Хладдерин говорил, что она берет сироток на воспитание. Я отправилась в Зеленландию, поднялась на Черную Гору и подошла к жутким черным воротам. На меня принялись коситься стражники-демоны в латах, но тут в белых одеждах, прямо-таки излучая святость, вышел ученик Зеленой Ведьмы, взял у меня ребенка и пообещал, что позаботится о нем. Вот и все. Я спустилась с горы и нашла для себя убежище в Кемельдионском аббатстве. Когда все немного поутихло, я назвалась госпожой Смит и нанялась стряпать при караванах твоего кузена. Работа была знакомая, а постоянные переезды с места на место при известных обстоятельствах были мне только на руку. Я сумела выяснить, как каркатинские власти поступили с крошкой Горицвет, — очень трогательно, что они дали ей такое имечко, правда? Когда у твоего кузена уволилась сигнальщица и потребовалась новая, я посоветовала ему поискать в городе Пылающей Горы. По чистой случайности он выбрал именно Горицвет. С тех пор я за ней присматриваю в память о ее отце.
Тишину заснувшего дома нарушил звук приближающихся шагов. Дверь приоткрылась, и в кухню заглянул лорд Эрменвир. Он был необычайно бледен.
— Где бы раздобыть что-нибудь от несварения? — спросил он. — Ах, извините, кажется, я помешал серьезному разговору.
— Очень серьезному, — кивнул Смит.
— Я так и думал, что рано или поздно у вас дойдет дело до подобной беседы. — Лорд придвинул табуретку и сел за стол. — Могу ли я со всем почтением предположить, что никто не станет принимать опрометчивых решений? Даже если по какому-нибудь глупому стечению обстоятельств кому-то пришлось, ну, не знаю, совершить убийство, например. Я уверен, что в любом случае это было абсолютно оправданно… Вы себе и представить не можете, какие отвратительные инциденты случалось замалчивать моему семейству.
— Очень даже могу, — пожала плечами госпожа Смит.
Она поднялась, взяла бутылку послеобеденной горькой настойки и, добавив немного в стакан с минеральной водой, протянула «коктейль» лорду Эрменвиру. Затем снова тяжело опустилась в кресло.
— Пью за ваше несравненное здравомыслие! — провозгласил лорд Эрменвир, поднимая стакан, и залпом осушил его. — Ах, честно говоря, я обожаю вас обоих и ни за что не позволю каким-то там истине и справедливости одержать верх. Предлагаю затолкать тело ненавистного Меднореза куда-нибудь под ковер… Снова послышались шаги, и распахнулась дверь.
На пороге рука об руку стояли Горицвет и Ивострел.
Они тоже были очень бледны. И перепуганы до смерти.
— Мы… — пискнула Горицвет.
— То есть мы… — прохрипел Ивострел.
Они замолчали, тревожно оглядывая собравшихся за столом. Лорд Эрменвир разинул рот, не в силах вымолвить ни слова. Но в конце концов справился с изумлением и заверещал:
— Ты? Прах побери, Ивострел, я тоже хочу кусочек! Горицвет, любовь моя, не думай, что на нем свет клином сошелся, попробуй хоть разок сыграть в тычинки-пестики со мной!
— Нет, — отрезала Горицвет, и Ивострел обнял ее за плечи. — Я его люблю. Я… я не знаю, как это получилось. Получилось — и все!
— Я не знаю, как это получилось, — эхом повторил Ивострел. — Получилось — и все. Как молния, сорвавшаяся с небес.
— Как огромный корабль появившийся из тумана! — добавила Горицвет.
— Мы ничего не могли поделать, — взволнованно объяснял Ивострел. — У меня долг… обеты… и я всегда думал, что в моей жизни не будет иной любви, кроме любви священной, и вот…
— А я вообще не хотела никого любить! — всхлипнула Горицвет. — И вдруг все так перевернулось!
Госпожа Смит покачала головой.
— И вы оба кажетесь такими несчастными, — мягко проговорил лорд Эрменвир. — Детки, не стоит расстраиваться из-за пустяков! Не забывайте, что сейчас Фестиваль! Это всего лишь минутное помешательство, иллюзия, мечта! Завтра тихо-спокойно разбежитесь без всяких сожалений! А не завтра — так послезавтра, через неделю… Поверьте мне, милые вы мои, пройдет!
