Гримниру было проще, этот гигант ударом укладывал сразу двоих. Его длинный, тяжелый боевой топор с двумя массивными лезвиями крушил все подряд — щиты, клинки, шлемы, головы, грудные клетки, руки, ноги. К нему уже подбирались с опаской, ждали лучников. У Тирульфа даже мелькнула мысль, что он видит перед собой берсерка. До сих пор ему не доводилось наблюдать в бою этих исступленных жаждой крови воинов. Зрелище впечатляло. Тирульф решил, что с подобным храбрецом и стрелы ничего поделать не смогут. Они просто станут отскакивать от его широкой груди.
Когда несколько человек из подручных Ковны бросились в лес, чтобы догнать Песнь Крови и Ялну, рыжебородый великан в момент догнал их и буквально разделал на части, причем руки, ноги отлетели настолько далеко, что это послужило убедительным уроком для всех остальных. Тирульф был опытный воин и сразу сообразил, что чем ближе он будет держаться к рыжебородому, тем больше шансов уцелеть в этой кровавой круговерти. Так, шаг за шагом два воина отступали к опушке леса, старались держаться спина к спине. В тот момент, когда кто-то из нападавших наконец приволок арбалет, из лесу донесся нараставший громоподобный топот.
Тирульф обернулся, увидел Песнь Крови, восседавшую на исполинском черном жеребце, в руке воительницы блистало лезвие меча.
Могучий конь, словно соломинки, крушил и топтал людей Ковны. Тех, кто успевал отскочить, доставал меч Песни Крови. Он то и дело взлетал над ее головой и тут же со свистом рушился вниз. Солдаты принялись разбегаться, их вопли резко остудили пыл тех, кто под командой сотника Стирки спешил им на помощь из лагеря.
Гримнир, увидев эту картину, улыбнулся.
— Теперь ваша очередь отступать! — крикнула Песнь Крови.
Воины не стали долго ждать и бросились к спасительной опушке. Как только они нырнули во тьму, воительница развернула жеребца и помчалась за ними. При этом она тоже засмеялась.
Глава двенадцатая. КАМЕНЬ С МАЛИНОВЫМИ ПРОЖИЛКАМИ
Недолго смеялась Песнь Крови. Сражение закончилось, ей невероятно повезло. Кто бы мог подумать, что удастся вновь избежать мучительной смерти на вершине холма! Но радость, головокружение от одной только мысли, что она жива — вопреки всему, назло врагам, жива! — оказалась мимолетной. Очень скоро другие тяжелые, гнетущие думы начали терзать ее. Ужас прошедшего дня теперь отлился в ясно осознанное чувство непрощаемой вины. В ушах стояли крики умиравших стариков, плач детей, мольбы девушек и женщин. Все, чему воительница посвятила долгие годы, во что вложила столько сил, было предано огню. Тяжелым камнем на душе лежало осознание того, что и Гутрун оказалась в плену у безжалостной Тёкк. И останки ее сына, с которыми эта ведьма намеревалась поступить так жестоко и бесчеловечно.
«Все, хватит. — Песнь Крови взяла себя в руки, заставила отвлечься. — Слезами горю не поможешь. Надо действовать, попытаться найти способ вырвать Гутрун из лап Тёкк и Хель. Пока еще не все потеряно».
Огромная и яркая луна встала над лесом. Каждая сосна осветилась, обернувшись устремленной к темному небу колдовской башней. Звезды едва просматривались в вышине. Песнь Крови чуть осадила жеребца, переведя его на легкую рысцу. Затем оглянулась, попыталась отыскать вдали огни лагеря Ковны, но ничего не увидела. Позади вообще было тихо, ни огней, ни шума погони. Лес полнился естественными, живыми и знакомыми звуками. То треснет сухая ветка, то филин забьет крыльями. Ветерок шевельнет сосновую лапу, пискнет мышка, даст деру заяц. Вспомнился Ковна — ранила ли она его или только сбила шлем?
— Песнь Крови, — раздался вдруг приглушенный оклик.
Воительница узнала голос Ялны, повернув в сторону звука. Скоро в лунном свете между деревьев различила подругу, ступавшую бесшумно, как учила ее наставница. Песнь Крови слезла с коня. Голые ступни коснулись острых выступов камня, женщина ойкнула, недобрым словом помянула злые силы, подняв ногу, погладила ступню. Прежняя ловкость в полной мере вернулась к ней, но у нее отсутствовали сапоги, доспехи и оружие. Она с той же настороженностью, что и ранее, бросила взгляд в сторону лагеря. Из-за стволов показались Гримнир и Тирульф. Удивительно, но Гримнир вел в поводу двух лошадей. Приблизившись, он передал поводья Песни Крови.
