Поспи. Почитай журнал. Пойди в парикмахерскую и уложи волосы.
Ханна помедлила, раздумывая над тем, что сказала мать.
– Присмотри за ней, я позвоню Маркусу.
Но Рейчел сделала два звонка. Один мужу, а другой Виктору.
– Ну, а теперь можешь идти, – заявила Рейчел дочери, возвращаясь на террасу.
Но Ханна отчего-то все еще медлила:
– Мама…
– Давай, давай, отправляйся гулять. Вот что я тебе советую.
– Мне просто хотелось сказать, как я жалею о том, что у меня вылетело насчет Сэма. В смысле…
Рейчел привлекла дочь к себе:
– И мне очень жаль, что я сказала. Сэм сделал, что мог, что ему хотелось. Я потеряла сына. Но я рада, что у меня есть дочь. А теперь иди, пока моя тушь на ресницах не расплылась. Ты ведь догадывалась, что это не настоящие ресницы?
Когда Ханна пришла домой, Виктор ждал ее. Не тот элегантный, изысканный Виктор с цветами и шампанским, образ которого он постоянно создавал, а очень расстроенный, печальный и одинокий.
20
1956
ДЖЕССИ
Любовь многих сводит с ума, но к Ханне это не относится. В то время, когда монакский принц Ренье женился на голливудской звезде Грейс Келли, Маргарет Трумэн вышла замуж за Даниэля Клифтона, Барбара Хаттон за барона фон Храмма, Грегори Пек предложил руку и сердце Веронике Пассани, а Фрэнк Синатра спел свою знаменитую песню «Любовь и супружеская жизнь», – Ханна подала заявление о разводе. И пока шло оформление документов, вдруг оказалось, что Виктор исчез и вместе с ним исчезли ценные бумаги Салинко на общую сумму в несколько сот тысяч долларов.
Рейчел сделала все, чтобы состоялось примирение дочери с мужем. И в результате Ханна снова забеременела. В честь рождения Джесси Маркус пообещал Рейчел взять Виктора на работу в свой офис.
– Слава Богу, – радовалась Рейчел. Виктор обаятельный человек, знает несколько языков, он идеально подходит для того, чтобы представлять их фирму в Европе, вести там переговоры от имени компании, которая находилась в Америке.
– Это моя вина! – заявила Рейчел, узнав о случившемся. – Мне следовало больше доверять тебе и примириться с разводом.
– При чем здесь ты, мама?
– Мне казалось, что вы любите друг друга и что ты по-прежнему испытываешь влечение к нему. Мне так хотелось, чтобы ты была счастлива.
Конечно же, мать заботилась в первую очередь обо мне, – думала Ханна. – А не о том, как это приятно иметь такого умного, красивого, образованного зятя, который мог бы так достойно представлять фирму Салинко и потихоньку завоевывать рынок сбыта в послевоенных Франции и Италии, Дании и Швеции, расширяя сферу влияния фирмы. Наверное, она мысленно представляла, как все восхищаются удивительно молодой тещей и в то же время совладелицей фирмы и как представители торговых фирм других стран готовы, увидев такую деловую пару, подписать любые договоры.
Отдавая Рейчел должное, Ханна вынуждена была признаться, что после ее вмешательства в их супружеские дела она целый год жила очень счастливой жизнью с Виктором. Причиной тому, может быть, стал страх Виктора оказаться выброшенным в этот жестокий мир без всяких средств к существованию. Холодок снова прошел меж ними после рождения Джесси. Виктор очень хотел мальчика. Он пытался придать юмористический оттенок своему замечанию:
– Меня окружают одни женщины. Моя жена, теща, дочь. Вроде бы достаточно. На этот раз у нас родится сын.
Вдобавок ко всему, он ждал, что второй ребенок окажется таким же красивым, как Элеонора.
– Ты уверена, что это наша дочь? Может быть, нам подменили ребенка? У нее нет ничего общего с сестрой.
