В таких случаях судебные правила предписывают проводить открытые слушания, но при данных обстоятельствах и после обсуждения с Вашингтоном местные власти решили закрыть дело. Теперь можете дышать ровно.Я прошептал:– Мне это не нравится. Похоже на сокрытие. Если должно проходить слушание по делу, я хочу этого.Он усмехнулся:– Но ваше желание, доктор Грегори, идет вразрез с желаниями администрации Вашингтона. Та, по очевидным причинам, не хочет огласки. Дело закрыто. А теперь скажите: как вы считаете, в кого он все-таки стрелял – в оленя или человека?Я взглянул на Ван Хорна, но он был занят разжиганием трубки.– Мне кажется – в оленя.– Почему вы так думаете?– Нет причин думать по-другому.– За исключением удивительного совпадения – в главного разработчика Проекта стреляли почти сразу после того, как он закончил отчет по начальной фазе очень секретной программы, от которой ждут многого.– Если бы в меня стреляли до составления отчета, это выглядело бы еще удивительнее.– На вас была красная шапочка охотника и красная рубашка из шотландки, сидели вы на открытом месте. Как можно принять такой объект за оленя да еще выпустить по нему пять пуль?– Может показаться невероятным, но такое случается каждый год. Наступило первое утро охотничьего сезона. Парень был взвинчен и выстрелил в то, за что зацепился глазом. Когда мишень упала и начала шевелиться в листве, ему показалось, что там самый крупный самец оленя во всем лесу, разве он мог его упустить?– Если вы были уверены в этом, зачем вы стреляли, чтобы убить наверняка?– О чем вы?– Если бы вы стреляли ниже головы, в туловище, он остался бы жив.Я снова зашептал:– Он стоял скрытый ветками по шею. Мое ружье не прострелит сквозь такие густые заросли, во всяком случае не с моими слишком легкими пулями. Скорость у таких пуль высока, даже маленький листок на пути может отклонить ее, и она улетит в сторону. Не вам рассказывать о пулях! Я стрелял в единственную мишень, которую видел перед собой, Ван. Не стройте по этому поводу всяких хитрых теорий. В тот момент я ни о чем другом не думал – передо мной был идиот-охотник, стреляющий во все без разбора.– А теперь вы думаете по-другому?– Нет, так же. Если бы какие-то нехорошие парни захотели меня убить, они послали бы стрелка получше. Во всяком случае человека, не теряющего хладнокровие и не подставляющего голову под выстрел, после того как промахнулся. Я ведь был беззащитен – лежал на земле, крича, чтобы он прекратил стрелять, явно ни о чем не подозревая. Ему оставалось только, разумеется, если это был профессиональный убийца, – подбежать с выражением испуга и сочувствия на лице, посуетиться, тем временем отодвинуть от меня подальше ружье, а потом просто перерезать мне горло от уха до уха. Он же продолжал стоять и палить в белый свет как в копеечку, надеясь на слепой случай, решив, что если выпустить много пуль в мою сторону, то хоть одна да попадет в цель. Так кто это был – хладнокровный профессионал или охотник-псих?Ван Хорн ухмыльнулся:– Вы очень убедительны. Вижу, много над этим поразмышляли, что уже само по себе имеет значение. Что ж, мы проводим проверку. Пока ничего существенного. Пока... Но есть интересное совпадение – ваш молодой человек и его друг остановились в том же кемпинге, что и вы. Мне не нравятся такие совпадения.– Подождите-ка минутку! – прошептал я. – Двое ребят в джипе... Один из них?– Вы не знали? Его имя Хаген. Пол Хаген. Напарника зовут Антонио Расмуссен. Славная комбинация имен для Нью-Мексико. Друга мы проверяем тоже. Оба студенты университета, что может иметь значение, а может и ничего не значить. – Он взглянул на часы. – Ладно, я лучше пойду, пока меня сестричка не погнала отсюда пинками. Оставлю парочку ребят в соседней комнате на случай, если кто-то сделает новую попытку. Три раза нажмите кнопку звонка – и они здесь.Я смотрел ему вслед, пока он не вышел. Потом глаза сами собой закрылись, и я внезапно ощутил сильную усталость. Но тут же нахлынули непрошеные воспоминания о том дне: передо мной возникла и не хотела исчезать картина – мимо едут двое молодых парней в побитом джипе. Вот один из них пожелал мне удачи, и оба помахали рукой, припоминал я. Глядя, как лес с началом сезона наполняют горе-стрелки, настоящий охотник думает: если какой-нибудь любитель палить куда попало и во что попало, если этот идиот вдруг прицелится в меня, ему лучше не промахиваться, потому что уж я-то не промахнусь наверняка. Но думать так и так же действовать – разные вещи...