— Это мой подарок, — объяснил Гримнир. — Для тебя и для Гутрун. Блудхуф их отец. Из них могут получиться отличные боевые кони. Я назвал их Свободное Копыто и Инеистое Копыто. Последний — твой.
— Гримнир… Я… так благодарна тебе. Такие кони, а в придачу еще и жизнь… Слов не нахожу.
Великан рассмеялся:
— Ты никогда не отличалась красноречием.
— Беда, Гримнир. Гутрун в плену в замке Тёкк, там же и Хальд, — объяснила Песнь Крови.
Она еще раз глянула в сторону лагеря Ковны, погони не было.
Гримнир тем временем подошел к своему жеребцу, открыл один из подсумков, притороченных позади седла, вытащил оттуда скатанный плащ. Развернул и накинул на плечи воительницы.
— Еще один подарок, — улыбнулся он.
Песнь Крови крепко, от души пожала его руку.
— Пока мы не раздобудем еще одну лошадь, я поеду сзади тебя на твоем коне.
Наконец группа всадников тронулась в путь. Лунный свет освещал им дорогу.
— Я видел, как кровь брызнула из-под шлема Ковны, — завел разговор Тирульф. — Если будет на то воля Одина, ему конец.
— Как тебя зовут, воин? — спросила Песнь Крови.
— Тирульф.
— Благодарю, ты помог мне.
Тут Ялна не удержалась, ядовито заметила:
— Он из прихвостней Ковны.
Воительница не смогла скрыть любопытства:
— Что же заставило тебя изменить ему?
— Ялна, — с нескрываемой тоской ответил воин. — Меня послали убить лазутчицу, выявленную Тёкк. Не знаю, как служительница Хель ее обнаружила, только когда подъехал, сразу догадался, что это Ялна. Я считал, она погибла.
— Он был солдатом в Ностранде, — Ялна вновь вмешалась в разговор. — С той поры и преследует меня.
— А-а, так вы старые друзья, — кивнула Песнь Крови.
— Еще чего! — бурно возразила девушка. — Какая между нами дружба! Пристал он ко мне, не знаю теперь, как от него избавиться.
— Она всегда так. — Тирульф показал на Ялну. — Думает одно, а говорит другое, но ни за что не признается.
Девушка промолчала, и воительница почувствовала, что этой перепалке уже не хватает остроты. Когда это Ялна оставляла за другим последнее слово? Не стоило говорить, какой гнев или сколько подозрений мог вызывать у нее этот светлобородый мужчина. Дала бы она ему спуску? Теперь же нечего попусту тратить слова. Тирульф доказал свою преданность в бою, так что надо отбросить недоверие.
— Послушай, — обратилась к нему воительница, — если боги наконец наказали Ковну, если он тяжело ранен, кто может возглавить войско?
— Есть такой. Его зовут Стирки. В его преданности Ковна никогда не сомневался. Первым заместителем генерала являлся я, следом по старшинству шел Стирки. Этот непременно пошлет погоню, но, думаю, не раньше рассвета. Следует предположить, что если бы Ковна был здоров и отделался легкими ушибами, он сам непременно возглавил бы поиск. Если же, как я полагаю, Ковна серьезно ранен, Стирки будет ждать, пока генерал придет в себя. Он не может жить без указаний. Если погони до сих пор нет, выходит, главарь совсем плох, выходит, не до этого им сейчас. Другое дело, что Стирки никогда не изменит генералу, тот когда-то спас ему жизнь. Стирки будет защищать его до последней капли крови. Так что преследование они начнут не раньше, чем взойдет солнце. Тогда станет ясно, сдох Ковна или оклемался.
— Похоже, что так, — согласилась Песнь Крови. — Твоим бывшим дружкам теперь действительно не до нас. Если это так, то — хвала Фрейе! — к утру наш след совсем простынет. Если мы поведем себя по-умному, нас уже никто не догонит. Как только окончательно избавимся от преследователей, можно будет заняться Гутрун. Нам просто необходимо вызволить ее из замка Тёкк. Вам придется помочь мне. Должен же быть какой-то способ спасти мою дочь! ***
Гутрун все видела — как ётун схватил Хальд, как сунул ее под мышку, как понес в направлении лестницы, ведущей в подземелье. Она подглядывала из-за угла, из дальнего конца коридора, куда отбежала по приказанию Хальд.
