– Ты же об этом и так знал! Бабушка верила, что у меня есть талант!– Я тоже так считаю, меннина.Элейна тотчас закрыла глаза, внезапно наполнившиеся слезами, положила голову ему на руки, мозолистые, покрытые старыми шрамами, ведь Кабрал столько лет растирал грубые красители и превращал их в краски.– Но бабушка умерла, теперь только ты в меня веришь. Кабрал ласково погладил ее по голове.– Итинераррио Сарио смотрел твои работы. Он обладает Даром и восхищен тем, что ты делаешь.Элейна взглянула на него, чувствуя, как начинают пламенеть щеки.– Я еще с ним не встречалась. Со времени беспорядков на площади у собора мама не выпускает меня с женской половины, заставляет рисовать ужасных собачек, которых держат придворные дамы. Матра эй Фильхо, а теперь еще Великая герцогиня Хоанна возжелала получить портрет своих гончих. Ей на глаза попалась моя миниатюра – мопсы графини до'Кастейа, и она хочет, чтобы я изобразила ее псов рядом с деревенским домом… эдакая пасторальная сценка. Меня от этого тошнит! Ну посмотри! Ты только взгляни! – Она отодвинулась от Кабрала и продолжала листать альбом. – Дети в лохмотьях, мужчины едва стоят на ногах от голода… И все они пришли на казнь – зачем?Там говорили о Гхийасе и о том, что через семь дней после хлебного бунта восставшие сожгли дворец в Ауте-Гхийасе, а короля убили. Это правда?Казалось, Кабрал совсем не удивился.– Как я могу поверить в правдивость подобных слухов? Всем известно, что мы, Грихальва, служим Великому герцогу. Если народ решится напасть на герцога Ренайо, значит, и нам не поздоровится.– Да, наверное. Похоже на эпидемию, которая распространяется из одного города в другой. Но я все равно считаю, что нельзя было вешать этих несчастных.– К нам приходил покупатель, интересовался твоей картиной “Битва на Рио Сангва”.– Ты пытаешься увести меня в сторону. Никойо сказал, что мне следует ее сжечь. Только это хорошая картина, а вовсе не позор, как бы он ее ни поносил. – Элейна склонила голову набок, потому что услышала доносившиеся издалека выстрелы, резкий, неестественный звук, принесенный теплым ветерком. – Матра!Кабрал поднялся со скамейки и выглянул на пустую улицу. Его абсолютно белые волосы напоминали цинк, который используется для самых холодных, белоснежных тонов, но двигался он легко и уверенно, словно ему и сорока не исполнилось. На самом деле Кабралу было около восьмидесяти, а чувствовал он себя лучше, чем любой из Одаренных художников вдвое моложе его. Жалел ли он когда-нибудь о том, что природа наделила его здоровьем, или с радостью отдал бы все прожитые годы за возможность обладать Даром? Элейна не решалась спросить его об этом.– Ничего. Иди в дом, Элейнита. Я побуду здесь. – Кабрал осуждающе поцокал языком. – Тяжелые времена наступили.Элейна поцеловала его в щеку и поспешила в дом, настроение у нее совершенно изменилось. Интересно, кто приходил посмотреть на картину? А вдруг ее купят? Может быть, даже выставят в Галиерре Веррада?– Нет!Элейна узнала голос Агустина.А в следующее мгновение мальчик выскочил из крытой аркады, ведущей в сад. Увидев Элейну, он бросился к ней.– Я не стану проходить конфирматтио, – спрятавшись у нее за спиной, пробормотал он. – Это так унизительно.– Агустин!– Существуют другие способы узнать. Почему меня нужно подвергать испытанию? Просто они хотят, чтобы со мной проделали то же самое, что в свое время испытали они сами! Я не стану!Элейна вздохнула. И вот появились они, их голоса напомнили ей ворчание толпы во время казни: дядя, три кузена и ее мать. Она приготовилась к сражению.Диониса шла впереди, ее старомодная широкая юбка зашуршала, коснувшись стен узкого прохода, ведущего во двор. Она приблизилась к дочери и сыну с уверенностью женщины, обладающей безграничной властью: Диониса была матерью Одаренного сына. Она сурово посмотрела на Элейну.– Мало того, что сама себя так ведешь, нужно и брата заразить неповиновением! Отправляйся в свою комнату, немедленно! Я поговорю с тобой позже.– Не пойду, – тихо ответила Элейна.