— Нет. — Голос Ивострела дрогнул. — Это никогда не пройдет. Я не стану кощунствовать перед ликом Любви. — Доктор повернулся к госпоже Смит: — Я видел сон, моя госпожа. Будто я младенец, спрятанный в кустах. Рядом со мной лежало другое дитя — крошечное и одинокое. Я знал, что она сирота, что она несчастна, и мечтал обнять и защитить ее. Проснувшись, я отправился к Милосердной и спросил у Нее, что значит мой сон. И Она ответила, что мне надлежит вернуться к истокам своей жизни. — Он неловко шагнул к госпоже Смит, держа Горицвет за руку, и опустился на колени. — Госпожа, я хочу взять Тибу в жены. Благословите нас.
Он протянул руку и коснулся ее лица. Госпожа Смит вздрогнула. По щеке ее покатилась слеза.
— Ну вот, вы это сделали, — хрипло пробормотала она. — И попались. — Она поднялась с кресла и взяла Ивострела за руку.
— Жениться?! — завопил лорд Эрменвир. — Вы что, с ума сошли? Взгляните, что вы за парочка! Вы хоть подумали, как будете жить в этом мире? Уж я-то достаточно могу порассказать про смешанные браки! Вы и представить себе не можете, каково это — быть сыном моих мамочки и папочки!
Ивострел пропустил мимо ушей эту страстную тираду.
— Я никогда не потревожил бы вас, — сказал он госпоже Смит. — Но ходили слухи, что некий человек, словно шакал, охотится на последователей Осиянного. И я понял, что он станет разыскивать мою мать. Милосердная попросила меня отправиться в этот город вместе с Ее сыном. Я собирался предупредить вас. Но потом того человека убили, а я увидел Тибу и почувствовал, что знал ее всю жизнь.
— Это не настоящее имя, — проговорила госпожа Смит. — На самом деле ее зовут Калья.
— Правда?! — заверещала Горицвет. — Здорово! Имя Тиба мне никогда не нравилось!
— Но называться настоящим именем для тебя опасно, детка, — печально отозвалась госпожа Смит. — Даже после стольких лет. Да и как вы собираете жить? — Повариха в отчаянии переводила взгляд Горицвет на Ивострела. — Откроете лавку в зеленом квартале? Думаете, вам там будут рады?
— Зачем? — удивилась Горицвет. — Я по-прежнему буду здесь посыльной. А он… — Она с умоляющим видом обернулась к Смиту: — Послушайте, а что если у нас при гостинице будет свой врач? Мой приятель Рудолом из «Бриза» говорит, что в шикарных заведениях принято держать собственного врача, как в водолечебнице. А богатые любят ходить к… к докторам-йендри, потому что там всякая экзотика, мистическая мудрость и вообще! Пусть учит их медитации. Или еще чему-нибудь. Ну пожалуйста!
— Можно попробовать, — согласился Смит.
— Безумие, — проворчал лорд Эрменвир. — Чистой воды безумие.
— Вовсе нет! — набросилась на него Горицвет. — Если мы будем вместе, нам ничего больше не надо!
— Вы не ведаете, что творите, — печально произнесла госпожа Смит. — Оба. Вы себе не представляете, как это будет трудно. Но теперь уже ничего не поделаешь. Ладно, благословляю. И желаю удачи. Она вам понадобится…
— А почему никто не попросил моего благословения?! — возмутился лорд Эрменвир. — Или хотя бы разрешения!
Ивострел поднялся с колен и посмотрел на него:
— Мой господин, ваша Матушка…
— Знаю-знаю. Это ее работа. Посылая тебя сюда, а прекрасно понимала, чем все это закончится, — устало отмахнулся лорд Эрменвир. — Вечно вмешивается в чужие жизни, насаждает любовь, радость и духовность. Меня, как всегда, забыли предупредить и действительно, с чего бы ей думать обо мне? Я же всего лишь маленький, жалкий Эрменвир, единственное живое существо во всем Салеше, которое за весь Фестиваль ни разу не предавалось любовным утехам!
— Но это не совсем правда… — робко возразил Смит.
— Не стоит меня утешать! Ладно, Ивострел, я официально освобождаю тебя от служения моей особе. Ступай исцелять и ублажать невежд, которые, едва взглянув, забросают тебя камнями… Тебе придется зарегистрироваться в качестве постоянного жителя Салеша и принести городским властям клятву не отравлять колодцы и не совращать чужих жен. А как только возникнет опасность межрасового конфликта, ты со всех ног прибежишь обратно на Гору, если, конечно, бегаешь достаточно быстро.
