Ночь застала обе армии на прежних позициях. В этот момент Суворов получил известие, что в близком тылу у него появились передовые разъезды Моро. Над армией нависла угроза окружения, но это не смутило непреклонную волю полководца. Он решил на другой день, в четвертый раз, возобновить сражение, разбить Макдональда и тогда обратиться всеми силами против Моро.
Если трудно сохранять решительность при осуществлении намеченного плана, то еще труднее быстро принимать соответствующие данному случаю решения.
Суворов был великий мастер на это.
Принимая данное решение, он руководствовался своим обычным принципом: бить врага по частям, и сперва того, кто более опасен.
Однако войска Макдональда были уже разбиты. На собранном им военном совете выяснились огромные потери, расстройство полков, отсутствие снарядов у артиллерии. Все это – и в еще большей степени – имело место в войсках коалиции, но преодолевалось железным упорством старого фельдмаршала.
Не получив сведений о движении Моро, Макдональд в 12 часов ночи начал отступление. На берегах были оставлены бивачные костры, чтобы создать видимость нахождения армии.
В 5 часов утра казачьи разъезды доставили весть об уходе противника. Немедленно началось преследование. Шедшая в арьергарде дивизия Виктора была атакована и разбита; при этом была взята в плен знаменитая 17-я полубригада, считавшаяся гордостью всех французских армий. Войска Макдональда катились в Тоскану, отгрызаясь от преследователей, но не представляя уже собой серьезной военной силы.
Трехдневное сражение вырвало из рядов противника около 6 тысяч человек; во время отступления французы потеряли еще около 12 тысяч, в том числе 4 генералов и 502 офицера. Потери русских, согласно донесению Суворова Павлу I, составили 680 убитых и 2 100 раненых, потери австрийцев 350 убитых и 1 900 раненых.
Так окончилась битва при Треббии.
Даже иностранные исследователи, склонные с лупой в руках отыскивать какие-нибудь погрешности в действиях Суворова, восхищаются его поведением в этом сражении.
По выражению Моро, марш к Треббии «является верхом военного искусства» («Cest le sublime de lart militaire»). Сам Макдональд был такого же мнения. В 1807 году на приеме в Тюильри он указал русскому посланнику на увивавшуюся вокруг Наполеона толпу и промолвил:
– Не видать бы этой челяди Тюильрийского дворца, если бы у вас нашелся другой Суворов.
Несколько лет спустя, при дворе Наполеона, Макдональд сказал русскому послу, графу П. Толстому: «Хоть император Наполеон не дозволяет себе порицать кампанию Суворова в Италии, но он не любит говорить о ней. Я был очень молод во время сражения при Треббии. Эта неудача могла бы иметь пагубное влияние на мою карьеру, меня спасло лишь то, что победителем моим был Суворов».
Император Павел ничего не понимал в военном искусстве, но прислал Суворову осыпанный бриллиантами портрет и милостивый рескрипт, в котором выражал благодарность за «прославление его царствования», и заявил: «Бейте французов, а мы будем бить вам в ладоши».
Австрийцы же остались недовольны. Черная зависть и тупость окончательно возобладали в их отношении к Суворову.
Австрийский император прислал Суворову двусмысленный рескрипт, содержавший намек на то, что главную причину суворовских побед составляло «столь часто испытанное счастье ваше».
Полководец был жестоко уязвлен этим.
Русскому послу в Вене он с горечью писал: «Счастье! – говорит римский император… Ослиная в армии голова тоже говорила мне – слепое счастье!» А тем, кто находился подле него, он насмешливо сказал:
– Беда без фортуны, но горе без таланта.
Суворов не раз задумывался над вопросом о пресловутом «счастьи» и уверенно разрешал этот вопрос. «Большое дарование в военном человеке есть счастье, – написал однажды Суворов знаменательные слова. – Мазарин о выхваляемом ему военачальнике спрашивал на конце всегда: счастлив-ли он. Репнин велик, но несчастлив. Голицын счастлив, избирай Голицына, хотя заикающегося».
Счастье не случайность, счастье – это закономерный результат усилий, одухотворенных талантом, дарованием. Такова была глубокая философия русского полководца.