– Он предан ей словно пес, – проворчал дядя Гиаберто. Брат еще сильнее прижался к ней. И хотя он уже был выше ее ростом – Агустину исполнилось пятнадцать, – ему хватало сил лишь на короткие вспышки протеста. Его душа художника напоминала произведение искусства из хрупкого фарфора: восхищайтесь им, обращайтесь крайне осторожно, и тогда комната наполнится светлой красотой; а упадет на пол – осколки разлетятся в разные стороны. Элейна такой утонченностью не отличалась. Диониса частенько сожалела, что сыну не достался от рождения решительный, воинственный нрав, а дочь природа не наделила покорностью и благоразумием.– Это дело Совета, – запротестовал Никойо. – Ты можешь идти, Элейна.– В таком случае Агустин пойдет со мной. Идем, Агустин. Впрочем, вымолвив эти слова, Элейна задрожала, и не только от гнева. Вряд ли разумно сердить одного из Вьехос Фратос. Они обладают властью, которой другие не наделены. Пять лет назад ей пришлось дорого заплатить за это знание.– Ну, с меня достаточно! – рассвирепел Никойо.– Пусть уходит, – заявила Диониса, – и забирает мальчика, пока. В конце концов речь идет о простой формальности. Он ведь уже показал нам свое мастерство. – Они всегда окутывали Дар покровом тайны, даже когда говорили о нем между собой. – Давайте обсудим, что мы будем делать дальше.В подобные моменты Элейна восхищалась тем, как ее мать умела навязать свою волю родственникам мужчинам. Агустин был своего рода редкостью; в последнем поколении совсем немного мальчиков прошли конфирматтио – бабушка Лейла не раз сетовала по этому поводу. Сама она родила двоих Одаренных сыновей, однако никакая другая женщина из рода Грихальва не имела больше одного. Диониса прекрасно сознавала ценность того, чем обладала;Вьехос Фратос тоже понимали это и не сомневались, что она покорно отойдет в сторонку, позволив им забрать Агустина, не станет направлять его кисть.Элейна не доверяла матери. Но, сказав, что уходит, она уже ничего не могла сделать. Поэтому она взяла Агустина за руку, и они вместе пересекли огромный бальный зал, миновали южный двор и через аркаду, заросшую олеандрами, вышли на другой, выложенный плиткой двор, по периметру которого располагались личные покои членов семьи.Несмотря на прохладную погоду, Агустин вспотел. Он опустил руку в фонтан, провел пальцами по холодной плитке, вытер лоб. Из двери, ведущей в библиотеку, появилась их сестра, Беатрис, и направилась прямо к ним.– Не нужно меня проверять, – продолжал возмущаться Агустин, когда Беатрис остановилась рядом и ласково убрала с его лица выбившуюся прядь волос, – если они уже и так знают… – Агустин замолчал, потому что из аркады вышла их кузина, Иберра.Она принадлежала к той ветви семьи, которая уже больше не производила на свет Одаренных сыновей. Андрее был последним. Иберра могла лишь подозревать, что у Вьехос Фратос есть свои секреты, но об истинном могуществе Грихальва не имела ни малейшего понятия.– У твоего платья грязный подол, – сказал Агустин Беатрис, быстро сменив тему разговора. – Ты пыталась стряхнуть землю, когда поднялась с колен, верно?– Беатрис! – Иберра в ужасе прижала руку к довольно внушительной груди. – Неужели ты снова работала в саду со слугами? Я думала, ты читаешь, эйха! Я слышала такие новости! – Последние слова она произнесла трагическим тоном. – Андрее сказал маме, что тебе следует выйти замуж за Франсиссо.Элейну передернуло.– Я, естественно, сделаю так, как мне велят мои родные, – спокойно ответила Беатрис.– В этом можно не сомневаться, – нежным голоском проворковала Иберра и бросила торжествующий и одновременно ядовитый взгляд на Элейну.– Извини, Иберра, нам нужно идти. – Элейна схватила Агустина за руку и потащила за собой. Беатрис поспешила следом.– Элейна!Они начали подниматься по лестнице, один пролет до угла, поворот, снова наверх – пока не добрались до площадки третьего этажа. Здесь Элейна открыла дверь, ведущую в апартаменты матери и двоюродных братьев и сестер, – из-за возмутительного поведения их тетки Тасии, которая никому даже и не нравилась, они были вынуждены занимать самое неудобное крыло в Палассо."