Короче, он был славный малый и помог бы мне наверняка, но гордыня не давала мне просить у него помощи. И в самом деле, не спрашивать же мне у мужа, которому я наставил рога, как вырваться из коготков его жены.
Однако о побеге я задумывался редко. Мне не хотелось покидать Нимью. Город так и кишел счастливыми любовниками, и поэтому я уходил за его пределы. Благоухающие луга напоминали мне об утраченном счастье, но я мог найти укромный уголок, где моих страданий никто не видел.
Однажды, когда я лежал, растравляя себя в затяжном припадке безумства, мое уединение было нарушено.
— Он где-то здесь, — донесся до меня мужской голос. — Утром я завтракал на балконе и увидел, как он шел сюда.
— А вы уверены, что это именно он? — Я узнал голос Голиаса и еще глубже зарылся лицом в траву.
— Поручиться не могу, но знаю точно, что он — один из опивков Нимью.
Голиаса сопровождал король Гвинн. Они подошли еще ближе, и я затаил дыхание.
— Несладко ему, должно быть, — сказал Голиас.
— Ха! Именно это он и вбил себе в голову. Положим, она сбросила его на всем скаку, как старого Мерлина. И у него теперь повод, чтобы хныкать. А всего-то и случилось, что Нимью повесила еще одни брюки к себе на кровать.
— Что ж, я рад, что она его оставила.
— Вы плохо знаете Нимью, — сказал Гвинн. Они были в нескольких шагах от меня, и я теснее прижался к земле. — Она никогда никого не оставляла. Я имею в виду ее любовников. — Гвинн хохотнул. — И они ее никогда не бросают. Пока Нимью желает их, или…
— Пока не погубит, — подхватил Голиас.
— Верно, — с удовлетворением засмеялся Гвинн, — припомни, как она извела того паренька, как там его звали?..
— Акколон.
— Вот-вот, Акколон. А ты узнал и предупредил Увейна?
— А вам бы следовало позаботиться о себе.
— Возможно. Но Нимью баба что надо! Когда-нибудь мы соберемся и… Гляди-ка! Я так заболтался, что чуть не наступил на него. Кажется, это останки твоего Друга.
Голиас наклонился и потряс меня за плечо.
— Шендон! Шендон!
Я не отвечал. Наконец с раздражением поднял голову.
— Какого дьявола тебе надо? Мое приветствие не смутило его.
— Вставай, нам надо отсюда выбираться.
— Счастливого пути, — отрезал я.
— Ты пойдешь вместе со мной. Луций ждет нас. Рассчитывает на нас.
Я избегал смотреть на Гвинна, но краешком глаза все же видел, что он наблюдает за мной с насмешкой. Это бесило меня еще больше, чем его безразличие.
— Когда увидишь его, передай от меня привет. Я вновь опустил голову на траву и прикрыл ее руками.
Голиас еще и еще раз окликнул меня, но бесполезно.
Он поднялся.
— Если он попытается уйти из города, не будет ли Нимью против?
— Я разрешу, и она ничего не сможет поделать. Ведь законным образом в нашей семье ношу брюки только я. Разумеется, без шума не обойдется.
— Спасибо, Гвинн.
— Буду рад, когда он уберется с глаз долой. Мужчине непозволительно так хандрить.
— Было бы проще, если бы он сам хотел уйти. — По голосу Голиаса я понял, что он встревожен. — Как же быть?
— Сейчас подумаю, Амергин. Нет, это не годится, — король помолчал, раздумывая. — А не знаешь ли ты Аварту?
— В прошлый раз его показали мне издали. Но познакомиться не довелось.
— Я провожу тебя к его дому. Дождись его и скажи, что я прошу для тебя его коня. Пусть даст на время.
Они ушли. Я захотел перебраться в другое место, но вновь стал думать о Нимью и позабыл про них. Наконец возвратился Голиас, но уже не с королем, а с кем-то еще.
От приступа горя я так ослаб, что испытывал к приставалам скорее безразличие, чем вражду.
— Привет, Голиас, — пробормотал я, садясь. Голиас обрадовался.
— Тебе, кажется, уже лучше. Хотя выглядишь ты как с перепоя во время землетрясения.
Спутник Голиаса — домовитый, добродушный верзила — похлопывал по морде своего коня. Ему приходилось тянуться вверх, несмотря на то, что конь стоял опустив голову. Это был огромный, чудовищных размеров, костистый коняга, покрытый, как верблюд, свалявшейся шерстью.
— Со мной все в порядке, — ответил я Голиасу.
— Конечно, — кивнул он, — но когда мы уберемся отсюда восвояси, тебе станет совсем хорошо.
