Но как Вергун ни старался забыть прошлое, оно упрямо о себе напоминало. Было это зимой, месяца три назад… Экспедиционное судно Полярного научно-исследовательского института сообщило о скоплении трески на банке Копытова. Только «Вайгач» вышел из бухты — радиограмма: «Ожидается шторм десять баллов». Воротился «Вайгач» в порт. Идет Вергун по мосткам к дому, видит — спускается по лесенке Глаша. Принарядилась, словно на Первомай. На лице улыбка, какой его не дарила. Идет, на море смотрит — моря не видит. Что-то Вергуна в сердце ударило, остановился, переждал, пока Глафира на мостик спустится, и пошел за ней. Она идет, как всегда: голова гордо запрокинута, ни на кого не смотрит. Поднялась по лестнице в поселок, прошла уличный ряд, вышла в падь, где кондаковское домо-вище стоит, замок открыла, вошла. Долго он ждал Глафиру. Слышал, пела она что-то грустное, протяжное, слов не разобрать. Потом вышла, половичок стряхнула, у порога положила, дом заперла, под половик ключ сунула и прошла мимо. Вергун заглянул в окно — чисто прибрано, над кроватью все та же кондаковская берданка висит, на столе скатерть… И стыдно, что подглядывал, а совладать с собой не смог.«Ко всем придут жены, а ко мне… — думал он. — Да и какая она мне жена? Кондакова! Сколько раз в поселковый совет звал — пойдем, Глаша, распишемся. Нет, говорит, я по мертвому памятник живой, а с тобой мне хорошо, спокойно. Так и будем жить, сказала. Так и живем», — вздохнул Вергун.Судно кренится, крепче ветер, выше волна, а Щелкунов все куражится. Ноги у него тонкие, слабые, его то о надстройку, то о лебедку, то еще о чего шваркнет, он ничего не замечает. Мусолит во рту химический карандаш, на клочке газеты цифры выводит, подсчитывает. Подбил Щелкунов итог и еще больше заважничал, полез в ходовую рубку:— Слышь-ка, Михаиле Григорьевич, у меня так выходит: тонн двести, а то и больше! Если на денежки перевести — не меньше как полмиллиона потянет! Вот фарт так фарт!Тяжело загруженное судно сидело выше ватерлинии, качка хотя и была килевая, но судно болтало сильно. У Щелкунова ноги от радости совсем ослабели, его то на капитана швырнет, то на штурманский столик; того и гляди, затылком эхолот трахнет.Как Вергун ни привык к рыбному духу, но и ему было непереносно: очень от Щелкунова селедкой разило и спиртом. Михаил Григорьевич только отворачивался да, когда швырнет на него Щелкунова, легонько отпихнет его от себя и счистит прилипшие рыбьи чешуйки — помощник ими был разукрашен густо.— А главное, сеть! — захлебывался Щелкунов. — Нет, ты погляди, Михайло Григорьевич, ведь до чего хитрую штуку придумали — капрон! Я весь порядок проверил, веришь ли, хоть бы где нитку спустил! Цены этой сети нет! Золото! Чистое золото!!— От тебя, Прохор Степанович, спиртом разит! — не выдержал Вергун.— Зуб треклятый замучил… — глазом не моргнул Щелкунов. — Пойду свежую вату положу, — добавил он, спускаясь вниз.Но в каюту Щелкунов не полез, а направился к левому борту, где лежали сети.В это время снежный заряд кончился, и проглянуло солнышко.Вергун поднес к глазам бинокль и, оглядев горизонт, увидел сторожевик.Тот ли это сторожевой корабль, что спас их от камней Святого Рога? Повстречаться бы! Жаль, что погода штормовая, а то бы подошли ближе. «Не побрезговали бы пограничники, может, и приняли бы бочку „атлантической“ свежего посолу», — думал Вергун.Опустив ветровое стекло в рубке, оно было рябое от подтаявшего снега, Вергун внимательно наблюдал за кораблем и вдруг увидел идущий на большой скорости мотобот.Вергун был настоящим моряком, красивое судно и хороший ход он мог оценить по достоинству. Мотобот шел прямо на «Вайгача», высоко задрав нос, словно чайка летел над гребнем волны.— Хорош! — не удержался Вергун.Перенеся бинокль на сторожевой корабль, он увидел флаги на фале, прочел их и удивился.«Кому же это „застопорить ход“? А если мотоботу? По рангоутам и обводам, видать, не наш!»В это мгновение он заметил, что на корабле расчет растягивал чехлы орудий…Корабль и мотобот уже были видны невооруженным глазом. Команда сейнера сгрудилась на носу. Молодой матрос взобрался на мостик и прямо через окно рубки, волнуясь, сказал капитану:— Михаил Григорьевич, как же это? Ведь уходит, подлец!..