А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Как ты думаешь, можно мне съездить туда и вернуться вместе с ними? Я слышал, что за последние годы Вальвис сделал из этой старой крепости настоящее чудо.
— Ты не узнаешь его. Я… — Она осеклась. Воздух вокруг них замерцал, как разноцветный ковер, к которому Сьонед могла мысленно прикоснуться. Она обеими руками вцепилась в кисть Мааркена, видя, что он тоже захвачен прядями солнечных лучей, крепко сплетенными фарадимом, краткое испуганное сообщение которого взывало о помощи.
* * *
Меату не понадобилось много времени, чтобы вспомнить, что увеселительные конные прогулки по холмам Дорваля не идут ни в какое сравнение с долгим путешествием в Крепость Богини. Каждый раз, когда Меат начинал думать, что муки, связанные с плаванием по морю, все же предпочтительнее, чем ломота в каждой мышце тела, он напоминал себе о предстоящей завтра переправе через реку Пирм на крошечном, утлом плоту. Ему не хватало времени, чтобы прийти в норму; лорд Чейналь велел своим людям поторапливаться, и те подчинялись приказу. Меат подумал, что ему еще повезло: через Фаолейн он проехал по мосту, а во владениях принца Давви им дали свежих лошадей; правда, фарадим был слишком измучен, чтобы оценить качества прекрасного животного, на котором он ехал. Сейчас они удалялись от Сира и скакали по широкой степи, раскинувшейся между Пирмом и рекой Кадар, день приближался к вечеру, и Меат начинал — правда, без особой надежды — подумывать о том, что его эскорт вскоре устроит привал. А широкоплечий мужчина лет тридцати и женщина чуть постарше, казалось, не знали усталости. Меат должен был признать, передвигались они с поразительной скоростью, но боялся, что завтра его придется привязать к седлу, иначе он просто упадет.
Впереди ехала Ревия; ее товарищ Яль держался позади Меата. Их мечи и луки подкреплялись его статусом «Гонца Солнца», стоившим всего этого вооружения. Его кольца обеспечивали им внеочередное место на пароме; стоило сверкнуть ими в в любом поместье или деревне, то и дело попадавшихся на дороге, как путешественникам спешили оказать гостеприимство. Люди знали и уважали леди Андраде, и помощь одному из ее фарадимов считалась не столько данью вежливости, сколько почетной обязанностью.
Когда на невысоких северных холмах показались первые два верховых, Меат почувствовал лишь смутное любопытство. Появление третьего, четвертого и пятого всадников тоже не слишком встревожило его. Но когда они поскакали наперерез и Меат увидел блеск обнаженной стали, он напряг все свои ноющие мышцы. Тело слушалось с трудом; это никуда не годилось. Придется разогреваться в бою, а в том, что им предстоит бой, сомневаться не приходилось; на это недвусмысленно указывали выхваченные из ножен мечи.
С плеча Ревии слетел лук. Она накинула поводья на седельную луку и принялась доставать первую стрелу, управляя лошадью лишь с помощью коленей и каблуков. Пять всадников прибавили скорость, и Меат попытался прикинуть, когда они окажутся в пределах досягаемости выстрела из этого длинного, смертоносного лука. Попасть в движущуюся мишень на скаку было бы трудно даже лучшему из лучников. Но лорд Чейналь и обещал ему лучших из лучших… Меат громко ахнул, когда вторая стрела сорвалась с тетивы еще до того, как первая достигла своей цели. Перед мордами скачущих галопом лошадей распустилось красно-белое оперение, казавшееся на фоне зеленой травы экзотическим цветком. Это было только предупреждение. Но если они не свернут в сторону, следующий выстрел будет настоящим.
Яль подъехал к нему с луком в руках и сказал:
— Не задерживайтесь, милорд, поезжайте к вон тем деревьям. Если понадобится, мы ссадим их, а потом присоединимся к вам.
Когда шедшая первой лошадь шарахнулась в сторону и всадники перешли на галоп, Ревия выстрелила. Яль отстал от нее всего лишь на мгновение; он выпустил трелу в тот момент, когда Ревия потянулась за новой, и полез в колчан тогда, когда женщина спустила, тетиву.
Первым порывом Меата было остаться и сражаться вместе со своим эскортом. Но свитки, которые он вез, были слишком важны. Когда на гребне холма появилось еще десять всадников со сверкавшими на солнце обнаженными мечами, он понял, что медлить нельзя.