Когда будущее отступало, я и сам понимал, что со мной творится неладное и что Голиас сумеет мне помочь. Он уведет меня от Нимью. И снова я, вспомнив о ней, потерял самообладание.
— Я никуда не поеду.
— Представь, что мы отправляемся на верховую прогулку немного развеяться.
Даже если бы я был завзятым наездником, этот конь навряд ли привлек бы меня. И как было удержаться на этом жестком хребте без седла?
— Возможно, я не вполне здоров. Но я не желаю сломать себе шею, — заявил я им. — Поезжайте на этом одре сами.
— Я-то поеду, — Голиас упрямо выставил подбородок. — Аварта, помоги мне.
Сообразив, в чем дело, я начал заводиться.
— Не будь идиотом, — предупредил я его, вскочив на ноги, — не смей подходить, а не то носом землю пропашешь.
Он бросился на меня, но я успел приподняться и отскочить. Однако, хоть я и держал ухо востро, Аварта подкрался ко мне со спины и схватил за руки. Жаль, мне не удалось лягнуть Голиаса в смеющуюся физиономию. Я был в отчаянии. Они увезут меня, и я никогда не встречу Нимью. Я жил надеждой вернуть ее расположение, и только злейший враг мог принудить меня к разлуке. Я был так разъярен, что справился бы со всяким. Но не с Авартой. Против этого силача я был ничто.
Не помогли ни борьба, ни проклятия, ни угрозы. Он подтащил меня к лошади и приподнял над землей.
— Посадить-то ты меня посадишь, но не надолго, — пообещал я.
— Ничего, как-нибудь справимся. Да, Амергин?
— Бросай его, — предложил Голиас. Аварта понял его совет буквально.
Он швырнул меня прямо коню на спину. Я хотел соскользнуть, накренившись вбок, но продолжал сидеть верхом. Я даже с места не сдвинулся. Сначала я подумал, что застрял. Но потом обнаружил, что я и ладоней не могу оторвать от спины лошади.
Гнев, душивший меня, сменился паническим ужасом перед предстоящей жестокой операцией. Они хотят увезти меня от Нимью, а мне необходимо ее видеть, чтобы жить. Да, она меня разлюбила. Но ведь она любила меня прежде, отчего бы ей не полюбить меня снова?
Я попытался им объяснить это. Но они меня не слушали, и я, потеряв самообладание, сорвался на крик.
Неплохой я им закатил концерт. Они же на прощание обменивались дружескими пожеланиями. Наконец Аварта хлопнул Голиаса по плечу, ухватил его под мышки и подбросил вверх, как баскетбольный мяч.
Я не мог оторвать рук, а не то бы ударил Голиаса, который очутился как раз впереди меня. Моя надежда на то, что конь окажется норовистым, не оправдалась. Фыркнув, конь сделал рывок и поскакал, едва касаясь копытами травы. Я все еще пытался оторваться от него, когда мы подскакали к небольшому, но низкому облаку. Хорошо, что я все же не сполз, потому что конь высоко подпрыгнул. Сначала я подумал, что мы просто перескочили с места на место, но оказалось, что конь взвился в воздух. Он поднимался все выше, пока не пролетел сквозь маленькое облако, которое оказалось водяным.
Полубезумный от горя, уставший, от борьбы, я не успел даже испугаться. Что бы там ни было, я не страдал от недостатка воздуха, пока мы пролетали сквозь водяную толщу. Помимо этого, случилась еще одна чудесная вещь. Когда мы отправлялись в путь, тень была только у Голиаса. Пролетев сквозь озеро, я вновь обрел свою тень. Теперь одна лошадь не отбрасывала тени: я заметил это, когда на берегу она остановилась, чтобы стряхнуть воду.
Конь послушно ожидал приказаний. Голиас медлил, соображая, где мы находимся.
— Кажется, именно здесь отлупили Киднона, — пробормотал он. — Местность соответствует описаниям. Возьми немного на юго-запад, — сказал он коню.
Я тем временем, наблюдая за собой, делал все новые и новые открытия.
Моя старая одежда вновь была на мне. Но главное, во мне вновь проснулась моя воля. Нет, я не забыл Нимью. Вспоминая о ней, я все еще желал ее. Но я мог заставить себя не думать о ней.
Поначалу воля моя была еще слаба, но чем дальше мы уезжали от Нимью, тем лучше я себя чувствовал. Ветер, дувший мне в лицо, прояснил мой ум, и боль стихла. Новое настроение охватило меня всецело, но описывать его легче по частям. Поначалу я опасался, что с утратой Нимью в душе моей воцарится пустота. Потом меня стало удивлять, отчего я позволил кому-то настолько овладеть моим существом. И я почувствовал стыд. Да, мне казалось, что наша с Нимью любовь будет бесконечной. Пусть она прошла — я сохраню о ней воспоминания. Правда, я испытал много горя. Но все это — и дурное, и хорошее — навсегда теперь останется в моей душе, что бы ни случилось со мной в будущем. Освободившись от своих печалей, я какое-то время не смел заговорить с Голиасом. Ведь когда он — еще в стране Нимью — заговорил со мной, я чуть не лягнул его в зубы.
