– Мне показалось, что ты должна передумать.
– Как видишь, нет. – Она улыбнулась уголками губ. – Вероятно, должна бы.
Она даже не попыталась оценить мудрость его предложения, а высказала свое:
– Может, ты войдешь? Не то простудишься.
Она отступила в сторону, жестом приглашая пройти внутрь. На какой-то миг ему показалось, что он захвачен кошмаром, когда хочется бежать, но понимаешь, что ноги налиты свинцом, и их не сдвинуть с места. Ноги казались неподъемными, чтобы преодолеть порог и очутиться внутри, куда так хотелось проникнуть.
И вдруг, как по волшебству, он оказался в комнате. Она затворила дверь за его спиной, словно замкнув его и себя в ожидании приговора судьбы или случая.
Комната со стенами нежно-оливкового и кремового цвета с золотом слабо освещалась огнем в камине. Книжные полки занимали все пространство, оставляя свободными только места для картин, изображавших ангелов. Эти создания отнюдь не были умиротворенными и ласковыми, но наоборот – полными мести и дикости. Мрачные ангелы Мойры Тиндейл с крыльями цвета от светлой слоновой кости до глубокого индиго. Некоторые находились в полете, другие застыли как изваяния. Один из них с искаженным от горя лицом пристально глядел ввысь, удерживая в объятиях умирающую женщину.
– Господи помилуй, – пробормотал Уинтроп, подходя поближе к огромному полотну в золоченой раме, – это поразительно. – Он рассматривал ангела. Это была Мойра, юная, полненькая, но она, вне всякого сомнения. Несмотря на то, что излишек веса придавал ей мягкости, она выглядела душераздирающе печальной.
– Женщина – моя тетя Эмили. – Голос Мойры возник у него за плечом. – Я была очень привязана к ней.
Тогда понятно, почему у ангела такое выражение лица. Он повернулся к оригиналу:
– Как это прекрасно! Ты художница?
Она тихо засмеялась, предлагая ему бокал из резного хрусталя. Он обратил внимание, что она старалась не смотреть на картину. Возможно, она испытывала неловкость от выражения такого неподдельного горя на ее портрете. А может, боялась, что он обнаружит ее уязвимость.
– Нет, конечно. Это работа моего покойного мужа. Он написал всех моих ангелов.
От того, как она сказала, от тоски и томления в ее голосе, зависть и ревность охватили Уинтропа. Покойный виконт был, несомненно, очень талантливым человеком.
Но более того, его вдова продолжала страдать по нему. Уинтроп завидовал не только таланту, но и этому чувству. Будет кто-нибудь говорить о нем с такой горечью потери, когда его не станет?
Да, он испытывал и ревность к виконту. К тому, что жена может так много думать о муже и имеет смелость заявить о своей привязанности в его присутствии. Этого было достаточно, чтобы он пожалел о том, что пришел, чтобы почувствовал себя развратником, колотящимся в дверь и надеющимся, что она тут же отдастся ему в этой комнате под испытующими взглядами своих ангелов.
Он взял из ее рук бокал с подогретым вином, что и было обещано. Хрусталь согрел его ладони и пальцы. Стойкий аромат вина пьянил, как и женщина, которая приготовила его.
– Благодарю.
Она кивнула в ответ:
– Устраивайся, пожалуйста.
Очень радушно. Она либо не понимает, что он пришел сюда с единственным намерением совратить ее, либо играет с ним.
Он отпил из бокала, пока вслед за ней шел к ближайшему дивану. Вкус вина был настолько же хорош, как и аромат. Корица, гвоздика и богатое вино наполнили его рот, фруктовой сладостью остались на языке. Это, ни в какое сравнение не шло с сахарным сиропом вместо напитка, поданным на приеме нынешним вечером.
Мойра разместилась на одном конце дивана таким образом, чтобы видеть его, если он сядет на противоположный. Только он сделал по-своему. Он уселся вплотную к ней, закинув колено належавшую возле нее подушку и прижав свою голень к ее бедру.
Она подскочила от его прикосновения и наблюдала за ним, подняв брови. Но холодность на ее лице не обманула его. Жилка у самого основания ее шеи билась так отчетливо, что не заметить этого было невозможно.
– Места на этом диване вполне достаточно для нас двоих. Совсем не обязательно садиться так близко, мистер Райленд.
– Меня зовут Уинтроп. – Он забрал у нее бокал с вином и поставил на стол рядом со своим. – И если бы, Мойра, я сел на противоположном конце дивана, мне не удалось бы сделать это.