— Быстрее, милорд! К деревьям! — крикнул Яль.
— А не то лорд Чейналь заставит нас всю жизнь чистить навоз, — хладнокровно добавила Ревия, не замедляя стрельбы.
Но вместо того чтобы послушаться доброго совета, Меат натянул уздечку так сильно, что его конь встал на дыбы. Фарадим сделал с поводьями то же, что и Яль с Ревией, и освободил руки. Но не для того, чтобы взяться за меч. И не для того, чтобы предупредить нападавших, что они нарушают закон, бросаясь на «Гонца Солнца» с мечами наголо; было и так ясно, что страх перед законом их не остановит. Вместо этого он соткал солнечные лучи и отправил срочное послание в сторону Крепости Богини.
Воины Радзина выехали вперед и прикрыли его собой. Меат мельком увидел, что один из врагов убит, еще двое ранены, а лошадь четвертого ржет от боли, потому что в ее шее торчит оперенное древко. Но расстояние ослабляло убойную силу стрел, поэтому даже раненые продолжали скакать вперед.
Меат стремительно разворачивал солнечную ткань в сторону западного побережья. Его остановил холодный серый туман. Он проклял неустойчивую весеннюю погоду, окутавшую крепость непроницаемым маревом, тут же развернулся и бросил моток солнечной пряжи в другую сторону — на северо-восток, в направлении Стронгхолда. Изумруд, сапфир, оникс и янтарь Сьонед были знакомы Меату целую вечность; он сложил их в нужном порядке, тут же прикоснулся к ее спектру и не теряя времени сообщил данные о своем местонахождении, о том, что подвергся нападению и что содержимое его сумок ни в коем случае не должно попасть в руки врага.
Не дожидаясь ответа, он прервал контакт, послал коня вперед, остановился рядом с Ревией и снова воздел руки. Конечно, надо было вызвать Огонь, но Огонь мог убить, а при малейшей неточности зажечь степь. Меат не мог оставить позади себя бушующий пожар, который стал, бы красноречивым свидетельством того, что здесь прошел «Гонец Солнца».
Поэтому он воззвал к Воздуху. За спинами первой группы вражеских всадников поднялась туча пыли, прошлогодней травы и гальки, взвилась вверх и образовала смерч величиной с небольшого дракона. Сквозь сгущавшуюся мглу Меат увидел ржущих от страха лошадей и людей, пытавшихся справиться с ними.
Яль испуганно выругался. Ревия продолжала стрелять, но теперь на ее лице появилась улыбка: цель стала ближе, а о второй волне всадников можно было не беспокоиться. Еще один враг с криком упал наземь — в его щеке торчала стрела. Но пришедший в ярость другой всадник вонзил каблуки в бока коня и рванулся вперед, не обращая внимания на стрелу, которую Яль вонзил в его бедро. Он привстал в стременах и метнул нож.
Меат хрипло выдохнул, ощутив удар в плечо. Шок от раны заставил его потерять контроль над смерчем. Нет, этого не может быть, смутно подумал «Гонец Солнца», метательный нож попал ему всего лишь в плечо, а не в легкое или сердце. Он нащупал рукоятку и, борясь с мучительной болью, вырвал стальной клинок из своего тела. Меату казалось, что он падает очень медленно, как будто его тело превратилось в воду. Его окутали неисчислимые оттенки древесной листвы, земли, луга и неба, превратившиеря в цветной фиронский хрусталь; затем они потеряли глубину, стали картинками на стекле и вдруг со страшным звоном треснули и рассыпались, образовав груду зазубренных обломков. Фарадим падал прямо на них, на нежные стебли весенней травы, ставшие острыми осколками цветного хрусталя. А потом все цвета исчезли.
* * *
Сьонед задохнулась от силы прикосновения Меата и задохнулась еще раз, когда он внезапно исчез.
— Мааркен! Помоги мне найти его! Скорее!
Юноша следовал за ней по тропам сплетенного света, разыскивая знакомый спектр Меата. Он не обладал искусством Сьонед и поэтому видел только цвета, но не самого фарадима. Сьонед же видела все: Меата, заклинающего Воздух; Меата, ужаленного блеснувшим в воздухе ножом; Меата, выскальзывающего из седла. При виде упавшего наземь старого друга из ее горла вырвался не то всхлип, не то рычание.
