Я помнила, что розовые туфли на высоком каблуке были на мне на прошлой неделе, и это осталось в его сознании.
Я сказала:
– Первый сон предполагает, что вы воспринимаете жизнь как войну. Чтобы выжить, вы ищете защиту в своего рода психологическом танке, который вы сами вокруг себя соорудили. Сейчас вы испуганы, одиноки и задыхаетесь в этой броне, но все-таки вы ощущаете, что она вам необходима. И женщинам вовсе нельзя доверять больше, чем мужчинам; может быть, они даже опаснее мужчин. Второй сон может быть связан с необходимостью решить, начинать ли курс психотерапии. Думаю, что мужчина в парке, держащий пакет с едой, – это я.
– Но ведь это был мужчина.
– Мужчина-обман, мужчина, который на самом деле – переодетая женщина или, наоборот, мужчина, переодетый в женскую одежду. Он-она предлагает вам еду, как и я предлагаю вам что-то, только в другом месте и в другое время. Возможно, вы предполагаете, что этого недостаточно, поэтому и приносите с собой ко мне свою еду, как на прошлой неделе. А костюм-тройка и песня «Что приносит с собой день» могут выражать вашу надежду на психотерапию – в тот день, когда вы встретили меня, жизнь ваша могла перемениться, а если так, то это и «приносит с собой день».
Несколько минут он молча думал, потом ответил:
– Может быть, это и было связано с вами. Но не слишком ли вы самонадеянны?
– Я вовсе не считаю, что этот сон лично обо мне, я думаю, он выражает вашу надежду на другую жизнь.
Когда он ушел, я решила сделать записи в его карточке, но отвлеклась, потому что не смогла найти свою ручку «Монблан». Я очень любила ее, потому что это был подарок Паллена, и я безуспешно ее искала до тех пор, пока не явились сестры Ромей.
* * *
Когда Мей и Джой было по два года, их отец погиб на войне, и миссис Ромей так и не смогла оправиться от этой потери. Весь мир для нее теперь составляли ее дочери, она часто рисовала им у левой брови сердечко, как символ их взаимной привязанности друг к другу. Она настаивала на том, чтобы обе девочки исполняли роль Марии на школьном рождественском празднике.
Когда Мей и Джой выросли, миссис Ромей пугала их рассказами о мужчинах-предателях. Одиночество, заброшенность стали у нее навязчивой идеей.
– У каждой из вас есть сестра, – часто говорила она, – и не бросайтесь таким даром.
Единственное, чего не учла миссис Ромей, было то, что с возрастом ее дочери могут возненавидеть друг друга. Несколько раз Мей и Джой пытались убить друг друга. Конечно, им это не удалось, потому что каждая всегда точно знала, о чем думает другая.
К сорока двум годам они все еще жили вместе с миссис Ромей в их большом доме в Голливуде.
Она умерла от неожиданного кровоизлияния в мозг, и в коробке под ее кроватью они нашли сто тысяч долларов, но каждая купюра была разорвана пополам. Там же лежала записка:
«Мои дорогие Мей и Джой, никогда не забывайте, что ваше богатство – в вашем единстве. С любовью, мама».
Им понадобилось несколько месяцев, чтобы рассортировать и склеить все купюры, а потом они положили их на свой общий банковский счет.
В тот день близнецы появились в моем кабинете в свободных линялых домашних платьях, полуботинках, в чулках гармошкой. Обе с черными прямоугольными сумочками, обе без косметики, их прически поддерживались сеточками.
Самое удивительное в них было то, как они разговаривали. Мей и Джой буквально плевались словами, как будто жевали какое-то дерьмо и никак не могли выплюнуть.
– Ах-ты-сука. Я-знаю-ты-разговаривала-с-тем-мужиком-по-телефону-пока-я-стирала! Что-же-черт-побери-ты-опять-делаешь-Мей-опять-хочешь-меня-убить? Гадина!
– Ну-и-что-из-того-что-я-с-ним-разговаривала-что? Не-суйся-хоть-пару-минут-не-в-свое-дело-черт-возьми!
Дело в том, что однажды Мей заметила рядом еще одного человека. Это был мужчина. Он нарушил равновесие, и теперь Джой была в ужасе, а Мей затаилась, как сбежавший преступник.
– Я хочу предложить вам новый план, – сказала я. Уже шесть месяцев я лечила их обеих.
– Начиная со следующей недели, я бы хотела разделить каждый сеанс на три части по пятнадцать минут каждая. Я хочу провести с каждой из вас по пятнадцать минут, а последние пятнадцать минут пронести вместе.