Не дожидаясь, когда она спросит, что «это» означает, он положил ладонь ей на шею сзади и притянул к себе. Когда его губы коснулись ее, Уинтроп уже знал, что нашел то, что так долго искал. Мойра открылась навстречу его натиску, и их языки встретились. Она не сопротивлялась его попыткам сблизиться – это было очевидно. Она хотела его так же сильно, как и он ее. По-другому и быть не могло. Однажды, когда он войдет в нее, ему, вероятно, станет легче понять, откуда у него возникало ощущение, что она видит его насквозь. Когда он опустошит себя в нее, ему, может быть, удастся избавиться от этого унизительного, ложного чувства, которое обострялось всякий раз, когда она находилась рядом.
Вкус ее губ был более мощным, чем вино, сладость которого заливала его рот. В них были тепло и влага, мягкость и податливость. Он крепко прижимал ее к себе, стыдясь своих страхов, что она станет избегать его. Одной рукой она упиралась в его бедро, вцепившись в мышцы пальцами. Он не мог сообразить, где находится ее другая рука.
Уинтроп медленно провел своей левой рукой вверх по ее ноге. Он оставил правую лежать на шее, дрожащими от нетерпения пальцами освобождая ее волосы от шпилек. Под его рукой мягко струилось ее платье, он мог ощущать тепло ее тела, нежность изгибов, изящество всей ее фигуры. Благородные линии бедер, узкая талия. Затем неожиданно полная грудь. Его рука вместила ее, а пальцы оценили податливую упругость, отозвавшись нарастающим удовольствием и возбуждением. Его большой палец начал осторожно ласкать твердеющую округлость соска. Мойра замерла, тело ее напряглось. Уинтроп мысленно возликовал.
Ага, вот, оказывается, где ее другая рука. Она легла на его руку, остановив попытку проникнуть под корсаж платья.
Хуже того, Мойра прервала поцелуй. Подняв голову, Уинтроп с изумлением посмотрел на нее. Разве он сделал что-нибудь не так?
Она наблюдала за ним с выражением, которое можно было бы описать как подозрительность.
– Я не из тех, кого можно легко соблазнить, мистер Райленд.
Легко? Ничего себе! При такой перемене настроения она ведет себя как девственница. Но это, разумеется, не значит, что он отказывается от своих надежд. Помимо того, она все еще удерживает одну его руку, а вторая его рука сжимает ее бедро, что весьма приятно.
– Я редко отказываюсь от того, чего хочу.
– Бедняжка. – Она смотрела на него насмешливо и недоверчиво одновременно.
Он бы рассмеялся в ответ на ее сарказм, если бы не боль в паху от возбуждения.
– Разве я принуждал вас пригласить меня сюда?
– Вы здесь потому, что я позволила это. И если наша, так сказать, связь превращается во что-то более интимное, то тоже с моего согласия, а совсем не потому, что вам этого хочется.
Он не смог удержаться, чтобы не засмеяться от удивления.
– А вы, оказывается, крепкий орешек, леди Осборн. – Неуступчивость не остановила его, он продолжал поглаживать ее бедро.
Настал его черед удивить ее.
– Вы пытаетесь найти недостатки в моем теле, мистер Райленд?
– Ничего страшного. Несколько дней не торопясь завтракайте в постели, и все придет в норму.
Его нахальный намек отозвался румянцем на ее щеках и широко открытыми глазами.
– Вы считаете, я слишком худая?
– Совершенно верно.
От неожиданности она растерялась, но ненадолго.
– Вы слишком самоуверенны, сэр.
Ее не задели его сексуальные намеки, зато она среагировала, стоило ему заговорить о ее весе. Какие все-таки странные существа эти женщины!
– Конечно. Я уверен, именно это и нравится вам во мне, миледи.
– Только лишь это? Может, найдется что-нибудь поинтереснее? Я представляла себе, что у вас заготовлен целый список собственных достоинств, от которых женщины теряют голову.
Теперь она решила пошутить. Как это мило. Разве имеет значение то, что он находится в ее доме? Что она приготовила вино? Ему нравилась эта ее шутливая и кокетливая манера. Она не играла в игры и не пыталась представить дело так, что ей приходится поступать против собственной воли. Она просто не желает действовать так же быстро, как он. Странно, но он уважал ее позицию. Она дала ему почувствовать, себя молодым и беззаботным. Это было так давно, когда ему не было дела до всего остального мира, когда груз обязанностей не давил на его плечи.
– Меня не волнуют другие женщины, только ты, Мойра. Я предупреждаю тебя: я хочу тебя и сделаю все, чтобы ты стала моей.