Когда вызванный фарадимом вихрь рассыпался, превратившись в ничто, вражеские всадники перегруппировались и бросились на двух стражей Радзина и «Гонца Солнца», неподвижно распростершегося на траве. Сьонед понимала, что сейчас всех троих зарубят; не колеблясь ни секунды, она бессознательно сделала то, что было необходимо. С той беспощадностью, которая появляется в минуту крайней нужды, принцесса овладела сознанием всех обладавших даром фарадима, которые находились поблизости. Скрутив их цвета вместе, как скручивает легкие яркие шелковые нити опытный ткач, она принялась плести солнечный свет тем же способом, которым однажды сплела свет звезд, и немедленно направила сверкающий луч под ноги убийц.
В воздух прянул Огонь фарадима, плотная стена ревущего пламени отделила нападавших от их жертв. Всадники не сумели сдержать лошадей и с разгона влетели в нее. Сьонед не слышала ни криков, ни глухого стука падающих тел, но зато видела, как ее Огонь лизал одежду людей, которые катались в пыли, пытаясь сбить с себя пламя.
Женщина с цветами Радзина наклонилась в седле, пытаясь из последних сил поднять длинное, тяжелое тело Меата. На помощь к женщине поспешил ее товарищ, боязливо оглядывавшийся на Огонь. Объединенными усилиями «Гонца Солнца» удалось перекинуть через седло его коня, и спустя мгновение все три лошади скакали к спасительным деревьям. Когда они скрылись из виду, Сьонед дала Огню погаснуть. На земле остался шрам — длинная черная черта, которую враги должны были осмелиться переступить.
Но они не осмелились. Облако пыли величиной с вызванный Меатом вихрь клубилось за лошадьми, которых сумели поймать незадачливые убийцы. Они удирали во все лопатки, бросив своих раненых на произвол судьбы.
Дождавшись их исчезновения, Сьонед принялась энергично расплетать сотканный ею разноцветный ковер. Где-то в Стронгхолде всем телом вздрагивала Тобин, залитая врывавшимся в окно спальни солнечным светом, а Чейн неистово тряс жену за плечи и окликал по имени, пока ее взгляд не стал осмысленным. В залитом солнечными лучами внешнем дворике возле кордегардии старая Мирдаль поддерживала дрожавшее от напряжения худенькое тело Поля. Она видела, как верховная принцесса вызывает Огонь и прочие стихии, но понимала, что с Полем происходит нечто совсем другое. Наконец мальчик затрясся в конвульсиях, на секунду очнулся, успел слабо улыбнуться старухе и снова потерял сознание.
Оставалось освободить Мааркена, нити которого составляли основу ковра. Сьонед отделила свой спектр от спектра юноши, и они оба двинулись по лучу назад, к Стронгхолду. Она не удостоила взглядом ни раскинувшиеся внизу богатые луга Сира, ни гордо вздымавшиеся ввысь холмы Вере, стремясь поскорее оказаться в тиши и безопасности дворцового сада.
А затем внезапно появились другие цвета — ослепительный и совершенно непонятный вихрь, состоявший из множества оттенков радуги и испуганный ими так же, как и они им. Сьонед отпрянула в сторону; вихрь сделал то же самое. Когда она открыла глаза, то поняла, что ошеломленно смотрит на Мааркена. Были у вихря крылья, или это ей только показалось?
Молодой человек дрожал, по его лицу стекали струйки пота: Он так стиснул руки Сьонед, что кольцо с изумрудом врезалось ей в палец, а у самого Мааркена побелели костяшки. Сьонед не могла вспомнить, когда они успели переплести пальцы так же тесно, как и два своих дара.
— Сьонед, — прошептал Мааркен дрожащим голосом — ч-что это было?
Она встретила его взгляд и осторожно сказала:
— Я думаю… я думаю, что мы налетели на дракона.
ГЛАВА 5
Эта женщина в юности была прекрасна. Даже сейчас, когда на ее лице оставили след шестьдесят зим и черные волосысменились ржаво-седыми, в ней еще чувствовался тот пыл, который обычно исчезает вместе с безвозвратно ушедшеймолодостью. Ее серо-зеленые глаза горели честолюбиеми нескрываемым злорадным юмором. Абсолютная уверенность в конечном успехе делала ее вдвое моложе. Тело ее оставалось худощавым и стройным, хотя стремительная юношеская грация сменилась элегантностью зрелости. Онастала величественной, знающей себе цену женщиной, которой подобало править обширной страной, а не крошечнымпоселком, затерянным в отдаленном горном ущелье. Нов этих глазах застыла уверенность, что ждать осталось недолго: близок день, когда она и в самом деле будет властвовать — но не каким-то жалким государством, а всем континентом.