— Любому, кто захочет его обидеть, придется сначала убить меня!! ! — воскликнула Горицвет, крепко обнимая Ивострела.
— Ясно, — убитым голосом отозвался лорд Эрменвир. — В таком случае, похоже, у меня нет ни малейшей надежды по-быстрому перепихнуться с тобой до свадьбы? Ну, сама знаешь, право первой ночи, да и тебе перед тем, как покупать товар, стоит как следует осмотреться!
— Размечтались! — фыркнула Горицвет.
— Что ж, ты никогда не узнаешь, что потеряла, — пробурчал лорд Эрменвир. — Ладно, ступайте в постельку. Меня уже тошнит от этой вашей верности.
— Мой господин… — Ивострел низко поклонился. Затем повернулся к госпоже Смит и поцеловал ей руку: — Госпожа…
— Идите, — отозвалась она.
Доктор снова схватил Горицвет за руку, и они убежали. Радостное щебетание девушки постепенно стихало вдали:
— …кровать, конечно, узкая, но это ничего, можно совсем ее вынести и спать на полу!
— Смит, что с ними станется? — убивалась госпожа Смит. — Редиске и той боги дали мозгов больше, чем этому ребенку!
— Ну, мы же будем за ними присматривать, — попытался успокоить ее Смит. — К тому же Горицвет гораздо смышленее, чем вы думаете.
— Вся в папочку — тот еще был кретин! — всхлипнула госпожа Смит.
За этим высказыванием последовала долгая пауза, во время которой из коридора снова донесся звук приближающихся шагов. Несколько нетвердых.
Дверь приоткрылась, и в кухню заглянул ухмыляющийся лорд Эйрдвэй. Его кружевное жабо было испачкано запекшейся кровью.
— Должен сказать, ты пропускаешь отличную пирушку, — сообщил он брату. — А знаешь, у тебя в ванной был еще один труп!
Смит со стоном схватился за голову.
— Эйрдвэй, это был очень нужный труп! — вскочил лорд Эрменвир.
— У-уй… — Лорд Эйрдвэй перевел взгляд на Смита и госпожу Смит: — Извините.
— Не беспокойтесь, — сказал лорд Эрменвир, — ради вас он все уладит. Правда, Тысячеликий-придурковатый?
— Заткнулся бы ты, — поморщился его брат и, взглянув на Смита, спросил: — А что я могу сделать?
После Фестиваля в Салеше тихо-тихо.
Смеющаяся Юность больше не смеется и шаркает прочь, жалея, что у нее слишком яркие золотистые сандалии. Что делает Старость — лучше не спрашивать: очень уж страшно.
Поперек, представитель городской власти, провел большую часть последних двух дней в темной кабинке клуба «Черный занавес» и потому, топая по Главной улице в сторону гостиницы «Панорама», щурился от мучительно яркого солнечного света. На его форме остались те же складочки и морщинки, которые были на ней до того, как Поперек, простившись со Смитом, скинул одежду. Голова невыносимо гудела, и больше всего на свете хотелось оказаться дома, в постели, но представителя городской власти подстегивали соображения долга и сознание того, что трупы не могут храниться вечно, и чем хуже их состояние к моменту официальной регистрации смерти, тем больше возникает вопросов.
Так что, добравшись до парадного входа «Панорамы», Поперек уже прикидывал, каково в обхвате тело Меднореза относительно той славной водосточной трубы и сколько можно состричь со Смита за разрешение спустить труп через трубу и забыть о нем навсегда.
Когда глаза Поперека привыкли к приятному полумраку холла, он разглядел Смита — тот сидел за стойкой регистрации, потягивая чаек из кружки. Вид у Смита был усталый, но чувствовал он себя, несомненно, гораздо лучше, чем представитель городской власти.
— Доброе утро, господин Поперек, — приветствовал его Смит оскорбительно безмятежным тоном.
— Доброе утро, Смит, — отозвался Поперек. — Давайте-ка сразу перейдем к делу. Что вам удалось выяснить?
— Полнейшая, знаете ли, неожиданность… — начал Смит, и тут в холле появился Шарплин Меднорез.
— А, вы, наверное, представитель городской власти, — догадался он. — Здравствуйте. Мне неловко, что я учинил такой переполох. Сам виноват — не предупредил, что у меня бывают приступы кататонии. Отчего — не знаю, но вот на тебе: сижу в роскошном номере, любуюсь закатом, и вдруг — бац! Очнулся в бадье со льдом в кладовке этого доброго человека. Очень нехорошо получилось.