Впрочем, тут совсем неплохо”, – подумала Элейна, когда они шли по коридору. Огромные окна выходили во двор, на белую стену, украшенную азалиями и бело-голубыми плитками в виде розеток, отделанных зеленым бордюром, – эмблема Палассо Грихальва. Здесь было так красиво, что Диониса не попыталась вышвырнуть из расположенных гораздо выгоднее комнат мать Иберры, у которой не было сыновей. Вместо этого она убрала свои апартаменты по-новому, словно решила доказать всем, что грязь, связанная с именем Тасии, ее не запятнала.Они вошли в гостиную, и Элейна бросила шаль и альбом на диван.– Зачем ты настраиваешь против себя Иберру? – спросила Беатрис.Элейна сверкнула на нее глазами, но ничего не сказала. На добрую со всеми Беатрис злиться по-настоящему было просто невозможно.– Я возвращаюсь в студию, – объявил Агустин. – Дэво говорит, что у него есть несколько новых красок из марены, мы с ним собираемся смешать розовую для акварелей.– Только не делай глупостей, – взмолилась Элейна.– Дэво ему не позволит, – успокоила ее Беатрис. Тонкие губы Агустина дрогнули в улыбке. Он был робким мальчиком, таким его сделали бесконечные годы болезней. То, что он пережил летнюю лихорадку два года назад, оказалось чудом, дарованным Святой Матерью. Его более крепким братьям-близнецам не повезло.– Не буду, – пообещал он.Поцеловав сестер, Агустин быстро ушел, а Элейна устремилась к балкону, выходившему на улицу. Беатрис последовала за ней. Они облокотились о кованую железную решетку, украшенную по углам ключами самых причудливых форм и размеров: от дверей, малюсенькими ключиками от шкатулок с драгоценностями, отмычками.Элейна разглядывала широкую улицу.– Посмотри, как мало народу вышло их своих домов. Слишком тихо, и вовсе не потому, что сейчас сиеста.Больше не было слышно ружейной стрельбы.– Мама сделает все возможное, чтобы Агустин стал следующим Верховным иллюстратором, – почти шепотом промолвила Беатрис, мягко пытаясь напомнить сестре о реальности.В своем лавандовом утреннем платье, белых кружевных перчатках и черной шали, изящно накинутой на темные волосы, она казалась такой кроткой и нежной, как никто на свете.Кружевная шаль Элейны была просто наброшена на плечи, и она смущенно принялась поправлять ее, хотя Беатрис вряд ли стала бы упрекать сестру за неряшливость.– Агустин слишком слаб, чтобы стать Верховным иллюстратором. Он откажется.– Разве он сумеет противостоять матери?– Хватит одного раза. А потом я буду делать это за него, от его имени.– Он не может всегда и во веем опираться на тебя, Элейна. Сердце Элейны затопили такая отчаянная любовь и такой яростный гнев, что у нее задрожал голос.– Не может? Я больше не выйду замуж и, скорее всего, переживу Агустина. Он нуждается в защите.Из гостиной послышался какой-то грохот, потом громкая брань. Беатрис вздрогнула и поспешила выяснить, что происходит.– Где она? – потребовал ответа мужской голос. – Где моя неблагодарная дочь?– Ну-ну, отец, – ласково проворковала Беатрис. Элейна промчалась сквозь толстые занавеси, отделявшие комнату от балкона, задержалась на мгновение, чтобы осторожно прикрыть за собой стеклянные двери.– Я здесь, – сказала она и встала лицом к отцу. Ревирдин уронил свою трость, видимо, когда споткнулся о край ковра, и перевернул изящный столик. Упала и разбилась дорогая ваза из Синны. Но Беатрис заботливо усадила его в кресло, в то время как он бросал на Элейну гневные взгляды, словно его оплошность была целиком и полностью на ее совести. Несчастный случай с повозкой, в которой он когда-то ехал, лишил его способности рисовать, что пагубно отразилось на характере. А за последние семь лет, видя, как расцветает талант его дочери, Ревирдин стал еще более желчным.– До меня дошли слухи, что ты упорно продолжаешь отвергать предложение наследника, – строго сказал он. – Эйха! Подумать только, чего нам стоило убедить Андрее и Вьехос Фратос, чтобы выбрали именно тебя, когда стало известно о желании наследника взять любовницу из семьи Грихальва! Нет, нет, говорили они, Элейна страшно несговорчивая особа. Но даже я не сомневался, что ты не откажешься выполнить свой долг перед семьей. Ну а если ты не согласишься из этих побуждений, то по крайней мере тебя привлекут многочисленные подарки, которые ты получишь. Вполне возможно, он пожалует тебе особняк и землю – такова традиция. Многие любовницы из нашего рода вышли замуж за знатных людей после того, как наследник женился. Неужели я выставил себя дураком?