Говорят, мы повлияли на решение.Раймон хрипло рассмеялся.– Мы? Грихальва? Помилуй, Дэво, ведь при дворе нет ни одного нашего! В политической жизни города и герцогства мы – никто…– Ты забыл о спальне. – На миг лицо Дэво осветилось жестоким весельем. – Грихальва – в постели, Грихальва – при дворе.– И все-таки мы отстаем от Серрано, – сердито возразил Раймон. – Катерин Серрано – все еще Премиа Санкта. По сей день отравляет екклезию, настраивает против нас.– Но власти у нее уже меньше. – Дэво снова поерзал на скамье, усаживаясь поудобнее. – Раймон, за такой короткий срок мы добились очень многого. Давно ли Сааведра сошлась С Алехандро? А сегодня Сарио получил должность. Мы ни в коем случае не должны упустить свой шанс. Ведь мы столько трудились, столько ждали., Дэво, в роду Грихальва Сарио – первый Верховный иллюстратор за три поколения. Он назначен меньше двух часов назад, а ты уже порицаешь его.– Не его, Раймон. – Дэво поморщился. – Эйха, да, пожалуй, можно сказать и так. Хотя на самом деле я порицаю не его самого, а кое-какие отрицательные черты. Он слишком зелен…– А потому дольше прослужит герцогу.– Я не о годах, а о самодисциплине.– Ничего, научится сдерживать норов. Он ведь уже многому научился. Дэво, ты должен это признать.– Признаю. – Старик улыбнулся. – Ты был его заступником почти столько же лет, сколько Артурро был твоим.– Мне был необходим заступник. Сарио – тоже.– Раймон, у тебя есть редкостное качество. Ты способен разглядеть в художнике животворящий огонь, а мы видим только пламя, которое превращает человека в пепел. Наверное, ты прав: не надо бояться животворящего огня…– Нет, Дэво, Сарио для нас опасен, – перебил Раймон. – Я никогда этого не отрицал, хоть и заступался за него. На этот счет у меня один-единственный аргумент: человек, обладающий Даром, знаниями, навыками, а еще навязчивой идеей доказать, что все остальные не правы, и желанием любой ценой превзойти их, – способен добиться своей цели. И многие пытались, Дэво… многие пытались за три поколения.Дэво неотрывно смотрел ему в глаза.– А ведь ты бы мог оказаться на его месте. И лучше, если бы это был ты.– Нет, – не раздумывая, возразил Раймон. – У меня слишком слабый, слишком рассеянный огонь… – Неслышно ступая, он приблизился к скамье напротив Дэво и сел, принял точно такую же позу, как и у старика. – Мое желание зиждется на примитивном честолюбии, я не способен свернуть горы. Между честолюбием и одержимостью – пропасть. Честолюбец хочет прийти к цели. У одержимого нет иного выбора.– А потому одержимый добивается своего. Но гораздо важнее таланта. Дара и даже одержимости – надлежащее поведение, способность употреблять свою силу на благо семьи, а также на благо герцога и государства. – Голос Дэво был исполнен спокойствия. – Для этой задачи не было и нет никого пригоднее тебя.Раймон неподвижно смотрел в сумрак крошечной молельни, приютившейся в глубине Палассо. Новый герцог, новая фаворитка герцога, новый Верховный иллюстратор. Возможно, теперь все пойдет по-новому; возможно, народ снова полюбит Семью Грихальва.– Но я тоже хочу, чтобы кто-нибудь придумал, как вернуть молодость моим суставам… – Он поднял руки, взглянул на распухшие костяшки пальцев. Ощутил боль в позвоночнике. “Откуда у тебя уверенность, что сам я пекусь о благе семьи? Что, если мною тоже движет лишь моя одержимость?” – Костная лихорадка приходит к каждому из нас. Приходит и убивает.– И к Сарио? – спросил Дэво. – Думаешь, она и его убьет? Или он убьет нас?Раймон был настолько ошеломлен, что перестал чувствовать боль в руках и спине. Он опустил ладони на колени и посмотрел на человека, который вместе с Артурро лепил его душу.– Сарио очень рано научился делать и носить маски, – сказал Дэво. – Причем надежные маски: видимые, но непроницаемые. По его лицу невозможно понять, что он думает. Правда, видны дерзость и честолюбие, но мы за такие грехи не наказываем, за это карает Матерь. – Он остановил качавшийся на цепочке Золотой Ключ. – А ты, Раймон, никогда не делал масок. И не носил. – Он перевел взгляд на икону. – Если бы я захотел узнать, на что способен Сарио, если бы я хотел увидеть его печаль, раскаяние, мучительный страх – все чувства, которые он никогда не покажет, – мне было бы достаточно взглянуть на твое лицо. Оно – как открытая книга.