Поперек заморгал:
— Приступ кататонии?
— Угу. — Меднорез прислонился к стойке и, сцепив руки, принялся вращать большими пальцами. Он поднял на Поперека пустой, словно у попугая, взгляд. — Трах-бабах — и нет меня.
— Но… — Поперек оставался представителем власти даже в затруднительном положении. — Но в таком случае почему вы оставили записку?
— Записку? Какую записку?
— Записку, которую вы написали как раз перед приступом, — бросился ему на помощь Смит. — Вы же помните, что сидели за письменным столом? В записке было что-то вроде «Меня убили, отомстите».
— Ах это! — воскликнул Меднорез. — Так я же писатель, и как раз за едой меня осенила блестящая мысль, вот я и решил записать ее, не откладывая. Вы все перепутали. В записке было имя одного моего друга. Биля Отомстита.
— Из Дома Отомститов в городе Пылающей Горы? — нашелся Смит.
— Вот-вот! Они, знаете ли, не очень знамениты, ведут замкнутый образ жизни. Я и подумал: должно быть, им есть что скрывать. — Меднорез подмигнул, войдя в роль. — И решил навестить старину Биля, чтобы порыться в грязном белье, ха-ха!
Поперек, так и не оправившись от потрясения, изумленно уставился на него.
— Думаю, вам не помешает немного выпить, господин Поперек, — посоветовал Смит, отставляя в сторону свою кружку с чаем и выбираясь из-за стойки. — В баре очень приятно — прохлада и полумрак.
«А пропади все пропадом!» — подумал Поперек.
— Пожалуй, — согласился он и вслед за Смитом направился в бар. Однако, сделав несколько шагов, бросил Меднорезу: — Знаете, милейший господин, может быть, вам стоит потратиться на специальную татуировку с медицинским предостережением — такие иногда делают. А то в следующий раз как бы вам раньше срока не угодить на погребальный костер!
— Думаю, что так и поступлю, — отозвался Меднорез, тоже направляясь в сторону бара. — Прекрасная идея! Вы же сами понимаете: на мою жизнь постоянно покушаются, поскольку у многих есть причины меня ненавидеть, так что легко можно ошибиться и решить, будто…
— Эй, Меднорез! — откуда-то, подкручивая усики, вынырнул крошечный угрюмый человечек. — Мы же договаривались о встрече. Я намеревался сообщить вам уйму феерически пикантных подробностей о жизни моего покойного папеньки. Помните?
— Ох, и правда! — воскликнул Меднорез, а человечек схватил его за локоть и потащил прочь из бара. — Какой же я забывчивый! Но, знаете ли, после приступа кататонии остается этакая несобранность… Приятно было познакомиться, господин Поперек!
— Ну вот, ты получил положительное заключение санитарно-технической инспекции, а Тысячеликий преспокойно едет домой, — удовлетворенно заключил лорд Эрменвир, выдыхая зеленый дым.
Он сидел за лучшим столиком на террасе в компании Смита и госпожи Смит, любуясь тем, как на сумеречном небе загораются первые звездочки. Тигель и Винт, ходячее воплощение земного, сновали между столиками, зажигая светильники и включая масляные обогреватели.
— А я думал, что ему нельзя появляться дома до тех пор, пока он не соберет денег, чтобы расплатиться с вашим батюшкой, — заметил Смит, поспешно отклоняясь в сторону, когда телохранители лорда Эрменвира стали благоговейно опускаться на колени.
Лорд Эрменвир хихикнул:
— Он, конечно, уже собирался вступить в подростковую банду «Наша улица», да только выяснилось, что нужды в этом нет. Наш неоплаканный покойник, господин Меднорез, оказывается, носил при себе записную книжку с некоторыми сведениями частного характера. У него в Первом банке Пылающей Горы деньжат больше, чем у диктатора Фрескина! Эйрдвэй страшно нравится сидеть в шкуре прославленного сплетника, и он намеревается еще немного поиграть в Меднореза.
— А это не опасно? — спросила госпожа Смит. — Учитывая то, сколько у господина Меднореза врагов…
— Может, и да, — ответил лорд Эрменвир. — Если у моего братца есть хоть капля здравого смысла, он как можно скорее, пока никто не догадался, что он не настоящий Меднорез, запустит лапы в банк, расплатится с папочкой, а остальное пустит по ветру. Так я ему советовал. Послушается ли он? Или через полгода я наткнусь на него в какой-нибудь забегаловке, где, размалеванный и оборванный, бедняга будет тщетно пытаться привлечь внимание потенциальных клиентов… Можно только надеяться на лучшее. — Он снова выпустил облачко дыма и блаженно уставился на него, словно узрев картины грядущего падения брата.
