В «Лаоне и Ситне» он вспоминает о них, как о своих «тиранах и врагах». В последние годы пребывания в Итоне занятия Ш. становятся более серьезными. В нем просыпается потребность творчества. В 1810 г., когда Ш. перешел в оксфордский университет, он уже был автором двух романов: «Цастроцци» и «Св. Ирвайн». Оба они отражают самый фантастический и грубый романтизм тогдашнего ходячего романа, но несомненно нашли себе читателей. В Итоне Шелли впервые увлекся и идеями «Политической справедливости» Годвина; его кузина Гарриэт Гров, на любовь к которой благосклонно смотрели его родители, была уже по первым письмам, пришедшим из Оксфорда, встревожена вольномыслием своего молодого друга. На первых порах в Оксфорде Ш. испытал мало новых впечатлений. Он издает шутовские стихи, под заглавием: «Посмертные записки Маргариты Никольсон», зачитывается Платоном, Еврипидом, Лукрецием, знакомится с Франклином и Кондорсе, с философией Локка и Юма. Самый университет не произвел на Ш., по-видимому, никакого впечатления. Характерная для Ш. жажда прозелитизма и потребность высказываться быстро привели его, вместе с его товарищем и другом Гоггом, оставившим интересные воспоминания (Hogg, «Life of P. В. Sh.», Лонд., 1858), к крайне опасному шагу: изданию брошюры о «Необходимости атеизма». Ш. собственноручно распространял эту брошюру среди студентов, рассылал ее множеству лиц и быстро распространил ее по всему Оксфорду. Хотя имя его не стояло на заголовке, тем не менее университетское начальство вызвало Ш. на суд и, после его отказа отвечать на предложенные вопросы, постановлением 25-го марта 1811 г. исключило обоих друзей из числа студентов. О женитьбе Ш. на Гарриэт Гров не могло быть более речи. Отец Ш. на некоторое время запретил ему даже являться домой, назначив ему 200 фунт. (=2000 руб.) ежегодной пенсии – и 19-летний Шелли раз навсегда был предоставлен самому себе. Следующие три года жизни Ш. можно назвать эпохой общественно-политических скитаний. Уже как бы приобретя венец гонимого за идею, Ш. в эти годы чувствует себя защитником угнетенных и смелым поборником правды и свободы. В таком свете представлялась ему дружба с Гарриэт Уестбрук, пансионной подругой его сестер, дочерью богатого трактирщика, подозревавшегося и в ростовщичестве. Увезя эту шестнадцатилетнюю девочку в Эдинбург к Гоггу и женившись на ней в августе того же года, Ш. считал, что спасает ее от тирании старого Уестбрука. Родители Ш., возмущенные таким неподходящим для наследника баронетского достоинства браком, предложили ему отказаться от наследства в пользу будущего сына или младшего брата. Это еще более укрепило Ш. в той мысли, что он служит дорогим ему идеям свободы, равенства и справедливости. В таком настроении совершил Ш. свою поездку в Ирландию, где распространял почти собственноручно свою брошюру о даровании равноправности католикам. Биографы обыкновенно подсмеиваются над этим вмешательством Ш. в политику. Хотя эта пропаганда и кажется наивной, но, читая брошюру Ш. теперь, при свете современных политических отношений Англии, нельзя не признать, что он вовсе не витал в заоблачных мечтаниях, а лишь высказывал взгляды, к которым его соотечественникам предстояло придти через три четверти века. Все в том же настроении Ш. знакомится вскоре сначала письменно, а затем и лично с Годвином, отдается со всем пылом молодости делам благотворительности (преимущественно в Тримедоке, в Карнарвоншире), издает еще целый ряд политических памфлетов и , наконец, пишет свою «Королеву Маб», с длинными примечаниями. Это первый поэтический опыт, еще слишком полный юношеского риторизма и бледнеющий перед вдохновенной лирикой его последующих поэм. Насколько молодой Ш. еще мало чувствовал себя в то время поэтом, видно из того, что во время его пребывания в «стране озер», где жили «поэты лэкисты» – Соути, Вордсворт и Кольридж, – их поэзия мало заинтересовала Ш. , хотя он и был близко знаком с Соути, и впоследствии влияние «лэкистов» сильно сказалось на его творчестве. Увлечение политическими, социальными и философскими вопросами в то время еще, по-видимому, сдерживало поэтическое дарование Ш. в слишком узких для него рамках рассудочности. Вскоре для Ш. наступили новые треволнения, и они могут считаться последним толчком к поэтическому творчеству. Через год после выхода «Королевы Маб» и рождения дочери, названной в честь героини этой поэмы тоже Ианти, Ш. расходится с Гарриэт, и сердце его воспламеняется уже настоящей любовью к дочери Годвина, Мэри. Разрыв с женой и вторичный