Девушка даже рискнула проводить их до самого спуска, лишь здесь заставив себя остановиться. Хватило ума понять, что самое худшее в ее положении — это начать дурить. Чем она может помочь подруге? Сейчас ничем. Вот и надо сначала обрести силы, укрепиться в умении, тогда и приниматься за дело.
«Я обязательно вернусь за тобой, Хальд!» — поклялась Гутрун. Затем бросилась назад по коридору, при этом стараясь отыскать путь, который вел бы все выше и выше. Скоро она догадалась, что движется в правильном направлении, потому что чем дальше, тем громче и яростнее становился странный и непонятный шепот за закрытыми дверями. Колдовское возмущение, крепчавшее в коридорах, как бы предупреждало ее, пыталось остановить.
По мере того как Гутрун взбиралась все выше и выше, она постоянно возвращалась мыслями к инеистому великану. В старых преданиях, что рассказывала ей Норда Серый Плащ, утверждалось, будто эти чудища обитали на белом свете еще до того, как молодые боги-асы сотворили землю и населивших ее людей.
Легенды гласили, что сначала не было ничего: ни земли, ни неба, ни песка, ни холодных волн. Была лишь одна огромная черная бездна Гиннунгагап. К северу от нее лежало царство Туманов и вечной Тьмы Нифльхейм, а к югу — царство Огня Муспелльхейм. Тихо, светло и жарко было в Муспелльхейме, так жарко, что никто, кроме обитателей этой страны, огненных великанов, не мог там жить. В Нифльхейме же, напротив, царствовали вечный холод и мрак.
Но вот в царстве Туманов забил родник Хвергельмир. Двенадцать могучих потоков брали из него свое начало. Они стремительно понеслись к югу, низвергаясь в бездну Гиннунгагап. Жестокий мороз царства Туманов превращал воду этих потоков в лед, но источник Хвергельмир бил не переставая. Ледяные глыбы все росли и росли и все ближе подвигались к Муспелльхейму. Наконец лед настолько приблизился к царству Огня, что стал таять. Искры, вылетавшие из Муспелльхейма, смешивались с растаявшим льдом и скоро вдохнули в него жизнь. Тогда над бескрайними ледяными просторами из бездны Гиннунгагап вдруг поднялась исполинская фигура. Это был великан Имир, первое живое существо в мире.
В тот же день из пота под левой рукой Имира появились мальчик и девочка, а от сплетения его ног родился шестиголовый великан Трудгельмир. Так было положено начало роду великанов — хримтурсов, жестоких и коварных, как лед и пламя, их породившие.
В одно время с великанами из инея возникла гигантская корова Аудумла. Четыре молочные реки потекли из ее вымени, давая пищу Имиру и его детям. Зеленых пастбищ еще не было, и Аудумла паслась на льду, облизывая соленые ледяные глыбы. К концу первого дня вершина одной из этих глыб обросла волосами, на другой день очертилась голова. К исходу же третьего дня из глыбы вышел могучий великан Бури. Его сын Бор взял в жены великаншу Бестлу, и скоро она родила ему трех сыновей-богов: Одина, Вили и Ве.
Братьям сразу не понравился мир, в котором они жили, не пожелали они и сносить господство жестокого Имира. Боги восстали против первого из великанов и после долгой и страшной битвы убили его.
Имир был так огромен, что в крови, хлынувшей из его ран, утонули все остальные великаны, утонула и корова Аудумла. Лишь одному из внуков Имира — Бёргельмиру удалось построить лодку, на которой он и спасся вместе со своей женой.
Теперь уже никто не мешал богам устроить мир по собственному разумению. Они сделали из тела Имира землю в виде плоского круга и поместили ее посреди огромного океана, образовавшегося из его крови. Землю боги назвали Мидгард, что означает «средний мир». Затем братья взяли череп Имира и сделали из него небесный свод, из его костей они сделали горы, из волос — деревья, из зубов — камни, а из мозга — облака. Каждый из углов небесного свода братья свернули в виде рога и в каждый рог посадили по ветру. Из искр, вылетавших из Муспелльхейма, Один, Вили и Ве сделали звезды и украсили ими небесный свод. Часть звезд они укрепили неподвижно, другие же, для того чтобы узнавать время, разместили так, чтобы они двигались по кругу, обходя его ровно за один год.