Решение созрело как-то сразу, словно другого и быть не могло. Включив трансляцию, Вергун скомандовал в микрофон:— Приготовить сети к выброске!Никогда еще на «Вайгаче» не выполняли команду с такой быстротой. Все бросились к левому борту и, подвязывая сети одну к другой, стали наращивать дрифтерный порядок.Щелкунов не сразу сообразил, что происходит на судне, когда же он понял и попытался помешать команде, его легко, но решительно пихнули в сторону. Наступив на селедку, он поскользнулся, упал, быстро вскочил на ноги, ворвался в ходовую рубку и, схватив Вергуна за борт тужурки, закричал:— Ты что же делаешь? Разбойник! Да за это тебя в тюрьму!!— Оставь, сквалыга, — спокойно бросил Вергун.— На весь порт одна сеть капроновая! Двадцать тысяч государственных денег! В тюрьме тебя, лешего, сгноят! Остановись, пока не поздно!— Скат ты! — в сердцах выругался Вергун. И, сняв крышку переговорной трубы, скомандовал: — Самый полный!В это время судно сильно накренилось. Щелкунов потерял равновесие, оступился ногой в люк, упал на спину и ударился головой о переборку.Мотобот был в десяти кабельтовых от сейнера, когда обрушился новый, необычайной силы заряд. Все заволокло снежной пеленой, и, казалось, они потеряли мотобот из виду. Но, готовясь к встрече, своим подсознательным, моряцким чутьем Вергун угадывал ход мотобота.Прошло еще несколько секунд.— Право руля! — скомандовал Вергун рулевому и крикнул в микрофон: — Сети за борт!«Вайгач» даже прилег на волну — так круто развернулся. Судно пересекало курс мотобота, оставляя за кормой крепкую капроновую сеть.Капитан «Бенони» был в ходовой рубке, когда, сотрясаясь всем корпусом, судно потеряло ход. На винты мотобота тугими култышками намотались капроновые сети «Вайгача». Генри Лаусон, капитан «Бенони», был опытный человек и отлично знал, что игра проиграна.Подобрав на борт остатки сетей, «Вайгач» прошел в нескольких кабельтовых от «Вьюги» и отсалютовал тифоном. Команда сейнера сгрудилась на борту, люди кричали, размахивали руками.Сторожевой корабль передал на сейнер: «Благодарим за помощь!» — и, сбавив ход, пошел на сближение с мотоботом, поднявшим в это время норвежский флаг.Отливая холодной водой Щелкунова,Тимка привел его в чувство, с трудом оттащил в глубину рубки и, посадив, прислонил к штурманскому столику. Видимо, ничего не соображая, помощник долго водил глазами, потом хриплым шепотом выл а сил (он потерял голос):— Пропала… сеть?..— Половина еще осталась, — успокоил его механик.Щелкунов схватился за голову и застонал, потом встал на четвереньки, перехватился руками, чуть не стянул со стола штурманскую карту, с трудом подошел к Вергуну и угрожающе сказал:— Ответишь, Вергун, перед государством!У капитана раздражение против Щелкунова прошло. Что с него, сквалыги, возьмешь? Другого он и не ждал.— Видишь, Прохор Степанович, дело какое, — беззлобно сказал он. — Был у меня друг, Завалишин. Мы с ним на охоту хаживали. Я по медвежьему следу иду — от дерева к дереву хоронюсь, чтобы зверя не спугнуть, а Завалишин посередке шастает между двух стволов. Я его спрашиваю: «Отчего, друг, так ходишь?» А он: «Я, — говорит, — двадцать лет шофером на грузовике работаю, окончательно с машиной свыкся и, хотя пешком иду, а все боюсь кузовом зацепить…»— Побасенки твоей не пойму! — зло бросил Щелкунов.— Чего тут не понять? — удивился Вергун, но пояснил: — Когда ты, как Завалишин грузовик, будешь по себе государство чувствовать, поймешь и побасенку. Государством меня пугаешь, а того, Щелкунов, не соображаешь, что государство-то — я, и Тимка вот, и он, — Вергун показал на рулевого. — Все мы есть государство! И пограничник государству нашему — часовой! ХУГГО СВЭНСОН СМЕЕТСЯ В числе восьми человек экипажа «Бенони» не было ни одного новичка, они привыкли к азартной игре, где ставкой зачастую бывает жизнь. Даже проигрывая, эти люди сохраняли внешнее спокойствие, в этом заключалось достоинство игрока.Неуправляемое, легкое суденышко кренило до самого фальшборта. Снег с яростью шрапнели вгрызался в палубу.