Складываю папку, завязываю шнурочки и вручаю ей. Любит Большой Билл все эти старомодные штучки, такой уж у него, видно, стиль.
Комнатушка, в которую она меня завела, удобная, но не больше. И, конечно, ни мрамора, ни фарфора. А наверху под потолком что-то очень тихо гудит.
Поэтому я без всяких глупостей поднялся со своего места и отправился за ней обратно в гости к боссу. А что поделаешь?
Большой Билл все также сидел за столом. Только на этот раз он просматривал другие бумаги. Директор предприятия, да и только. В общем, так оно и есть.
— Ну что, Тэш, — спрашивает, — прочитали?
— Все, что успел, — сообщаю я.
— А больше вам и не надо. Остальное вас не касается. Не буду на вас давить, так что планируйте операцию сами. Мне нужен только результат. Даю вам неделю.
Ну, это обычное дело.
— Месяц, — возражаю я. — За неделю точно не успею. Его же еще найти нужно.
— Две, — уступает он. — И ни днем больше. Через две недели, ровно в это же время мой человек вас найдет. Так что вы очень далеко не убегайте, ладно?
— Связаться с вами, — спрашиваю, — можно, если понадобится?
— Не волнуйтесь, мы сами с вами свяжемся. Скажем, каждый день, в десять утра будем вызывать вас по вашему браслету. Ну, а там — по обстоятельствам.
— Ладно, — говорю, — а как насчет накладных расходов?
— Представите нам счет, — отвечает. — Послушайте, Тэш, не морочьте мне голову, у меня и без вас забот хватает. Из тех денег, что мы вам отвалили, вы вполне можете купить хорошую, добротную информацию. Выгорит дело — не пожалеете. А не выгорит — я неудачников кормить не собираюсь. Все. Прошу прощения, мой милый, у меня еще дел по горло. Рози, проводите мистера Валлейна.
Розочка все так же нежно дотрагивается до моего плеча, я поворачиваюсь к ней, делая Большому Биллу ручкой, и удаляюсь за обе портьеры. В холле меня ждет тот же тип. Дальше все пошло в обратном порядке. С той лишь разницей, что, покрутившись по улицам, он высадил меня не у «Черной дыры», а у клуба «Улитка».
— Всего хорошего, мистер Тэш, — попрощался мой провожатый, — развлекайтесь в свое удовольствие.
И отвалил.
Я вздохнул, одернул пиджак и шагнул к двери, над которой болталась вывеска «Лучшие похоронные венки только у нас».
А что делать, деваться некуда.
10 ноября 2128 года
Из рапорта дежурного Одесской радиолокационной станции сержанта Замбриборща Ф.Ю.
«Сегодня в 2 часа 45 минут по Киевскому времени нами было визуально замечено небесное тело с азимутом 240 — 260 градусов на дальности порядка 40 км, по яркости превосходящее полную луну и направляющееся на северо-северо-восток. Объект по форме напоминал две сложенные вместе тарелки и двигался в горизонтальной плоскости, вращаясь вокруг своей оси. Полет совершался на высоте около 7 000 метров. Движение не сопровождалось никакими звуками… На запрос „я свой“ цель не отвечала. Примерно в 2 часа 30 мин в поле зрения появился истребитель с азимутом 280 градусов. При приближении истребителя к объекту последний прибавил скорость и примерно через 20 мин. скрылся в плотной облачности».
19 июня 2138 года. 18 часов по Гринвичу
На самом-то деле все в ажуре. Это действительно похоронная контора. Ее держит старый Мак-клауд. Не могу сказать, что очень уж шикарная контора — она старомодная, понимаете ли, как и ее владелец, старый Мак. Вполне почтенное заведение, если не считать того, что на втором этаже находится игорный клуб; ну да об этом знают только постоянные клиенты. А покойники — им-то какая разница?
Кар уже отъехал, а я, значит, постоял на пустой улице перед дверью, вздохнул и вошел в холл. От этой работенки мне не отвертеться — это я уже понял.
В холле было прохладно и тихо. Приглушенный свет, черный креп, все такое… Старик Мак-клауд, как всегда, за своей конторкой.
— Что-то ты на своих двоих к нам заходишь, Тэн, — ухмыляется он.
— Ты со своими жмуриками шуточки шути, — отвечаю. — Ребята уже собрались?
— Господь с тобой, Тэш! Ты что, опять перебрал в своем баре? День от ночи отличить не можешь!
И то верно! Сейчас только шесть вечера, а самая жизнь тут раскручивается уже за полночь. Я из-за этого Большого Била, будь он проклят, совсем счет времени потерял.
— Переговорить хотел, — отвечаю, — кое с кем из ребят.