— В детстве вы, должно быть, были сущим кошмаром, — покачала головой повариха.
— Не то слово, дорогая госпожа Смит.
— Послушайте, мой господин, а его светлость ваш брат вымыл ванную перед отъездом? — осторожно поинтересовался Смит.
— Конечно нет, — отозвался лорд Эрменвир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Тишину заснувшего дома нарушил звук приближающихся шагов. Дверь приоткрылась, и в кухню заглянул лорд Эрменвир. Он был необычайно бледен.
— Где бы раздобыть что-нибудь от несварения? — спросил он. — Ах, извините, кажется, я помешал серьезному разговору.
— Очень серьезному, — кивнул Смит.
— Я так и думал, что рано или поздно у вас дойдет дело до подобной беседы. — Лорд придвинул табуретку и сел за стол. — Могу ли я со всем почтением предположить, что никто не станет принимать опрометчивых решений? Даже если по какому-нибудь глупому стечению обстоятельств кому-то пришлось, ну, не знаю, совершить убийство, например. Я уверен, что в любом случае это было абсолютно оправданно… Вы себе и представить не можете, какие отвратительные инциденты случалось замалчивать моему семейству.
— Очень даже могу, — пожала плечами госпожа Смит.
Она поднялась, взяла бутылку послеобеденной горькой настойки и, добавив немного в стакан с минеральной водой, протянула «коктейль» лорду Эрменвиру. Затем снова тяжело опустилась в кресло.
— Пью за ваше несравненное здравомыслие! — провозгласил лорд Эрменвир, поднимая стакан, и залпом осушил его. — Ах, честно говоря, я обожаю вас обоих и ни за что не позволю каким-то там истине и справедливости одержать верх. Предлагаю затолкать тело ненавистного Меднореза куда-нибудь под ковер… Снова послышались шаги, и распахнулась дверь.
На пороге рука об руку стояли Горицвет и Ивострел.
Они тоже были очень бледны. И перепуганы до смерти.
— Мы… — пискнула Горицвет.
— То есть мы… — прохрипел Ивострел.
Они замолчали, тревожно оглядывая собравшихся за столом. Лорд Эрменвир разинул рот, не в силах вымолвить ни слова. Но в конце концов справился с изумлением и заверещал:
— Ты? Прах побери, Ивострел, я тоже хочу кусочек! Горицвет, любовь моя, не думай, что на нем свет клином сошелся, попробуй хоть разок сыграть в тычинки-пестики со мной!
— Нет, — отрезала Горицвет, и Ивострел обнял ее за плечи. — Я его люблю. Я… я не знаю, как это получилось. Получилось — и все!
— Я не знаю, как это получилось, — эхом повторил Ивострел. — Получилось — и все. Как молния, сорвавшаяся с небес.
— Как огромный корабль появившийся из тумана! — добавила Горицвет.
— Мы ничего не могли поделать, — взволнованно объяснял Ивострел. — У меня долг… обеты… и я всегда думал, что в моей жизни не будет иной любви, кроме любви священной, и вот…
— А я вообще не хотела никого любить! — всхлипнула Горицвет. — И вдруг все так перевернулось!
Госпожа Смит покачала головой.
— И вы оба кажетесь такими несчастными, — мягко проговорил лорд Эрменвир. — Детки, не стоит расстраиваться из-за пустяков! Не забывайте, что сейчас Фестиваль! Это всего лишь минутное помешательство, иллюзия, мечта! Завтра тихо-спокойно разбежитесь без всяких сожалений! А не завтра — так послезавтра, через неделю… Поверьте мне, милые вы мои, пройдет!
— Нет. — Голос Ивострела дрогнул. — Это никогда не пройдет. Я не стану кощунствовать перед ликом Любви. — Доктор повернулся к госпоже Смит: — Я видел сон, моя госпожа. Будто я младенец, спрятанный в кустах. Рядом со мной лежало другое дитя — крошечное и одинокое. Я знал, что она сирота, что она несчастна, и мечтал обнять и защитить ее. Проснувшись, я отправился к Милосердной и спросил у Нее, что значит мой сон. И Она ответила, что мне надлежит вернуться к истокам своей жизни. — Он неловко шагнул к госпоже Смит, держа Горицвет за руку, и опустился на колени. — Госпожа, я хочу взять Тибу в жены. Благословите нас.
