Я описал ситуацию, добавив, что состояние больной, видимо, ухудшается. Последовал ряд вопросов, на большинство из которых я был вынужден отвечать «не знаю». Не могу ли я хотя бы сказать, какая у больной группа крови. Я обернулся к Калимон. Та беспомощно развела руками: нет, она тоже не знает. Врач еще более посуровел и сообщил, что я должен сесть на территории больницы, к приему больной они будут готовы.
Диспетчер сообщил мне координаты и для верности вывел на экран картинку — вид больницы сверху. Я развернул флайер на север и увеличил скорость до максимальной. Двигатель, обычно работавший бесшумно, загудел, за нами повисло облако ледяного пара. Через несколько минут внизу появилось белое П-образное здание с красным полумесяцем на крыше. Я не сумел до конца погасить скорость, и посадка получилась довольно жесткой; «головастик» отозвался на нее тревожным звонком, но мне было не до него — я спешил убрать свое кресло, чтобы ничто не помешало эвакуации Триси.
— Где же они? — с тревогой воскликнула Калимон и решительно скомандовала: — Найдите их!
Перед тем как выскочить из кабины, я бросил взгляд на Триси. Ее комбинезон — как нарочно! — вновь стал совершенно прозрачным, даже цветы исчезли, она казалась обнаженной.
— Найди какую-нибудь простыню, закутай — не отдадим же мы ее арабам в таком виде! — обратился я к Калимон.
— Хорошо, сейчас сделаю, скорее приведите врачей!
Я побежал к больнице. Где же они, в самом деле? Может, я сел не с той стороны? Тут двери больницы распахнулись и из них появились санитары с носилками и уже знакомый мне врач. Однако пробежав мне навстречу несколько шагов, они вдруг остановились, глядя на что-то позади меня. Я обернулся.
Мой «головастик» уже не стоял на бетоне: слегка раскачиваясь и медленно поворачиваясь вокруг оси, словно раздумывая, что делать, он поднимался вверх.
Вначале у меня мелькнула мысль о самопроизвольном запуске сошедшей с ума машины (где-то я слышал о таком), но затем смысл случившегося начал доходить до моего сознания. У меня угнали флайер. Нагло, на моих глазах. Воспользовались моей доверчивостью, моей… Я еще не понимал, как им это удалось (ведь флайер выполняет команды только своего владельца), но факт был слишком очевиден: моя машина удалялась все быстрее, она была уже еле видна.
Мой «головастик»! Бездна совершенно необходимых для работы сведений, вбитых в память бортового вычислителя, разработанные мною поисковые и эвристические программы, связь с Управлением… А потолок, любовно расписанный Яниной? Я так к нему привык. Я без него как без рук. Что же делать?
— Кажется, наша помощь уже не нужна? — услышал я голос врача. — Видимо, больная уже поправилась?..
Господи, каким посмешищем я выглядел в их глазах! Любитель острых ощущений, подцепивший где-то двух красоток и одураченный ими… Хорошо, что они еще не успели увидеть Триси в ее замечательном комбинезоне. Пылкий осел! Видимо, на меня было жалко смотреть, и доктор сжалился:
— Попробуйте их догнать. Вон там есть стоянка такси, может быть, кто-то вам поможет.
На стоянке я обнаружил лишь один потрепанный флайер. Владелец, подняв кожух, водил диагностером по узлам. Выслушав мой горячий рассказ, он повеселел и заломил немыслимую цену. Но мне было некогда торговаться, я махнул рукой и залез в кабину. Мы лихо набрали высоту. Увы, лихим этот флайер лишь казался. Это была тихоходная машина старой конструкции, не чета моему «головастику». Не обращая внимания на водителя, я сам включил радар и нашел свой флайер. Как и следовало ожидать, он шел на юг. К счастью, двигался он не слишком резво — видимо, угонщики не знали, как поставить машине задание увеличить скорость; тогда бы шансов догнать их не было никаких. Как они вообще смогли взять его под контроль? Ведь он слушает только меня, мой голос… Да, вот он, способ: нужно записывать все мои команды и потом управлять с помощью этих записей. Значит, они так и делали. Выходит, они с самого начала хотели его угнать? Нет, не похоже. Ладно, потом узнаю. Но все равно — какое вероломство! Как она разыграла приступ! Ведь у нее действительно исчезал пульс и снизилась температура. Да, она многому научилась на этих озарениях-концертах. Дрянь! В бессильной ярости я так сжал ручку кресла, что она хрустнула. Ну ничего, только бы догнать. Даже не догнать — это не удастся, — а хотя бы удержаться на том же расстоянии, не дать им уйти. Впереди Аддис-Абеба, я свяжусь с тамошними представителями Управления, и они перехватят угонщиков. Лишь бы не отстать!
