«Знала бы ты, Барба, как славно спать на земле!
Ч говорит она мне. Ч Знала бы, как славно!» Вот же напасть! И подумать, до ч
его она раньше любила всяческие удобства, сколько перин ей было надобно,
и то, бывало, никак не согреется. Ах! Что могут эти варвары за год сделать с ч
еловеком, уму непостижимо. Вот, господа, расскажите об этом королю!.. Хозяй
ка моя такая красивая, такая нежная. Вы же сами еще недавно видели ее в Вер
сале, а теперь взгляните Ч ну, как тут не заплакать! Никогда бы не подумал
а, что она сама так с постелью управляется, но, поверите, каждую ночь все по
вторяется снова. Нет, дикарей этих надо всех поубивать… Король, господа, д
олжен бы их наказать!..
Скользнув взглядом по полу, Анжелика увидела три пары туфель и пару сапо
г. Туфли с красными каблуками и золочеными пряжками принадлежали господ
ину де Бретею. Прочие были ей неизвестны.
Она подняла глаза. Над сапогами возвышался изрядный живот, обтянутый син
ей военной курткой, а над ним виднелась пунцовая усатая физиономия, увен
чанная рыжей шевелюрой. В меру строгие туфли с бобровой опушкой и серебр
яными пряжками и торчащие из них тощие черные икры тотчас навели бы на мы
сль о каком-нибудь придворном святоше, если бы Анжелика не признала в их о
бладателе маркиза де Солиньяка. Четвертая пара, тоже с красными каблукам
и, но с бриллиантовыми пряжками, принадлежала офицеру. Анжелика успела р
ассмотреть его широкий кружевной, несколько обветшалый воротник и жест
кое, сухое лицо с серой волосатой бородавкой на подбородке, придававшей
ему еще больше свирепости. Именно этот последний, склонившись к молодой
женщине, лежащей у его ног, взял слово:
Ч Сударыня, разрешите представиться. Я Ч маркиз де Марильяк, королевск
ий наместник Пуату. Я послан Его Величеством с распоряжениями, касающими
ся вас.
Ч Не могли бы вы, сударь, говорить громче? Ч преувеличенно слабым голос
ом пролепетала Анжелика. Ч Ваша речь не достигает моих ушей.
Де Марильяку пришлось, чтобы быть услышанным, преклонить колени, а его сп
утникам Ч последовать его примеру. Из-под полуопущенных век Анжелика з
лорадно посматривала на четырех незадачливых эмиссаров. Особенно поза
бавил ее вид распухших щек Бретея, еще хранивших следы ее ногтей.
Тем временем наместник Пуату, сломав восковые печати, развернул пергаме
нт и, прочистив горло, стал читать:
«Госпоже дю Плесси-Белльер, нашей подданной, повинной в злонамеренном с
опротивлении нашей королевской воле и тем весьма нас удручившей. Мы, Кор
оль Франции, направляем сие послание, дабы уведомить ее о наших чувствах,
кои, как она утверждала, ей неизвестны, и наставить ее на путь приличеству
ющего повиновения.
Сударыня!
Велика была наша скорбь, когда несколько месяцев тому назад вы отплатили
неблагодарностью за все милости, каковыми нам было угодно удостоить вас
и ваших близких. Получив приказ, запрещающий вам покидать Париж, вы ослуш
ались. Меж тем не был ли сей запрет продиктован желанием уберечь вас, зная
вашу порывистость, от вас же самих и тех неподобающих поступков, кои вы мо
гли, по нашему разумению, совершить? Вы совершили их: вы устремились навст
речу опасностям и разочарованиям, от коих мы бы желали вас оградить, и был
и жестоко наказаны. Ваша отчаянная мольба о помощи, дошедшая до нас через
настоятеля Конгрегации Святого Искупления, преподобного отца Валомбре
за, по его возвращении из Марокко, дала нам знать о том прискорбном положе
нии, в какое ваши заблуждения ввергли вас. Попав в плен к варварам, вы осоз
нали свои прегрешения и с непоследовательностью, присущей представите
льницам вашего пола, обратились за покровительством к монарху, над котор
ым ранее изволили глумиться.
Из уважения к прославленному имени, каковое вы носите, в память о дружбе н
ашей с покойным маршалом дю Плесси и, наконец, из жалости к вам, не переста
вшей быть одной из возлюбленных наших подданных, мы не пожелали оставить
вас пожинать все плоды вашей неблагодарности и покинуть на милость жест
оких варваров и посему отозвались на вашу мольбу.