Сарказм оказывал странное воздействие на Ханну. Он приводил ее скорее в состояние грусти и разочарования, чем гнева. Ведь Ханна знала и понимала Виктора лучше, чем он думал. Основное, что она скрыла от Рейчел во время того, памятного разговора, – это его способность лгать.
Она не открыла Рейчел то, о чем уже давно догадалась. Что Виктор – немецкий шпион. Она выясняла это постепенно, и проявлялось это в самых разных ситуациях. О многом он сказал ей сам. Только сначала она не задумывалась, что лежит за его случайными фразами, за его высказываниями. В первые месяцы замужества он по привычке держал бутылку коньяка у постели. Страстные, бурные любовные сцены выводили Ханну из привычного душевного состояния, и она долго не могла заснуть, лежа с закрытыми глазами, пока восстанавливалось дыхание и биение сердца. Его голос сам по себе возбуждал ее, и она не вникала, что именно он говорит. Она не обращала внимания на его слова, пока вдруг однажды не почувствовала, насколько агрессивным становится его тон.
Такое впечатление, что он вообще забыл о ее присутствии. Он стал похожим на тех сумасшедших, что ходят по улицам и разговаривают вслух сами с собой, проклиная судьбу и своих мнимых недругов: «Дураки и идиоты. Все они!»
Она вздрогнула. «Ханна?» – она сделала вид, что спит.
Он поцеловал ее в лоб и еще теснее прижал к себе. А сам потянулся за бутылкой, и она услышала бульканье. Ханна перевела дыхание и попыталась очистить ум от эротической паутины, окутавшей ее так крепко. Он говорил на смеси немецкого и английского, но все же она могла разобрать смысл его слов.
Первое, что она сумела уяснить из обрывков слов и фраз – это, что Гитлер самый большой дурак из всех, кого он знает. Что ему следовало опираться на евреев, а не отворачиваться от них. В особенности на таких богатых, какой была семья Виктора. На таких, которые давно ассимилировались и заняли высокое положение в обществе, которых нельзя было равнять с остальными евреями. «Господствующая раса? Это евреи господствующая раса. И мы могли, действуя сообща, достичь этого положения в мире. Мы вместе могли бы управлять всем земным шаром».
Он презирал тех евреев, которые позволяли загонять себя, как стадо баранов, в крематории, шагая под звуки «Хатиква». Мученики во имя чего? «Хатиквы»! И он запел хриплым голосом:
Ха-тик-ва, это…..
«Дураки и идиоты», – снова повторил он, оборвав песню. Теперь он имел в виду тех, кто не придавал значения его сообщениям. Его возмущало, что никто не заботится об объединении страны и его предложения на этот счет не вызывают никакой реакции. Он говорил, что он в совершенстве владеет английским, что он живет в Нью-Йорке и изучил береговую линию как свои пять пальцев, он знал, что все подводные лодки, оказавшиеся в водах Америки, будут схвачены.
Но он оказался хитрее. Он позволил, чтобы его схватили, и предложил сотрудничество американской военной разведке. Отличная задумка. Великолепный ход. Германия все равно победит, и он станет лидером немецкой оккупации в Америке.
Его план созрел почти мгновенно, когда он оказался в чрезвычайной ситуации. На субмарине было очень жарко. Он снял нижнюю рубашку, чтобы вытереть пот, и в этот момент кто-то заметил его.
«Еврей!»– слова молоденького матроса привлекли внимание остальных. Шепоток прошел в их рядах. Его начала окружать толпа разгневанных моряков, которые сорвали с него одежду. И в эту минуту он почувствовал дуновение ветерка и увидел открытый люк. Ему удалось прорваться к нему.
Ханна лежала и слушала бессвязное бормотание Виктора.
– А когда ты дала мне сигарету, я понял, что Господь Бог благосклонен ко мне. Как же мне было не верить в Бога после того, что он сделал для меня. Патруль, оказавшийся на берегу в тот момент, спугнул подводную лодку и спас мне жизнь.
– Я ошиблась, – призналась Рейчел, когда обнаружилась растрата. – Мне следовало поддержать твое решение развестись с ним, как ты и собиралась.
