— Ты, как я понимаю, имеешь в виду эту чистку. Слухи о ней ходили уже не одну неделю. Народ волновался. Впрочем, этого и следовало ожидать с такой странной сменой времен года и повсеместными нападениями диких зверей. Я вообще никак в толк не возьму, зачем снова все это затевать… Как только оно началось, Горний народ стал понемногу покидать город. Теперь же, сдается мне, — он указал на девушку, распростертую на ковре, — у них больше нет выбора. — Он умолк на мгновение, а когда снова заговорил, голос его зазвучал с неподдельным гневом: — А все из-за этой волчицы с юга, этой леди Джиннет. Она пленила сердце герцога. Он никогда не был сильным человеком, но на него, по крайней мере, оказывали влияние более благоразумные члены его Совета. Теперь… — старик пожал своими худыми плечами. — Теперь он сам себя загубил за какие-то считанные недели. Сейчас на улицах чаще увидишь людей Сергиуса, чем стражников и мирканов из войска герцога. Поговаривают, будто мирканов вообще не выпускают из их казарм… и вправду, в последнее время их что-то не видно в городе… мол, засели там и решают, что им предпринять. — Тут лекарь бросил пронзительный взгляд на седобородого Льюба, в молчании стоящего рядом с ним. — Твой народ всегда славился тем, что люди у вас прежде обдумывают моральную сторону вещей и только потом уже действуют. Теперь лишь остается дождаться и поглядеть, чью сторону вы изберете.
Миркан промолчал. Девушка на полу зашевелилась. Ее пальцы сжались в руке Ратагана, и она открыла глаза — в глубине их таился страх. Фриний ласково и мягко ее успокоил. Эта мягкость, такая же странная на первый взгляд, как и язвительная его властность, тоже была неотъемлемой чертой его натуры.
— Не бойся нас, мы друзья, — тихо сказал он ей. — Я — Фриний. Я тоже из твоего народа.
— Что случилась? — В глазах ее заблестели слезы. — Где все остальные?
— Мы спасли тебя, — Ратаган отпустил ее руку. Он, казалось, смутился. — Отбили тебя у наемников. Думаю, остальным удалось бежать. Они смешались с толпой.
Девушка подняла на него глаза — бездонные, карие с красноватым отливом глаза под бровями цвета меди.
— Вы спасли меня? Почему?
— Ты мне напомнила кое-кого, — пробормотал гигант и обвел комнату сердитым взглядом: мол, пусть только кто слово скажет. — И, кроме того, мне не нравится, когда вооруженные мужчины пинают женщин.
Рука девушки поднялась было к голове, но Фриний успел перехватить ее своими костлявыми пальцами.
— Не трогай. Мне еще надо кое-что сделать. У тебя крепкая голова, но камни мостовой еще крепче.
— Ты — тот самый лекарь, который прежде служил при дворе, — вдруг сказала девушка. — Отец мне рассказывал о тебе.
Фриний улыбнулся, обнажив беззубые десны.
— Верно, он самый. И тот еще, кто… — Он умолк на середине фразы, а потом ласково спросил у нее: — А кто твой отец?
— Маннир, аптекарь.
— Я его знаю. В своем время я обращался к нему. Я у него заказывал настойки.
Девушка заплакала.
— Не знаю, куда его увели. И маму тоже. Их обоих забрали. Грозились выкинуть их из города на съедение диким зверям.
Мадра встала и обняла плачущую девушку. Кровь из ее раны капала Мадре на платье.
— А ты, стало быть, Мерет, — сказал Фриний, и девушка кивнула сквозь слезы. Старик помрачнел. — Но ведь твой отец — никакой не колдун. Похоже, Вольная Братия начала косить всех без разбору. Если так все пойдет и дальше, если они будут вышвыривать за городскую черту всякого лекаря и аптекаря, то скоро в Талскере вообще не останется порядочных работников. И кого ж тогда будут они шпынять? Сумасшедший дом. Гораздо хуже, чем в прошлый раз.
— Охота на ведьм, — буркнул Ривен себе под нос. Но вот кто настоящая ведьма, так это та, что делит теперь ложе с герцогом. При одной только мысли о ней Ривен ощутил приступ дикого гнева. Она сказала, что мы еще встретимся.
Ну уж нет. Я сделаю все, чтобы этого не случилось.
И тут до него дошел смысл сказанного Фринием.
— Стало быть, ты еще и волшебник? — спросил он. Старик на Мгновение задумался, прекратив бинтовать голову Мерет. Повязка была вся пропитана каким-то желтым снадобьем с сильным запахом антисептика.