Он протянул руку и коснулся ее лица. Госпожа Смит вздрогнула. По щеке ее покатилась слеза.
— Ну вот, вы это сделали, — хрипло пробормотала она. — И попались. — Она поднялась с кресла и взяла Ивострела за руку.
— Жениться?! — завопил лорд Эрменвир. — Вы что, с ума сошли? Взгляните, что вы за парочка! Вы хоть подумали, как будете жить в этом мире? Уж я-то достаточно могу порассказать про смешанные браки! Вы и представить себе не можете, каково это — быть сыном моих мамочки и папочки!
Ивострел пропустил мимо ушей эту страстную тираду.
— Я никогда не потревожил бы вас, — сказал он госпоже Смит. — Но ходили слухи, что некий человек, словно шакал, охотится на последователей Осиянного. И я понял, что он станет разыскивать мою мать. Милосердная попросила меня отправиться в этот город вместе с Ее сыном. Я собирался предупредить вас. Но потом того человека убили, а я увидел Тибу и почувствовал, что знал ее всю жизнь.
— Это не настоящее имя, — проговорила госпожа Смит. — На самом деле ее зовут Калья.
— Правда?! — заверещала Горицвет. — Здорово! Имя Тиба мне никогда не нравилось!
— Но называться настоящим именем для тебя опасно, детка, — печально отозвалась госпожа Смит. — Даже после стольких лет. Да и как вы собираете жить? — Повариха в отчаянии переводила взгляд Горицвет на Ивострела. — Откроете лавку в зеленом квартале? Думаете, вам там будут рады?
— Зачем? — удивилась Горицвет. — Я по-прежнему буду здесь посыльной. А он… — Она с умоляющим видом обернулась к Смиту: — Послушайте, а что если у нас при гостинице будет свой врач? Мой приятель Рудолом из «Бриза» говорит, что в шикарных заведениях принято держать собственного врача, как в водолечебнице. А богатые любят ходить к… к докторам-йендри, потому что там всякая экзотика, мистическая мудрость и вообще! Пусть учит их медитации. Или еще чему-нибудь. Ну пожалуйста!
— Можно попробовать, — согласился Смит.
— Безумие, — проворчал лорд Эрменвир. — Чистой воды безумие.
— Вовсе нет! — набросилась на него Горицвет. — Если мы будем вместе, нам ничего больше не надо!
— Вы не ведаете, что творите, — печально произнесла госпожа Смит. — Оба. Вы себе не представляете, как это будет трудно. Но теперь уже ничего не поделаешь. Ладно, благословляю. И желаю удачи. Она вам понадобится…
— А почему никто не попросил моего благословения?! — возмутился лорд Эрменвир. — Или хотя бы разрешения!
Ивострел поднялся с колен и посмотрел на него:
— Мой господин, ваша Матушка…
— Знаю-знаю. Это ее работа. Посылая тебя сюда, а прекрасно понимала, чем все это закончится, — устало отмахнулся лорд Эрменвир. — Вечно вмешивается в чужие жизни, насаждает любовь, радость и духовность. Меня, как всегда, забыли предупредить и действительно, с чего бы ей думать обо мне? Я же всего лишь маленький, жалкий Эрменвир, единственное живое существо во всем Салеше, которое за весь Фестиваль ни разу не предавалось любовным утехам!
— Но это не совсем правда… — робко возразил Смит.
— Не стоит меня утешать! Ладно, Ивострел, я официально освобождаю тебя от служения моей особе. Ступай исцелять и ублажать невежд, которые, едва взглянув, забросают тебя камнями… Тебе придется зарегистрироваться в качестве постоянного жителя Салеша и принести городским властям клятву не отравлять колодцы и не совращать чужих жен. А как только возникнет опасность межрасового конфликта, ты со всех ног прибежишь обратно на Гору, если, конечно, бегаешь достаточно быстро.
— Любому, кто захочет его обидеть, придется сначала убить меня!! ! — воскликнула Горицвет, крепко обнимая Ивострела.
— Ясно, — убитым голосом отозвался лорд Эрменвир. — В таком случае, похоже, у меня нет ни малейшей надежды по-быстрому перепихнуться с тобой до свадьбы? Ну, сама знаешь, право первой ночи, да и тебе перед тем, как покупать товар, стоит как следует осмотреться!
— Размечтались! — фыркнула Горицвет.