Сумерки в горах Вереш были прохладными. Женщина чего-то ждала, поглядывая на пирамиду, венчавшую восточную арку каменного круга. Скалы были окрашены последними лучами заходившего солнца; вскоре прямо над ними должны были появиться первые звезды. Ей доставляло удовольствие собираться на закате; быстрое наступление темноты и внезапное появление звезд здесь превращалось в захватывающую драму. Пусть фарадимы утешаются своим солнечным светом, своими деревьями и тремя лунами. Она и подобные ей знали силу неисчислимых поколений камней и звезд, знали другой источник Огня.
Узкую долину опоясывал кольцом полный круг из девяноста девяти человек, стоявших по ту сторону от плоских гранитных камней; они держались за руки и боялись дышать, чтобы не нарушить священную тишину. Раньше было трудно собрать столько народу, но этой весной слухов было больше, чем новорожденных ягнят, и эти слухи заставляли людей стремиться сюда. Дожидаясь, пока не исчезнет последний луч солнца, она дивилась силе магии многократно умноженного числа три, считавшегося священным со времен создания этого мира. Три луны на небе; три года, проходящие между спариванием драконов, три великих разделения суши на Горы, Пустыню и Заливные Луга. Принцы тоже встречались раз в три года. Древние почитали трех божеств: Богиню, Отца Бурь и Безымянного, который обитал в самом сердце этих гор. Много лет назад глупые фарадимы уничтожили ту силу, которую она собиралась вызвать сегодня вечером. Тем хуже для них. Потому что источников света было тоже три: солнце, луны и звезды. С девяноста девятью присутствующими она сама становилась сотой — представительницей того Безымянного, который правил всем.
И сыновей принцессы Янте тоже было трое. Круг был разделен на три части стоявшими перпендикулярно камнями высотой по пояс, и у каждого из камней стоял один, из принцев. Она чувствовала их сырую, необработанную силу, доставшуюся мальчикам от бабки, которая была одной из последних чистокровных диармадимов. Лалланте, эта глупая курица, которая отказалась от принадлежавшего ей по праву наследия, тем не менее воспользовалась своим даром, чтобы обольстить верховного принца Ролстру. От этого брака произошла Янте, которая в свою очередь произвела на свет трех мальчиков, одновременно и честолюбивых, и податливых. Они были краеугольным камнем той силы, которую ей предстояло призвать сегодня вечером, и главной причиной ее уверенности в неминуемом триумфе.
С того события, которое все остальные называли победой, прошло четырнадцать зим. Для нее эти годы были годами выживания, но что они значили по сравнению с сотнями лет борьбы за существование, прошедшими с тех пор как на континент из своей ссылки на остров Дорваль возвратились фарадимы и уничтожили диармадимов, их силу, их язык и образ жизни? Изгнанные в отдаленные горы, они были затравлены и перебиты безжалостными «Гонцами Солнца», ведомыми тремя — снова это число, печально улыбнулась она — чьи имена запрещено было упоминать из страха, как бы их рожденные ветром духи не отыскали последние убежища гонимых диармадимов.
Но она тут же напомнила себе, что сейчас у нее есть собственная троица. К ней пришли юные, сильные сыновья Янте. Эти мальчики сделают свое дело, выполнят ее волю, и она отпразднует победу. В тот день, когда их привезли в это горное убежище, к ней снова вернулась юность.
Солнечный свет погас, и в наступившей темноте зажглась первая звезда. Женщина вытянула руки, и единственный луч света толщиной с булавку прошел между ее раздвинутыми пальцами. Сияние звезд заструилось по ее предплечьям: она сжала кулаки, прикрыла глаза и принялась прясть холодный огонь, постепенно накрывая камни образовывавшейся тканью из света звезд.
Ее надежда, сыновья Янте, начали дрожать всем телом. Их дрожь передавалась по кольцу рукам и телам тех, кто стоял рядом, и сила женщины, впитывавшей в себя энергию девяноста девяти жизней, объединенных звездным огнем, возрастала с каждой секундой. Она направила эту силу в круг из камней, и сразу стало ясно, за что ее племя получило свое имя. Диармадимы. «Зажигающие Камни».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73