В костях Раймона зашевелился холод. Казалось, вдруг сменилось время года и на дворе не сырая жара, а колючая стужа.– Да, три поколения Грихальва не дали герцогам ни одного придворного, а теперь наша мечта сбылась. Но все-таки не кажется ли тебе, что она сбылась слишком рано? Сарио вознесся не только над всеми нами, но и над нашей дисциплиной, и мы не ведаем, чего от него ожидать. – Дэво немного помолчал, прикрывая дрожащей рукой Чиеву до'Орро. – А ты не такой.Раймон заговорил. Язык плохо слушался, казалось, звуки исходят из чужого горла.– Он такой, каким мы его сделали.– Эйха, я в это не верю. Я думаю, Сарио вылепил себя сам. – Голос старика был абсолютно спокоен. – Разве что получил от тебя немного самоуверенности и безрассудства.Растущая тревога заставила Раймона сорваться на крик:– Нам был необходим кто-нибудь вроде Сарио! Эхо его слов быстро умерло в сумраке молельни.– Да, ты прав: вроде Сарио. Но не обязательно он. – Дэво поерзал, подошвы башмаков шаркнули по плитам. – Когда в инструменте изъян, инструмент ломается. И при этом он может ранить того, кто им пользуется.– Может. А может и не ранить.– Сознавая возможность беды, надо сознавать и свою ответственность. Если беда случится, виноват будет тот, кто предвидел ее, но не предотвратил. Раймон стиснул зубы и процедил:– Пресвятая Матерь! Чего ты от меня хочешь? Дэво печально вздохнул.– Ничего сверх того, что всегда получал от тебя, фрато мейо. Правды.Скрежеща зубами, Раймон смотрел на икону, стоящую в трех шагах от него на столе. Плакирование золотом, работа нечабвеннго Артурро.– Поэтому ты и пришел?"Из-за иконы. Из-за Артурро. Из-за того, что я не способен лгать здесь, сейчас, перед Матерью”.– Потому что ты никогда не пытался лгать, и я не сомневался, что тебе нужна божественная поддержка. – Дэво с трудом поднялся, неуклюже повернулся к двери. – Раймон, именем нашей Пресвятой Матери и Ее Милостивого Сына говорю тебе: со дня нашего величайшего торжества – первого такого дня, с тех пор как Верро Грихальва уничтожил Кита'аб, – мы не властны над своей судьбой.Пока Дэво не затворил за собой дверь, Раймон сидел неподвижно и безмолвно, а потом всхлипнул и перестал сдерживать дрожь.«О Матра! Ну почему у Дэво пришелся к слову именно Кита'аб? Разве нельзя было без этого обойтись?»В том-то и ирония, что нельзя. Слишком крепко судьба Кита'аба сплелась с судьбой рода Грихальва. Слишком долго он влиял на жизнь Грихальва, на компордотту, и вот превратился в копье, способное пронзать и плоть, и дух."Ох-хо-хо. В конце концов я ни за что не стану Премио Фрато”.Кряхтя по-стариковски, Раймон поднялся со скамьи. По слухам, Сарагоса Серрано выглядел ничуть не лучше его: сутулый, голова всегда опущена, пораженные костной лихорадкой руки сжаты в бессильные уродливые кулаки.Раймон вновь опустился на колени перед иконой.– Я его спустил с цепи, – признался он Матре. – Дал ему право поступать, как он сочтет нужным, чтобы стать Верховным иллюстратором…Инструмент с изъяном – так сказал Дэво.–..И теперь, когда он наконец-то рядом с самим герцогом, молю: благослови имя и семя его, и на этом миссия моя будет выполнена. Милая Матерь, Ты мудра. Ты всегда щедра, и я никогда не подвергал сомнению Твою священную компордотту. Но все же позволь в безмерной милости Твоей сказать вот что: если Сарио будет трудиться на благо семьи, герцога и герцогства, я утешу себя мыслью, что сделал правильный выбор. И жертва моя не напрасна. Глава 21 Точно затравленный волк в ловчей яме, сидел Алехандро в кресле своего покойного отца. Его окружала толпа советников, и все советовали наперебой. Всего лишь два дня назад он узнал о гибели Бальтрана и еще не оправился от потрясения, не успел смириться с потерей. Ему просто-напросто не дали прийти в себя; придворные обрушили на него гору проблем, каждый считал своим долгом напомнить, что вместе с горем Алехандро досталось и герцогство.Советники раньше него избыли горечь утраты, чего нельзя было сказать о жажде мести. Они предлагали начать войну. Безотлагательно. И требовали его решения. Столь же безотлагательно.