Сотворив мир, Один и его братья задумали его населить. Однажды на берегу моря они нашли два дерева: ясень и иву. Боги срубили их и сделали из ясеня мужчину, а из ивы — женщину. Так появились первые люди и звали их: мужчину — Аск, а женщину — Эмбля.
Не забыли боги и великанов, за морем, к востоку от Мидгарда, они создали страну Ётунхейм и отдали ее во владение Бёргельмиру и его покрытым инеем потомкам.
Гутрун решила, что ётун, схвативший Хальд, один из потомков Бёргельмира. Прежние, казалось бы, забытые сказки в первый раз не доставили ей радости. Одно дело, на ночь глядя, слушать рассказы много повидавшей старушки или провоевавших всю жизнь стариков, другое — воочию столкнуться с ледяным чудовищем. Ее охватил гнев, дошло до того, что она едва справилась с желанием немедленно вернуться, напасть на ётуна и освободить Хальд.
«Маленькая глупая девчонка, — укорила она себя. — Единственное, чем ты можешь помочь подруге, — это, наконец, сбежать из замка. Только там можно отыскать оружие, способное сразить и ледяного великана, и саму Тёкк. Нельзя терять ни минуты. Забудь о том, что руки и ноги устали, а сердце готово вырваться из груди».
Гутрун с новыми силами бросилась вверх по лестнице. Еще один пролет, еще один. Там вверху окно! Проем с полуциркульным завершением, узкий, вытянутый в высоту, расширялся к внутренней поверхности стены. Через него в лестничный колодец вливался дневной свет, его ни с чем не спутать. Она осторожно подобралась поближе к проему. Окно выходило в заваленный снегом внутренний двор замка. В первый раз за столько дней девушка увидала небо и едва не заплакала. Небосклон затянули низкие, серо-стальные облака, тучи цеплялись влажными космами не только за верхушки крепостных башен, но порой за сами стены. Света более чем на сумерки не хватало. Воздух здесь, наверху, охладился до невозможности, как могла защитить ее тоненькая ночная рубашка! Гутрун обратила внимание и на камень, из которого были сложены стены. Все глыбы были черны как ночь и прорезаны малиновыми прожилками. Другое порадовало девушку: она увидела на стене меч, пробегая через холл на нижнем этаже. Гутрун тут же схватила его, так и бежала, сжимая рукоять обеими руками.
Во дворе никого не оказалось, хотя на этом уровне замок буквально полнился шумами. За дверями в коридорах уже не шептались, а громко бормотали, а то и кричали в полный голос. Шорохи обернулись треском рушившихся деревьев, воем ветра, ударами прибрежных волн. Эти странные голоса, а то и призывы на непонятных языках, плач, мольбы досаждали больше всего. Гутрун не раз застывала на месте, ожидая, что после очередного душераздирающего вопля дверь распахнется, и несчастный обитатель выбежит в коридор.
Разглядела девушка и ворота, высокие, узкие, они тоже завершались арочным сводом. За ними виднелась дорога, ведущая к замку. Низкая облачность не давала возможности детально разглядеть местность, но и так ясно — замок с высокими отвесными стенами располагался на вершине горы. Взобраться на створки не представлялось никакой возможности — стальные, увешанные кружавчиками инея острия защищали ворота от всякого, кто посмеет приблизиться к ним. Такие же острия были натыканы по всей окружности внутреннего двора, и никаких лестниц, ведущих на стены. Из окна просматривались те же выступающие шипы, заполнявшие верхние площадки стен. Все вокруг было устроено таким образом, чтобы удержать обитателей замка внутри сооружения. На внешнюю угрозу здесь, по-видимому, не обращали особого внимания.
Дочь воительницы вспомнила уроки матери, объяснявшей ей устройство крепостей. Если приложить эти знания к данному случаю, получалось, что вырваться из замка практически невозможно. Самый близкий путь на волю через ворота, но створки запирало огромное бревно. Если его вытащить из петель, ворота можно открыть, да только как его вытащить? Для этого необходима по меньшей мере сила ётуна. Выходит, единственная надежда заключается в том, чтобы освободить Хальд и с помощью колдовства отбросить засов. Но это сказать легко! Пустые мечты одолеть ледяного великана.
