Катя и Теккан, понимая, что видятся, возможно, в последний раз, были подавлены. И Брахт вдруг выказал небывалый для него такт.— Чтобы добраться до Куан-на'Фора, нам нужно всего лишь два коня, — заявил он. — Чтобы пересечь луга, нам понадобится вьючная лошадь, но ее мы купим в Ганнсхольде. Так что в Альдарине мы с Каландриллом обойдемся без тебя. Встретимся здесь же в полдень.Катя в знак признательности улыбнулась. Брахт поклонился. Теккан что-то благодарно пробормотал. Брахт встал, улыбаясь, и поманил Каландрилла за собой, и они пешком отправились в квартал наездников.Днем Альдарин оказался городом суетливым. На улицах и площадях было много народу: кто-то продавал, кто-то покупал, а кто-то просто стоял и глазел или прогуливался. На одной из больших площадей, окруженной харчевнями и тавернами, стоял столб, наподобие тех, на которые в Секке наклеивают объявления, имеющие значение для всего города: официальные заявления, эдикты, уложения и сообщения о преступлениях. Каландрилл попросил товарища на мгновение остановиться и просмотреть объявления. И, к своему неудовольствию, обнаружил свой портрет и объявление о вознаграждении за свою поимку. Правда, как и говорил Дарф, здесь он не очень на себя походил. С портрета на него смотрел прилизанный юнец с беспечным лицом с мягкими чертами и аккуратно подстриженными волосами и блуждающим взглядом. Он сообразил, что рисунок был сделан с портрета, написанного много лет назад и висевшего во дворце, некогда принадлежавшем отцу, а теперь Тобиасу. Под ним вердикт объявлял его вне закона за преступления против Секки с обещанием десяти тысяч варров тому, кто доставит его самого или голову в узнаваемом состоянии.Каландрилл выругался. Слава Дере, утро было холодным, и он мог, не вызывая подозрений, плотнее закутаться в плащ и натянуть на голову капюшон.— Почти и не похож, — пробормотал Брахт. — Что там написано?Каландрилл уже и забыл, что керниец не умеет ни читать, ни писать, и со злостью прочитал подпись. Брахт угрюмо кивнул и сказал:— Вот разберемся со своими делами и сведем счеты с твоим братцем. Мудрый человек не оставляет врагов за спиной.Каландрилл пожал плечами и отошел от столба с ощущением, что все на него смотрят.— А разве ты не оставил врагов в Куан-на'Форе? — спросил он.— Оставил, — поколебавшись, согласился керниец. — Но это совсем другое дело.Каландрилл посмотрел на Брахта: лицо его было бесстрастным и всем своим видом он показывал, что не собирается говорить на эту тему. Что же это он такое скрывает? — подумал Каландрилл.— Пойдем, — позвал его Брахт. — Нам еще лошадей покупать, а на это требуется время.Как-нибудь он мне расскажет, что вынудило его покинуть родину, подумал Каландрилл, понимая, что сейчас ему ничего не вытянуть из кернийца.Они оставили площадь и по улицам и переулкам отправились в квартал у северной стены. Запахи готовящейся пищи и вина, эля и толпы постепенно были вытеснены запахами лошадей, навоза и сена. У Брахта даже походка изменилась, и по мере приближения к кварталу он ускорил шаг и, откинув голову, наслаждался едкими запахами, словно изысканными духами.Он весело рассмеялся, когда они прошли под высокой аркой и оказались на квадратной площади, где яблоку было негде упасть от огромного количества животных и людей. Прямо перед ними в стене были ворота, через которых животных можно было вывести на пастбище, а по обеим сторонам — — просторные стойла и амбары, меж которыми пристроились шорные мастерские и пивные. В переулках между загонами можно было испытать лошадей.Брахт на мгновение задержался под аркой, с довольным видом осматривая площадь, затем кивнул и широко улыбнулся.— Здесь мы и про Давена Тираса что-нибудь узнаем, — пробормотал он и бросился прямо в толпу.Поначалу Каландриллу показалось, что здесь царствует полная неразбериха: лошади ржали и били копытами, люди кричали, брусчатка была скользкой от навоза, наполнявшего холодный воздух своим запахом, смешиваясь с более тонким ароматом сена и резким запахом мочи; разгоряченные кони и их наездники носились туда-сюда без всякой цели, заставляя людей вжиматься в забор. Но постепенно, слушая объяснения Брахта, он начал разбираться в том, что здесь происходит. Вон там продают тягловых лошадей, а там — верховых для дам; ближе к воротам — место для пони, вполне подходящих для детей, а далее — место вьючных лошадей. Скакунами торговали в самом центре. Здесь тоже царил свой, недоступный непривычному глазу порядок. Брахт показывал Каландриллу лошадей для охоты и для закованных в латы рыцарей, коней скоростных и тех, что могут бежать быстро и без устали. Туда они и направились.