Капитан «Бенони» Генри Лаусон, кэп, как его называла команда, спустился в машинное отделение. Здесь он снял подбитый мехом кожаный реглан, замшевую на молнии куртку и, засучив рукава, вместе с глазным механиком попробовал вручную провернуть каждый вал. Два боковых нельзя было сдвинуть с места, средний вал проворачивался с трудом.— На одном двигателе мы сделаем узлов десять, — сказал механик. — Надо очистить винт.— Может быть, Траммэр, это сделаете вы? — предложил Лаусон.— Нет, кэп, много риска. Можно схватить насморк… — У механика было чувство юмора.— Вы набиваете себе цену. Водолазный костюм — с электрическим обогревом, — надевая тужурку, сказал Лаусон.— Во что это обойдется моему капитану? — спросил Траммэр.— Пятьдесят фунтов.— Пошлите Хугго, он мальчик крепкий.— В этом водевиле, Траммэр, каждый играет свою роль. Сто фунтов сейчас и через десять минут ни пенса! — резко закончил Лаусон и пошел к трапу.В это время судно накренило на противоположный борт, Лаусон не успел ухватиться за поручни, и его отбросило назад, к Траммэру.Поддержав Лаусона, механик сказал:— Можно, сэр, чеком на Варде. Да пришлите мне двух парией на помощь…Водолаз еще был под водой, когда справа за бортом показалась шлюпка с «Вьюги». Траммэра вытащили на палубу, он съехал по трапу вниз, и только в машинном отделении удалось снять с него водолазный шлем.По внутреннему телефону Лаусон спросил:— Траммэр, вы честно заработали сто фунтов?— Я, сэр, честно заработал двести! Очищен правый и средний! Гарантирую двадцать узлов хода.— Швартуются пограничники. Траммэр, чтоб у вас был достаточно кислый вид!— Есть, кэп!Ответа Лаусон уже не слышал. Держась за поручни, он шел на ют.Нагорный закрепил конец. На палубу поднялись капитан Клебанов, боцман Ясачный и радист Аввакумов, в шлюпке остался старшина Хабарнов.Открыв на первой странице разговорник, Клебанов спросил:— Ер де ди сом ер капитан? Вы капитан? (норвежек.)

Вежливая улыбка сбежала с лица Лаусона, он не понял вопроса.— Йей ер репресентант фор Совиет Уни-он гренсе вахт! Я являюсь представителем пограничной охраны Советского Союза

— внушительно произнес Клебанов.Снова наступила пауза, во время которой Лаусон, любезно улыбаясь, развел руками.— Вильди комме мед скип докумен-тер! Прошу предъявить судовой документ!

— потребовал капитан.— Послушайте, капитан-лейтенант, на каком языке вы говорите? — по-русски спросил Лаусон.— Вы же идете под норвежским флагом! — сдерживая растущее раздражение, сказал Клебанов.— «Бенони» приписан к норвежскому порту. Что касается меня, я англичанин, Генри Лаусон. Рад с вами познакомиться. Впервые я встретился с вашими соотечественниками на Эльбе, в сорок пятом году. Несколько лет работал с русскими в комендатуре Берлина.Пока капитан объяснялся с Лаусоном, боцман Ясачный, окинув взглядом ют, увидел еще мокрые водолазные калоши с грузом. Внимание его привлекла и шлюпка без чехла, под ее кормовой банкой лежали два туго набитых рюкзака и саперные лопаты. Подтянутая на талях, двойка была поднята с кильблоков и готова к спуску на воду.Боцман отозвал капитана Клебанова в сторону и доложил обо всем, что увидел на юте.Выслушав Ясачного, капитан вернулся к поджидавшему его Лаусону.— На все время, пока «Бенони» находится в наших территориальных водах, радиорубку закрыть, — сказал Клебанов и, сопровождаемый Аввакумовым и Лаусоном, направился к надстройке.Нагорный с автоматом в руке последовал за ними.Человек шесть команды мотобота собралось на юте. Подняв воротники подбитых мехом курток, они курили и безучастно наблюдали за происходившим.Заряд затянулся. Снежная мгла плотно закрыла сторожевой корабль.Осмотрев рубку, капитан Клебанов приказал Нагорному остаться здесь для наблюдения.Из рубки осмотровая группа направилась в машинное отделение.Нагорный остался один. Широко расставив ноги, чтобы удержать равновесие, прижав к груди автомат, он внимательно наблюдал за поведением команды на юте. Сказать, что «Бенони» качало, было бы неточно. Легкое, неуправляемое судно швыряло, как челнок на ткацком станке, но Андрей этого не чувствовал. Сталкивались два мира, и он, каширский парень, с оружием в руках стоит на их рубеже. Это наполняло его волнующим чувством ответственности и сознанием собственной силы:От группы людей на юте отделился один матрос, направился к рубке и остановился в нескольких шагах от Нагорного. Настороженно, но с интересом Андрей рассматривал этого человека из другого мира.