Он поерзал в кресле, отметив, что жесткое кожаное сиденье, сработанное больше двадцати лет назад в расчете на выносливого, сильного и непоседливого Бальтрана до'Верраду, ничуть не подходит его сильному и непоседливому, но еще слишком молодому сыну. Нужен изрядный срок, чтобы обрести отцовское умение спокойно, солидно, уверенно держаться на людях."Но мне времени не дадут. Ни за что”.Алехандро снова поерзал и зло посмотрел на советников.Точь-в-точь гончие псы. Ждут, когда волк подставит брюхо.За эти два дня он усвоил, что от вежливости и сдержанности, дающихся ему огромной ценой, проку никакого. Он – герцог, об этом ему твердили постоянно и с таким пылом, что возникло сомнение: а сами-то они в это верят? Или их нужно убеждать? Но ему не давали возможности высказаться. Любые его попытки выразить свое мнение наталкивались на враждебное молчание и лишь изредка – на вежливые возражения.В нем поднималась злость.Да они меня ни в грош не ставят!Если дать выход раздражению и горечи, накричать на советников, как уже случилось однажды, они, наверное, его выслушают. Но он предпочитал держать себя в руках. Нельзя закатывать истерики: это убедит их в его слабости.«Эйха, а разве я силен?»Как ни крути, отец плохо подготовил его к наследованию власти. Но вряд ли можно его за это винить, сорок три – возраст далеко не предельный (разве что для Грихальва), к тому же Бальтран до'Веррада перед отъездом был здоров как бык и энергичен. Никто не предполагал, что его сыну титул герцога достанется в девятнадцать лет.Запасы выдержки были невелики и таяли с каждой секундой. А потому он решил, что сама Матерь смилостивилась над ним, когда слуга доложил о приходе Верховного иллюстратора и разом смолкли все голоса."Матра Дольча, граццо! – Алехандро снова поерзал на жесткой старой коже и вытер ладонью вспотевший лоб. – Вот бы ты еще меня избавила от этих моронно, которые ищут во мне моего отца”.Отворилась дверная створка из полированного дерева, в зал, ничем не нарушая абсолютной тишины, вошел Сарио Грихальва в тех же зеленых и черных одеждах, что были на нем во время церемонии, возвысившей его над многими претендентами на должность Верховного иллюстратора. Остановился. Подождал, пока все взглянут на него, на Чиеву до'Орро, – Золотой Ключ он теперь носил на поясе, точно так же как носят свои ключики и замочки санктос и санктас.Кое-кто слегка переменил позу, чья-то подошва шаркнула по каменному полу."Он совсем не такой, как все эти люди, – размышлял Алехандро рассматривая Сарио. – Что мне говорила Ведра о Грихальва, о их жесткой компордотте? Пресвятая Матерь, они так же не похожи на нас, как святоши из екклезии!” – И тут же предостерег себя: высказанная вслух, эта мысль была бы сочтена ересью.– Эйха, – сухо вымолвил один из придворных. – Не такое чудо в перьях, как Серрано, верно?Кто-то тихо рассмеялся, другой произнес:– По крайней мере оно не рядится в ярко-красное. Сарио улыбнулся, принимая вызов.– Оно и не будет рядиться в ярко-красное. Никогда. – В голосе звучала дерзкая нотка. – Ему этот цвет давным-давно опротивел.Это было уже слишком. Алехандро, не искушенный в интригах двора, но знающий его нравы, заметил, как советники объединили свою враждебность, чтобы обрушить ее на чужака.– И потому вы не намерены использовать его в работе?– Нет, конселос, – возразил Грихальва, – я буду его использовать в меру.– Но все же никогда не наденете ярко-красное? Даже на Миррафлорес, мы правильно поняли?Алехандро терпеливо ждал, испытывая при этом немалое облегчение, – придворные, единые в своей неприязни, оставили его в покое и нашли себе другую жертву. Вопрос был с подвохом: по преданию, через десять месяцев после рождения Сына, в день Миррафлорес, к Матре (а следовательно, и к Тайра-Вирте) вернулась способность воспроизводить потомство. Ежегодно в этот день каждый дом украшался ярко-красными цветами вьюнка, живыми или искусственными – из шелка и бумаги. Носили их и на одежде в знак любви и преданности всемилостивейшим Матре эй Фильхо.– В меру, – невозмутимо ответил Грихальва.Алехандро ухмыльнулся.Ведра говорила, ума ему не занимать.