Когда я снова открыл глаза, она стояла передо мной в открытых дверях, как будто собираясь тут же уйти, если окажется нежеланной гостьей. В норковом пальто, которое приобрела в тот год, когда мы поженились; на голове маленькая шляпка, купленная в последней поездке на восток.– Привет, принцесса, – прошептал я, – как поживает Рино? Глава 3 Отпустив наконец дверь, которая тихо закрылась сама, она ступила вперед. Я запоздало заметил в ее руках целую охапку цветов, завернутых в тонкую шелковистую бумагу, – удивительно, что сразу не увидел этот упакованный букет почти в три фута длиной. Наверно, мои мысли были далеки от цветов.– Ты не вызовешь сестру, дорогой? Хочу поскорее избавиться от этой ноши. Боже мой, да они тебя всего опутали, с ног до головы!Я нащупал кнопку звонка и нажал.– Они планируют оставить меня в таком виде, чтобы по возвращении домой я мог отодвинуть в сторону стиральный автомат, а потом соединить себя с водопроводом и канализацией Альбукерке. Что сделает меня желанным мужем для любой женщины. Она сможет включать меня в розетку, когда захочет побыть в моем обществе, а потом выключить и задвинуть в угол, когда надоем. Улучшенный вариант старомодного мужа, который все время стремится убежать на работу или еще... – Молоденькая сестра просунула в дверь голову. Я прошептал: – Принесите сюда ванну или что-то в этом роде, пожалуйста. У нас здесь цветы.Потом обе начали суетиться, как делают все женщины, когда ставят букеты в вазу. Перепробовали три различных сосуда, пока девушка не принесла стеклянный графин, достаточно огромный, чтобы вместить пожертвование Натали. Они начали ставить в него красно-оранжевые гладиолусы. Их цветовая гамма прекрасно сочеталась со светло-зелеными стенами гостиной в нашем доме, и хотя я говорил себе, что это случайность, не имеющая тайного смысла, но именно такой цвет я всегда выбирал сам, когда считал, что наша очередная ссора затянулась слишком надолго, и хотел помириться.Наконец Натали поблагодарила девушку, проводила ее до двери и повернулась ко мне:– Тебе не обязательно вести себя со мной подобным образом. Ты должен принять во внимание и оценить, что я проехала восемьсот миль со вчерашнего утра, чтобы попасть к тебе.Я содрогнулся, представив, как она ехала. У нее было оригинальное представление о скорости – ей казалось, что машина еле тащится, если стрелка спидометра не приближалась к восьмидесяти.– А разве я веду себя плохо? – прошептал я.– Мне не нравится этот бред о мужьях, стиральных автоматах и прочей ерунде.– Извини. Я просто хотел быть остроумным. Считай, что этого не было. Спасибо за цветы.Она постояла немного у двери. Хрупкая девушка, небольшого роста, хотя кажется выше, потому что держится очень прямо. Темные волосы падают на плечи; несмотря на быстро меняющуюся моду, она всегда носила такую прическу. Огромные глаза, большой красный рот и темные волосы до плеч делали Натали похожей на первую ученицу. Когда я женился, ей было двадцать, сейчас двадцать три. Брак, разумеется, являлся ошибкой, но я все еще могу придумать аргументы в его пользу.Она обвела рукой кровать, со всей механикой и лабораторией.– Значит, все так плохо?– Ничего страшного. Я могу шевелить кончиками пальцев, и все остальное тоже в порядке.– Писали, что ты находишься в критическом состоянии: в последнем воскресном номере “Альбукерке джорнэл”, которую кто-то оставил на столике в холле. Я просматривала эту газету за завтраком, просто так, от нечего делать. И вдруг... Торопилась, чтобы успеть услышать твои последние слова.Я прошептал:– Я всегда тебя расстраивал, Натали, правда?– Иди к черту, – сказала она, усмехаясь, – ты действительно выглядишь абсолютно беспомощным на этой кровати.