— А что такое волшебник? — Фриний так посмотрел на Ривена, что тому даже стало как-то не по себе под взглядом этих пронзительных глаз. — Ты сам — тот, кто носит на груди знак Сказителя, но говорит так мало и с таким странным акцентом — ты волшебник? Речь твоя мне незнакома. Ты пришел из страны, о которой я даже и не слыхал.
— Ты знаешь магию? — не отставал Ривен.
— А что есть магия? — отозвался старик. — Если под моими руками кости срастаются лучше, а раны заживают быстрее, чем под руками других врачевателей; если я могу излечить хворь внутри тела простым наложением рук… Это ли магия? Если да, то она никому не причиняет вреда. А взять отца Мерет. Он лечит снадобьями, но в снадобьях его нету магии, а есть просто знание, которому он научился. А результат одинаков. Болезнь отступает. И какова благодарность? — Старик весь кипел от негодования. Но уже через секунду он спокойно вернулся к своей работе. Ривен приумолк.
Следующим заговорил Финнан:
— Вреда-то, может, и никакого, папаша, — тон его был нарочито беспечен. — Но вот в чем загвоздка: наемники скоро уже будут здесь, и вполне может статься, что на этот раз одного моего языка будет уже недостаточно, чтоб убедить их в том, что этот дом будет плохо гореть.
— Ха! — воскликнул Фриний. — Они же боятся меня, как боятся они в глубине души и всего Горнего народа.
— А по-моему, не так уж они и боятся, — задумчиво вставил Байклин. — Те, с которыми мы столкнулись на улице, явно не трепетали от страха перед своими подопечными.
— Хотя сила и оружие произвели на них впечатление, — заключил Ратаган.
Фриний закончил свою работу и с помощью Мадры поднялся на ноги.
— Готово, — он улыбнулся Мерет. — Теперь тебе нужен только покой и отдых, что в наши дни, быть может, не так уж и мало.
— Что мне действительно нужно, так это найти свою семью, — отозвалась светловолосая девушка. Ратаган помог ей прилечь на кушетку. Мерет подобрала свои лохмотья с едва ли не величавым достоинством. — Я не могу оставаться здесь.
— А тебе ничего больше не остается, — огрызнулся старик, и взгляд его моментально утратил всю мягкость. — Сколько ты думаешь протянуть на улицах? Если даже тебя не схватят наемники, то через четверть часа ты потеряешь сознание. Так что не болтай глупости. — Он властным жестом ткнул пальцем в грудь Ратагана. — Ты, здоровый амбал, отнеси ее наверх и уложи в кровать, раз уж так стремишься спасти ее. Финнан, проводи его. И нашу будущую сиделку тоже.
— Сию же секунду, мудрейший, — ответил Финнан, предлагая Мадре свою руку. Она посмотрела на Ривена, и тот почувствовал, как вспыхнуло у него лицо, но так ничего и не сделал. Четверо оставили комнату: Ратаган, как-то странно поглядывающий на Мерет, которую нес на руках, Финнан и Мадра, опирающаяся на его плечо. Ривен перехватил насмешливый взгляд Байклина и поморщился.
Фриний рухнул в кресло рядом с пылающей жаровней и достал трубку, которую раскурил от свечки. Вскоре клубы серого дыма окутали его седую голову. Старик тяжело вздохнул.
— Ты — Смуглолицый — барон, или я вообще ничего в этой жизни не понимаю. И этот амбал — тоже. Сопровождают вас мирканы и стражи. На вашей одежде видны застарелые пятна крови и прорехи от когтей. — Он выпустил струю дыма. Глубокие морщины на его лице разгладились, глаза блестели. — И с вами еще Сказитель: сам говорит он мало, но голос его говорит о многом. Я в жизни еще не встречал Сказителя, способного продержать рот свой закрытым больше минуты за раз. Этот же явно недугом сим не страдает. Я думаю, что вы едете по какому-то важному делу, вероятно, на север. — Старик улыбнулся беззубым ртом. — Может быть, не мое это дело, но из-за вас моему дому грозит разрушение, так что мое любопытство простительно. Слово за вами.
Байклин встретил и выдержал его пристальный взгляд. Сверху донесся звук шагов, с улицы — едва различимые голоса. Айса с Коррари по-прежнему оставались в прихожей, карауля входную дверь. Льюб не сдвинулся со своего поста, но от сурового его взгляда не укрылось ничто.
— Ты все правильно угадал, — наконец, сказал Байклин.
— И куда вы направляетесь? — Насмешливости в голосе старика как не бывало. Он вдруг стал похож на горностая, вынюхивающего след.
— В горы. Разыскать гномов и, быть может, подняться на Стэйр.