Суворов с главными силами преследовал французов на расстоянии 30 верст, но, убедившись, что догнать их не удастся, оставил войска, дал им однодневный отдых и, предоставив преследование отряду Отта, повернул обратно против Моро.
Из перехваченных писем он выяснил, что главный противник его обезврежен: «армия Макдональда более чем разбита, – резюмировал он итоги Треббии в письме к Краю, – Моро делает попытку против графа Бельгарда на Бормиде; я пойду встретить его так же, как встречал Макдональда».
Наступление Моро началось 17 июня, но он двигался медленно, желая сложными маневрами привлечь внимание Суворова и задержать его под Алессандрией. Однако этими хитростями он обманул лишь самого себя, опоздав прибыть к Треббии. Узнав о начавшемся генеральном сражении, он отказался от мысли разгромить корпус Бельгарда, оставил там только часть сил, а с остальными поспешил на помощь Макдональду. Известие о результатах Треббии побудило его приостановить это движение и возвратиться в Ривьеру. Однако, желая облегчить положение Макдональда, он до 25 июня оставался возле Бормиды и распустил слух, будто намерен идти оттуда к Турину.
Но Суворов и сам считал теперь более целесообразным обратиться против Моро. Однако, несмотря на усиленные переходы, ему не удалось нагнать его. Тогда он снова поставил вопрос о наступлении на Ривьеру; в ней он видел этап на пути к Парижу. В мыслях его уже созревал грандиозный план похода на французскую столицу.
Неожиданно в рескрипте австрийского императора от 12 июня ему предписывалось «совершенно отказаться от всяких предприятий дальних и неверных»; а в рескрипте от 10 июля приказывалось «без всякого дальнейшего отлагательства предпринять и окончить осаду Мантуи». Все планы Суворова, направленные к тому, чтобы стратегически использовать победу у Треббии, категорически отвергались. «Также не могу никак дозволить, – писал император Франц, – чтобы какие либо войска мои, впредь до особого моего предписания, употреблены были к освобождению Рима и Неаполя».
Уже не Репнин, не Потемкин, а ненавистные полководцу «бештимтзагеры» сковывали его по рукам и ногам. Сознание своего бессилия угнетало его. Письма его полны негодования.
«Гофкригсрат вяжет меня из всех четырех узлов. Если бы я знал, то из Вены уехал бы домой. Две кампании гофкригсрата стоили мне месяца, но если он загенералиссимствует, то мне волю или вольность – у меня горячка, и труды и переписка е скептиками, с бештимтзагерами, интриги – я прошу отзыва мне… Я не мерсенер, не наемник, не из хлеба повинуюсь, не из титулов, не из амбиции, не из вредного эгоизма – оставлю армию с победами и знаю, что без меня их перебьют… Деликатность здесь не у места. Где оскорбляется слава русского оружия, там потребны твердость духа и настоятельность».
Сплошь и рядом распоряжения гофкригсрата приобретали просто курьезный характер. Осада туринской цитадели привела в конце концов к ее сдаче, а как раз в это время пришло предписание из Вены отложить осаду до взятия Генуи.
– Чего глупее, – пожал плечами Суворов. Разумовскому он написал: «Боязливость неотделима от напуганного кабинета».
Суворов нервничал, раздражался. Здоровье его, расшатанное тяготами войны, окончательно подрывалось вечным напряжением, бесконечными неприятностями с австрийцами, которых он называл «гадкими проекторами». В одном письме от? 25 июня, он с возмущением воскликнул: «Честнее и прибыльнее воевать против французов, нежели против меня и общего блага».
Развязность Вены простиралась все дальше. Было предписано, чтобы обо всех распоряжениях Суворова тотчас извещался Мелас и чтобы ни одно предприятие русского полководца, «имеющее важное значение», не осуществлялось без предварительного одобрения австрийского императора.
Потеряв всякое терпение, вне себя от злобы, Суворов послал в первых числах июля прошение об отставке. «Робость венского кабинета, зависть ко мне, как чужестранцу, интриги частных двуличных начальников… безвластие мое в производстве операций… принуждают меня просить об отзыве моем, ежели сие не переменится».