Матрос улыбнулся и, ткнув себя в грудь, сказал:— Я Хугго Свэнсон!Нагорный молчал — он был на посту.Хугго Свэнсон вынул норвежскую с крышкой трубку, набил ее табаком и ловко раскурил на ветру.В машинном отделении Ясачный внимательно осмотрел все три двигателя. Он обратил внимание капитана Клебанова на Траммэра — механик сидел на рундуке с ветошью, в то время как рядом стояла удобная банкетка.— Встаньте с рундука! — приказал Клебанов.Механик неохотно поднялся и отошел в сторону.Подняв крышку рундука, Клебанов увидел шлем и еще мокрую водолазную рубаху.— Та-ак… Интересно, — протянул Ясачный. — Неужели успели? — И, проверяя догадку, мичман провернул вал среднего винта.— Вы же сказали, что судно потеряло ход, — напомнил Клебанов и потребовал судовые документы.— Прошу в каюту, — сказал Лаусон.— Машинное отделение будет закрыто. Пусть механик поднимется наверх, — приказал Клебанов.Лаусон перевел приказание, и Траммэр, накинув меховую тужурку, пошел к трапу.Закрыв дверь в машинное отделение, Ясачный поднялся последним.Каюта Лаусона была небольшой. Полированная панель и мебель красного дерева. Мягкие плафоны освещения, шелковые занавески на иллюминаторах — все свидетельствовало о том, что на отделку «Беиони» не скупились.Открыв тумбу письменного стола, Лаусон выдвинул несгораемый ящик, достал судовую роль и передал Клебанову.Список немногочисленной команды был по форме заверен портовой администрацией Нурвогена.Конечно, агент, предназначенный к заброске, если он был на «Бенони», скрывался под вымышленным именем, и все-таки надо было знать все восемь имен и фамилий по этому судовому списку.Клебанов обладал тренированной профессиональной памятью. Прочитав несколько раз список, он захлопнул папку, мысленно проверил свою память и сказал:— Команде собраться на юте. Распорядитесь, чтобы люди приготовили мореходные книжки.…Затянувшееся пребывание осмотровой группы в каюте Лаусона вызвало у Нагорного чувство тревоги.Прошло еще несколько минут. Заряд, выстрелив с особенной яростью последние залпы снега, затих. Проглянуло по-весеннему голубое небо. Нагорный бросил взгляд на море и увидел в пяти — шести кабельтовых «Вьюгу». Отрабатывая на малых оборотах, строго сохраняя дистанцию, корабль держался наветренной стороны, но был здесь, рядом с ними.На прожекторную площадку «Вьюги» поднялся сигнальщик и просемафорил вызов.Нагорный крикнул матросам на юте:— Вызвать командира!Но никто из членов экипажа не двинулся с места.«Они ни слова не понимают по-русски или ветер относит мои слова», — подумал Нагорный и дал два выстрела в воздух.На звуки выстрелов выбежали капитан Клебанов, Ясачный и Лаусон.— Товарищ командир, с корабля вызывают по семафору! — доложил Нагорный.Лаусон скрылся за дверью каюты, а боцман поднялся на мостик и ответил на вызов.Сигнальщик быстрыми взмахами флажков передавал запрос командира. Он торопился: с северо-востока, с огромной скоростью надвигалась новая черная полоса заряда.Наблюдая в бинокль за сигнальщиком, Ясачный читал семафор.В училище Нагорный изучал семафорную азбуку, но в таком быстром темпе он не успевал читать передачу. Наблюдая за верхней палубой, Андрей увидел Лаусона, который из двери своей каюты через бинокль следил за семафором.— Товарищ мичман, — тихо доложил Нагорный, — капитан «Бенони» читает передачу.— Это для него и организовано, — усмехнулся Ясачный и, отвечая на запрос, писал:«Неподчинение „Бенони“ приказу застопорить машину ничем не оправдано. Судовые документы порядке. Досмотр продолжаем».Здесь, на «Бенони», солнце еще слепило глаза, а сторожевой корабль уже обволакивала снежная мгла. Боцман едва успел досемафорить, как первый порыв ветра и снега с воем и свистом промчался по палубе мотобота.Капитан Клебанов подвел итоги досмотра.— Незаконного лова и контрабанды на вашем судне не обнаружено, — сказал он Лаусону. — Осмотр машинного отделения показал, что вы можете идти собственным ходом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14