— С какой целью?
— Самой благородной. Спасти Мингниш, если удастся.
Фриний откинулся в своем кресле.
— Что ж, — проговорил он задумчиво, — цель действительно благородная. — Его взгляд вдруг остановился на Ривене. — И ты, Сказитель, чье лицо покрывают шрамы, а в глазах прячется боль… Ты — в самом центре событий, верно?
— Откуда ты знаешь? — спросил Ривен. Как это ни странно, но проницательные догадки Фриния принесли ему облегчение.
— Кое-кто говорит, будто в жилах моих течет кровь гномов, — отозвался старик. — Но, как бы там ни было, когда я сталкиваюсь с чем-нибудь необычным, я это чувствую. Чую. В тебе есть что-то такое, что никак не вяжется с самим воздухом в этой комнате. В тебе есть магия — светлая, как день. Для тех, кому дано видеть.
Ривен не сумел скрыть своего изумления. Старик кивнул.
— Но сам ты ее не видишь. Забавно. — Он вновь затянулся и выпустил струю дыма. Внешне он оставался спокоен.
— Нам нужно немедленно уходить из Талскера, — сказал Байклин. — Но нам требуется провизия; возможно — вьючные животные.
— Этим девушкам, ради которых вы так рисковали, им сейчас нельзя ехать. Через неделю — как минимум. — Тон старика не терпел возражений.
— Значит, придется оставить их здесь, — вступил в разговор Финнан.
Ривен невольно вздрогнул. Оставить Мадру? Одна только мысль об этом пробудила какую-то странную боль, но он промолчал.
Я никому ничего не должен.
Фриний, похоже, как раз над этим и размышлял.
— Финнан говорит дело. Наемники в конце концов придут сюда. Имя мое слишком известно, и если вас здесь найдут, их ничто уже не остановит. Дом мой сожгут… а меня бросят в костер. Даже не сомневаюсь. Я знаю кое-какие места в Талскере, — в Верхнем городе, — их еще не коснулось это сумасшествие. Слишком близки эти дома ко Двору, чтобы туда допускали этот вооруженный сброд. Если удастся перенести туда наших милых пациенток, то они будут в безопасности, по крайней мере, какое-то время.
— А ты? — спросил Байклин.
— Я выдерживал и не такие бури. — Глаза старика сверкнули, и в это мгновение Ривен был на сто процентов уверен, что магия Фриния — если только «магия» верное слово в данном случае — простирается гораздо дальше исцеления ран и болезней.
— Но как же Вольная Братия заполучила такую власть в городе? — спросил Байклин. — И почему их так много в Талскере? Где стражи? Мы их почти не видели.
А двоих укокошили, подумал Ривен.
— Годомар нанял больше тысячи головорезов из Вольной Братии, чтобы они помогали стражникам поддерживать порядок в городе и окрестных поместьях, — объяснил Фриний. — Но людям типа Квиринуса вовсе не нравится, когда кондотьеры хозяйничают на их землях, так что пришлось городским стражам нести службу вне стен Талскера, а Сергиус и его прихвостни остались тут. И творят, что хотят.
— Но ведь кто-то над ним стоит, — заметил Ривен. — Перед кем-то он держит отчет. Не могут же они творить, что хотят, с целым городом.
— Они исполняют приказы, — терпеливо проговорил Фриний. — И если приказано им выдворить из Талскера всех, кого подозревают в причастности к Горнему народу, то они и выдворяют.
— Но никто им не сказал, как при этом себя вести, — буркнул Байклин. Старик кивнул.
— Вот именно. А тем временем эта леди с юга поймала герцога в свой капкан между ног. И держит крепко. Она, говорят, не отказывает и Сергиусу.
— Важную, стало быть, птицу ловит, — заметил Байклин. — Раньше она была поскромнее.
— Вы что, ее знаете?
— Знаем, к сожалению, — помрачнел Смуглолицый. — Еще одна причина убраться отсюда как можно скорее.
— Вы пришли с юга, — промолвил Фриний. — Как там дела в Роримах? Это правда, что многие… были захвачены?
— Это все ложь леди Джиннет. Теперь Роримы запада объединились. — И Байклин коротко рассказал ему, что произошло за последние месяцы на юге Мингниша, не упомянув, однако, о роли Ривена во всех этих событиях. Фриний, казалось, испытал некоторое облегчение, которое тут же сменилось безудержным гневом.
— Значит, вся здешняя истерия замешана на лжи. Иной раз мне кажется, эти чистки — скорее политика, нежели что-то иное. Впрочем, теперь все — политика.