Она покраснела еще больше, но не отвела глаз.
– Ты убедишься, что я не легкая цель, Уинтроп.
По крайней мере, он заставил ее называть себя по имени.
– Я не против соперничества твоей и моей воли. Я приму выбор, который сделаешь ты.
Она задумалась на мгновение. И он почувствовал, как она внутренне отстранилась от него, хотя и не двинулась с места.
– Скажи, на нас делают ставки у букмекеров, и как мы идем?
Уинтроп затряс головой, чтобы прийти в себя, ему показалось, что он не расслышал, что она сказала.
– Извини, повтори еще раз.
Она наконец сняла его руку со своего бедра.
– Скажу проще. Ты решил оказать мне внимание, чтобы выиграть пари? Для себя или для кого-то еще?
Он почувствовал бы себя смертельно оскорбленным, если бы это предположение не было таким нелепым.
– Ты пытаешься обидеть меня с какой-то целью или это просто недостаток твоего характера?
Краска залила ее лицо и шею, и это было изумительное зрелище.
– Я предпочту оскорбить тебя, чем снова стать объектом насмешек.
– Снова? – Это означало, что такое уже случалось. Кто отважился смеяться над ней? Она получит его голову на блюде.
Сейчас она сидела отвернувшись.
– После смерти мужа, пока я была в трауре, мне очень помогал один джентльмен. Я считала его своим другом, по меньшей мере. Мне было с ним спокойно, и я доверяла ему.
Она вздернула подбородок и посмотрела ему прямо в глаза, ожидая, что он договорит то, что не сказала она.
– Он заключил на тебя пари? – Мойра кивнула.
– Он со своими закадычными друзьями решил, что поиграть моими чувствами – хороший спорт. Его помощь и поддержка потребовались ему только для того, чтобы проторить дорожку к моей постели и к пятистам фунтам.
Уинтроп выдержал ее взгляд, несмотря на непреодолимое желание отвести глаза.
Он знал, такое случается. Мужчины все время заключают глупые пари в «Уайтсе» и разных других клубах. Пари могут касаться чего угодно – от когда такой-то чихнет до когда такой-то умрет. Женщины рассматривались как интересный объект.
Он мог бы принести извинения за сильный пол, но не все мужчины такие мерзавцы, и, кроме того, ему не хотелось, чтобы это выглядело так, словно ему самому есть за что просить прощения.
– Единственное, что мне нужно, – завоевать тебя.
– Могу себе представить. – Она усмехнулась.
– Думаю, как раз не можешь, – сказал он сухо. – Ты значишь для меня больше, чем твое тело. Я хочу тебя всю.
Между ее бровей появилась складка, она пыталась понять значение сказанного. Если бы он смог продиктовать смысл по слогам, он бы сделал это.
– Я не хочу провести в твоей постели только одну ночь.
– Тогда сколько? – Ее глаза сделались круглыми. Уинтроп пожал плечами. Что, черт возьми, он говорит?
Он не понимал, но чувствовал, что не может остановиться.
– Намного больше. Это зависит оттого, сколько ты сможешь дать, а я взять. Я ничего не могу обещать, мы оба не можем, но я не думаю, что за одну ночь мы полностью исчерпаем себя.
– Ты очень самонадеянный.
– Да, конечно. – Зачем отрицать очевидное? – К тому же очень надеюсь на тебя.
Ее глаза стали узкими. Казалось, она пытается проникнуть в его сознание. Он мысленно пожелал ей удачи пробиться через его дубовый лоб.
– Можешь поклясться, что будешь честен со мной?
– Дай Библию, и я поклянусь на ней. Принеси бумагу, и я подпишу клятву, если хочешь, кровью.
– В этом нет необходимости. – Несмотря на улыбку, на ее лице было странное задумчивое выражение. – Я поверю тебе на слово.
Непонятно, по какой причине, но от ее слов по спине побежали мурашки. То ли от страха, то ли от удовольствия, он не мог точно определить.
– Итак, ты позволяешь мне соблазнить тебя?
Рука на его груди оттолкнула его, когда он снова потянулся за поцелуем.
– Можешь попытаться.
– Отлично, – улыбнулся Уинтроп.
– Но не сегодня. – Она снова отстранила его и улыбнулась, как мать ребенку – ласково, сердечно и непреклонно. – Сейчас тебе пора идти.
Спорить не было причины, и он не хотел, чтобы она чувствовала, будто на нее давят. Чтобы она уступила ему, сознавая, что у нее нет выбора. У нее вообще не должно быть выбора.