Мей-Джой запаниковали. В течение получаса они выплевывали мне в лицо слова и называли меня «сукой-интриганкой».
– Разве-вы-не-знаете-что-нас-нельзя-разлучать? М ы-ничего-не-можем-сказать-без-ведома-друг-друга-так-какой-же-во-всем-этом-смысл? Вы-просто-хотите-иас-помучить-как-и-всех-остальных?
Они все говорили и говорили.
– Только-пять-минут, – сказали они. – Только-пять-минут, – словно эхо, повторила опять каждая.
Я улыбнулась. Я выиграла это сражение.
Сестры с сеточками на голове шаркающей походкой прошествовали из моего кабинета, и я в знак своей победы взмахнула рукой. В этом море безумия даже крошечный шажок – триумф.
Когда в тот день вечером я вышла на улицу, чтобы пообедать, я увидела в пункте проката видеокассет рядом с моим офисом Ника. Заметив меня, он помахал мне рукой, и я помахала в ответ. Мне стало интересно, какие фильмы он возьмет.
Я спешила на встречу с Кевином Атли, главным психологом клиники. Он просил помочь в организации программы для больных с расстройством пищеварения. Он был женатым, серьезным и порядочным человеком, мы часто консультировали друг друга по наиболее сложным случаям.
Отпив немного вина, я сказала:
– Тебе придется вложить деньги в видеоаппаратуру.
Я просто не могу выразить словами, насколько важно для пациента сломить его извращенное представление о себе.
Его беспокоила финансовая сторона. Он спросил, сколько будет стоить видеозал.
Я сказала:
– В видеозаписи девушка воспринимает свой образ совсем не так, как в зеркале. Ты знаешь, как мы смотрим на себя в зеркале? В каком ракурсе, с каким выражением лица? Видеозапись разрушает эту связь с зеркалом. И девушки часто бывают потрясены, когда видят себя такими, какими мы воспринимаем их.
Мы съели салат и паштет, потом выпили несколько чашек кофе и все обсуждали и обсуждали. Я пришла домой только в десять. Когда я вставила ключ в замочную скважину, то услышала, как принюхивается Франк. И как только я открыла дверь, он бросился на меня. Я упала на пол и начала с ним бороться, почесывая при этом ему животик и подергивая за уши.
– Бедная голодная деточка!
– Рру-у-у! – прорычал он и бросился от меня на кухню. Хотя у него был всегда в миске сухой корм, он предпочитал консервы. Он беспокойно топтался и царапал линолеум когтями, пока я не поставила перед ним «Мясо с сыром». Самым важным для Франка была еда.
Не раздеваясь, я посмотрела на себя в зеркало в полный рост. Разве похоже, что мне надо с кем-то трахнуться? В последние четыре месяца, с тех пор, как мы с Палленом порвали наши отношения, я ни с кем регулярно не встречалась. Но ведь не написано же это у меня на лбу!
Может, все дело в одежде? Может, это складки на юбке придают мне такой чопорный вид? Я повернулась боком, чтобы рассмотреть ее в другом ракурсе. Юбка, определенно, была слишком длинна. А может, одежда тут ни при чем? Может, он просто имел способность чувствовать.
Опять я ощутила, что мне не хватает Паллена, но решила не встречаться с ним. Я отвернулась от зеркала и разделась. Может быть, встретиться с тем психологом, который мне названивает? Или с адвокатом, с которым у меня были дела на прошлой неделе?
В надежде разыскать свою ручку я облазила весь дом, но безуспешно. Потом я решила, что она в конце концов найдется, и выбросила это из головы.
Я сделала двадцать отжиманий и полчаса занималась на велотренажере, после чего почувствовала себя отдохнувшей, щеки мои порозовели, и я пожурила себя за то, что пациент вывел меня из равновесия.
4
С Морри мы встретились за ланчем в ресторане «Парадиз». Это было длинное одноэтажное кирпичное здание с широкими отделанными медью дверями; окна его выходили на улицу.
В последний раз я была здесь с Вэл, мы выпили с ней немного в баре «Топаз», где собираются посетители, не заказавшие мест за столиком. На этот раз я пошла в ресторан вместе с группой женщин средних лет, все они были в шляпах и сильно накрашены.
Главный вестибюль ресторана отделял бар «Топаз» от банкетного зала и выходил в сад «Парадиз». Метрдотель и черно-зеленой униформе проводил меня во внутренний дворик, отделенный решеткой. Он был украшен тропическими растениями, пол выложен каменными плитами; там же было несколько маленьких бассейнов. Десяток столов прикрывали от солнца ярко-зеленые в черную полоску зонтики. В центре на возвышении сидел роскошный попугай ара.