— А с чего, вообще, они начались? — спросил Ривен. Старик хотел было затянуться, но трубка потухла. Он коротко выругался.
— Ровно двадцать восемь лет тому назад в небе появились странные знамения, в горах — кровожадные хищные твари. Дети рождались у юных дев, еще не познавших мужчины. Дела у таких, как я, пошли из рук вон плохо. Что-то было такое в самом окружающем воздухе, что мешало нашему волшебству. Люди стали бояться. Нас, наделенных волшебной силой, начали избегать, опасаться и, в конце концов, ненавидеть. Многих изгнали в дикие чащи. Кого-то сожгли на кострах. Те, кто спаслись, ушли в горы, и там им пришлось остаться. Кое-кому повезло — они сумели затаиться, чтобы выжить, переждать бурю. — Губы старика сложились в подобие улыбки. — Мне удалось. О других никто больше не слышал.
Двадцать восемь лет назад. В тот год, когда родился Ривен.
— Господи! — выдохнул он.
— И вот теперь все повторилось. Среди лета настала зима. Снежные Исполины бродят ночами по нашим полям. А вина, стало быть, наша. Нечестивые наши деяния вновь навлекли беду на Мингниш, и нам надлежит понести наказание. — Голос Фриния стал хриплым от горечи. — А кое-кто из высоких господ не преминул использовать эту возможность, чтоб загрести под себя еще больше власти, пройдя по телам Горнего люда, чтобы добиться вожделенной цели.
Мингниш был реальным. Таким же реальным, как его собственный мир, а книги его — лишь отражение Мингниша, а не наоборот. Но что-то идет не так. За пределами книг и историй что-то такое происходило. Что-то странное. Открылся некий канал двусторонней связи, и на Ривена снизошло вдохновение. Из этого мира, которого сам он в глаза не видел. Но и он, в свою очередь, как-то влиял на Мингниш через события собственной жизни… и именно тут все пошло наперекосяк. Такие, как Брагад, просто не имеют права на существование в этом мире. И такие, как Джиннет. Что-то исказило характеры, которые вывел Ривен в своих книгах. Воображение Ривена заразило Мингниш, навязало ему историю, которая никак не вытекала из предыдущего. И людей — людей тоже. Темноволосая девушка, что бродит в горах босиком. Кто она? Некий образ, всплывший из глубин подсознания? Усталым жестом Ривен потер глаза. Даже если он не отыщет ответов у гномов, он теперь знает, что нужно сделать: закрыть этот двусторонний канал. Закрыть и запечатать вход. А потом наглухо запереться в своем мире. Какова бы она ни была, эта таинственная пуповина, что связала его с Мингнишем, ее надлежит перерезать.
Ривен и сам удивился той глубокой печали, которую пробудила в нем эта мысль.
На лестнице раздались шаги — вошли Финнан и Ратаган. Купец потянулся, и пальцы его уперлись в потолок.
— Мне нужно проветриться, — объявил он. — В отличие от некоторых, что уже успели подраться с наемниками и все утро спасали девиц, я тут сидел, словно узник, безвылазно… правда, в обществе очаровательной женщины, но все равно ведь сидел. Пойду прогуляюсь, понюхаю воздух, погляжу, что за бучу вы учинили там в городе, лишь только я успел вас привести.
— А стоит ли? — спросил Байклин.
— Но ведь это не я сталкивал лбами наемников, — фыркнул Финнан.
— А по-моему, хорошая мысль, — поддержал его Фриний. — Не зевай, смотри в оба и не засиживайся в кабаках. Если наши доброжелатели уже обыскивают дома тут в округе, то нам будет полезно об этом узнать.
Финнан отвесил общий поклон.
— Стало быть, до свидания. Притащу, может, чего поесть. Не все могут держаться, как Фриний, на одном коньяке да на трубочном табаке.
С тем он и ушел. Голос его раздался из прихожей, Айса с Коррари что-то ответили, а потом дверь за ним закрылась.
Время шло. Понемногу их одолела усталость. Наконец, Фриний, заметив, что гости клюют носами, отвел их наверх. Дом старика оказался на удивление просторным, имелась там и большая комната, где можно было улечься всем сразу. Они расстелили свои плащи и пледы на пыльном полу. В щелях за шкафом копошились мыши. День уже близился к вечеру, шумы города за окном стали тише. Они разожгли жаровню и расселись вокруг нее.
— Такой старый дом, — тихо проговорил Байклин, обращаясь к сгустившимся сумеркам и скребущимся мышам. — И старый город. Крепость, что на вершине холма у излучины реки, стояла уже тогда, когда Роримы в южных Долах только еще начинали подниматься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48