Наконец я все же спросил:
— Где ты оставил Джонса?
Услышав меня, он, к моему великому облегчению, улыбнулся.
— Очухался? Отлично. Я оставил его с Дегаре. С ним он будет в безопасности. Здесь, в Варлоках, далеко не на всякого можно положиться. Сейчас мы едем прямо к нему.
— Ты молодчина, что пришел и забрал меня, — выдавил я из себя.
Я постарался сказать это так, чтобы он почувствовал мое раскаяние. Ведь я вел себя как сомнамбула при встрече с ним.
Голиас понял меня, хотя заговорил о другом.
— Что случилось после того, как ты с плота прыгнул в воду?
Выслушав мои приключения до встречи на Майлз Кросс, он кивнул.
— Берсилак — отличный парень.
— Кто?
— Тот, зеленый. Жаль, я не повидал его на этот раз. Но мы с Луцием выбрались на берег южнее Уединенного Приюта. И плот мы миновали, наверное, он остался выше по реке. Я был уверен, что он разбит, и не стал искать его. Кстати, если ты хочешь проклясть своего врага, пожелай ему оказаться с ослом в реке и потом вытаскивать этого осла на крутой берег ночью.
Голиас покрутил головой.
— Тебя мы потеряли, и я решил, что самое лучшее — отправиться к Оракулу. Джонсу было неплохо в его ослиной шкуре; но я-то был голый, как Конэр в день коронации, и голоден как черт. К счастью, мы встретили Леолайна, который в предгорье охотился на диких кабанов. Он накормил меня и одел вот в это. — Голиас взбрыкнул одной ногой, потом другой, чтобы я мог полюбоваться на его новые желто-синие штаны. — Потом мы взяли на юго-запад. Спустя пару дней добрались до старой дороги. Мне стало ясно, что ты нас не опередил. Но все же я решил потихоньку двигаться вперед, в надежде, что ты добираешься к Оракулу другим путем.
— Что же тебя задержало?
— Я встретил Гроа. Она умная старуха, хоть и говорит загадками.
Голиас вопросительно посмотрел на меня.
— Я не спорю, — согласился я, — продолжай.
— Я ей напомнил на всякий случай, что дружил со Свипдагом, и спросил, не знает ли она, где ты. Она стала болтать вокруг да около, но все же сказала, что, хоть ты и не исчез, как Кайкхосру, и не научился летать, на земле тебя нет. Тогда я понял, где тебя надо искать. Но необходимо было позаботиться о Луции. Бросить его без присмотра было нельзя: любая ведьма могла пустить его кошкам на мясо. Я разыскал Дегаре, который не только сам порядочный человек, но и следит за тем, чтобы другие вели себя порядочно. Луций был не рад заминке, но если ты попал в передрягу, как можно было не прийти на помощь? И все же задумать идти в Аваллон — это одно, а добраться туда — совсем другое. Я прошел весь хребет от горы Святого Михаила до грота Венеры, но безуспешно. Наконец я набрел на Лера. Он разыскивал Кухулина, и ему удалось обнаружить один из ходов, которым пользуются подземные жители. Я прошел туда за ним следом, и… А, вот и владение Дегаре!
Джонс щипал траву возле рва, окружающего замок, всем своим видом показывая, что он никогда не считал ее за пищу. Не успел я даже задуматься, как мы взгромоздим его на спину лошади, как Голиас что-то шепнул коню, и конь тут же справился с этой задачей.
Подскакав к Луцию, он схватил его зубами за загривок, как кошка котенка, и закинул себе на хребет. Джонс даже опомниться не успел. Луций поместился как раз впереди Голиаса, поперек спины. Джонс прижал уши и поднял возмущенный рев. Но все было тщетно: он прилип и не мог лягаться.
— Полегче, Луций, — посоветовал ему Голиас. — Мы сейчас едем туда, где нас научат, как снять с тебя ослиную шкуру.
Конь помчался во весь опор. Он мог бы посрамить даже дизельный тепловоз. К счастью, из-под копыт не летела пыль.
Избавившись от влияния Нимью, я обрел интерес к окружающему меня миру. С любопытством я стал озираться по сторонам.