Вначале это удавалось, мы держались примерно в десяти километрах за моим флайером. Но потом дистанция стала увеличиваться. Как видно, научились. Я вцепился в водителя, тот заколотил по клавишам, стараясь выжать из своей развалюхи максимум возможного, двигатель завыл, флайер стал дергаться и вибрировать, но скорость не прибавилась.
Тут на сцене появилось новое действующее лицо. Над нами прошел флайер того же класса, что и «головастик», и стал нагонять его. Видимо, доктор сделал то, что не успел я: вызвал полицию. Правда, на новом флайере не было обычных опознавательных знаков полицейских машин, но кто их знает — могли и не нанести. Преследователь уже скрылся из виду и был заметен только на экране радара. Расстояние между ним и «головастиком» все сокращалось. Сейчас начнется стандартная процедура принудительной посадки. Сумеют ли только эти милые девицы выполнить то, что им прикажут? Если нет, моего «головастика» ждут неприятности…
И тут произошло нечто странное, значение чего я вначале не понял. Я увидел на экране, как от преследователя отделилась и направилась к «головастику» светящаяся точка. Что это? Мой водитель закричал что-то по-арабски, указывая на экран, и тут я понял. Ракета! Он выпустил в мой флайер ракету! Но разве полиция сбивает похитителей? Так нельзя! Остановите ее!
Красная точка на экране догоняла другую, побольше. И вот они слились. Далеко впереди, над линией горизонта, сверкнула вспышка. Звука я не услышал. Моя машина!
— Гони! — закричал я водителю. — Дай всю мощность!
Таксист и так гнал, как мог. Мы приближались, и я уже не на экране, а сквозь стекло кабины увидел падающий флайер. Он горел, но мозг еще работал, он боролся за жизнь. Что-то мелькнуло, и над флайером раскрылся огромный купол. Падение замедлилось.
«Молодец! — похвалил я свою машину. — Сейчас мы тебе поможем… Боже, что это? Что он делает?»
Преследователь выпустил вторую ракету. Мы были уже достаточно близко, нашу посудину тряхнуло, я ударился обо что-то, но не замечал этого, как загипнотизированный глядя на падающие вниз обломки — все, что осталось от моего «головастика».
Водитель был испуган и не хотел садиться, но мой вид, кажется, напугал его еще больше. Мы сели неподалеку. Я выскочил из такси и бросился туда, где над каменной грядой поднимался дым. Добежав, я остановился в растерянности. Что, собственно, я хотел найти? Свой флайер? Девушек? Вокруг валялись искореженные металлические детали, дымящиеся куски пластика, и я с трудом узнал сиденье. Вдруг неподалеку словно что-то зашевелилось; я бросился туда, наклонился — и в ужасе отшатнулся. Это была рука — рука Триси. Комбинезон еще жил, и сказочный цветок мерцал, то разгораясь, то потухая. Бедная девочка! Но где же этот мерзавец? Я поднял голову. Небо было пусто, флайер-убийца исчез. И тут я вспомнил утро и машину, похожую на мою, шедшую параллельным курсом. И при вылете из Хартума было то же самое. Он следил за мной! Он хотел меня уничтожить — меня, меня, а не их! Они погибли по ошибке, приняв на себя заряд, предназначавшийся мне. Несчастные девчонки! Я направился обратно и тут обнаружил, что такси тоже исчезло. Видно, страх оказался сильнее жадности. Что ж, рано или поздно прибудет полиция, выберусь… Теперь ОН думает, что покончил со мной. Что ж, пусть думает. Какое-то время это мне поможет.
