Пожалуй, он один из немногих, кто каким-то образом знал, что Мартино Дикинсен и Теодоро Искров — одно и то же лицо.
К счастью, до самого города в вагон никто не заходил и ничего настораживающего не произошло — ни в поезде, ни на попутных станциях. Это меня немного успокоило, и я вновь погрузился в размышления о сложной миссии, которая выпала на мою долю. Ведь, по сути говоря, мне был передан ультиматум, в котором требовалось — ни больше ни меньше! — не только самоуничтожение целой экономической империи, но и физическая гибель главы этой империи! В нем удивительно сочетались расчетливый риск и дерзость с романтическим пафосом, восходящим к пылкой эмоциональной атмосфере первой половины XIX века.
Насколько я мог уловить, внешностью и духом Агвилла, Белый Орел, полностью соответствовал нормам этики и морали той давней эпохи. Если рассуждать здраво, то ультиматум был порожден скорее страстями, чем трезвым анализом реальной обстановки, и неизбежно одержал в себе ту ограниченность, какой отличается все, что рождено страстью, какой бы благородной ни была цель. Вряд ли Алехандро по доброй воле подписался под ним, хотя, бесспорно, и он считал, что Мак-Харрис заслуживает уготованной участи. Я думаю, будь вождем племени он, а не Агвилла, он, вероятно, принял бы иное решение. Страсти неизбежно вызывают ответные страсти, а это порождает непредсказуемые поступки. Разве согласится Мак-Харрис так просто уйти со сцены? Не толкнет ли могучий инстинкт самосохранения его к ответным действиям, которые могут оказаться куда более пагубными для страны? И, наконец, какова моя роль в этой сложнейшей игре, где материальные интересы, классовые противоречия и расовые конфликты неотделимы от личных столкновений и распаленных страстей? Поезд въехал под своды огромного вокзала. Я выглянул в окно. По перронам сновали пассажиры в масках, тележки развозили багаж, в привокзальных буфетах торговали минеральной водой “Эль Волкан”. Я тоже надел маску и, крепко держа в руке чемодан, вышел из вагона. Огляделся, двинулся к выходу — все спокойно. Когда же автоматические двери раздвинулись, и я ступил на тротуар, моему взору предстала картина, от которой я обомлел.
Вся привокзальная площадь была забита толпой. Люди стояли молча, тесно прижавшись друг к другу. Почти все в масках. Лишь кое-где белели прижатые к лицу платки.
Мимо меня поспешно проходили пассажиры, напуганные таким скоплением народа. А я не мог двинуться с места, уверенный, что все смотрят только меня, что меня узнали.
От переднего ряда отделился высокий худой человек. В отличие от других он не прятал своего лица, я узнал профессора Луиса Моралеса. Он приблизился ко мне, внимательно оглядел с головы до ног и, обернувшись к толпе, крикнул: — Человек в синей клетчатой рубашке и маске “Нефертити!” Это он!
Толпа приветственно взревела. Я растерялся, не зная, как себя вести. И в итоге сделал то, чего не следовало: снял маску. В самом деле — “Нефертити”, одна из красивейших масок Агвиллы. Мой жест вызвал новый шквал приветствий. А Моралес, тряхнув седой гривой, пожал мне руку и с чувством произнес: — С приездом, сеньор Искров! Добро пожаловать!
Лишь тут я заметил телекамеры. Позади одной них, как и следовало ожидать, стоял Джонни Салуд, Он перехватил мой взгляд, замахал руками: — Салуд, Тедди! Поздравляю!
Я ровным счетом ничего не понимал. Кому я обязан встречей?
Что произошло, пока я добирался сюда из Кампо Верде?
Между тем толпа выжидающе смотрела на меня, Ждала, что я скажу в ответ на приветствие Моралеса, И не обращая внимания на то, что зловонный смог забивает легкие, я, заикаясь, пробормотал: — Я… искренне тронут… Полная неожиданность… Большое спасибо… Я действительно привез предложения, которые, надеюсь, будут иметь важные последствия… способствовать установлению социального мира… Верю, что над вашим отечеством восходит звезда надежды…
Тут до меня дошло, что я говорю затасканные, стандартные фразы, их произносят на всех шумных митингах, но никто не слушает. И я замолчал. Спас положение элегантно одетый мужчина. Подойдя ко мне, он снял маску, и я увидел Лино Баталли, главного редактора “Утренней зари”. Он энергично пожал мне руку и подтолкнул в сторону: — Тедди, в редакции пресс-конференция, тебя ждут. Едем.