Гутрун тоскливо оглядела меч, который держала в руках, вздохнула. Какой ущерб мог причинить он огромному, в три ее роста чудовищу? Возможно, стоит поискать более надежное оружие, чем этот клинок? Однако почему она решила, что у нее есть время. Глупо рассчитывать, что ётун единственный, кто охраняет замок в отсутствие хозяйки. А эти вопли за дверями? Кто знает, какие чудища там спрятаны, а вот ётун скоро кинется на поиски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Когда несколько человек из подручных Ковны бросились в лес, чтобы догнать Песнь Крови и Ялну, рыжебородый великан в момент догнал их и буквально разделал на части, причем руки, ноги отлетели настолько далеко, что это послужило убедительным уроком для всех остальных. Тирульф был опытный воин и сразу сообразил, что чем ближе он будет держаться к рыжебородому, тем больше шансов уцелеть в этой кровавой круговерти. Так, шаг за шагом два воина отступали к опушке леса, старались держаться спина к спине. В тот момент, когда кто-то из нападавших наконец приволок арбалет, из лесу донесся нараставший громоподобный топот.
Тирульф обернулся, увидел Песнь Крови, восседавшую на исполинском черном жеребце, в руке воительницы блистало лезвие меча.
Могучий конь, словно соломинки, крушил и топтал людей Ковны. Тех, кто успевал отскочить, доставал меч Песни Крови. Он то и дело взлетал над ее головой и тут же со свистом рушился вниз. Солдаты принялись разбегаться, их вопли резко остудили пыл тех, кто под командой сотника Стирки спешил им на помощь из лагеря.
Гримнир, увидев эту картину, улыбнулся.
— Теперь ваша очередь отступать! — крикнула Песнь Крови.
Воины не стали долго ждать и бросились к спасительной опушке. Как только они нырнули во тьму, воительница развернула жеребца и помчалась за ними. При этом она тоже засмеялась.
Глава двенадцатая. КАМЕНЬ С МАЛИНОВЫМИ ПРОЖИЛКАМИ
Недолго смеялась Песнь Крови. Сражение закончилось, ей невероятно повезло. Кто бы мог подумать, что удастся вновь избежать мучительной смерти на вершине холма! Но радость, головокружение от одной только мысли, что она жива — вопреки всему, назло врагам, жива! — оказалась мимолетной. Очень скоро другие тяжелые, гнетущие думы начали терзать ее. Ужас прошедшего дня теперь отлился в ясно осознанное чувство непрощаемой вины. В ушах стояли крики умиравших стариков, плач детей, мольбы девушек и женщин. Все, чему воительница посвятила долгие годы, во что вложила столько сил, было предано огню. Тяжелым камнем на душе лежало осознание того, что и Гутрун оказалась в плену у безжалостной Тёкк. И останки ее сына, с которыми эта ведьма намеревалась поступить так жестоко и бесчеловечно.
«Все, хватит. — Песнь Крови взяла себя в руки, заставила отвлечься. — Слезами горю не поможешь. Надо действовать, попытаться найти способ вырвать Гутрун из лап Тёкк и Хель. Пока еще не все потеряно».
Огромная и яркая луна встала над лесом. Каждая сосна осветилась, обернувшись устремленной к темному небу колдовской башней. Звезды едва просматривались в вышине. Песнь Крови чуть осадила жеребца, переведя его на легкую рысцу. Затем оглянулась, попыталась отыскать вдали огни лагеря Ковны, но ничего не увидела. Позади вообще было тихо, ни огней, ни шума погони. Лес полнился естественными, живыми и знакомыми звуками. То треснет сухая ветка, то филин забьет крыльями. Ветерок шевельнет сосновую лапу, пискнет мышка, даст деру заяц. Вспомнился Ковна — ранила ли она его или только сбила шлем?
— Песнь Крови, — раздался вдруг приглушенный оклик.
Воительница узнала голос Ялны, повернув в сторону звука. Скоро в лунном свете между деревьев различила подругу, ступавшую бесшумно, как учила ее наставница. Песнь Крови слезла с коня. Голые ступни коснулись острых выступов камня, женщина ойкнула, недобрым словом помянула злые силы, подняв ногу, погладила ступню. Прежняя ловкость в полной мере вернулась к ней, но у нее отсутствовали сапоги, доспехи и оружие. Она с той же настороженностью, что и ранее, бросила взгляд в сторону лагеря. Из-за стволов показались Гримнир и Тирульф. Удивительно, но Гримнир вел в поводу двух лошадей. Приблизившись, он передал поводья Песни Крови.