— Ну проходи наверх, раз зашел, — говорит старина Мак, — выпьешь, передохнешь. Что-то на тебе совсем лица нет.
— Мак, — отвечаю, — ты попал в самую точку. Я, понимаешь, клиента нашел. Вернее, нашел он меня. Капризный такой клиент.
— То-то, — говорит, — я смотрю, тебя в закрытом каре подвозят.
Мак никогда не удержался бы на этом месте, уж больно оно скользкое, если бы не обладал сверхъестественной проницательностью. Со стороны кажется, что он просто дремлет потихоньку за своей конторкой, уставившись в одну точку, на самом же деле ничто не укроется от его «сонного» взгляда. Как он кар-то заметил? Ведь окна зашторены. Вот с кем надо бы поговорить, у кого спросить совета, но Мак — слишком уж хитер! Никогда не знаешь, на чьей стороне он сегодня.
И все-таки я решил попробовать.
Подошел к банкомету, сунул свою карточку. Все верно — молодец Майк. Успел перевести деньги на мой счет, всю сумму, со всеми ее миленькими круглыми ноликами. В другое время я бы обрадовался, но сейчас почему-то нет. Снял я со счета двести кредиток, подгреб к конторке и небрежно так говорю:
— Мак, я тебе задолжал вроде.
— Что-то не припомню, — насторожился он.
— Точно, задолжал. Помнишь, где-то с месяц назад, когда я вконец продулся, у тебя занимал. Ты мне еще выпивку ставил. Подзалетел я тогда здорово.
— Месяц назад много чего было, — произносит Мак неохотно, но кредитки сгребает и прячет в нагрудный карман своего похоронного пиджака. — Тэш, не крути. Выкладывай, что тебе нужно?
— Джок, — спрашиваю, — тут давно был?
— Не знаю такого, — немного помолчав, отвечает он.
— Мак, — продолжаю я, — не мое, конечно, дело, но ходят слухи, что он, понимаешь, шулер. Так что ты с ним поосторожней. Всякое случается.
— Мне-то что, — возразил Мак, — я ни с одним из этих твоих жуликов за стол не сяду.
— Видишь ли, поговаривают будто он играет по-крупному. Неужели ты хочешь, чтобы о твоем заведении пошла дурная слава? — настаиваю я.
— Не знаю я никакого Джока, — упорствует Мак. — Все они одинаковы.
— Ну, как знаешь, тогда пойду наверх, передохну.
— Давай-давай. — Мак нажимает на кнопочку где-то под конторской стойкой, и часть стены с прислоненным к ней веночком тихо-спокойно отъезжает вбок, открывая проход на второй этаж.
Я сунул руки в карманы и направился в гостиную
По всей стране полным-полно легальных игорных клубов. Да и по всему свету тоже. Людям делать не фига, половина всего трудоспособного населения сидит на пособии, и развлекается кто во что горазд. Азартные игры — хороший способ выпустить пар, наверное, поэтому большинство правительств их даже поощряет.
Карты, кости, рулетка, тотошка, тараканьи и даже крысиные бега процветают повсюду.
Другое дело, что правительство прижимает за торговлю наркотиками и в легальных клубах не продохнешь от легавых. Да и налоги с содержателей игорных домов дерут баснословные. Так что многие предпочитают вести дело по-тихому. Под крышей этих самых домов проворачивают порой такие темные дела, что даже мне, человеку, всякого на своем веку повидавшему, иногда верится с трудом. Ну, да ладно.
Я уселся на удобный полипластиковый диванчик, набрав на пульте автобуфета код виски с содовой, получил свой стаканчик, сижу, прихлебываю. Мак, конечно, прав. В гостиной ни души. Повсюду искусственная зелень натыкана. Виниловые джунгли, а не гостиная. Он что, с ума сошел на старости лет?
Посидел я, посмотрел новости по СТ, ничего хорошего, я вам доложу… В Нью-Виргинии линчевали двух мутантов, на Филиппинах затонул очередной гравипаром. Естественно, считают, что совершена диверсия. А когда, интересно, так не считали? Королева разводится с принцем-консортом. Ну и нравы пошли! В Калифорнии уже полгода тянется судебный процесс — кем, понимаешь, будет считаться ребенку мать, если она поменяла пол и теперь женится на восемнадцатилетней кинозвезде, которая, кстати, готова этого самого ребенка удочерить. Отцом? Сам черт ногу сломит. Девяносто два канала — и ни на одном ничего путного. Шоу эти их идиотские, игры в угадайку. Я выключил СТ, поглядел на часы. Черт, как медленно тянется время.
Из примыкающей к гостиной бильярдной доносился стук шаров. Пойду погляжу, кто там дурака валяет. Вхожу, и что же? Мать родная! Шары гоняет умопомрачительно роскошная рыжая красотка в облегающем зеленом платье.