Глава 15
МИРЫ ДЖОНА РУПЕРТА
Дом, типичная постройка конца века, ничем не выделялся среди остальных: та же основательность аккуратно выложенного кирпича, честность бронзового литья балконов, доверчивость дверного стекла. Окна не были наглухо закрыты ставнями, из-за которых по ночам пробивался бы зловещий мерцающий свет, по стене не полз вверх мох, а вниз, цепляясь когтями за кирпич, — похожий на мертвеца хозяин, чтобы выть на луну и пить кровь из трепещущих жертв. Нет, сэр, ничего такого: хозяин, правда, слыл нелюдимым и не слишком общительным, однако газон, надо признать, содержал в порядке — вот как раз вчера я сам видел, как он его стрижет. А еще его можно встретить на берегу: я, знаете, бегаю, в мои годы приходится следить за здоровьем, смотрю — он сидит и глядит на океан… Изредка он наведывается в наш магазин купить кофе и шоколад; вообще-то продукты покупает Паола, которая ему готовит и вообще ведет хозяйство, но кофе и сладости…
Лопес? Да, уже много лет, даже не вспомню, когда, но ничего определенного сказать не могу. Мы его видим очень редко, хотя у нас, как вы могли заметить, общая ограда. Он целыми днями сидит дома — даже странно, что при этом он такой загорелый, словно не вылезает с пляжа. Говорят, он какой-то ученый, не знаю. Мы несколько раз приглашали его и на вечеринки, и просто так, но он всякий раз отказывался. Нет, он нас не приглашал. И женщинами он совершенно не интересуется, хотя мог бы, не старик ведь. Ну, лет 40, не больше. А может, 35. Знаете, мне кажется, он немного не в себе. Со странностями. Скажите, сэр, а вы что — из полиции?
Кто это сказал? Чепуха это все, не верьте, сэр. Мистер Лопес — прекрасный человек, уж я-то знаю, столько лет я ему готовлю, и он всегда расспросит меня обо всем — и о детях (а их у меня шестеро, чтоб вы знали), и о внуках, и про моего старика спросит — какой же он нелюдимый? Просто мистер Лопес — ученый. Он математик и очень много работает, и поэтому не любит, чтобы ему мешали. Он все время думает. И когда ест, думает, и когда гуляет… Да, в кабинете. Почему не пускает? А кто же будет убирать? Я везде была, знаю весь дом, так что не верьте тому, что болтают эти Равануи.
Да, мистер Лопес не пил кровь, не летал по ночам, и жителей поселка не пугали невесть откуда взявшиеся гигантские богомолы, и люди здесь не исчезали — по всем отчетам, сводкам и прочим данным, которые мне удалось собрать, выходило, что за последние 11 лет ничего необычного здесь не случалось. Даже повальное увлечение кровавыми магическими обрядами, охватившее Гавайи, к радости здешнего священника и всех трезвомыслящих граждан, обошло поселок стороной. Ураганы, кстати, тоже: за последние годы — ни одного серьезного.
…Дождавшись, когда Паола скроется за углом, я открыл калитку и уверенным шагом направился к дому. В кармане у меня лежало удостоверение инспектора полиции штата. Инспектора интересовали обстоятельства ограбления, совершенного вчера вечером на этой улице. Разве мистер Лопес ничего об этом не слышал? Вы говорите, что вообще никогда не слышали ни о каких ограблениях в здешних местах? Что ж, иногда такое случается даже в самых благополучных районах. Так вы правда ничего не слышали? Жаль. Но, надеюсь, вы не откажетесь помочь следствию? Мы задержали нескольких подозреваемых; не пройдет ли мистер Лопес со мной в участок — может быть, кого-то из них он видел раньше — например, на берегу.
Разумеется, в участке никаких подозреваемых не будет, поскольку не было и самого ограбления, но здесь мы без всяких там превращений и прочих неожиданностей сможем задать мистеру Лопесу-Руперту несколько вопросов. Скажем, о причинах, заставляющих его жить под вымышленным именем. О цели визита к нему покойного господина Путинцева. О странных обстоятельствах его гибели. О механизме массового воздействия, примененного подозреваемым Глечке. О попытке уничтожить инспектора Реброва в тот момент — вот совпадение! — когда он направлялся на встречу с господином Рупертом. Вопросов вполне достаточно для долгой обстоятельной беседы. Правда, существует вероятность того, что мистер Лопес не захочет отвечать ни на один из них, и заставить его мы не сможем — никаких обвинений против него, в сущности, нет. Но вдруг? Внезапное появление сотрудника Управления способно испугать даже новоявленных пророков и отпетых бандитов, не то что тихого ученого, подозреваемого в волшебстве.
Подойдя к двери, я как бы невзначай опустил руку в карман и нащупал парализатор. Это на случай, если мистер Лопес примет инспектора не слишком любезно — скажем, захочет превратить его в жабу или просто слегка пристрелить. Ну а если события примут совсем уж плохой оборот, в кобуре под пиджаком имелся бластер. Мне еще не приходилось направляться на задание столь вооруженным. Но история с флайером заставила меня быть готовым ко всему.