– Но ты ведь не знала всего о нем, мама.
Конечно, присваивание чужих денег – это очень скверное дело. Но все остальное, что она знала о Викторе, она будет хранить до самой могилы. Вся та грязь, что была связана с ним, никогда не запачкает имена двух ее дочерей.
Нанятый Маркусом детектив нашел Виктора, живущего в отеле «Вальдорф-Астория» и к тому же под своим собственным именем. На требование представить объяснение, он ответил:
– Я уехал от жены. Что, разве в Америке это является преступлением?
Маркус и Рейчел встретились с ним лично. Фирма Салинко стала одной из самых преуспевающих фирм в мире, и, конечно, они не стремились к тому, чтобы выносить сор на потеху газетчикам и публике. Скандал всегда плохо сказывается на ведении дел. И поэтому они решили заключить с Виктором устный договор. Пусть, так и быть, Виктор оставит те деньги, что он перевел в швейцарский банк на свое имя. Но зато Виктор не станет опротестовывать решение о разводе и никогда не будет предпринимать попыток видеться с Ханной и девочками.
Когда разговор подошел к концу, Рейчел знаком показала Маркусу, чтобы он шел к машине и ждал ее там. Ей хотелось остаться с Виктором наедине и поговорить с глазу на глаз.
– Что ты теперь собираешься делать?
– Вернусь в Европу.
– Мне не совсем понятно твое поведение, Виктор. Ведь у тебя здесь было все.
Он щелкнул каблуками, поклонился и поцеловал ей руку:
– Знаю.
Сукин сын. Она вспыхнула от гнева, развернулась и ушла. Его надо было бы показать врачу-психиатру. Еще никому не удавалось так надолго выводить ее из себя. У него была жена, дом, дети, он еще довольно молод, а уже имел положение в обществе, уважение! И почему, когда Ханна пришла от Рейчел после разговора о разводе, он чуть не плакал и грозился выброситься с балкона, если она оставит его?
Ханна относилась к уходу Виктора иначе. Она почувствовала облегчение, освободившись от той чудовищной зависимости, в которой держал ее Виктор. Даже написала снова статью и взялась за новеллу, о чем уже давно мечтала.
И обе девочки теперь еще больше радовали ее.
Она как-то встретила свою подругу Цецилию, которая вышла замуж за владельца рекламного бюро. Цецилия пришла в восторг от Элеоноры.
– Ее можно снимать для рекламных плакатов.
– Но ей всего четыре года.
– Ширли Темпл было два года, когда ее начали снимать.
Маленькая Джесси дернула Цецилию за пальто:
– Мне два года!
Цецилия обняла ее:
– Два годика! Какая большая девочка!
В рекламном агентстве, куда Ханна по просьбе Цецилии привела девочек, пришли в восторг от Элеоноры.
– Невозможно поверить, что у нее свои ресницы. Ангел! Настоящий ангел.
– Как жаль, что вторая рядом с нею будет выглядеть такой заурядной, – проговорил фотограф, собиравшийся снять Элеонору. У него была слава человека, умевшего сразу угадывать, какая модель будет пользоваться популярностью.
– Как вы смеете это говорить в присутствии девочки и так обижать ее, – возмутилась Ханна.
Но если Джесси и услышала это замечание, похоже, оно не задело ее. Она обожала старшую сестру и радовалась ее успехам.
Для Ханны ее девочки были неизменным источником радости и счастья. Неважно, кем был Виктор и что он сделал. Она испытывала чувство благодарности к нему за то, что они появились на свет. И если бы она в тот раз не согласилась отказаться от развода, тогда бы не появилась Джесси.
– Может быть, мне это показалось, – доверительно сказала она Рут, – но, по-моему, Джесси нарочно позволяет Элеоноре побеждать, когда они играют.
Рут – старая знакомая ее матери, давно ставшая почти членом их семьи, заметила:
– Единственный, из-за кого нам сейчас стоит беспокоиться – это Маркус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39