Сначала Брахт походил от одного загона к другому, останавливаясь здесь и там, с целью поближе рассмотреть товар. Торговцы немедленно признали в Брахте кернийца. Длинный хвост волос, смуглая кожа и ястребиные черты лица выдавали в нем коневода с севера, и Брахт не преминул этим воспользоваться, чтобы повыспросить о Давене Тирасе.Кое-кто из торговцев знал Давена и подтвердил описание, сделанное Дарфом, добавив некоторые детали, ускользнувшие от слуги Варента. Так, выяснилось, что у него не хватает одного верхнего зуба, отчего говорит он с легким присвистом, а большой палец на левой руке сломан и смотрит вверх. Все утверждали, что приехал он из Ганнсхольда и, как и предполагал Брахт, был полукровкой: отец — лиссеанец, а мать — лыкардка. В Альдарине он объявлялся нечасто и, видимо, недавно уехал, ибо торговцы не видели его уже несколько дней.Негусто, конечно, но уже вполне достаточно, чтобы отыскать хотя бы его след. О том, что они будут делать дальше, он пока не думал, как не думал и о том, как догнать колдуна. Самое главное — то, что маг даже не пытается замести следы, скорее всего, потому, что посчитал их погребенными в Тезин-Даре. А образом в камне он просто потешил свое самолюбие; это не больше чем завершающий злорадный плевок. И то, что колдун так уверен в себе, радовало Каландрилла.Когда стало ясно, что большего им здесь не узнать, они занялись покупкой лошадей.Каландрилл полностью доверился Брахту, сняв шляпу перед знаниями кернийца и его явным опытом в покупке лошадей. Время шло, а товарищ его с величайшим удовольствием все торговался и торговался, и терпение Каландрилла начало иссякать. Наконец керниец все-таки купил сивого мерина для Кати и гнедого для Каландрилла. Широкогрудые и длинноногие, они, по словам кернийца и продавца, были быстры и выносливы. Затем они зашли к шорнику, приобрели полную упряжь и отправились назад на постоялый двор. Близился полдень.По дороге Брахт неожиданно остановился, бросил Каландриллу поводья и, не обращая внимания на его вопросительный взгляд, отправился на рынок. Каландриллу ничего не оставалось, как догадываться о том, что понадобилось меченосцу в заведении, где продавали косметику и духи. А поскольку Брахт, вернувшись, не счел нужным удовлетворить его любопытство, Каландрилл заключил, что керниец ходил покупать подарок для Кати, хотя и не понимал, зачем он ей: девушка была настолько красива от природы, что искусственные добавки ей были ни к чему. А духами, насколько он помнил, она тоже никогда не пользовалась. Но Брахт был явно доволен своей покупкой. Он вскочил на коня, и они отправились дальше.Катя с Текканом дожидались их в столовой. Они молча поели, и, как только закончили, капитан поднялся и сказал, что ему пора в гавань: скоро отлив, а прежде, чем сняться с якоря, ему еще надо осмотреть судно.— Не задерживайтесь, — посоветовал он, пожимая им руки и кивая в сторону дочери. — Мы попрощались, и я бы не хотел затягивать расставание. Да не оставят вас боги. А святые отцы Вану пошлют вам всю возможную поддержку. Да будет победа вашей!Глаза его влажно блеснули, но, выходя из столовой, он держал голову высоко и ни разу не обернулся. Катя с тоской смотрела ему вслед.— Он прав, — произнесла она низким голосом. — Поехали.— Истинно. — В голосе Брахта прозвучала неподдельная забота. А затем, ткнув пальцем в Каландрилла, он со смешинкой в голосе сказал: — Только вот сначала позаботимся о внешности нашего преступника.