Находиться на улице без маски вредно для здоровья. Взгляни на Индикатор:сегодня 86!
С этими словами он повел меня к машине, припаркованной у бокового подъезда вокзала. Я покорно последовал за ним — что мне еще оставалось? Когда так заботятся о моем здоровье!
Открыл дверцу, протиснулся на сиденье и увидел, что в машине сидит Мак-Харрис.
2. Пресс-конференция и ее логическая развязка
Он протянул мне левую руку — ту самую, которая, как я теперь знал, была обагрена кровью Евы Маяпан. Однако мне пришлось пожать ее. Мог ли я поступить иначе? В таком-то окружении?!
— Поздравляю с успехом, Искров. Мак-Харрис произнес это не свойственным ему безжизненным тоном. Я с удивлением отметил, что на сей раз в его голосе не было властных нот, и внимательно посмотрел на него. Его лицо, прежде резко поделенное на две половины — живую и неподвижную, теперь казалось полностью помертвевшим. Здоровый глаз, полузакрытый веком, смотрел в одну точку.
— У меня для вас важные новости, сеньор Мак-Харрис, — сказал я. — Очень важные.
— Знаю, — безучастно ответил он. — Изложите их журналистам.
Пусть о них узнают все. Пусть в эту тяжкую для меня минуту мои соотечественники поймут, какой человек возглавляет экономику страны и на какие жертвы он готов ради их блага.
“Тяжкая минута”, “жертвы”, “благо” — неслыханные слова в устах Мак-Харриса! Что это — лицемерие или страх, вызванные неведомыми мне причинами? И откуда он знает об ультиматуме Агвиллы?
Мой взгляд упал на груду газет, лежавших на сиденье рядом с Лино. Я потянулся к ним. Газеты были свежие. На первой полосе каждой из них крупными буквами был помещен один и тот же текст: СОГЛАШЕНИЕ МЕЖДУ “АЛЬБАТРОСОМ” И “ЭНЕРГАН КОМПАНИ”!
ИСТОРИЧЕСКИЙ КОНТРАКТ В ИНТЕРЕСАХ НАЦИИ!
ТЕОДОРО ИСКРОВУ ПЕРЕДАН ПРОЕКТ МИРНОГО ДОГОВОРА МЕЖДУ “АЛЬБАТРОСОМ” И ДВАДЦАТЬ ВТОРОЙ УЛИЦЕЙ! ЭНЕРГАН — ДОСТОЯНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА!
Все перепечатали корреспонденцию из дневного выпуска газеты “За чистоту планеты”.
“Телефонный звонок из “Энерган компани” известил нас о скором прибытии Теодоро Искрова в Америго-сити. Ему поручено вручить проект соглашения между “Энерган компани” и концерном “Альбатрос”. Если в недельный срок соглашение будет подписано — а мы на это надеемся, — перед нашим народом откроются беспредельные перспективы благоденствия. К сведению членов федерации: Искров одет в синюю клетчатую рубаху, лицо скрыто под маской “Нефертити”.
“Вы найдете поддержку среди многих”, — вспомнил я. Любопытно, относилось ли это к газетным публикациям? Или все это очередной ход Доминго Маяпана? Он неплохой психолог, умело расставляет фигуры на шахматной доске, способен сбить с толку самого опытного игрока и принудить его к сдаче.
Я же был не просто пешкой в этой игре, я был союзником тех, кого оставил в Эль Темпло, их другом, их добровольным помощником, взявшим на себя опасную роль. Мог ли я поступить иначе? Ведь меня ни на минуту не покидала мысль о том, что человек, сидевший рядом со мной, не был жертвой. Он убийца. На его совести смерть молодой женщины, всё существо которой излучало любовь. И если бы я знал, что мои сыновья вырвались из рук Службы безопасности, если бы жена была укрыта в надежном месте…
Мак-Харрис прервал мои лихорадочные мысли: — Итак, все обошлось без затруднений?
— Да. Без всяких затруднений.
— Они полностью приняли мои условия?
— Да.
— В самом деле, кто бы отважился не принять их? — Мак-Харрис криво усмехнулся.
— Вы правы, — согласился я. — Кто бы отважился на такое…
— Можно взглянуть? — Он протянул левую руку.
— Прошу.
Я вынул из кармана белый конверт.
Мак-Харрис неторопливо вскрыл письмо. Там оказалось несколько машинописных листков. Мне бросилось в глаза слово “Договор”, далее следовали параграфы и клаузулы. И пока машина кружила вокруг редакции, Мак-Харрис внимательно читал текст.