Усмешка вдруг исчезла, Натали отвернулась. Сняв шляпу, повесила ее на крючок, подняла сумочку, которую отложила в сторону, занимаясь цветами. Я видел ее спереди и сзади одновременно, пока она раскуривала сигарету перед зеркалом. Лицо ее казалось усталым, но синее платье выглядело свежим. У нее явно было время и место, чтобы принять душ и переодеться перед тем, как поспешить к моему смертному одру. Впрочем, так действовала бы, наверно, любая женщина.– Думаю, что здесь можно курить?– Разумеется. Вероятно, происшествие со мной скомкало твои планы. Я думал, ты пробудешь в Неваде не меньше шести недель.– Вот вся твоя благодарность. Я чуть не убила себя, пока мчалась к тебе. – Она повернулась, глядя мне в глаза. – Ты хоть немного рад видеть меня, дорогой?– Я всегда рад тебя видеть, дорогая, – прошептал я. – Смотреть на тебя – единственное удовольствие, которое мне никогда не надоедает. Или почти единственное. Но, когда люди уходят, я предпочитаю, чтобы они оставались там, куда ушли, если тебе понятно, о чем я. Что ты хочешь доказать, принцесса?Она затянулась сигаретой и, отвернувшись, выпустила дым.– Что, если я хочу вернуться?– Я ценю твою идею, но обо мне здесь прекрасно заботятся. Тот факт, что какой-то идиот всадил в меня пулю, ничего не меняет. Если ты не смогла выносить меня раньше, то что изменилось теперь?– А если я скажу, что очень скучала по тебе?– Очень мило с твоей стороны – так говорить. И я скучал по тебе тоже. Но что из того? Если в доме три года проживет собака, а потом вдруг исчезнет, то по ней тоже будешь скучать.– Боже мой, – произнесла она, – ты просто мерзавец, верно?– Ты уже говорила это раньше.– Я проехала по проклятой пустыне, делая сотню миль в час, обливаясь непрерывно слезами... – Натали неожиданно усмехнулась, эта дерзкая усмешка не пристала ее деликатным чертам, она больше подошла бы уличному мальчишке. – Добрый старина Грег, ты даже не представляешь, какое облегчение испытываю. слушая твои речи. Если бы вдруг ты стал нежным и преисполнился благодарностью, я бы сразу поняла, что ты умираешь. В этой клинике позволяют целовать пациентов?– Попробуй, и сама узнаешь, – прошептал я. Она наклонилась над постелью и целомудренно коснулась губами моих губ. Духи были мне знакомы – по-моему, я и подарил их: продукт местного производства под названием “Ночная Церера”, сделанный из цветов пустыни. Она посмотрела на меня сверху вниз:– Надо что-то предпринять по поводу твоих бакенбард. Послушай, ты ведь собираешься поправиться, а? Грег, что нам теперь делать?– Я не знаю, сложная ситуация.– Это очень простая ситуация. Если бы ты не был таким паршивцем и пошел на полукомпромисс – подыскал бы себе хотя бы наполовину цивилизованную работу в наполовину цивилизованном месте...Я прошептал:– Нью-Мексико заселили уже тогда, когда Массачусетс был еще унылой дикой местностью, не говоря уже о твоем родном штате Нью-Йорк. И если существует более цивилизованная работа, чем моя, – мне о такой неизвестно.– Тогда остается сказать: Боже, помоги цивилизации. – Она снова легонько поцеловала меня и выпрямилась. – Наверняка у вас здесь не найдется ничего выпить.– Скорее всего, нет.– Да все равно ты не сможешь со мной выпить.– Можешь сбегать в “Ла Фонда” и принести мартини, – прошептал я. – Выпей сама и налей порцию для меня в это устройство. По-моему, рот находится вон там.Она рассмеялась, постояла, молча глядя на меня, потом неожиданно сказала:– С тобой ведь будет все в порядке, правда, Грег?– Доктор утверждает, что мой собственный механизм заработает и все части на месте. Чтобы заставить их функционировать снова в полную силу, потребуется время, месяц или два. Почему ты спросила? Я так плохо выгляжу?Натали покачала головой:– Не в этом дело... Просто я... – Она поколебалась. – Возможно, я чувствую вину за происшедшее. Стоило мне тебя оставить, как ты вдруг оказался на пороге смерти.– Если тебе пришло в голову, не пошел ли я в лес специально, чтобы подстрелить себя, впав в депрессию по поводу твоего ухода, то ты сошла с ума.Она засмеялась:– Теперь мне стало окончательно ясно, почему я ушла от тебя. Потому что знала – ты постараешься изо всех сил, чтобы мне было хорошо, когда я вернусь. – Она отошла от меня, надела пальто, нашла перчатки и стала их натягивать. По-моему, это занятие – самое утонченное из всех женских представлений по воздействию на зрителя, и Натали явно заслуживала аплодисментов. – Ладно, увидимся завтра, – сказала она, когда шоу с перчатками было закончено. – Все равно я уже далеко зашла и теперь могу снова заскочить и узнать, как твои дела.