— Что ж, ты никогда не узнаешь, что потеряла, — пробурчал лорд Эрменвир. — Ладно, ступайте в постельку. Меня уже тошнит от этой вашей верности.
— Мой господин… — Ивострел низко поклонился. Затем повернулся к госпоже Смит и поцеловал ей руку: — Госпожа…
— Идите, — отозвалась она.
Доктор снова схватил Горицвет за руку, и они убежали. Радостное щебетание девушки постепенно стихало вдали:
— …кровать, конечно, узкая, но это ничего, можно совсем ее вынести и спать на полу!
— Смит, что с ними станется? — убивалась госпожа Смит. — Редиске и той боги дали мозгов больше, чем этому ребенку!
— Ну, мы же будем за ними присматривать, — попытался успокоить ее Смит. — К тому же Горицвет гораздо смышленее, чем вы думаете.
— Вся в папочку — тот еще был кретин! — всхлипнула госпожа Смит.
За этим высказыванием последовала долгая пауза, во время которой из коридора снова донесся звук приближающихся шагов. Несколько нетвердых.
Дверь приоткрылась, и в кухню заглянул ухмыляющийся лорд Эйрдвэй. Его кружевное жабо было испачкано запекшейся кровью.
— Должен сказать, ты пропускаешь отличную пирушку, — сообщил он брату. — А знаешь, у тебя в ванной был еще один труп!
Смит со стоном схватился за голову.
— Эйрдвэй, это был очень нужный труп! — вскочил лорд Эрменвир.
— У-уй… — Лорд Эйрдвэй перевел взгляд на Смита и госпожу Смит: — Извините.
— Не беспокойтесь, — сказал лорд Эрменвир, — ради вас он все уладит. Правда, Тысячеликий-придурковатый?
— Заткнулся бы ты, — поморщился его брат и, взглянув на Смита, спросил: — А что я могу сделать?
После Фестиваля в Салеше тихо-тихо.
Смеющаяся Юность больше не смеется и шаркает прочь, жалея, что у нее слишком яркие золотистые сандалии. Что делает Старость — лучше не спрашивать: очень уж страшно.
Поперек, представитель городской власти, провел большую часть последних двух дней в темной кабинке клуба «Черный занавес» и потому, топая по Главной улице в сторону гостиницы «Панорама», щурился от мучительно яркого солнечного света. На его форме остались те же складочки и морщинки, которые были на ней до того, как Поперек, простившись со Смитом, скинул одежду. Голова невыносимо гудела, и больше всего на свете хотелось оказаться дома, в постели, но представителя городской власти подстегивали соображения долга и сознание того, что трупы не могут храниться вечно, и чем хуже их состояние к моменту официальной регистрации смерти, тем больше возникает вопросов.
Так что, добравшись до парадного входа «Панорамы», Поперек уже прикидывал, каково в обхвате тело Меднореза относительно той славной водосточной трубы и сколько можно состричь со Смита за разрешение спустить труп через трубу и забыть о нем навсегда.
Когда глаза Поперека привыкли к приятному полумраку холла, он разглядел Смита — тот сидел за стойкой регистрации, потягивая чаек из кружки. Вид у Смита был усталый, но чувствовал он себя, несомненно, гораздо лучше, чем представитель городской власти.
— Доброе утро, господин Поперек, — приветствовал его Смит оскорбительно безмятежным тоном.
— Доброе утро, Смит, — отозвался Поперек. — Давайте-ка сразу перейдем к делу. Что вам удалось выяснить?
— Полнейшая, знаете ли, неожиданность… — начал Смит, и тут в холле появился Шарплин Меднорез.
— А, вы, наверное, представитель городской власти, — догадался он. — Здравствуйте. Мне неловко, что я учинил такой переполох. Сам виноват — не предупредил, что у меня бывают приступы кататонии. Отчего — не знаю, но вот на тебе: сижу в роскошном номере, любуюсь закатом, и вдруг — бац! Очнулся в бадье со льдом в кладовке этого доброго человека. Очень нехорошо получилось.
Поперек заморгал:
— Приступ кататонии?
— Угу. — Меднорез прислонился к стойке и, сцепив руки, принялся вращать большими пальцами. Он поднял на Поперека пустой, словно у попугая, взгляд. — Трах-бабах — и нет меня.
— Но… — Поперек оставался представителем власти даже в затруднительном положении. — Но в таком случае почему вы оставили записку?
— Записку? Какую записку?
— Записку, которую вы написали как раз перед приступом, — бросился ему на помощь Смит. — Вы же помните, что сидели за письменным столом? В записке было что-то вроде «Меня убили, отомстите».