– Мне не нужны подарки! И знатный муж!– Я не желаю больше слушать эти глупости, дочь! Сюда идет твоя мать. Беатрис, дай мне трость.Беатрис уже держала ее в руке. Передала отцу, и Ревирдин Грихальва положил трость из черного дерева себе на колени, вцепившись в нее левой – и единственной – рукой. Правая заканчивалась около локтя. Рукав был подвязан черной ленточкой, чтобы не болтался и не мешал во время ходьбы.Ревирдин отказался перебраться в комнаты на нижнем этаже, тогда ему больше не пришлось бы карабкаться по лестницам. Он встал, приветствуя жену, как принято у воспитанных людей, хотя это движение и заставило его поморщиться от боли.Диониса вошла одна, оставив где-то по дороге своего брата-иллюстратора и остальных родственников.– Пожалуйста, садись, Ревирдин. – Она равнодушно поцеловала мужа в щеку и кивнула Беатрис, которая бросилась помочь отцу снова занять место в кресле.Диониса обратила ледяной взгляд на Элейну. Она не собиралась соблюдать правила хорошего тона.– Ты все равно станешь любовницей дона Эдоарда! Больше ты ни на что не пригодна.– Я могу рисовать.– Ты бесплодна.– Я этого не сделаю!– Дон Эдоард видел тебя и пожелал заполучить в свою постель, спаси и помилуй его Матра от твоего гнусного нрава! Ревирдин хмыкнул.– Моя мать частенько повторяла, что Арриго, да будет благословенна его душа, был просто в восторге от язвительной Тасии.Диониса только молча посмотрела на мужа и стукнула костяшками пальцев по столу, как бы подчеркивая свои слова.– Вопрос решен, Элейна. Мы не собираемся с тобой препираться. Я уже посоветовалась с Гиаберто. Он хотел занять место Верховного иллюстратора, которое сейчас принадлежит Андрее; он ничем его не хуже. Но, естественно, Великий герцог не согласился сделать его Верховным иллюстратором, поскольку он приходится племянником Тасии. И то, что сестры отреклись от нее, не имеет никакого значения. Эйха! Что прошло, то прошло. А теперь дон Эдоард увидел тебя, и ты ему понравилась. Все говорят, что этот молодой человек довольно упрям, испорчен и немного глуп. Ты сможешь получить все что угодно, власть…– И стать такой, как тетушка Тасия, от которой отреклись сестры? Гнев на лице Дионисы сменился яростью.– Беатрис, выйди из комнаты.– Хорошо, мама.Элейна даже не пыталась просить сестру остаться, она не хотела, чтобы Беатрис присутствовала при скандале, который должен был вот-вот разразиться.Впрочем, Диониса заговорила совсем тихо, совершенно нормальным, спокойным тоном.– Мы получили от Великого герцога сообщение, что через три дня за тобой приедут и отвезут в Чассериайо. Так вот, мы с Гиаберто решили: если ты добровольно не согласишься выполнить желание Эдоарда, тебе придется принять его предложение иным способом!Сердце в груди Элейны отчаянно заколотилось, когда она осознала значение слов матери, произнесенных так спокойно. От страха и гнева она лишилась дара речи. В комнате повисло такое напряженное молчание, что когда ее отец откашлялся, этот звук был подобен ружейному выстрелу.Элейна закусила нижнюю губу, чтобы унять дрожь.– Вы намерены снова проделать со мной то же самое… как тогда, с Фелиппо? – Она с трудом сдерживала слезы. – Как ты можешь?– Мы поступим так, как посчитаем необходимым. Портрет уже наполовину готов – это, конечно, не самая лучшая работа Гиаберто, но для наших целей вполне сгодится. Через три дня Великий герцог пришлет слуг, которые будут сопровождать тебя в Чассериайо. С каким настроением ты туда поедешь, решать тебе. Я жду твоего ответа завтра. Если ты согласишься и поклянешься честью бабушки Лейлы, никто не сделает ничего плохого. Отправляйся в свою комнату. Нам с твоим отцом нужно кое-что обсудить.Элейна онемела от ярости, и ей хватило сил лишь на то, чтобы спокойно выйти из гостиной. Добравшись до спальни, которую она делила с Беатрис, Элейна упала на кровать и зарылась лицом в подушку.Как они могут? Как они только могут?Пять лет назад… Матра Дольча! Если они сделали это тогда, что помешает им теперь? Ей только исполнилось шестнадцать, она была упрямой и дерзкой, мечтала оставить след в истории семьи Грихальва – ведь Матра наделила ее талантом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40