Я нажал кнопку и услышал, как в доме зазвенел колокольчик. Так, сейчас… Подождав немного, я нажал еще раз, потом еще и еще. В доме поднялся трезвон, впрочем, хозяина это, похоже, нисколько не интересовало. Настоящий ученый, ничего не скажешь. Тут я заметил, что, собственно говоря, ничто не мешает мне войти без посторонней помощи — дверь была не заперта, больше того, она была слегка приоткрыта. Странно — я же слышал, как щелкнул замок, когда уходила Паола, и сейчас, когда я подошел, дверь была закрыта… Или я просто не заметил? Ну что ж, попробуем войти.
Жалюзи были опущены, и в обширном холле царил полумрак.
— Мистер Лопес! — громко позвал я. — Где вы? У меня к вам срочное дело!
Тишина. Почему здесь такой странный запах? Насколько я понял Паолу, кабинет на втором этаже.
— Мистер Лопес!
Никакого ответа. А что, если мои маневры не остались незамеченными и дом пуст? Я быстро поднялся по лестнице. Вот эта дверь должна вести в кабинет. Темно здесь, однако. Наверное, это что-то вроде тамбура, чтобы никакой шум… Где-то должна находиться вторая дверь. Ну-ка…
Я шагнул вперед и оказался в абсолютной, кромешной тьме. Это было совершенно непонятно — ведь позади на расстоянии вытянутой руки оставалась открытая дверь, из которой должен был идти свет. Я обернулся. Никакой двери позади меня не было. Не было и самого «позади», как не было и «впереди». Всюду была одна лишь тьма.
Это была не темнота безлунной ночи, не темнота закрытого наглухо помещения — это было совершенное Ничто. Я поднес руку к лицу. Бесполезно. Тогда я вытянул руки перед собой и мелкими шагами осторожно двинулся вперед. Странный все-таки пол в этом коридоре — неровный и какой-то рыхлый, словно это и не пол вовсе, а земля. Ну, где же стена? Ведь она была совсем рядом! Голова почему-то разболелась — от темноты, наверное. И кружится. Я облизал губы и почувствовал соленый вкус. Кровь? Откуда?
И вдруг все эти вопросы вылетели у меня из головы — далеко впереди, чуть правее того направления, по которому я двигался, я увидел Нечто. Я повернул в ту сторону. Я уговаривал себя идти медленнее — ведь я по-прежнему не видел, куда наступаю, в темноте могла скрываться ловушка, но ноги сами несли меня к свету. Вскоре я уже мог различить светлый контур, словно за закрытой дверью горел свет.
Идти пришлось довольно долго. По мере приближения к контуру ощущение головокружения и тошноты усилилось, я дважды спотыкался, сердце колотилось, словно я бегом взбирался на гору. Наконец контур оказался совсем рядом, моя рука нащупала гладкую деревянную поверхность. Это и в самом деле была дверь. Значит, должна быть и ручка. Я пошарил и действительно нащупал ее. Повернул, потом нажал. Дверь подалась, пропустив поток яркого света, но полностью не открылась, словно была изнутри чем-то завалена. Я нажал сильнее, потом навалился всем телом; внезапно она открылась. Падая, я инстинктивно выбросил вперед руки, ожидая встретить пол, но пола не было, здесь было глубоко, сколько же… Я приземлился на четыре точки, больно ударившись коленом — чертов Лопес! — вскочил — и проклятия замерли у меня на губах.
Невиданные растения нежно-изумрудного цвета — трава, а скорее кусты — покрывали склоны ущелья. Кое-где среди них возвышались серовато-зеленые стволы, мощные и высокие, как крепостные башни. Ниже ущелье расширялось, открывалась равнина, на которой происходило какое-то медленное непонятное движение. И над всем этим пейзажем высоко в небе стояло большое голубое солнце.