Ныне вы доставлены целой и невредимой на французскую землю, и мы довольн
ы этим. Однако же справедливость требует, чтобы вы принесли нам публично
е покаяние.
Мы могли бы предписать вам на время уединиться в монастырской тиши, дабы
предаться там благочестивым размышлениям. Но памятуя о перенесенных ва
ми страданиях, мы отказались от этого замысла. Мы предпочли послать вас в
ваши земли, полагая, что родная почва может стать наилучшим советчиком. М
ы не считаем это изгнанием. Вы должны пребывать там лишь до дня, когда по с
обственному вашему желанию отправитесь в Версаль засвидетельствовать
свою покорность. В ожидании сего дня Ч как мы надеемся, не столь отдаленн
ого Ч указанный господином де Марильяком, наместником Пуату, офицер буд
ет назначен для надзора за вами…»
Де Марильяк прервал чтение и указал на тучного военного:
Ч Представляю вам, сударыня, капитана Монтадура, коему я счел возможным
доверить эту почетную обязанность.
Как раз в эту минуту капитан безуспешно пытался перенести тяжесть своег
о тела на другое колено, но затекшие от непривычного положения члены и об
ширное пузо очень мешали. Чудом удержавшись, чтобы не уткнуться в Анжели
ку носом, он откашлялся и зычно возгласил, что готов служить маркизе дю Пл
есси. Не удостоив капитана ответом, Анжелика, все еще укутанная с ног до го
ловы, прикрыла глаза, делая вид, что дремлет. Де Марильяк стойко продолжал
чтение:
…"В нескольких словах мы изложим здесь, каким образом госпожа дю Плесси-Б
ельер должна выказать свою покорность. Невоздержанность членов ее семь
и, один из коих недавно дошел до оскорбления Его Величества, слишком изве
стна, а потому и покорность должна быть выражена с очевидностью, способн
ой привести к размышлению слабые умы, нестойкие перед дурным примером, к
оторый может склонить их на путь дерзостного непослушания.
Госпожа дю Плесси оскорбила нас публично, посему и покаяние должно быть
публичным. Карета в скорбном убранстве доставит ее в Версаль, но останов
ится за дворцовой решеткой без права проследовать на главный двор. Госпо
жа дю Плесси будет одета скромно, и притом в темных тонах. В присутствии вс
его двора она должна, представ перед королем, преклонить колена, поцелов
ать руку и повторно принести клятву ленницы и вассальную присягу.
Кроме того, ей надлежит принести в дар Короне одно из своих ленных владен
ий в Турени. Грамоты и контракты об уступке права владения будут вручены
Нашему главному камергеру во время этой церемонии в закрепление клятвы
верности и в знак публичного покаяния.
Впредь госпоже дю Плесси надобно приложить все силы для служения своему
государю с усердием, каковое мы желаем видеть безупречным. Она останется
в Версале, приняв то положение и удовлетворившись теми титулами, каковы
е нам будет угодно ей даровать. Сие последнее, как мы знаем, ранит ее тщесл
авие больнее, нежели любая повинность. Однако ей придется покориться и т
ем ревностнее выполнять свои обязанности, служа королю с преданностью, п
ринятой в его Королевстве и при его Дворе…»
Ч ..и в его постели, Ч докончила Анжелика.
Де Марильяк вздрогнул. За минуту до того он был убежден в тщетности подоб
ных речей, обращенных к несчастной, лежащей в полузабытьи неизлечимого н
едуга. Насмешливый взгляд Анжелики доказал ему, что она все прекрасно ра
сслышала и к тому же не столь сломлена, как желает показать. Пергаментные
щеки наместника порозовели, и он сухо заметил:
Ч В грамоте Его Величества нет ничего подобного.
Ч Да, но это подразумевается, Ч мягко откликнулась Анжелика.
Де Марильяк вновь прокашлялся и забормотал, отыскивая место, где прервал
чтение:
Ч «…его Дворе и в любом месте, куда Его Величество сочтет за благо направ
ить ее в интересах этой службы ему».
Ч Сударь, не могли бы вы закончить? Я совсем без сил.
Ч Мы также! Ч не выдержал возмущенный дворянин. Ч Соблаговолите замет
ить, сударыня, в каком положении вы заставили нас огласить документ.
Ч Но, сударь, я так страдаю!