Но вот он перевернул последнюю страницу, сложил листки, сунул их в конверт и жестом победителя спрятал во внутренний карман пиджака.
— Ну, что ж, недурно. Хотя и имеются кое-какие спорные места.
— И бросил в спину шофера: — В редакцию!
Взвизгнули тормоза — мы подкатили к подъезду “Утренней зари”.
На лестнице нас окружили репортеры с камерами и микрофонами в руках, но Лино Баталли бесцеремонно растолкал толпу и провел меня в зал заседаний.
Зал был набит битком, кое-кто из кинооператоров забрался чуть ли не на оконные карнизы. Среди собравшихся я увидел многих коллег, знакомых иностранных корреспондентов, представителей информационных агентств. В глубине зала маячила краснощекая физиономия моего приятеля Панчо. Завидев меня, он широко улыбнулся и приветственно помахал рукой, Само собой, Джонни Салуд тоже был тут как тут. Его камеры были нацелены на длинный стол, за которым уселись Мак-Харрис, Лино Баталли и я.
Вскоре в зал вошел профессор Моралес. Все места были заняты, поэтому ему пришлось встать у стены. И тут произошло поистине невероятное:Мак-Харрис поспешно взял стул из-за стола президиума и жестом предложил профессору сесть. Что же могло произойти в мое отсутствие, если одноглазый ястреб обратился в смиренного агнца?
Лино Баталли представил меня собравшимся, сказал несколько лестных слов о моем вкладе в отечественную журналистику, не преминул остановиться на моей повести. Посетовав на то, что в силу непредвиденных обстоятельств она еще не закончена, он выразил надежду в ближайшие дни узнать о ее завершении. “Мы все ожидаем развязки с огромным нетерпением”, — сказал он. И в заключение напомнил, что по поручению всеми уважаемого Эдуардо Мак-Харриса я был направлен к руководителям “Энерган компани”, Цель поездки — устранить разногласия между этой организацией и “Альбатросом”, которые могли бы обернуться катастрофой для страны. Сказав еще несколько слов о моей миссии я доброй воле сеньора Мак-Харриса, Лино предоставил слово мне.
Я поднялся. Настала минута, которой я ждал, к которой меня готовил Агвилла. Я помнил его слова: “Вам будет предоставлен случай высказаться” и решил, что лучшего случая, чем сейчас, мне вряд ли дождаться.
Вместе с тем, будучи человеком, которому не раз приходилось присутствовать на пресс-конференциях, я прекрасно понимал, что дотошные журналисты в любой момент могут меня прервать. Поэтому я начал так: — Уважаемые коллеги, за время моего путешествия я многое испытал, был свидетелем многих событий, общался с самыми разными людьми, обдумал чуть ля не всю свою сознательную жизнь и теперь могу Твердо сказать:сегодня перед вами не тот Теодоро Искров, какого вы знали. Мне трудно говорить, я Смертельно устал от поездки и, боюсь, не сумею связно изложить все, что мне довелось увидеть и пережитъ. Поэтому прошу вас облегчить мою задачу: зададите вопросы.
В зале оживились. Сверкнули вспышки, свет прожекторов ослепил меня, зажужжали кинокамеры. Вопросы посыпались градом. Я отвечал на них быстро и решительно, стараясь не думать о том, что рядом сидит человек, на чьей совести жизни многих людей, что мои дети у него в руках и за один мой неугодный ему ответ они могут поплатиться жизнью. Привожу по памяти вопросы и ответы.
— Как долго продолжалась ваша миссия?
— Четырнадцать дней.
— Где вы находились все это время?
— Девять дней в районе Теоктана, четыре дня в резиденции “Энерган компани”, сутки в дороге.
— Что вы делали в Теоктане?
— Разъезжал по селениям.
— Приятное занятие. Цель?
— Знакомство с жизнью местных индейцев.
— И только?
— Этого вполне достаточно.
— Для чего именно?
— Чтобы приготовиться к визиту в резиденцию “Энерган компани”.
— Где она находится?
— Не знаю.
— То есть как — не знаете? Вы же там были?
— Верно. Но по дороге туда и обратно меня усыпили.
Смех в зале.
Вопрос не без иронии: — Как в детективах?
— Почти.
— Что это было: гипноз?
— Нет, обычный наркоз. Снова взрыв смеха.
— Где помещается “Энерган компани”?
— В бывшей резиденции толтекских правителей, Долгая пауза.
Потом чей-то голос: — Разве существует такая на свете?