Выехав из леса, мы очутились на разделенной пополам равнине. Мы скакали по прерии, которая простиралась от нас по левую руку и уходила в необозримую даль. По правую же руку от нас стояла сплошная стена тумана. Однако можно было разглядеть, что там находится совсем другая страна. Дело было не в географических особенностях, а в том, что здесь Романия представала совершенно иной. Я видел расплывающиеся огни небоскребов, заводские трубы. Мы проскакали мимо аэродромов. Я услышал пулеметную очередь и почувствовал тоску по знакомому миру. Прицельная стрельба клепальной машины; гул заводов; моторы, которые мягко урчали на земле и ревели в воздухе, — звучали сладостно для моих ушей. Но прекраснее всего был свисток промчавшегося мимо поезда.
Срезав угол, вскоре мы оставили эту местность позади.
Задумавшись, я позабыл, где нахожусь. Оглянувшись на такую знакомую и незнакомую мне страну, я встретился взглядом с Голиасом. Он тоже смотрел назад.
— Что это за страна? — спросил я его.
— Это Новые Земли, Шендон. — По его голосу я понял, что он заинтересован не менее, чем я. — Неплохо выглядят, а?
— А можем ли мы взглянуть на них? После того, конечно, как утрясем все дела с Луцием. Он покачал головой.
— Они пока еще не присоединены к Романии. Хотя, конечно, собираются войти в нее.
— А кто там живет?
— Горстка первопроходцев. — Голиас наклонился и отогнал от Луция слепня. — Некоторые из них станут постоянными жителями. Но большинство, после Дня Присоединения, не выдержат конкуренции.
— А когда наступит этот день?
Голиас пожал плечами.
— Точно не могу сказать. Но, думаю, мне придется там пережить множество интереснейших приключений. Возможно, это случится в мой следующий приезд сюда.
Прерия сменилась кедровым лесом, а он перешел в холмы, сплошь покрытые виноградниками и неизвестными мне приземистыми деревьями. Голиас сказал, что это оливы. Урожай уже был почти весь собран, но так как я видел оливки только на тарелке или в коктейлях, то рассматривал посадки с большим интересом. Они не утратили для меня своей прелести, даже когда мы достигли медных буков, растущих на взморье.
— Тпрру! — скомандовал Голиас.
Конь переместил Джонса на землю. Обнаружив, что я отлип от коня, я соскользнул по его широкому боку и плюхнулся рядом с Голиасом.
— Дожидайся нас здесь, — велел Голиас Луцию, — я думаю, мы не слишком задержимся. Хотя, возможно, придется дожидаться сеанса. Пошли, Шендон.
Солнце стояло еще высоко, но под сплетенными ветвями уже наступили сумерки. Серые стволы, спускавшиеся из лиственной крыши, не таили в себе никакой опасности, но вид их был столь чуждым, что я никогда бы не посмел даже прикоснуться к ним. И воздух, казалось, был пронизан безразличием к жизни. Некоторые птицы тут пели, как это часто бывает на закате, но так безрадостно, что я предпочел бы полную тишину.
Голиас шел гораздо медленнее, чем он ходил обычно. Даже когда мы вышли на тропу, он не ускорил шаг.
Через пару минут мы вышли с ним к фасаду пещеры, устроенной в холме.
Было еще достаточно светло, и я заметил, что камень украшен резьбой. От входа, расположенного в центре, в разные стороны расходились группы барельефных людей и животных. Они выглядели занимательно, и в целом работа была выполнена красиво.
Затем мое внимание привлек темнеющий дверной проем.
— Нам надо туда войти? — спросил я.
— Да. Деифоба к нам не выйдет, сколько ни жди. — Голиас, как и я, говорил приглушенно. — Готов?
Тщетно я пытался проникнуть взглядом в черноту входа.
— Нет. Но все равно идем.
Поднявшись на несколько ступенек, мы оказались в полной темноте. Под ногами не видно было пола, и коридор, по которому мы проходили, казалось, не имел стен. Однако впереди я различал слабое мерцание. Оно было ближе, чем мне сначала показалось. Вскоре впереди я различил еще один дверной проем. Перемахнув через порог, мы очутились в пещере.
Источником света служила горящая жидкость, налитая в серебряные чащи. Свет не достигал даже потолка, и стены тонули во тьме. Кроме светильников, в пещере ничего не было. Мы ждали в полном одиночестве.
Я хотел уже предложить Голиасу вернуться, но он позвал:
— Деифоба! Мы хотим услышать голос Делосца.
— Кто ищет слова Оракула, и по какому праву вы тревожите его?
Меня испугало, что голос звучал везде: впереди, сверху и даже позади нас.
— Поэт Демодок и Шендон Серебряный Вихор, — отвечал Голиас, — мы дерзнули прибегнуть к его доброте, так как нуждаемся в помощи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42