увоз семнадцатилетней девушки много обсуждались биографами Ш. и обыкновенно толковались не в пользу поэта; в них видели прямолинейное и бездушное приложение теории свободной любви (жена его была в то время беременна вторым ребенком и спустя два года утопилась). Разобраться в этих событиях жизни Ш. трудно. По-видимому, Ш. имел какие-то основания подозревать Гарриэт в неверности и даже не считать ее будущего ребенка своим. Гарриэт вскоре сошлась с другим человеком, причем ее самоубийство было следствием, с одной стороны, давнишней склонности ее к такому концу, с другой – неудовлетворенности в ее новой привязанности. Бегство с Мэри Годвин (28 июля 1814 г.) сопряжено с первой поездкой Ш. в Швейцарию, где годом позже он близко сошелся с знаменитыми уже в то время Байроном. Четыре года жизни Ш. с его новой подругой проходят то в Швейцарии, то в Англии. За это время в окрестностях Виндзора возник «Аластор» (1816), первое истинно поэтическое произведение Ш. Через два года вышла в свет и вторая большая поэма, «Лаон и Ситна», более известная под заглавием: «Восстание Ислама» (1818). Еще не признанный и известный лишь как автор зажигательной «Королевы Маб», Ш. стоит уже на высоте своего поэтического гения. К этому времени относится и знакомство Ш. с Ли Гентом и с юным, вдохновенным Китсом. Это вступление в литературную среду сказалось как обогащением, так и более всесторонним развитием художественных вкусов Ш. Вместе с расцветом его таланта наступает и время полной политической зрелости. Памфлет Ш. «Предложение о реформе избирательных законов во всем королевстве» (1817) указывает на серьезные знания и трезвые взгляды. Об этом свидетельствует и очерк, озаглавленный: «Философский взгляд на реформы», до сих пор не изданный, но пересказанный Доуденом в одной из его последних статей о Ш. Для взглядов Шелли этого времени в высшей степени характерны слова его в одном письме к Ли Генту. «Я принадлежу к тем – пишет Ш. – кого ничто не может удовлетворить, но кто готов покамест довольствоваться всем, что действительно достижимо». Можно с уверенностью сказать, что юношеские увлечения Ш. разрешились бы серьезным вступлением его на политическую арену, и здесь Ш. оказался бы, вероятно, более полезным и деятельным, чем член палаты лордов Байрон. В 1815 г. баронстство перешло к отцу Ш. и поэт начал получать ежегодный доход в 1 000 фн. (=10 000 р.), обеспечивавший ему и известное положение в обществе. Но уже в 1816 г., когда утонула его первая жена, жизнь Ш. начинает принимать такой оборот, что о его личном вмешательстве в политику не может быть более речи. Против него вооружается его тесть, Уэстбрук, по ходатайству которого лорд Эльдон, как лордканцлер, 17 марта 1817 года постановил лишить Ш. права воспитывать своих детей от первого брака. Основанием этому послужили его связь с Мэри Годвин (несмотря на то, что в это время Ш., овдовев, уже был женат на ней) и, главным образом, атеистические взгляды, высказанные в «Королеве Маб». Ш. был таким образом как бы объявлен вне закона. Против него восстало и общественное мнение, преследовавшее его до самой смерти. Его поэмы также все еще не вызывали сочувствия. В горестном настроении Ш. решил покинуть родину. 11 марта 1818 г., вместе с семьей и с сводной сестрой Мэри Годвин, Mapией Клермон, матерью маленькой Аллегры, прижитой ею от Байрона, Ш. уехал в Италию. Четыре года, которые Ш. прожил в Италии, были самыми продуктивными и полными годами его жизни. В первые два года уже возникли его «Освобожденный Прометей» и трагедия «Ченчи», заставляющие думать, что останься Ш. в живых, Англия обладала бы сильным, глубоким и вдумчивым драматургом. В это время расширяются артистические запросы Ш., характерные для него, как для английского романтика, родоначальника того особого эстетицизма, который тянется через Рёскина до Росетти и В. Морриса. Давнишний восторг перед поэзией древней Эллады, перед Гомером, гимны которого переводил Ш., перед Софоклом, с которым он никогда не расставался, и наконец перед Феокритом, чье влияние слышится в одной из наиболее проникновенных поэм Ш., «Адонаис», написанной за год до его смерти в память рано умершего Китса, весь этот чисто артистический восторг перед Грецией еще обновляется вестями о греческом восстании и знакомством с одним из его видных деятелей, Маврокордато. Ш. искренно говорит ему: «Мы все греки» и задумывает свою «Элладу» (1821). Под небом Италии – Италии начала века, где вспыхнуло национально-освободительное движение, – Ш. увлекается Данте, с