— Это мой подарок, — объяснил Гримнир. — Для тебя и для Гутрун. Блудхуф их отец. Из них могут получиться отличные боевые кони. Я назвал их Свободное Копыто и Инеистое Копыто. Последний — твой.
— Гримнир… Я… так благодарна тебе. Такие кони, а в придачу еще и жизнь… Слов не нахожу.
Великан рассмеялся:
— Ты никогда не отличалась красноречием.
— Беда, Гримнир. Гутрун в плену в замке Тёкк, там же и Хальд, — объяснила Песнь Крови.
Она еще раз глянула в сторону лагеря Ковны, погони не было.
Гримнир тем временем подошел к своему жеребцу, открыл один из подсумков, притороченных позади седла, вытащил оттуда скатанный плащ. Развернул и накинул на плечи воительницы.
— Еще один подарок, — улыбнулся он.
Песнь Крови крепко, от души пожала его руку.
— Пока мы не раздобудем еще одну лошадь, я поеду сзади тебя на твоем коне.
Наконец группа всадников тронулась в путь. Лунный свет освещал им дорогу.
— Я видел, как кровь брызнула из-под шлема Ковны, — завел разговор Тирульф. — Если будет на то воля Одина, ему конец.
— Как тебя зовут, воин? — спросила Песнь Крови.
— Тирульф.
— Благодарю, ты помог мне.
Тут Ялна не удержалась, ядовито заметила:
— Он из прихвостней Ковны.
Воительница не смогла скрыть любопытства:
— Что же заставило тебя изменить ему?
— Ялна, — с нескрываемой тоской ответил воин. — Меня послали убить лазутчицу, выявленную Тёкк. Не знаю, как служительница Хель ее обнаружила, только когда подъехал, сразу догадался, что это Ялна. Я считал, она погибла.
— Он был солдатом в Ностранде, — Ялна вновь вмешалась в разговор. — С той поры и преследует меня.
— А-а, так вы старые друзья, — кивнула Песнь Крови.
— Еще чего! — бурно возразила девушка. — Какая между нами дружба! Пристал он ко мне, не знаю теперь, как от него избавиться.
— Она всегда так. — Тирульф показал на Ялну. — Думает одно, а говорит другое, но ни за что не признается.
Девушка промолчала, и воительница почувствовала, что этой перепалке уже не хватает остроты. Когда это Ялна оставляла за другим последнее слово? Не стоило говорить, какой гнев или сколько подозрений мог вызывать у нее этот светлобородый мужчина. Дала бы она ему спуску? Теперь же нечего попусту тратить слова. Тирульф доказал свою преданность в бою, так что надо отбросить недоверие.
— Послушай, — обратилась к нему воительница, — если боги наконец наказали Ковну, если он тяжело ранен, кто может возглавить войско?
— Есть такой. Его зовут Стирки. В его преданности Ковна никогда не сомневался. Первым заместителем генерала являлся я, следом по старшинству шел Стирки. Этот непременно пошлет погоню, но, думаю, не раньше рассвета. Следует предположить, что если бы Ковна был здоров и отделался легкими ушибами, он сам непременно возглавил бы поиск. Если же, как я полагаю, Ковна серьезно ранен, Стирки будет ждать, пока генерал придет в себя. Он не может жить без указаний. Если погони до сих пор нет, выходит, главарь совсем плох, выходит, не до этого им сейчас. Другое дело, что Стирки никогда не изменит генералу, тот когда-то спас ему жизнь. Стирки будет защищать его до последней капли крови. Так что преследование они начнут не раньше, чем взойдет солнце. Тогда станет ясно, сдох Ковна или оклемался.
— Похоже, что так, — согласилась Песнь Крови. — Твоим бывшим дружкам теперь действительно не до нас. Если это так, то — хвала Фрейе! — к утру наш след совсем простынет. Если мы поведем себя по-умному, нас уже никто не догонит. Как только окончательно избавимся от преследователей, можно будет заняться Гутрун. Нам просто необходимо вызволить ее из замка Тёкк. Вам придется помочь мне. Должен же быть какой-то способ спасти мою дочь! ***
Гутрун все видела — как ётун схватил Хальд, как сунул ее под мышку, как понес в направлении лестницы, ведущей в подземелье. Она подглядывала из-за угла, из дальнего конца коридора, куда отбежала по приказанию Хальд.