Так. Вот, значит, как это бывает! Настал мой черед стать объектом интенсивного воздействия — или как это у них называется? Обратим внимание на его комплексность, на полноту и детальность создаваемой картины. Я ясно вижу ближайшие кусты; лишенные листьев, они больше всего похожи на перекати-поле, только более густое. Я слышу раздающийся из чащи шелест и — какое бы слово подобрать? — такой звук, словно лопаются маленькие шарики. Я ощущаю горьковатый запах — вот чем пахло в доме. Я чувствую, что почва, на которой я стою (я наклонился и потрогал), на ощупь сухая и твердая, напоминает пемзу или, скорее, засохшую грязь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Диспетчер сообщил мне координаты и для верности вывел на экран картинку — вид больницы сверху. Я развернул флайер на север и увеличил скорость до максимальной. Двигатель, обычно работавший бесшумно, загудел, за нами повисло облако ледяного пара. Через несколько минут внизу появилось белое П-образное здание с красным полумесяцем на крыше. Я не сумел до конца погасить скорость, и посадка получилась довольно жесткой; «головастик» отозвался на нее тревожным звонком, но мне было не до него — я спешил убрать свое кресло, чтобы ничто не помешало эвакуации Триси.
— Где же они? — с тревогой воскликнула Калимон и решительно скомандовала: — Найдите их!
Перед тем как выскочить из кабины, я бросил взгляд на Триси. Ее комбинезон — как нарочно! — вновь стал совершенно прозрачным, даже цветы исчезли, она казалась обнаженной.
— Найди какую-нибудь простыню, закутай — не отдадим же мы ее арабам в таком виде! — обратился я к Калимон.
— Хорошо, сейчас сделаю, скорее приведите врачей!
Я побежал к больнице. Где же они, в самом деле? Может, я сел не с той стороны? Тут двери больницы распахнулись и из них появились санитары с носилками и уже знакомый мне врач. Однако пробежав мне навстречу несколько шагов, они вдруг остановились, глядя на что-то позади меня. Я обернулся.
Мой «головастик» уже не стоял на бетоне: слегка раскачиваясь и медленно поворачиваясь вокруг оси, словно раздумывая, что делать, он поднимался вверх.
Вначале у меня мелькнула мысль о самопроизвольном запуске сошедшей с ума машины (где-то я слышал о таком), но затем смысл случившегося начал доходить до моего сознания. У меня угнали флайер. Нагло, на моих глазах. Воспользовались моей доверчивостью, моей… Я еще не понимал, как им это удалось (ведь флайер выполняет команды только своего владельца), но факт был слишком очевиден: моя машина удалялась все быстрее, она была уже еле видна.
Мой «головастик»! Бездна совершенно необходимых для работы сведений, вбитых в память бортового вычислителя, разработанные мною поисковые и эвристические программы, связь с Управлением… А потолок, любовно расписанный Яниной? Я так к нему привык. Я без него как без рук. Что же делать?
— Кажется, наша помощь уже не нужна? — услышал я голос врача. — Видимо, больная уже поправилась?..
Господи, каким посмешищем я выглядел в их глазах! Любитель острых ощущений, подцепивший где-то двух красоток и одураченный ими… Хорошо, что они еще не успели увидеть Триси в ее замечательном комбинезоне. Пылкий осел! Видимо, на меня было жалко смотреть, и доктор сжалился:
— Попробуйте их догнать. Вон там есть стоянка такси, может быть, кто-то вам поможет.
На стоянке я обнаружил лишь один потрепанный флайер. Владелец, подняв кожух, водил диагностером по узлам. Выслушав мой горячий рассказ, он повеселел и заломил немыслимую цену. Но мне было некогда торговаться, я махнул рукой и залез в кабину. Мы лихо набрали высоту. Увы, лихим этот флайер лишь казался. Это была тихоходная машина старой конструкции, не чета моему «головастику». Не обращая внимания на водителя, я сам включил радар и нашел свой флайер. Как и следовало ожидать, он шел на юг. К счастью, двигался он не слишком резво — видимо, угонщики не знали, как поставить машине задание увеличить скорость; тогда бы шансов догнать их не было никаких. Как они вообще смогли взять его под контроль? Ведь он слушает только меня, мой голос… Да, вот он, способ: нужно записывать все мои команды и потом управлять с помощью этих записей. Значит, они так и делали. Выходит, они с самого начала хотели его угнать? Нет, не похоже. Ладно, потом узнаю. Но все равно — какое вероломство! Как она разыграла приступ! Ведь у нее действительно исчезал пульс и снизилась температура. Да, она многому научилась на этих озарениях-концертах. Дрянь! В бессильной ярости я так сжал ручку кресла, что она хрустнула. Ну ничего, только бы догнать. Даже не догнать — это не удастся, — а хотя бы удержаться на том же расстоянии, не дать им уйти. Впереди Аддис-Абеба, я свяжусь с тамошними представителями Управления, и они перехватят угонщиков. Лишь бы не отстать!