И храбрости. Грихальва окинул зал изучающим взглядом, не упустив ни одного придворного, и с элегантным поклоном обратился к герцогу:– Ваша светлость, увы, я еще не успел изучить свои обязанности и освоиться в этих залах, но, если позволите, я возьму на себя смелость предложить решение проблемы, с которой вы только что столкнулись."Говорит лучше, чем от него ждали. Им это не нравится”. Алехандро открыл было рот, чтобы ответить, но тут ближайший придворный громко фыркнул.– Ты? – Резкий голос Эдоарда до'Нахерры, Марчало Грандо, перекрыл шепот остальных сановников. – Ты берешься предложить решение?– Берусь. – Грихальва даже косым взглядом не удостоил рослого, крепко сбитого стареющего военачальника, которого Бальтран до'Веррада считал своим самым близким другом. – Если герцог… – он сделал короткую, но многозначительную паузу, –..или вы позволите мне высказаться.Только после этого темные глаза обратились к до'Нахерре, а потом к герцогу, и не было в них ничего, кроме вежливости и терпения.Алехандро, сдержав улыбку, тотчас сделал неловкий дозволяющий жест.– Милая Матерь! Грихальва, что ж вы медлите? Если можете решить эту дилемму…– И предотвратить бесчестье! – грянул до'Нахерра. Распоряжаясь на турнирах, он себе поставил отменный полководческий голос.–..то весьма меня обяжете, – твердо договорил Алехандро. И метнул в марчало недобрый взгляд. – Что для этого потребуется?– Лишь то, для чего я сюда призван, ваша светлость. – Сарио обворожительно улыбнулся. – Писать.– Что писать? – выкрикнул кто-то в задних рядах. – Если ты считаешь живопись волшебным средством, если уверен, что она достойнее справедливой войны, почему бы просто не написать, как герцог Бальтран возвращается к жизни?Матра Дольча!Алехандро был поражен. Как и все кругом, даже тот, кто выкрикнул эти слова. Только Грихальва, на удивление, остался совершенно спокоен; казалось, никому не под силу вывести его из себя.– Бассда! – Сквозь оторопь проникла смутная радость – на этот раз Алехандро послушались все. Даже повернулись к нему. – Бассда! – повторил он. – Номмо Матра, разве не в этом состоят его обязанности? Верховный иллюстратор пишет картины. С помощью его картин мы заключаем браки, подписываем договоры, избегаем войн. – Ему удалось приковать к себе внимание конселос. Он кивком указал на Грихальва, как ни в чем не бывало стоявшего в двух шагах от герцогского кресла. – Если он способен предотвратить войну, размахивая не мечом, а кистью, я буду только рад. Война ничего не дает…"Ошибка. Это их подстегнуло”.– Ничего, кроме чести! – воскликнул Эстеван до'Саенса.– Ничего, кроме земель! – вторили ему. Алехандро показалось, что кричит Риввас Серрано, дальний родственник ушедшего в отставку Сарагосы.– И спасенных жизней, ваша светлость, – добавил Эдоард до'Нахерра, чье хладнокровие поразительно контрастировало с возмущением остальных. – А еще с помощью войны можно вернуть тело вашего несчастного отца, подвергшееся глумлению подлых…– Я способен это сделать, – перебил Грихальва. Воцарилась гробовая тишина. А затем грянул неистовый рев.– Ах, вот как?! – взъярился даже марчало. – Ты способен это сделать? Так просто, да? Эйха, нарисуешь тело, и оно перенесется сюда?– Только Матерь обладает таким могуществом, – пробасил кто-то.– А еще – семья Грихальва, промышляющая темным колдовством, – сказал Риввас Серрано. Алехандро вскочил на ноги.– Бассда! – Он предчувствовал беду. Сааведра говорила, у него врожденный дар командовать… Эйха, даже если это не так, он вспомнит, как командовал отец. – Вы стоите передо мной, вы явились сюда по моей воле, вы служите мне. А потому никто из вас не смеет говорить без моего позволения!Изумленные лица. Округлившиеся глаза. Рты, застывшие на полуслове. И – ни звука. Все ждали его позволения говорить.– Граццо. – Стараясь ничем не выдать облегчения, Алехандро неторопливо сел. Трудно было не заметить, как на лице Эдоарда до'Нахерры появилось задумчивое выражение. Осмелев, герцог повернулся к Сарио Грихальве. – Вы можете это сделать?– Вернуть вашего отца к жизни? Нет. Мне это не по силам. И никому из смертных. – Это была уступка Риввасу Серрано. – Но доставить сюда его тело? Да. Это в пределах возможного, Толпа придворных зароптала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40