Лицо высокопоставленного чиновника стало злобно-елейным:
Ч Я бы вам не советовал страдать слишком долго, сударыня. И не уповайте н
а то, что снисходительность Его Величества продлится вечно. Об этом и гов
орится в конце его послания. Знайте же, что Государь, в милости своей, пред
оставил вам лишь несколько месяцев на размышление. Если вы вздумаете упо
рствовать, он будет беспощаден к нераскаявшейся бунтарке. Сейчас май, су
дарыня. Король знает, что вы больны и измучены, и решил проявить терпение.
Но если до первых чисел октября вы не потрудитесь испросить у него проще
ния так, как было указано, он сочтет ваше промедление преступным.
Ч Что же тогда произойдет?
Де Марильяк снова развернул монаршее послание:
«Госпожа дю Плесси будет тогда арестована и препровождена в крепость ил
и монастырь по нашему выбору. Ее имущество будет опечатано, особняки и зе
мли пойдут в продажу. В качестве феода и наследственной собственности мы
сохраним лишь замок Плесси и ближайшие к нему земли для последующего да
рования их Шарлю-Анри дю Плесси, сыну маршала и нашему крестнику, который
с этих пор перейдет под нашу опеку».
Ч А моему сыну Флоримону? Ч спросила Анжелика, бледнея.
Ч Он здесь не упомянут.
Все замолчали, и Анжелика ощутила болезненную тяжесть в груди от злорадн
ых взглядов этих едва знакомых людей, которым не сделала ничего плохого.
Их явственно веселило ее поражение: всем, в ком осталось мало человеческ
ого, лестно видеть попранную красоту и унижение того, кто не желает рабол
епствовать.
Итак, госпоже дю Плесси больше не дано гордо вскидывать свою маленькую г
оловку, а ее изумрудным глазам Ч воздвигать преграду между ней и короле
м, оберегая независимость. Она появится в Версале лишь затем, чтобы подве
ргнуться оскорбительной церемонии, уничтожающей ее превосходство. И то
гда она потеряет свою неукротимость, станет похожей на прочих, сделается
послушным орудием в руках, созданных, чтобы управлять душами и судьбами.
Как ловко действовали те, кто советовал королю быть неумолимым!
Де Солиньяк первым нарушил молчание. Он-то не страдал от долгого стояния
на коленях, привычный к многочасовым молитвам о придании ему сил для мно
готрудного тайного подвига исправления порочного мира. Низким елейным
голосом он стал увещевать госпожу дю Плесси-Белльер воспользоваться да
нной ей отсрочкой и снисходительностью Его Величества, чтобы скопить бо
льше доказательств благочестивого раскаяния. Разве король не простит е
е окончательно, если в залог своей верности она постарается содействова
ть обращению на путь истинный жителей ее провинции Пуату?
Ч Вы не можете не знать, сударыня, что так называемое реформистское веро
учение доживает последние дни. Его адепты толпами возвращаются в лоно на
шей католической апостолической матери-церкви. Лишь малая часть упрямц
ев еще противится, особенно в том отдаленном и диком краю, где лежат ваши в
ладения. Капитан Монтадур, один из наших ревностных духовных ратников, п
осланных туда, чтобы направить этих несчастных на стезю спасения, вот уж
е несколько месяцев тщится побудить гугенотов из ваших деревень отступ
ить от своих богомерзких верований. Мы надеемся на вашу, сударыня, помощь
в этом святом деле. Вы знаете крестьян этих мест, их язык и обычаи, вы их гос
пожа, у вас больше возможностей заставить их отречься от злокозненной ер
еси. Вот, сударыня, какое благородное деяние вас ожидает. Помыслите, сколь
будет признателен оскорбленный вами Государь за такую помощь в объедин
ении нашего королевства, предпринятом им ради вящей славы Господней…
Красноречие де Солиньяка, казалось, имело больший успех, нежели чтение д
е Марильяка. Анжелика оставила притворство. Она приподнялась и вперила в
них горящий взгляд зеленых глаз, ставших огромными на исхудалом лице:
Ч Включено ли условие об обращении моей провинции в перечень того, что т
ребует Его Величество?
Саркастическая улыбка приоткрыла желтые зубы де Марильяка.
Ч Нет, сударыня, Ч быстро ответил он, Ч но это подразумевается.
Тут все, кроме Монтадура, наклонились к ней. Последний сделал бы то же, не п
омешай ему брюхо, но и он, насколько мог, придвинулся, снедаемый, впрочем, о
тнюдь не желанием обратить Анжелику на верный путь. Сейчас она казалась
ему чертовски красивой. Надо же, как преобразился тот полутруп, что приве
зли в замок несколько дней назад!