Вначале это удавалось, мы держались примерно в десяти километрах за моим флайером. Но потом дистанция стала увеличиваться. Как видно, научились. Я вцепился в водителя, тот заколотил по клавишам, стараясь выжать из своей развалюхи максимум возможного, двигатель завыл, флайер стал дергаться и вибрировать, но скорость не прибавилась.
Тут на сцене появилось новое действующее лицо. Над нами прошел флайер того же класса, что и «головастик», и стал нагонять его. Видимо, доктор сделал то, что не успел я: вызвал полицию. Правда, на новом флайере не было обычных опознавательных знаков полицейских машин, но кто их знает — могли и не нанести. Преследователь уже скрылся из виду и был заметен только на экране радара. Расстояние между ним и «головастиком» все сокращалось. Сейчас начнется стандартная процедура принудительной посадки. Сумеют ли только эти милые девицы выполнить то, что им прикажут? Если нет, моего «головастика» ждут неприятности…
И тут произошло нечто странное, значение чего я вначале не понял. Я увидел на экране, как от преследователя отделилась и направилась к «головастику» светящаяся точка. Что это? Мой водитель закричал что-то по-арабски, указывая на экран, и тут я понял. Ракета! Он выпустил в мой флайер ракету! Но разве полиция сбивает похитителей? Так нельзя! Остановите ее!
Красная точка на экране догоняла другую, побольше. И вот они слились. Далеко впереди, над линией горизонта, сверкнула вспышка. Звука я не услышал. Моя машина!
— Гони! — закричал я водителю. — Дай всю мощность!
Таксист и так гнал, как мог. Мы приближались, и я уже не на экране, а сквозь стекло кабины увидел падающий флайер. Он горел, но мозг еще работал, он боролся за жизнь. Что-то мелькнуло, и над флайером раскрылся огромный купол. Падение замедлилось.
«Молодец! — похвалил я свою машину. — Сейчас мы тебе поможем… Боже, что это? Что он делает?»
Преследователь выпустил вторую ракету. Мы были уже достаточно близко, нашу посудину тряхнуло, я ударился обо что-то, но не замечал этого, как загипнотизированный глядя на падающие вниз обломки — все, что осталось от моего «головастика».
Водитель был испуган и не хотел садиться, но мой вид, кажется, напугал его еще больше. Мы сели неподалеку. Я выскочил из такси и бросился туда, где над каменной грядой поднимался дым. Добежав, я остановился в растерянности. Что, собственно, я хотел найти? Свой флайер? Девушек? Вокруг валялись искореженные металлические детали, дымящиеся куски пластика, и я с трудом узнал сиденье. Вдруг неподалеку словно что-то зашевелилось; я бросился туда, наклонился — и в ужасе отшатнулся. Это была рука — рука Триси. Комбинезон еще жил, и сказочный цветок мерцал, то разгораясь, то потухая. Бедная девочка! Но где же этот мерзавец? Я поднял голову. Небо было пусто, флайер-убийца исчез. И тут я вспомнил утро и машину, похожую на мою, шедшую параллельным курсом. И при вылете из Хартума было то же самое. Он следил за мной! Он хотел меня уничтожить — меня, меня, а не их! Они погибли по ошибке, приняв на себя заряд, предназначавшийся мне. Несчастные девчонки! Я направился обратно и тут обнаружил, что такси тоже исчезло. Видно, страх оказался сильнее жадности. Что ж, рано или поздно прибудет полиция, выберусь… Теперь ОН думает, что покончил со мной. Что ж, пусть думает. Какое-то время это мне поможет.