— Ах это! — воскликнул Меднорез. — Так я же писатель, и как раз за едой меня осенила блестящая мысль, вот я и решил записать ее, не откладывая. Вы все перепутали. В записке было имя одного моего друга. Биля Отомстита.
— Из Дома Отомститов в городе Пылающей Горы? — нашелся Смит.
— Вот-вот! Они, знаете ли, не очень знамениты, ведут замкнутый образ жизни. Я и подумал: должно быть, им есть что скрывать. — Меднорез подмигнул, войдя в роль. — И решил навестить старину Биля, чтобы порыться в грязном белье, ха-ха!
Поперек, так и не оправившись от потрясения, изумленно уставился на него.
— Думаю, вам не помешает немного выпить, господин Поперек, — посоветовал Смит, отставляя в сторону свою кружку с чаем и выбираясь из-за стойки. — В баре очень приятно — прохлада и полумрак.
«А пропади все пропадом!» — подумал Поперек.
— Пожалуй, — согласился он и вслед за Смитом направился в бар. Однако, сделав несколько шагов, бросил Меднорезу: — Знаете, милейший господин, может быть, вам стоит потратиться на специальную татуировку с медицинским предостережением — такие иногда делают. А то в следующий раз как бы вам раньше срока не угодить на погребальный костер!
— Думаю, что так и поступлю, — отозвался Меднорез, тоже направляясь в сторону бара. — Прекрасная идея! Вы же сами понимаете: на мою жизнь постоянно покушаются, поскольку у многих есть причины меня ненавидеть, так что легко можно ошибиться и решить, будто…
— Эй, Меднорез! — откуда-то, подкручивая усики, вынырнул крошечный угрюмый человечек. — Мы же договаривались о встрече. Я намеревался сообщить вам уйму феерически пикантных подробностей о жизни моего покойного папеньки. Помните?
— Ох, и правда! — воскликнул Меднорез, а человечек схватил его за локоть и потащил прочь из бара. — Какой же я забывчивый! Но, знаете ли, после приступа кататонии остается этакая несобранность… Приятно было познакомиться, господин Поперек!
— Ну вот, ты получил положительное заключение санитарно-технической инспекции, а Тысячеликий преспокойно едет домой, — удовлетворенно заключил лорд Эрменвир, выдыхая зеленый дым.
Он сидел за лучшим столиком на террасе в компании Смита и госпожи Смит, любуясь тем, как на сумеречном небе загораются первые звездочки. Тигель и Винт, ходячее воплощение земного, сновали между столиками, зажигая светильники и включая масляные обогреватели.
— А я думал, что ему нельзя появляться дома до тех пор, пока он не соберет денег, чтобы расплатиться с вашим батюшкой, — заметил Смит, поспешно отклоняясь в сторону, когда телохранители лорда Эрменвира стали благоговейно опускаться на колени.
Лорд Эрменвир хихикнул:
— Он, конечно, уже собирался вступить в подростковую банду «Наша улица», да только выяснилось, что нужды в этом нет. Наш неоплаканный покойник, господин Меднорез, оказывается, носил при себе записную книжку с некоторыми сведениями частного характера. У него в Первом банке Пылающей Горы деньжат больше, чем у диктатора Фрескина! Эйрдвэй страшно нравится сидеть в шкуре прославленного сплетника, и он намеревается еще немного поиграть в Меднореза.
— А это не опасно? — спросила госпожа Смит. — Учитывая то, сколько у господина Меднореза врагов…
— Может, и да, — ответил лорд Эрменвир. — Если у моего братца есть хоть капля здравого смысла, он как можно скорее, пока никто не догадался, что он не настоящий Меднорез, запустит лапы в банк, расплатится с папочкой, а остальное пустит по ветру. Так я ему советовал. Послушается ли он? Или через полгода я наткнусь на него в какой-нибудь забегаловке, где, размалеванный и оборванный, бедняга будет тщетно пытаться привлечь внимание потенциальных клиентов… Можно только надеяться на лучшее. — Он снова выпустил облачко дыма и блаженно уставился на него, словно узрев картины грядущего падения брата.
— В детстве вы, должно быть, были сущим кошмаром, — покачала головой повариха.
— Не то слово, дорогая госпожа Смит.
— Послушайте, мой господин, а его светлость ваш брат вымыл ванную перед отъездом? — осторожно поинтересовался Смит.
— Конечно нет, — отозвался лорд Эрменвир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36