– Согласен. – Они поднялись. – Когда я снова увижу тебя?
– Через два дня, – откликнулась она. – Я пригласила на обед Октавию и Норта. Можешь присоединиться к нам.
Присутствие свидетелей не входило в его планы.
– Тогда до встречи.
Он поцеловал ее быстро, но крепко. Как же дождаться новой встречи с ней?
Дверь за ним затворилась, Уинтроп постоял в оцепенении, глядя на нее какое-то время. Похолодало. Крупные хлопья снега падали, скрывая траву. Он торопливо прошел через сад на улицу, а потом туда, где его ждал экипаж. Кучер сидел внутри, как и приказал Уинтроп. Совсем не нужно, чтобы человек замерз насмерть, если его хозяин забрал себе в голову такое, что и клином не вышибешь.
– Джон, домой.
– Да, сэр.
Какое-то время домом был Крид-Мэнор, где выросли он и его братья. Это, кстати, было недалеко от нынешнего жилья Мойры, в пределах богатого района Мейфэр. Теперь он разместился в апартаментах на Графтон-стрит, более подходящих его общественному положению холостяка. То есть он жил достаточно близко к Мейфэру, что было модно, с одной стороны, а с другой – достаточно далеко от этого района, чтобы не чувствовать себя рыбой в садке. Квартира была удобной. Камердинер следил за его внешним видом. Раз в неделю приходила женщина, чтобы навести порядок. Он питался когда и где хотел, как правило, в доме у Норта. Он жил по собственному времени и по своим правилам. Его образу жизни мог позавидовать любой.
Но если бы они знали, как смертельно одиноко ему бывало по временам!
В кабинете горела лампа. Сердце замерло. У него гости.
– Привет, парнишка.
Уинтроп закрыл глаза. Неужели опять?
– Мне и вправду нужно поменять замки.
– На земле нет замка, который я бы не сумел открыть.
– По крайней мере один есть. В тюремной камере на Боу-стрит, например.
Дэниелс предпочел проигнорировать его колкость.
– Туда легко попасть и просто выйти оттуда, мальчик мой.
– Совсем нет.
– Покровители твоего братца сгорят со стыда, когда узнают, что это он приложил руку, чтобы из бумаг на Боу-стрит вычеркнули твое имя. Невзначай вы вместе окажетесь в одной камере в Ньюгейте. А тут еще маркиза Уинтер, которой наверняка не понравится, что ее сестра вышла за брата грязного вора.
Дэниелс был прав.
– Я тебя прикончу.
– Если через полчаса я не вернусь к себе, Дункану Риду на Боу-стрит будет отправлен пакет, а в нем подробности, как ты участвовал в моей банде и как Шеффилд прикрыл тебя. Откажешься – я уничтожу твою семью, клянусь.
Стиснув зубы, Уинтроп повернулся к своему бывшему патрону, стараясь держать ненависть к этому человеку в узде.
– Если я сделаю, что ты просишь, ты исчезнешь и не появишься больше?
Дэниелс утвердительно кивнул.
– Не терпится дождаться, когда расстояние между мной и Англией будет так велико, как только возможно. Не мне тебе говорить, что здесь у меня врагов больше, чем друзей.
Это была правда. Дэниелс сдал большую часть своих связей в преступном мире, вступив в сделку с властями. Он избежал виселицы, отправив туда других вместо себя. Уинтроп мог предложить ему убраться и навести на него его врагов, но он боялся подставить под удар Норта или Девлина.
– Что я должен сделать? – Обветренное лицо Дэниелса просияло.
– Есть подходящая побрякушка – диадема у одной богатой вдовы. У нее, конечно, еще кое-что найдется.
Уинтроп кивал головой и слушал.
– Она живет в Мейфэре, я так понял?
– Точно. В доме, который она купила, после того как ее муж откинул копыта.
– А ты знаешь, где она держит диадему? – Он не мог поверить себе, что задает такие вопросы. Здравый смысл диктовал ему отправиться за помощью к Норту, но он не мог рисковать, прежде всего потому, что брат тут же пожертвует собой ради него. Норт постарается вмешаться, а Уинтроп не был готов принять такую жертву.
– Нет, не знаю. Ты должен сам ее найти. Эта леди вне круга моих знакомств, именно поэтому я пришел к тебе.
Уинтроп наклонил голову, лицо застыло, словно гранит.
– Зачем тебе это нужно?
– Скажем так, мне предложили столько денег, что я точно могу больше не работать вообще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37