— Я провел там четверо суток. Должен сказать, это изумительное творение древнего зодчества и искусства. К несчастью, оно неумолимо разрушается.
— А золото там есть?
— Нет. И драгоценных камней нет. Зато сохранились скульптуры и резьба, фрески, дворцы и храмы, — Как же могло случиться, что о таких сокровищах не знают археологи?
— А разве мы знаем все древние памятники? Многие из них скрыты под землей, о многих древних культурах мы даже не подозреваем.
Вспомните, совсем недавно на плато Скалистого массива обнаружили целый город, а всего два года назад в джунглях наткнулись на племя людоедов. Эль Темпло находится далеко в джунглях и глубоко под горой…
— Эль Темпло?!
— Так называют это место его обитатели.
— Вы хотите сказать, что там производится энерган?
— Да.
— То есть это подземный завод?
— Да.
— Его масштабы?
— С точки зрения современных представлений об электронной автоматике, завод довольно крупный.
— Сколько человек там работает?
— Один. Оглушительный смех.
— Кто же этот кустарь-одиночка?
— Химик Доминго Маяпан, бывший руководитель экспериментального отдела при лаборатории “Альбатроса”. Тот самый, кто под именем жреца в моей повести продавал энерган на Двадцать второй улице.
— И сколько же он изготавливает энергана? — все тот же насмешливый голос.
— Хватит, чтобы обеспечить горючим не только нашу страну.
Наступило настороженное молчание. После долгой паузы новый вопрос: — Вы не преувеличиваете?
— Вспомните день, когда энерган впервые поступил в широкую продажу. Так вот: это не более как капля в море.
— Не станете же вы утверждать, что этот ваш пресловутый Маяпан способен производить тысячи тонн в одиночку? Видно, он и впрямь волшебник… — Ему помогают сыновья и несколько соратников и друзей, которые обеспечивают регулярный подвоз сырья. Почти обо всех я писал в повести, в главе о складе на набережной Кеннеди.
— Что собой представляют сыновья Маяпана?
— Старший пошел по стопам отца, крупный ученый-химик. К тому же опытный кинооператор.
— Любопытно. Какими же выдающимися открытиями он знаменит?
— Открыл формулу энергана.
— А как кинооператор? В ответ я открыл чемодан и вынул круглую алюминиевую коробку.
— Здесь один из его фильмов. Весьма любопытный. О Кампо Верде… Джонни, это тебе презент от Белого Орла. Держи! — И я кинул ему коробку.
Мак-Харрис сдвинул брови, но было поздно: Джон поймал коробку и сунул к себе в сумку.
— Спасибо, Тедди! Сегодня же прокрутим по телевидению. При случае поблагодари от меня своего подземного кинооператора. А второй сын?
Случайно, кинорежиссер?
— Не угадал. Младший сын доктора Маяпана археолог, специалист по криптографии. Это он прочитал надписи в Эль Темпло и таким образом узнал, где находится Ясимьенто.
— Что такое Ясимьенто? — спросил английский журналист.
— Месторождение вещества, служащего сырьем для энергана.
— Вы знаете, что означают эти древние надписи.
— Мне было сказано, что это стихи об Ясимьенто — Может, ты нам прочтешь их? — крикнул Джонни.
— К сожалению, я их не знаю.
— Держу пари, что Ясимьенто — это какая-нибудь глиняная урна, оставленная инопланетянами сто тысяч лет назад, когда они в последний раз приземлили на своих летающих тарелках.
Смех. Джонни в своем репертуаре — все может обратить в шутку.
Но в интуиции ему не откажешь. — Насчет урны ты угадал, Джонни! Только оставлена она не инопланетянами, а толтеками.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что они тоже получали бензин из этого вашего энергана?
— Нет, они использовали его для праздничных огней.
— И Ясимьенто — единственный источник сырья для энергана?
— По мнению доктора Маяпана, разновидности этого сырья имеются повсюду в мире, и сейчас он вместе с сыном, Белым Орлом… — Мои слова заглушил насмешливый свист, но я продолжал: -…разрабатывает технологию использования этого сырья как основы для горючего.
Голос с места: — Но это положило бы конец энергетическому кризису на планете!
— И навсегда покончило бы с голодом, — убежденно произнес я.
— Потому что энерган может служить исходным материалом не только для топлива, но и | для синтетического белка.
— Невероятно!
Лино Баталли решил взять бразды правления в свои руки и обратился к залу: — Как видите, друзья, сеньор Мак-Харрис верно оценил значение энергана для национальной экономики и своевременно обратился к доктору Маяпану с предложением о сотрудничестве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33