Он прошептал ей что-то на ухо, Катя кивнула и отправилась на кухню. Брахт, широко улыбаясь, поманил Каландрилла за собой в комнату. Тот послушно пошел следом, гадая, что задумал Брахт. Каландрилл был черен от загара, как и Брахт, а черты лица его потеряли прежнюю юношескую нежность. Теперь, хоть и тонкие, они стали резче, как у настоящего мужчины. Глаза его, некогда огромные, сейчас, после стольких дней, проведенных посреди океана, приобрели привычку прищуриваться. Плечи его раздались, и он казался выше. От начитанного мальчика в нем не осталось ничего. Теперь он опытный меченосец, и впечатление это подчеркивалось поношенными кожаными бриджами и висевшим на поясе мечом. Он настолько изменился, что при беглом взгляде, как в случае с Дарфом, его было не узнать. Но, присмотревшись, любой обнаружил бы в нем много общего с разыскиваемым преступником. Выцветшие волосы его явно указывали на лиссеанское происхождение и, очень походившие на пышные гривы отца и брата, сразу же бросались в глаза.Брахт словно читал его мысли:— Тебя выдают волосы. Если бы не они, то ты вполне бы сошел за моего сородича. Так что…Эффектным жестом он вытащил из кармана свою покупку. Это оказался не подарок для Кати, а маленькая аптечная баночка с густой черной жидкостью. Каландрилл сразу узнал краску для волос, которой дамы, иногда и честолюбивые мужчины прикрывают седину в волосах.Вошла Катя с дымящимся кувшином воды.— Сюда, — сказал Брахт, указывая Каландриллу на стул подле умывальника. — Торговец, который продал мне эту краску, утверждает, что она покрасит даже самые белые волосы.Катя лила воду на его длинные волосы, а керниец намазывал их желеподобной массой и расчесывал, чтобы она распределилась равномерно. Закончив, он бросил Каландриллу полотенце. Когда волосы немного подсохли, Брахт вновь расчесал их и связал сыромятной тесемкой в конский хвост, как у него. Вытащив из своей сумки небольшое зеркальце из полированного металла, он протянул его Каландриллу, и тот увидел перед собой настоящего кернийца с черными, как вороново крыло, волосами.— Постарайся говорить с легким акцентом, — посоветовал ему Брахт. — А если возникнут сомнения, скажешь, что полукровка: мол, мать лиссеанка, а отец из рода Асифа.С одной стороны, конечно, смешно, что они воспользовались хитростью Рхыфамуна, но сейчас это могло оказаться им на руку, и Каландрилл, изо всех сил стараясь говорить с акцентом Куан-на'Фора, поблагодарил товарища.— Прекрасно, — одобрил Брахт. — Ты запросто сойдешь за меченосца. К тому же ни в одном из вердиктов не говорится, что с тобой два спутника. — Он обернулся к Кате, хвастаясь своей работой: — Ну как?Катя кивнула.— Два настоящих меченосца. Уж никак не принцы.— Истинно. — Брахт ухмыльнулся. — К тому же, когда ты рядом, мужчины вряд ли будут смотреть на нас.Катя улыбнулась, но так коротко, что Каландрилл понял: она печалится из-за разлуки с Текканом больше, чем ему поначалу показалось. Ей, видимо, редко, а скорее всего, никогда еще не приходилось расставаться с отцом.— Итак, — живо сказал он, — теперь я полукровка из Куан-на'Фора. Вперед, на мою родину!— Истинно!Брахт подхватил свои сумы, бросил Каландриллу его мешок, взял Катю под руку, и они вышли из комнаты. Катин вьюк был уже приторочен к седлу, так что они рассчитались и без дальнейших проволочек вскочили в седла.Солнце прошло совсем небольшой путь по небу, а они уже выезжали через северные ворота Альдарина. Для стороннего наблюдателя они были тремя обыкновенными наемниками, свободными как ветер, отправляющимися на поиски заработка. Глава девятая Северная дорога бежала вдоль побережья сначала к Бессилю, потом к Эрину с его судоверфями, а оттуда к крепости Ганнсхольд. Восточная — связывала Альдарин с Секкой, а дальше с Гаймом и собратом Ганнсхольда — Форсхольдом. Здесь, у Ганнских отрогов, кольцо прибрежных городов замыкалось. Эта дорога была главной сухопутной артерией Лиссе, по которой двигались все торговые и почтовые караваны, а временами маршировали и армии. Тракт был хорошо оборудован: с дренажем и покрытием из больших каменных плит, на которых от бесконечных повозок, телег и экипажей даже осталась колея. Она была неглубокой. Ремонтные работы на ней проводились тем городом, внутри чьих границ она проходила. Границы эти отмечались пограничными камнями. Земля между ними считалась ничейной и относилась к тому или иному городу только в силу тяготения к ним ферм и хуторов, которые продавали в нем свои товары и покупали то, что не производили сами.