Павел предпринял некоторые шаги, но настолько нерешительно, что почти ничто не изменилось.
Тон предписаний Суворову из Вены становился все более резким, почти угрожающим. В рескрипте от 3 августа император Франц прямо напоминал, что фельдмаршал отдан в его распоряжение, «а потому несомненно надеюсь, что вы будете в точности исполнять предписания мои».
Так в бесцельных и вызывающих раздражение пререканиях приходилось Суворову тратить драгоценное время. Два обстоятельства несколько улучшили его настроение: из России прибыла десятитысячная дивизия Ребиндера, и 28 июля сдалась Мантуя. Победителям сдалось в плен 5 генералов и 10 000 солдат и офицеров, при 300 орудиях. Потери осаждавших были ничтожны.
В Петербурге и Вене падение Мантуи было воспринято как завоевание Италии. Павел возвел Суворова в княжеское достоинство в ознаменование заслуг его в «минувшую войну». Австрийцы втайне разрабатывали план переброски русских корпусов из Италии, где все казалось законченным, в Швейцарию, где Масоена громил австрийские войска.
Суворов совершенно иначе оценивал положение. «Мантуя с самого начала главная цель, – писал он Разумовскому, – но драгоценность ее не стоила потеряния лучшего времени кампании». Падение Мантуи радовало его главным образом тем, что оно освобождало тридцатитысячный осадный корпус генерала Края и создавало предпосылки для возобновления маневренных операций. Он предвидел, что энергичный противник, обессиленный, но не добитый, причинит еще немало хлопот. Так оно и случилось.
Вынужденное бездействие Суворова было широко использовано французами. Макдональд пробился к Генуе и соединился там с Моро. Из Франции прибыл с подкреплениями новый главнокомандующий – тридцатипятилетний пылкий Жубер. Кумир солдат, человек, которого Бонапарт охарактеризовал «гренадером по храбрости и великим полководцем по военным познаниям», Жубер уехал в Италию прямо из-под венца, заявив жене, что вернется к ней победителем или мертвым. Моро передал ему командование над армией, но, подавив оскорбленное самолюбие, предложил себя в качестве советника. Жубер, связанный с Моро узами личной дружбы, охотно принял его сотрудничество.
Хотя французская армия насчитывала всего 45 тысяч человек, Жубер решил перейти в наступление. Непосредственной целью своей он поставил освобождение Мантуи, о капитуляции которой во Франции еще не знали.
Его выступление совпало с лихорадочными усилиями Суворова сломить, наконец, саботаж австрийцев и начать движение на Ривьеру. О том, как дорого давались русскому полководцу эти переговоры и чернильная война со своими союзпиками, можно судить по следующему отрывку из одного письма Суворова к Меласу: «Заклинаю ваше превосходительство приверженностью вашею к его императорскому величеству; заклинаю собственным усердием вашим к общему благу. Употребите всю свою власть, все силы свои, чтобы окончить непременно в течение десяти дней приготовления к предложенному наступлению на Ривьеру Генуэзскую. Поспешность есть теперь величайшая заслуга; медленность – грех непростительный».
Наступление французов положило конец этим затяжным переговорам.
По приказанию Суворова передовые войска не препятствовали продвижению противника; фельдмаршал хотел выманить французов из гор на равнину и подавить их тогда своей многочисленной конницей и артиллерией. Больше того: по приказу Суворова войска оставили город Нови.
2 августа 1799 года он издал приказ: «Аванпосты… должны стараться получить верные сведения о неприятеле… перед превосходными силами отступать, ибо никакого от армии подкрепления ожидать не должны, так как цель наша – выманить неприятеля на равнину».
Опасаясь довериться непроверенным сообщениям, Суворов умело расположил свои войска так, чтобы они легко могли быть придвинуты к любому пункту, где появится армия Жубера.
К 14 августа противники настолько сблизились, что столкновение сделалось неизбежным. Французские силы исчислялись в 35 тысяч человек, силы союзников – 45–50 тысяч. В третий – и последний – раз в жизни Суворова на его стороне было численное превосходство. Получив от своей разведки сведения о крупном перевесе сил союзников, Жубер. дотоле не сомневавшийся в успехе, сильно пал духом. Он созвал военный совет; почти все советовали вернуться в Геную. Однако такой исход казался французскому главнокомандующему позорным, да притом отступать на глазах у сильного неприятеля было рискованно. Он отложил решение до утра, а на рассвете получил донесение, что союзники начали атаку.