– Не хочешь ли выпить? – спросил Морри и встал, приветствуя меня.
Слегка тронутые сединой волосы придавали ему величественный вид, из-под накрахмаленного манжета виднелись часы «Мовадо». Он уже успел выпить рюмку коньяка.
Казалось, он наслаждался всем этим тропическим антуражем. Я его поцеловала в щеку.
– За ланчем я не пью.
Морри заказал для меня воды «Пеллегрино» и попросил официанта:
– Пожалуйста, скажите Умберто, что доктор Хелман здесь.
Сидевший сзади меня ара издал пронзительный крик, и я повернулась, чтобы посмотреть, что случилось. От головы до хвоста в нем было фута два с половиной, он был красного цвета с ярко-желтыми и голубыми полосами на крыльях.
– Великолепная птица, не правда ли? – раздался сзади меня незнакомый голос.
Я обернулась и увидела возле нашего столика высокого смуглого мужчину.
– Великолепное зрелище! – сказала я, сразу поняв, кто этот незнакомец.
– Привет, Морри, – мягко сказал он, протягивая руку и слегка поклонился. – Пожалуйста, не вставайте.
– Сара Ринсли, познакомьтесь с Умберто Кортазаром, – сказал Морри, потом повернулся к Умберто. – Доктор Ринсли – психолог. Вы могли слышать ее передачи по радио.
Улыбка, появившаяся на лице Умберто, показала, что он меня узнал; он обеими руками взял мою руку.
– По вторникам и четвергам днем! Я всегда слушаю, когда есть время. – Он говорил с едва заметным акцентом.
Я с довольным видом рассмеялась.
– Никогда бы не подумала, что владелец такого чудесного ресторана интересуется проблемой несварения желудка.
– Для некоторых моих посетителей существует эта проблема. Другие должны поддерживать фигуру в интересах карьеры. Поэтому для них я разрабатываю специальное меню. Возможно, я смогу его вам показать.
– Расскажи нам о своей птице, – предложил Морри.
– Роджо – выросший в неволе алый ара. Говорит он немного…
Попугай прервал его очередным пронзительным воплем. На лице Умберто появилась извиняющаяся улыбка.
– Надеюсь, красота этой птицы несколько сгладит впечатление от ее криков. Кушайте, пожалуйста, и приятного вам аппетита.
По пути Умберто подошел к птице и погладил ее перья.
– Ш-ш-ш, Роджо, от твоего крика у посетителей расстроится желудок, – сказал он, потом вытащил из кармана орешек и дал птице.
– В этом ресторане каждое блюдо – шедевр, – сказал Морри; он был доволен тем, что снова завладел моим вниманием. – Умберто мне говорил, что он пригласил художника-дизайнера, чтобы решить, как оформлять блюда.
Он вдруг остановился и вопросительно на меня посмотрел.
– Тебе он понравился, да?
– Всегда приятно встретить человека, которому нравятся мои передачи. Что ты о нем знаешь?
– Он из Никарагуа. Когда он был совсем молодым, ему пришлось заботиться о семье. Ходили слухи, что он собирался жениться, но по какой-то непонятной причине передумал, ничего никому не объясняя. Благо-царя ресторану он уже известен за пределами страны.
Умберто послал нам бутылку сухого шампанского, и я сделала несколько глотков, пока мы с Морри обсуждали наших пациентов. Морри был уверен, что физические симптомы Ника были следствием его эмоционального состояния. Он сказал, что уже несколько раз выписывал ему транквилизаторы и снотворное. Я попросила его отправить Ника на консультацию к психиатру, если он захочет выписать еще.
На десерт подали разные маленькие пирожные, крошечные пирожки и малюсенькие кусочки свежего фруктового щербета. Мы с Морри долго спорили, кто будет платить по счету, и в конце концов он позволил заплатить мне. Мы встали и на прощание поцеловались.
При выходе я чуть не натолкнулась на Умберто. Его лицо просияло.
– Как вам понравился ланч? – спросил он.
Я улыбнулась, пытаясь выразить глубокое восхищение.
– Это лучшее из того, что мне приходилось пробовать. А шампанское было настолько хорошо, что меня так и подмывало его допить после того, как Морри ушел.
Я поняла, что мой комплимент прозвучал вполне искренно и добавила:
– Еще раз спасибо. Пора приниматься за работу.