Девушка даже рискнула проводить их до самого спуска, лишь здесь заставив себя остановиться. Хватило ума понять, что самое худшее в ее положении — это начать дурить. Чем она может помочь подруге? Сейчас ничем. Вот и надо сначала обрести силы, укрепиться в умении, тогда и приниматься за дело.
«Я обязательно вернусь за тобой, Хальд!» — поклялась Гутрун. Затем бросилась назад по коридору, при этом стараясь отыскать путь, который вел бы все выше и выше. Скоро она догадалась, что движется в правильном направлении, потому что чем дальше, тем громче и яростнее становился странный и непонятный шепот за закрытыми дверями. Колдовское возмущение, крепчавшее в коридорах, как бы предупреждало ее, пыталось остановить.
По мере того как Гутрун взбиралась все выше и выше, она постоянно возвращалась мыслями к инеистому великану. В старых преданиях, что рассказывала ей Норда Серый Плащ, утверждалось, будто эти чудища обитали на белом свете еще до того, как молодые боги-асы сотворили землю и населивших ее людей.
Легенды гласили, что сначала не было ничего: ни земли, ни неба, ни песка, ни холодных волн. Была лишь одна огромная черная бездна Гиннунгагап. К северу от нее лежало царство Туманов и вечной Тьмы Нифльхейм, а к югу — царство Огня Муспелльхейм. Тихо, светло и жарко было в Муспелльхейме, так жарко, что никто, кроме обитателей этой страны, огненных великанов, не мог там жить. В Нифльхейме же, напротив, царствовали вечный холод и мрак.
Но вот в царстве Туманов забил родник Хвергельмир. Двенадцать могучих потоков брали из него свое начало. Они стремительно понеслись к югу, низвергаясь в бездну Гиннунгагап. Жестокий мороз царства Туманов превращал воду этих потоков в лед, но источник Хвергельмир бил не переставая. Ледяные глыбы все росли и росли и все ближе подвигались к Муспелльхейму. Наконец лед настолько приблизился к царству Огня, что стал таять. Искры, вылетавшие из Муспелльхейма, смешивались с растаявшим льдом и скоро вдохнули в него жизнь. Тогда над бескрайними ледяными просторами из бездны Гиннунгагап вдруг поднялась исполинская фигура. Это был великан Имир, первое живое существо в мире.
В тот же день из пота под левой рукой Имира появились мальчик и девочка, а от сплетения его ног родился шестиголовый великан Трудгельмир. Так было положено начало роду великанов — хримтурсов, жестоких и коварных, как лед и пламя, их породившие.
В одно время с великанами из инея возникла гигантская корова Аудумла. Четыре молочные реки потекли из ее вымени, давая пищу Имиру и его детям. Зеленых пастбищ еще не было, и Аудумла паслась на льду, облизывая соленые ледяные глыбы. К концу первого дня вершина одной из этих глыб обросла волосами, на другой день очертилась голова. К исходу же третьего дня из глыбы вышел могучий великан Бури. Его сын Бор взял в жены великаншу Бестлу, и скоро она родила ему трех сыновей-богов: Одина, Вили и Ве.
Братьям сразу не понравился мир, в котором они жили, не пожелали они и сносить господство жестокого Имира. Боги восстали против первого из великанов и после долгой и страшной битвы убили его.
Имир был так огромен, что в крови, хлынувшей из его ран, утонули все остальные великаны, утонула и корова Аудумла. Лишь одному из внуков Имира — Бёргельмиру удалось построить лодку, на которой он и спасся вместе со своей женой.
Теперь уже никто не мешал богам устроить мир по собственному разумению. Они сделали из тела Имира землю в виде плоского круга и поместили ее посреди огромного океана, образовавшегося из его крови. Землю боги назвали Мидгард, что означает «средний мир». Затем братья взяли череп Имира и сделали из него небесный свод, из его костей они сделали горы, из волос — деревья, из зубов — камни, а из мозга — облака. Каждый из углов небесного свода братья свернули в виде рога и в каждый рог посадили по ветру. Из искр, вылетавших из Муспелльхейма, Один, Вили и Ве сделали звезды и украсили ими небесный свод. Часть звезд они укрепили неподвижно, другие же, для того чтобы узнавать время, разместили так, чтобы они двигались по кругу, обходя его ровно за один год.
Сотворив мир, Один и его братья задумали его населить. Однажды на берегу моря они нашли два дерева: ясень и иву. Боги срубили их и сделали из ясеня мужчину, а из ивы — женщину. Так появились первые люди и звали их: мужчину — Аск, а женщину — Эмбля.