Она подошла к двери, но отпрянула, потому что дверь вдруг приоткрылась навстречу. Настолько, чтобы смогла протиснуться незнакомая девушка, которая, войдя в палату, сразу закрыла за собой дверь. Натали бросила на меня удивленный взгляд. Я никогда раньше не видел этой девушки.Я молча смотрел, как посетительница прислонилась спиной к свободной части стены, как будто боялась, что кто-то нападет на нее сзади. Ростом примерно пять футов и шесть дюймов, загорелая, со светлыми волосами. Короткая мальчишеская стрижка оставляла открытыми шею и уши. Наряд девушки состоял из мужской рубашки и одной из тех широченных длинных юбок желтого цвета, которые женщины с юго-запада позаимствовали у индианок. Почему каждая дама в этом районе старается изо всех сил походить на скво, не могу сказать. Девушка была в туфлях-мокасинах на голую ногу. Тоже одна из особенностей региона – каблуки здесь прерогатива мужчины.Незнакомка стояла касаясь плечами стены и смотрела на нас враждебно, хотя должен уточнить, что смотрела она только на меня, ничем пока не показав, что вообще замечает присутствие Натали.– Доктор Грегори? – спросила девушка. – Доктор Джеймс Грегори? Я кивнул. Она облизала губы, нуждавшиеся в помаде.– Я – Нина Расмуссен, – представилась посетительница, речь ее была сбивчивой, – вы меня не знаете. Но у меня есть брат, которого зовут Тони, и был жених, которого звали Пол Хаген и которого больше нет. Благодаря вам, доктор Грегори.Я открыл было рот, чтобы заговорить, но передумал. В конце концов, сказать мне особенно нечего. Девушка судорожно сжимала и крутила в руках сумку.– Не утруждайте себя, доктор Грегори, не говорите ничего, – тихо продолжила мисс Расмуссен, – ведь это была не ваша вина, не так ли? Вы просто защищали себя, верно? Пол стрелял первым. Вы не можете отвечать за то, что какой-то безответственный дурак не в состоянии отличить оленя от охотника. И вы вогнали пулю балбесу в голову, просто чтобы преподать ему урок. Вы должны гордиться своей меткостью, доктор Грегори! Но если вы такой отличный стрелок, зачем вы убили его? Вот что я хочу узнать, доктор Грегори. Почему, почему, почему?Обстановка явно была неподходящей, чтобы пускаться в объяснения по поводу баллистических качеств крупнокалиберного винчестера. Мне не нравился взгляд девушки. Я слегка пошевелил рукой, стараясь не привлекать ее внимания, и сделал ошибку. Кнопка звонка была прикреплена к моей подушке на самом виду. Когда моя рука потянулась к звонку, Нина Расмуссен полезла в сумку и вытащила автоматический пистолет двадцать второго калибра.Мы все уставились на пистолет, просто не могли оторвать взгляд. Он теперь доминировал в палате. Даже девушка смотрела на оружие, как будто испугавшись, что держит его в руке. Это была дешевая стандартная модель со стволом 4,5 дюйма и фиксированным прицелом. Судя по потрепанному виду, из пистолета уже достаточно постреляли, но твердость руки, державшей его сейчас, говорила о том, что Нина Расмуссен могла сама на нем упражняться в свободное время. Всегда легко определить с первого взгляда, умеет человек обращаться с оружием или новичок в этом деле. Я мысленно представил себе невинную сцену – девушка, ее брат и Пол Хаген расположились в лесу в кемпинге и, подбрасывая вверх жестяные банки, тренируются в стрельбе около ручья.– Мисс Расмуссен...Я сам не знал, что хочу ей сказать, но она все равно не дала мне закончить.– Я знаю, почему вы это сделали, – выдохнула девушка, – почему вы стреляли с целью убить. Потому что такие, как вы, считают, что законы устанавливаете вы сами. Собственные законы. Верно? Вы явились сюда и испортили нашу страну, отравили воздух вашими ужасными экспериментами, и никто не посмеет протестовать, потому что вы представляете прогресс науки или что-то в этом роде. И когда человек выстрелил в вас по ошибке, вы просто взяли и лишили его жизни. Вы над законом, над справедливостью, выше жалости и человечности. Но вы не властны над смертью, доктор Грегори.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21