его «Божественной Комедией» и с более близкой лирическому гению самого Ш. «Vita Nuova». С Италией, «раем изгнанников», как назвал ее Ш., связаны, кроме «Ченчи», «Строки, написанные среди Евганейских холмов» и «Юлиан и Маддало». Через посредство итальянского Возрождения Ш. понял и поэтов «старой веселой Англии» времен королевы Бетси, к изысканной прелести которых так внимательно прислушивались поэты-лэкисты и еще больше Китс. Подобно лэкистам, поэта приковывает к себе и красота природы. Время пребывания в Италии может быть названо самым счастливым периодом в жизни Ш. Первый год, проведенный частью в Ливорно, частью в Неаполе, был омрачен посещением Байрона в Венеции. Ш. был удручен не только распутством Байрона, но и его странным отношением к маленькой дочери Аллегре и к ее матери. Несколько позже супругам Ш. пришлось оплакивать потерю их сына Вильяма, похороненного на том же кладбище в Риме, где покоится теперь и прах Ш. Но уже второй и третий год итальянской жизни, прошедшие частью в Пизе, частью в Ливорно, были полны надежд и разнообразия впечатлений. Кроме Байрона, которого, несмотря на разочарование в нем, как в человеке, Ш. продолжал от времени до времени посещать, к образовавшемуся около него кружку присоединились теперь Медвин и Трелоне, поддерживавшие бодрость духа Ш. Медвин, двоюродный брат Ш., был и товарищем его по пансиону, где он воспитывался до поступления в Итон. От него мы знаем о Ш. – мальчике (см. Th. Medwin, «The life of P. B. Sh.», Лондон, 1847). Блестящие и остроумные рассказы Трелоне касаются именно последних годов жизни Ш.; он же сообщил всего более подробностей и о несчастной поездке под парусами, во время которой погиб Ш. (см. E. Trelawny, «Recollections of the last days of Sh. & of Byron», 2 изд., Лонд., 1859; см. также «Records of Sh., Byron & the author», Л., 1878). Известность Ш. возрастала туго (издание «Ченчи» и «Освобожденного Прометея», вышедшее в Лондоне в 1821 г., пошло в ход лишь после смерти поэта). Написанный в год смерти блестящий очерк «В защиту поэзии», который справедливо характеризует один из биографов поэта, Шарп, говоря, что «каждый интересующийся поэзией должен не только прочесть, но изучить его» – вовсе не нашел издателя. В конце мая 1822 г. Ш. с женой и супругами Вилльямс жили на берегу моря около Специи, в вилле Casa Nova. Ш., не умевший плавать и не имевший понятия о морском спорте, страстно любил море и вместе с Байроном приобрел шхуну, названную «Ариель». Когда прибыла шхуна, у Ш. было несколько видений: то маленькая Аллегра выходила из моря, то какая-то фигура позвала его за собой в гостиную и там, сняв покрывало, оказалась его двойником, исчезнувшим со словами: «Siete soddisfatto». Кто-то видел также Ш. в лесу, когда он в это время был дома. 1-го июля Ш. и Вилльямс отправились в Ливорно и оттуда в Пизу, где происходило совещание между Байроном и Ли Гентом по поводу затеянной первым газеты. На возвратном пути Ш. вновь шел на шхуне «Ариель» с Вилльямсом и лишь одним мальчиком в виде матроса, а Трелоне следовал на яхте Байрона, «Боливар». Скоро из-за густого тумана «Ариель» не был более виден, а после быстро налетевшего непродолжительного, но сильного шквала от «Ариеля» но оставалось уже и следа. Через несколько дней море выкинуло два трупа, оказавшихся Ш. и Вилльямсом. Труп Ш. был сожжен на месте, и урна с его прахом отослана в Рим, где она покоится рядом с останками поэта Китса и маленького сына Ш. В карманах Ш. были найдены томики Софокла и Китса. Из многочисленных изданий Ш. лучшие: «The Works of P. В. Sh. in verse and prose» (с предисл. и лримеч. H. B. Forman'a, 1880); «Poetical works» (Л., 1882); «The poetical works of P. B. S.» (Л., 1892). В русском переводе К. Бальмонта «Сочинения» Ш. появились в нескольких выпусках (СПб., 1892 – 96) и в «Полном Собрании сочинений Ш.» (т. 1, изд. «Знания», 1903 г.). О нем, кроме указанного, см. J. А. Symonds, «Shelley» («English men of letters», Л., 1878); W. Sharp, «Life of P. B. Sh.»" («Great writers», Лонд., 1877; полная библиография); Rabbe, «Vie de Sh.» (П., 1887); Druskewitz, «P. B. Sh.» (Б., 1884); E. Dowden, «The life of P. B. Sh.» (Л., 1886); его же, «Last words on Sh.» (в «Transcripts and Studies», Л., 1888); H. B. Forman, «The Shelley Library; an essay in bibliography» (Лонд., 1880) и «Notebook of the Sh. Society» (Л., 1887); M. К. Цебрикова, «Шелли» («Отеч. Зап.» 1873, I u 5); Минский «П. Б. Шелли» («Загр. Вестн.», 1882, 1); З. И – ва, «Ш. и столетний его юбилей» («Вестник Европы», 1892, 8).