Глава 15
МИРЫ ДЖОНА РУПЕРТА
Дом, типичная постройка конца века, ничем не выделялся среди остальных: та же основательность аккуратно выложенного кирпича, честность бронзового литья балконов, доверчивость дверного стекла. Окна не были наглухо закрыты ставнями, из-за которых по ночам пробивался бы зловещий мерцающий свет, по стене не полз вверх мох, а вниз, цепляясь когтями за кирпич, — похожий на мертвеца хозяин, чтобы выть на луну и пить кровь из трепещущих жертв. Нет, сэр, ничего такого: хозяин, правда, слыл нелюдимым и не слишком общительным, однако газон, надо признать, содержал в порядке — вот как раз вчера я сам видел, как он его стрижет. А еще его можно встретить на берегу: я, знаете, бегаю, в мои годы приходится следить за здоровьем, смотрю — он сидит и глядит на океан… Изредка он наведывается в наш магазин купить кофе и шоколад; вообще-то продукты покупает Паола, которая ему готовит и вообще ведет хозяйство, но кофе и сладости…
Лопес? Да, уже много лет, даже не вспомню, когда, но ничего определенного сказать не могу. Мы его видим очень редко, хотя у нас, как вы могли заметить, общая ограда. Он целыми днями сидит дома — даже странно, что при этом он такой загорелый, словно не вылезает с пляжа. Говорят, он какой-то ученый, не знаю. Мы несколько раз приглашали его и на вечеринки, и просто так, но он всякий раз отказывался. Нет, он нас не приглашал. И женщинами он совершенно не интересуется, хотя мог бы, не старик ведь. Ну, лет 40, не больше. А может, 35. Знаете, мне кажется, он немного не в себе. Со странностями. Скажите, сэр, а вы что — из полиции?
Кто это сказал? Чепуха это все, не верьте, сэр. Мистер Лопес — прекрасный человек, уж я-то знаю, столько лет я ему готовлю, и он всегда расспросит меня обо всем — и о детях (а их у меня шестеро, чтоб вы знали), и о внуках, и про моего старика спросит — какой же он нелюдимый? Просто мистер Лопес — ученый. Он математик и очень много работает, и поэтому не любит, чтобы ему мешали. Он все время думает. И когда ест, думает, и когда гуляет… Да, в кабинете. Почему не пускает? А кто же будет убирать? Я везде была, знаю весь дом, так что не верьте тому, что болтают эти Равануи.
Да, мистер Лопес не пил кровь, не летал по ночам, и жителей поселка не пугали невесть откуда взявшиеся гигантские богомолы, и люди здесь не исчезали — по всем отчетам, сводкам и прочим данным, которые мне удалось собрать, выходило, что за последние 11 лет ничего необычного здесь не случалось. Даже повальное увлечение кровавыми магическими обрядами, охватившее Гавайи, к радости здешнего священника и всех трезвомыслящих граждан, обошло поселок стороной. Ураганы, кстати, тоже: за последние годы — ни одного серьезного.
…Дождавшись, когда Паола скроется за углом, я открыл калитку и уверенным шагом направился к дому. В кармане у меня лежало удостоверение инспектора полиции штата. Инспектора интересовали обстоятельства ограбления, совершенного вчера вечером на этой улице. Разве мистер Лопес ничего об этом не слышал? Вы говорите, что вообще никогда не слышали ни о каких ограблениях в здешних местах? Что ж, иногда такое случается даже в самых благополучных районах. Так вы правда ничего не слышали? Жаль. Но, надеюсь, вы не откажетесь помочь следствию? Мы задержали нескольких подозреваемых; не пройдет ли мистер Лопес со мной в участок — может быть, кого-то из них он видел раньше — например, на берегу.
Разумеется, в участке никаких подозреваемых не будет, поскольку не было и самого ограбления, но здесь мы без всяких там превращений и прочих неожиданностей сможем задать мистеру Лопесу-Руперту несколько вопросов. Скажем, о причинах, заставляющих его жить под вымышленным именем. О цели визита к нему покойного господина Путинцева. О странных обстоятельствах его гибели. О механизме массового воздействия, примененного подозреваемым Глечке. О попытке уничтожить инспектора Реброва в тот момент — вот совпадение! — когда он направлялся на встречу с господином Рупертом. Вопросов вполне достаточно для долгой обстоятельной беседы. Правда, существует вероятность того, что мистер Лопес не захочет отвечать ни на один из них, и заставить его мы не сможем — никаких обвинений против него, в сущности, нет. Но вдруг? Внезапное появление сотрудника Управления способно испугать даже новоявленных пророков и отпетых бандитов, не то что тихого ученого, подозреваемого в волшебстве.
Подойдя к двери, я как бы невзначай опустил руку в карман и нащупал парализатор. Это на случай, если мистер Лопес примет инспектора не слишком любезно — скажем, захочет превратить его в жабу или просто слегка пристрелить. Ну а если события примут совсем уж плохой оборот, в кобуре под пиджаком имелся бластер. Мне еще не приходилось направляться на задание столь вооруженным. Но история с флайером заставила меня быть готовым ко всему.