– Погодите, погодите, – сказал он и положил руку мне на плечо. – Прежде чем вы уйдете, позвольте мне кое-что вам показать.
Я подумала было, что он, возможно, хочет обсудить какие-то проблемы, но смешинки в его глазах предвещали что-то другое. Я с удовольствием последовала за ним.
Его кабинет был в беспорядке завален кучей разных вещей; казалось, они были везде. Широкий стол вишневого дерева был закидан бумагами и карточками меню. На стене напротив стола висели полки с напиханными в них книгами вперемешку с сувенирами и кухонной утварью. В дальнем углу стояла вешалка, на ней висели длинные фартуки.
– Как же вы так работаете? – выпалила я с удивлением.
Он засмеялся.
– Так мне по-домашнему уютно. Работа кипит. – Он указал мне на широкое кресло у стола. – Пожалуйста, садитесь.
Усевшись в кресло, я увидела то, из-за чего он пригласил меня в кабинет. Слева от стола была большая клетка, а в ней – еще один попугай.
– Оставьте побольше чаевых, – вдруг потребовал попугай.
Настала моя очередь засмеяться.
– Какой это попугай?
– Это самочка. Оранжевая крылатая амазонка… отлично разговаривает. Ее зовут Эсперанца. Хотите с ней позабавиться?
– С удовольствием.
Я наблюдала, как Умберто тянется к клетке. На первый взгляд он производил впечатление элегантного ухоженного человека – с гладко зачесанными назад волосами, в отлично сшитом костюме. Но его подпрыгивающая походка и то, как двигались его руки, создавали впечатление, что в любую минуту он может сорваться с места и убежать. У него был длинный прямой нос с острым кончиком, а маленькие карие глубоко посаженные глаза были очень живыми и выразительными. Я могла представить себе, как он одновременно месит тесто, варит в большой кастрюле жюльен и жарит рыбу.
Мягким движением он посадил птицу себе на руку и поднес ее ко мне. Она была светло-зеленой, на грудке перья были серыми с вкраплениями оранжевого, белого и зеленого цвета.
– О-о-о-ла-ла, – произнесла птица, когда я почесала ей головку. – О-о-о-ла-ла.
Я опять засмеялась. Я чувствовала, как Умберто касается рукавом моей руки, я ощутила, как во мне поднимется волна интереса к нему.
– Она – просто замечательна, – сказала я.
Он гордо улыбнулся, продемонстрировав белые ровные зубы.
– Это самая сильная привязанность в моей жизни.
– Я понимаю. У меня есть собака, и я ее просто обожаю.
Эсперанца затрясла головой, и Умберто, порывшись в кармане пиджака, достал несколько семян подсолнуха. Мне показалось забавным, что карманы костюма ценой в три тысячи долларов забиты семечками и орешками. Пока он усаживал птицу в клетку, я взглянула на его полки. Там стояли книги по фотографии, орнитологии, политике, физике.
– Мне пора идти, – сказала я, вставая.
– Скажите, вы… бываете когда-нибудь свободны по вечерам?
Я была так рада услышать это приглашение, что только через некоторое время обрела дар речи.
– Конечно. Вы хотите обсудить, что предложить посетителям, озабоченным проблемой своего веса?
Он засунул руки в карманы.
– И это тоже. Конечно, если вы… не увлечены кем-то серьезно.
Он очень точно выразил свои намерения, и это мне понравилось. Я улыбнулась.
– Как насчет следующего вторника? Я обычно заканчиваю к семи.
– Почему бы нам не встретиться здесь? Я закажу для вас что-нибудь особенное.
– Договорились. Я оставлю вам номер телефона, если понадобится отменить встречу.
– Я счастлив, что у меня теперь есть номер вашего телефона. Но обещаю, что встреча не отменится.
Руки его были теплыми и сухими, и мне не хотелось выпускать их. Давно уже никто меня не интересовал так, как Умберто.
В тот вечер я позвонила родителям.
– Милая моя, – сказала мама, – я так рада, что ты звонишь. А я думала, что ты на меня сердишься.
Несмотря на наши теплые отношения, между нами всегда существовала какая-то натянутость, напряженность.
– Почему сержусь? Я просто ужасно занята. Но я нашла ту ткань, которую ты хотела. Отправить тебе ее завтра или можно отложить до конца недели?
– Завтра было бы очень хорошо. И расскажи мне, что ты делаешь всю неделю. Мне нравится слышать о жизни в большом городе.
– День у меня забит до отказа. Только что попросили руководить группой практикантов в больнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39