Именно по этой дороге и отправились три путника, ибо была она кратчайшей между Альдарином и Ганнсхольдом. И хотя и ждало их на ней немало населенных пунктов, где Тобиас уже мог расклеить портреты Каландрилла, скорость для них сейчас была превыше всего и потому возложили они все надежды на хитрость Брахта.Они мчались без передыху. Темп задавал конь кернийца. И еще задолго до того, как солнце склонилось к горизонту, Альдарин исчез из виду. Дорога, оставив далеко позади долину реки с ее виноградниками, бежала теперь по лугам, где скот выискивал себе под тонким слоем снега скудное пропитание. Наконец небо стало темнеть, а с Узкого моря подул сильный ветер. В садах вдоль дороги фруктовые деревья, словно в мольбе, вздымали к восходящей Луне голые ветви. Вдали замерцали огоньки. Каландрилл знал, что в дне езды на повозке от города находится караван-сарай. А поскольку скакали они быстрее всякой повозки, то добрались до него еще до наступления темноты и решили воспользоваться его услугами.— Тобиас здесь явно уже побывал, — выкрикнул Каландрилл через плечо под перестук копыт. Юноша все еще не был уверен в том, что в новом обличье он стал неузнаваем. — И оставил мой портрет.— Не твой, а Каландрилла ден Каринфа, — возразил Брахт и через мгновение с улыбкой добавил: — А о Калане из рода Асифа здесь никто и не слыхивал. Калан… Неплохо звучит!Каландрилл кивнул, соглашаясь, но, поскольку на лице его еще было сомнение, Брахт добавил:— Ахрд, Каландрилл! Да тебя узнает только тот человек, который был хорошо знаком с тобой в прошлом, да и то если внимательно всмотрится. Как ты думаешь, Катя?Девушка кивнула. Лицо ее по-прежнему оставалось печальным — боль от разлуки с отцом еще не улеглась. Конечно, со временем она успокоится, думал Каландрилл, тоже переживший нечто подобное. Правда, ему это далось легче — ведь он бежал из Секки, подальше от своей семьи. Он улыбнулся Кате, но девушка едва заметно приподняла уголки губ и вновь нахмурилась. Каландрилл решил ее больше не беспокоить — пусть сама разберется со своими чувствами.Брахт же даже и не пытался ее развеселить — то ли он понял это прежде Каландрилла, то ли, радуясь быстрой верховой езде, забыл обо всем на свете. Скорее всего, первое, подумал Каландрилл. Керниец относился к Кате как и прежде, что, пожалуй, было наилучшим решением: Катя не из тех, кому нужна жалость.Да, честно говоря, Каландриллу было не до того. Он столько времени провел на борту судна, что почти забыл, что такое верховая езда, особенно галопом. И вот теперь ему пришлось вспомнить: путешествие верхом может быть изнуряющим. Он жаждал как можно быстрее оказаться в караван-сарае, помыться и упасть на мягкую постель — каждый скачок причинял боль.Наконец-то они подскакали ближе к огням, и в темноте проступил силуэт караван-сарая. Керниец послал коня шагом, чтобы иметь возможность оглядеть окрестности и убедиться, что им не грозит опасность.Двухэтажное квадратное, с плоской крышей строение стояло невдалеке от дороги за прочной стеной высотой по грудь человека. Над открытыми арочными воротами горел одинокий фонарь. Невдалеке располагались конюшни и амбар. Окна караван-сарая были освещены. Путники ступили во двор, и навстречу им тут же бросились два босоногих мальчугана, предлагая позаботиться о лошадях. Но Брахт решил сам осмотреть конюшню, и Каландрилл улыбнулся, когда керниец предложил Кате заняться ее лошадью, а ей самой пройти в караван-сарай. Брахт становится кавалером!Катя согласилась и на негнущихся ногах прошла в караван-сарай, а Каландрилл, который на седло и смотреть больше не мог, бросил поводья мальчугану и заковылял к конюшне.Расседлав животных и заплатив мальчикам за то, чтобы они вычистили и накормили лошадей, Брахт и Каландрилл отправились за Катей.Первый этаж почти целиком был занят общей залой, разделенной на две части: в одной можно было поесть, в другой — просто выпить.Жаркий огонь полыхал в большом камине и хорошо согревал комнату с закрытыми окнами. Несколько постояльцев ужинали, другие сидели с кружками пенящегося эля либо с кубками вина. При появлении путников все обернулись, но сразу забыли об их существовании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52