Не забыли боги и великанов, за морем, к востоку от Мидгарда, они создали страну Ётунхейм и отдали ее во владение Бёргельмиру и его покрытым инеем потомкам.
Гутрун решила, что ётун, схвативший Хальд, один из потомков Бёргельмира. Прежние, казалось бы, забытые сказки в первый раз не доставили ей радости. Одно дело, на ночь глядя, слушать рассказы много повидавшей старушки или провоевавших всю жизнь стариков, другое — воочию столкнуться с ледяным чудовищем. Ее охватил гнев, дошло до того, что она едва справилась с желанием немедленно вернуться, напасть на ётуна и освободить Хальд.
«Маленькая глупая девчонка, — укорила она себя. — Единственное, чем ты можешь помочь подруге, — это, наконец, сбежать из замка. Только там можно отыскать оружие, способное сразить и ледяного великана, и саму Тёкк. Нельзя терять ни минуты. Забудь о том, что руки и ноги устали, а сердце готово вырваться из груди».
Гутрун с новыми силами бросилась вверх по лестнице. Еще один пролет, еще один. Там вверху окно! Проем с полуциркульным завершением, узкий, вытянутый в высоту, расширялся к внутренней поверхности стены. Через него в лестничный колодец вливался дневной свет, его ни с чем не спутать. Она осторожно подобралась поближе к проему. Окно выходило в заваленный снегом внутренний двор замка. В первый раз за столько дней девушка увидала небо и едва не заплакала. Небосклон затянули низкие, серо-стальные облака, тучи цеплялись влажными космами не только за верхушки крепостных башен, но порой за сами стены. Света более чем на сумерки не хватало. Воздух здесь, наверху, охладился до невозможности, как могла защитить ее тоненькая ночная рубашка! Гутрун обратила внимание и на камень, из которого были сложены стены. Все глыбы были черны как ночь и прорезаны малиновыми прожилками. Другое порадовало девушку: она увидела на стене меч, пробегая через холл на нижнем этаже. Гутрун тут же схватила его, так и бежала, сжимая рукоять обеими руками.
Во дворе никого не оказалось, хотя на этом уровне замок буквально полнился шумами. За дверями в коридорах уже не шептались, а громко бормотали, а то и кричали в полный голос. Шорохи обернулись треском рушившихся деревьев, воем ветра, ударами прибрежных волн. Эти странные голоса, а то и призывы на непонятных языках, плач, мольбы досаждали больше всего. Гутрун не раз застывала на месте, ожидая, что после очередного душераздирающего вопля дверь распахнется, и несчастный обитатель выбежит в коридор.
Разглядела девушка и ворота, высокие, узкие, они тоже завершались арочным сводом. За ними виднелась дорога, ведущая к замку. Низкая облачность не давала возможности детально разглядеть местность, но и так ясно — замок с высокими отвесными стенами располагался на вершине горы. Взобраться на створки не представлялось никакой возможности — стальные, увешанные кружавчиками инея острия защищали ворота от всякого, кто посмеет приблизиться к ним. Такие же острия были натыканы по всей окружности внутреннего двора, и никаких лестниц, ведущих на стены. Из окна просматривались те же выступающие шипы, заполнявшие верхние площадки стен. Все вокруг было устроено таким образом, чтобы удержать обитателей замка внутри сооружения. На внешнюю угрозу здесь, по-видимому, не обращали особого внимания.
Дочь воительницы вспомнила уроки матери, объяснявшей ей устройство крепостей. Если приложить эти знания к данному случаю, получалось, что вырваться из замка практически невозможно. Самый близкий путь на волю через ворота, но створки запирало огромное бревно. Если его вытащить из петель, ворота можно открыть, да только как его вытащить? Для этого необходима по меньшей мере сила ётуна. Выходит, единственная надежда заключается в том, чтобы освободить Хальд и с помощью колдовства отбросить засов. Но это сказать легко! Пустые мечты одолеть ледяного великана.
Гутрун тоскливо оглядела меч, который держала в руках, вздохнула. Какой ущерб мог причинить он огромному, в три ее роста чудовищу? Возможно, стоит поискать более надежное оружие, чем этот клинок? Однако почему она решила, что у нее есть время. Глупо рассчитывать, что ётун единственный, кто охраняет замок в отсутствие хозяйки. А эти вопли за дверями? Кто знает, какие чудища там спрятаны, а вот ётун скоро кинется на поиски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38