Диспозиция Суворова к сражению под Нови не сохранилась.
Военные авторитеты расходятся по вопросу о том, в чем заключался план фельдмаршала. Большинство полагает, что он хотел направить главный удар на левый фланг французов; иные же находят, что атака левого фланга носила демонстративный характер. Трудно было вообще предвидеть, как будут действовать французы: позиции их, укрытые от Суворова, расположенные на пересеченной оврагами и виноградниками местности, были очень удобны для обороны.
В своем донесении Суворов писал: «Таким образом продолжалось 16 часов сражение упорнейшее, кровопролитнейшее и в летописях мира по выгодному положению неприятеля единственное». Суворов надеялся, что пылкий Жубер увлечется преследованием и спустится на равнину. Возможно, что расчет его оправдался бы, но одно непредвиденное обстоятельство опрокинуло соображения знатока военной психологии. При первых выстрелах Жубер примчался в цепь, и, когда он изучал картину атаки, шальная пуля поразила его…
«Marchez! Marchez toujours!» успел только прошептать он.
Смерть его скрыли от солдат. Начальствование над армией принял Моро; приказав Сен-Сиру усилить левое крыло бригадой Колли, он отразил атаку австрийцев, но категорически запретил преследование.
– Моро понимает меня, старика, и я радуюсь, что имею дело с умным военачальником, – отозвался Суворов о своем противнике.
Теперь его план определился: отвлечь еще больше неприятельских сил от центра на левый фланг и, пользуясь этим, прорвать центр, взяв город Нови. Атака Нови поручалась русским войскам под начальством Багратиона и Милорадо– вича.
Генерал Край возобновил наступление на левый фланг неприятеля и настойчиво требовал, чтобы Багратион также повел войска. Но Багратион, посвященный, очевидно, в замысел главнокомандующего, медлил, ссылаясь на отсутствие предписания. Край несколько раз посылал к Суворову, но ординарцы не могли передать его требования: завернувшись в плащ, фельдмаршал делал вид, что спит, и адъютанты не раз решали будить его. В 9 часов утра Край был вторично отбит. Только тогда, решив, что французы перетянули достаточно сил на левый фланг, Суворов вскочил на ноги и отдал приказ об атаке Нови.
Багратион отлично знал местность, потому что дважды стоял здесь. Пользуясь каждым прикрытием, он, несмотря на жаркий огонь, довел войска до города, но здесь каменная стена, не поддававшаяся выстрелам легких русских орудий, остановила атаку. Тогда Багратион обошел Нови с запада, но здесь был встречен в упор картечью, за которой последовала контратака французов.
Русские батальоны под прикрытием казаков были отведены обратно.
Вторая атака также была отбита.
Суворов придал частям Багратиона подоспевший с необыкновенной скоростью отряд Дерфельдена и отряд Милорадовича и приказал атаковать в третий раз.
Стояла невыносимая жара. Легко раненные умирали от изнурения. Солдаты шли на штурм с яростью, не знавшей пределов.
«Солдаты, как бы ослепленные исступленной храбростью под смертоносным огнем орудий, казалось, не замечали преимуществ позиции неприятельской; они презирали неминуемую смерть, и не было возможности удержать их», доносил в своей реляции Суворов.
Это была самая упорная битва, какую ему приходилось давать. Даже при Треббии не было того нечеловеческого ожесточения и упорства, которое проявляли здесь обе стороны. Командующий гарнизоном Нови Гардан выказал настоящий образец активной обороны, чередуя смертоносный обстрел с короткими ударами. Республиканские солдаты дрались с поразительным мужеством. Моро появлялся в еамых опасных местах. Под ним убило лошадь; пуля прошла сквозь его мундир.
Суворов все время был в огне. Смерть витала вокруг его седой головы. Он провожал в бой каждую колонну, направлял удары, потом пристраивался к откатывавшимся от неприступных стен Нови батальонам и направлял их снова в атаку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34