Эти нависшие над ней лица напомнили Анжелике ее марокканские кошмары, ко
гда в мозгу всплывали еще свежие воспоминания о Дворе Его Величества, об
удушливом воздухе Версаля с его заговорами и угрозами, боязнью отравите
лей, справляющих черные мессы в потайных комнатах дворца, и интригами фа
натиков веры, отдающими затхлостью ладана и святой воды. Все то, от чего он
а отреклась и от чего бежала, казалось, навсегда, вдруг сгустилось снова, о
брело силу и цепкость.
Ч Сударыня, Ч шептал Марильяк, Ч дайте нам доказательства вашего усер
дия, и мы избавим вас от худшего. Мы сможем пробудить милосердие Государя.
Мы убедим его, например, смягчить строгие условия вашего покаяния. Быть м
ожет, удастся избежать черного платья.., оставленной за оградой кареты.., в
ассальной клятвы…
Нет, он не был простаком. Он понимал, что для такой женщины, как Анжелика, ху
дшее Ч в этих унизительных церемониях, а не в потере какого-нибудь из пом
естий. Они ждали обещаний и обязательств и уже готовились дать первые на
ставления.
Но она высокомерно оборвала:
Ч Вы закончили, господа?
Наместник прикусил губу:
Ч Нет, мы не закончили, сударыня. Я еще должен вручить вам личное послани
е Его Величества. Вот оно.
Анжелика узнала королевский почерк, как только сломала печать:
«Сокровище мое, несносное дитя, незабываемая…» Слова заплясали у нее пер
ед глазами, она уронила руки, не желая читать дальше.
Посланцы Его Величества поднялись, чтобы ретироваться.
Де Марильяк бросил последний взгляд на распростертое тело и пожал плеча
ми. Он намекнет королю, что у несчастной помутилось в голове. Бывшая корол
ева Версаля, лежащая на полу! Достойно жалости. Напрасно он послушался Со
линьяка и ввязался в это дело. Ничего полезного здесь не извлечь ни для ко
роля, ни для него самого, ни для Конгрегации Святых Даров. Без сомнения, ее
дни сочтены.
Ч Господа!
Окликнутые Анжеликой, она замерли у дверей. Когда она приподнялась, спут
анные волосы вспыхнули, словно сияние вокруг головы, еще сильнее оттенив
диковатый блеск зрачков:
Ч Господа, передайте Его Величеству, что у него нет права быть добрым ко
мне.
Ч Что это значит, сударыня? Ч вопросил удивленный Марильяк. Ч Вы почит
аете себя недостойной королевской милости?
Ч Нет… Доброта не приличествует тому, что существует меж королем и мной.
Его любовь для меня оскорбительна. Ведь мы враги, не так ли? Меж нами может
быть только война!..
Лицо наместника стало землистым. У него даже голова закружилась, стоило
только представить, как он будет передавать королю такие речи.
Остальные трое вышли с весьма озабоченным видом.
Ч Вы сошли с ума! Ч закричала Барба, бросившись к своей хозяйке. Ч Несча
стная, что за безумие Ч все разрушать вокруг себя! Чего это вы им наговори
ли? Сам король послал их, чтобы все устроить, а вы? Хорошенькое средство за
служить прощение!
Ч Барба, ты что, подслушивала за дверью?
Но Барба, охваченная праведным негодованием, уже не могла остановиться:

Ч Мало вам жить, словно после кораблекрушения, как жалкая изгнанница… Ч
удом вы спаслись от смерти, а теперь снова играете жизнью, будто безделуш
кой какой-то!
Ч Барба, у тебя в мое отсутствие появились господские замашки. Мне это со
всем не нравится.
Ч Надо же мне было защищаться! Вы оставили нас здесь, сударыня, нос к носу
со стражниками. Они тут без конца шныряют, всех допрашивают, роются в бума
гах, взламывают шкафы… А как вы думаете, легко ли молиться за ваше спасени
е столько месяцев, а потом увидеть вас тощей, ободранной и дикой, как самая
последняя бродячая кошка? А в парке толкутся солдаты, толстый офицер дел
ает здесь все, что вздумается, пожирает ваши запасы, пристает к прислуге! И
вы еще хотите, чтобы я не научилась кричать и ругаться?!
Горячность верной служанки смутила Анжелику.
Ч Что же я, по-твоему, должна делать? Ч пробормотала она слабым голосом.

Ч Пойдите к королю, Ч затараторила обнадеженная Барба, Ч и все станет
как прежде!
1 2 3 4 5 6 7 8