Я нажал кнопку и услышал, как в доме зазвенел колокольчик. Так, сейчас… Подождав немного, я нажал еще раз, потом еще и еще. В доме поднялся трезвон, впрочем, хозяина это, похоже, нисколько не интересовало. Настоящий ученый, ничего не скажешь. Тут я заметил, что, собственно говоря, ничто не мешает мне войти без посторонней помощи — дверь была не заперта, больше того, она была слегка приоткрыта. Странно — я же слышал, как щелкнул замок, когда уходила Паола, и сейчас, когда я подошел, дверь была закрыта… Или я просто не заметил? Ну что ж, попробуем войти.
Жалюзи были опущены, и в обширном холле царил полумрак.
— Мистер Лопес! — громко позвал я. — Где вы? У меня к вам срочное дело!
Тишина. Почему здесь такой странный запах? Насколько я понял Паолу, кабинет на втором этаже.
— Мистер Лопес!
Никакого ответа. А что, если мои маневры не остались незамеченными и дом пуст? Я быстро поднялся по лестнице. Вот эта дверь должна вести в кабинет. Темно здесь, однако. Наверное, это что-то вроде тамбура, чтобы никакой шум… Где-то должна находиться вторая дверь. Ну-ка…
Я шагнул вперед и оказался в абсолютной, кромешной тьме. Это было совершенно непонятно — ведь позади на расстоянии вытянутой руки оставалась открытая дверь, из которой должен был идти свет. Я обернулся. Никакой двери позади меня не было. Не было и самого «позади», как не было и «впереди». Всюду была одна лишь тьма.
Это была не темнота безлунной ночи, не темнота закрытого наглухо помещения — это было совершенное Ничто. Я поднес руку к лицу. Бесполезно. Тогда я вытянул руки перед собой и мелкими шагами осторожно двинулся вперед. Странный все-таки пол в этом коридоре — неровный и какой-то рыхлый, словно это и не пол вовсе, а земля. Ну, где же стена? Ведь она была совсем рядом! Голова почему-то разболелась — от темноты, наверное. И кружится. Я облизал губы и почувствовал соленый вкус. Кровь? Откуда?
И вдруг все эти вопросы вылетели у меня из головы — далеко впереди, чуть правее того направления, по которому я двигался, я увидел Нечто. Я повернул в ту сторону. Я уговаривал себя идти медленнее — ведь я по-прежнему не видел, куда наступаю, в темноте могла скрываться ловушка, но ноги сами несли меня к свету. Вскоре я уже мог различить светлый контур, словно за закрытой дверью горел свет.
Идти пришлось довольно долго. По мере приближения к контуру ощущение головокружения и тошноты усилилось, я дважды спотыкался, сердце колотилось, словно я бегом взбирался на гору. Наконец контур оказался совсем рядом, моя рука нащупала гладкую деревянную поверхность. Это и в самом деле была дверь. Значит, должна быть и ручка. Я пошарил и действительно нащупал ее. Повернул, потом нажал. Дверь подалась, пропустив поток яркого света, но полностью не открылась, словно была изнутри чем-то завалена. Я нажал сильнее, потом навалился всем телом; внезапно она открылась. Падая, я инстинктивно выбросил вперед руки, ожидая встретить пол, но пола не было, здесь было глубоко, сколько же… Я приземлился на четыре точки, больно ударившись коленом — чертов Лопес! — вскочил — и проклятия замерли у меня на губах.
Невиданные растения нежно-изумрудного цвета — трава, а скорее кусты — покрывали склоны ущелья. Кое-где среди них возвышались серовато-зеленые стволы, мощные и высокие, как крепостные башни. Ниже ущелье расширялось, открывалась равнина, на которой происходило какое-то медленное непонятное движение. И над всем этим пейзажем высоко в небе стояло большое голубое солнце.
Так. Вот, значит, как это бывает! Настал мой черед стать объектом интенсивного воздействия — или как это у них называется? Обратим внимание на его комплексность, на полноту и детальность создаваемой картины. Я ясно вижу ближайшие кусты; лишенные листьев, они больше всего похожи на перекати-поле, только более густое. Я слышу раздающийся из чащи шелест и — какое бы слово подобрать? — такой звук, словно лопаются маленькие шарики. Я ощущаю горьковатый запах — вот чем пахло в доме. Я чувствую, что почва, на которой я стою (я наклонился и потрогал), на ощупь сухая и твердая, напоминает пемзу или, скорее, засохшую грязь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28