Е. Аничков.

Шенье

Шенье (Андре-Марн Chenier, 1762 – 94) – знаменитый франц. поэт. Когда в начале XIX в. впервые стали известны стихи Ш., он был признан предтечей романтизма. «Ш., – пишет Сент-Бёв, – был провозвестником новой поэзии; он принес с собою новую лиру; у нее, правда, еще недоставало нескольких струн, но теперь эти струны добавлены его последователями». Однако, провозвестником новой поэзии Ш. является лишь в теории, в своей поэме: «L'Invention». Его идиллии и элегии проникнуты, напротив, самым строгим классицизмом и, вроме разве лирического настроения, в них нет ни одного намека на характерные для романтиков мотивы. Со времени книги Эгжера «Эллинизм во Франции» Ш. считается одиноким поэтомклассиком и гуманистом, которому приходится отводить место рядом с аббатом Бартелеми, автором «Путешествия молодого Анахарзиса», рядом с графом де Кайлюсом и прочими учеными археологами-эллинистами. Это определение Ш. недавно еще развил Эмиль Фагэ, по мнению которого Ш. должен быть назван провозвестником «Парнасса», т. е. Леконта де Лиля и Гередиа. Подобные разногласия в характеристике Ш. вполне естественны. Он стоит совершенно в стороне от широкого русла литературной истории Франции, загадочный и самостоятельный. Вместе с Гесснером и Томсоном он принадлежит к тем одиноким фигурам в истории литературы, которые появляются на рубеже двух эпох, не принадлежа ни к одной из них и отражая на себе особенности обеих. Таким одиноким Ш. представляется даже гораздо более, чем два названных писателя. Точкой отправления художественных исканий Ш. был действительно «эллинизм», т. е. тот особый, своеобразный, и новый гуманизм, который возник у некоторых избранных умов на исходе ложноклассической поры французской образованности. С эллинистами Ш. встречался и сблизился в салоне своей матери. Здесь же он слышал и о Винкельмане. Полугреческое происхождение заставило Ш. с особой страстностью взяться за изучение древнегреческой поэзии, проследить влияние классиков на французскую литературу со времен Ронсара и Малерба и самому творить, подражая классикам, заимствуя у них и воспроизводя присущие им образы и настроения. Написанные им в этом духе идиллии и элегии остались им не изданными, не смотря на то, что погиб Ш. тридцати двух лет, т. е. в таком возрасте, когда почти каждый поэт уже считает необходимым печатно выступить перед читающей публикой. Весьма правдоподобной кажется, поэтому, догадка Эмиля Фагэ, что на все то поэтическое наследие, которое оставил по себе Ш., он сам смотрел лишь как на juvenilia и вовсе не желал издавать эти еще казавшиеся ему подражательными произведения. Конечно, его «Слепец», его «Больной» и целый ряд его элегий совершенны и не уступают позднейшим таким же эллинизирующим созданиям Анатоля Франса, Леконта де Лила и Геродиа; но Ш. чувствовал в себе силы для гораздо большего. Он уже давно пережил свой эллинизм; его поэма «Гермес», оставшаяся лишь в отрывках, должна была отвечать той новой и глубоко своеобразной поэтике, которую он формулировал в «L'Invention». Здесь его уже манит прочь от подражания древним; его зовут к себе новые формы красоты, новые звуки и новые образы. Он категорически говорит это несколько раз. Ш. прежде всего хочет быть современным. Проживи Ш. дольше, мы знали бы его, вероятно, как эллиниста, а именно как нового поэта, провозвестника новых начал в поэзии. Как это ни кажется странным, но чтобы понять Ш., надо все свое внимание обратить именно на отрывки недоконченного «Гермеса» и на его «Ямбы», рассматривая их при этом при свете вполне уже законченной «L'Invention»;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106