— Привет, крошка. С каких это пор Мак сюда девиц пускает? — поинтересовался я.
— Терпеть не могу, когда меня называют крошкой, — сухо произнесла она не оборачиваясь.
Голос у нее приятный, низкий такой, с хрипотцой.
— Пардон, — говорю, — мадам.
— Мадемуазель, — обернувшись, поправляет она меня и улыбается. Улыбка у нее, доложу я вам… ослепительная просто улыбка. Правильные черты лица, молочно-белая кожа, а глаза зеленые, под цвет платья. Или наоборот… Тьфу, запутался!
— Меня зовут Патриция, — представляется она. — А пустил меня Мак потому, что я ему гостиную декорировала. Я дизайнер.
— Кто-кто? — переспрашиваю. А сам думаю:
«Так вот кто эту гадость в гостиной по всем углам понатыкал».
— Послушайте, — сердится она, — не притворяйтесь глупее, чем вы есть. К тому же я племянница Мака. Он меня с детства воспитывал.
Ой-ей-ей! Ну и родственница у нашего старика. Что ж он ее до сих пор никому не показывал? Взаперти держал, что ли?
— Тэш, — гордо произношу я, — Тэш Валлейн. А тебе тут не скучно одной, детка?
— Ох, — нахмурилась она, — прекратите же, наконец, нести эту баналыцину. Вы мне почему-то кажетесь совсем неглупым человеком.
— Ладно, — сдался я. — А ты мне кажешься умопомрачительно красивой женщиной. Может, составишь компанию на вечер и поможешь потратить деньги, добытые, кстати, с риском для жизни, но честно.
— Мак мне о вас говорил, — неожиданно мирно отвечает она. — По его словам, вы из всей этой шушеры самый порядочный человек.
— Очень лестно. Не ожидал я такого от старины Мака. — Самый порядочный из шушеры, надо же завернуть такое! — Так как же. Патриция?
— Ох, не знаю, — отвечает она, озабоченно поглядывая на свои часики. — Мне вообще-то надо еще на курсы. А у вас, наверное, очень интересная жизнь, полная приключений и опасности.
— Да что ты, — отвечаю я, — какие приключения? Рутина, сплошная рутина. Чаще всего приходится иметь дело со всякими гнусными типами, так что ты приятное исключение.
Она мило повела плечиками и снова взялась за кий.
Тут бильярдная потихоньку начала заполняться народом, все больше завсегдатаями. Ребята энергично накачивались у буфетной стойки, кто-то врубил музыку — как там она называется, Крук? Рурк? Терпеть ее не могу, одним словом. Они, видимо, от безделья, постоянно запускают инфразвук на полную катушку, так что пол под ногами начинает вибрировать, а на душе кошки скребут. Считается, что это дает нужный психологический настрой — как будто для этого нужно все время ходить и трястись точно полоумному. В общем, оставил я Патрицию гонять шары, а сам двинулся обратно в гостиную, чтобы поболтать с ребятами — может, кто-то что-то слышал? Облокотясь о стойку у бара, прихлебывал свой бурбон красавчик Каруччо. Я поспешил к нему, пока он еще не накачался настолько, что из него нельзя будет вытянуть никакой полезной информации. Тут только успевай.
— Привет, Валлейн, — кивнул он. — Что-то давно тебя не было видно.
— Это тебя видно не было, старый козел, — отвечаю я нежно.
— Загулял я тут немножко, — смущенно произнес Каруччо. — Такие дела, понимаешь.
— Слушай, — спрашиваю, — ты тут вроде постоянно сшиваешься?
— Когда не в загуле, да, — соглашается он, — а куда мне еще идти? Тут ведь чисто, светло…
— Ладно тебе заливать. Ничего себе чисто. Ответь-ка мне лучше на один вопрос.
— И сколько стоит твой вопрос?
— Выпивку.
— Тогда, знаешь, — говорит он, — чтобы все по высшему разряду.
По высшему так по высшему. Присели мы с ним в самый тихий уголок, подальше от этого поганого музыкального автомата, я его и спрашиваю:
— Не припоминаешь, кто тут в последнее время чаще всего банк срывал?
— Одну выпивку? — задумчиво тянет он.
— Это аванс. Потом — будет гонорар.
— Ладно, — воодушевляется Каруччо. — Не знаю, правда, зачем тебе это нужно… И поясни, что такое — за последнее время?
— Ну, давай месяца за три. Сколько там твои мозги еще удержать могут?
— Ты за мои мозги не беспокойся, — обиделся он. — Я, может, получше твоего соображаю. Во-первых, Мартин.
— Это еще кто? — спрашиваю.
— Ну, Мартин… такой белобрысый, знаешь? Лет тридцать ему. Или тридцать пять. Он, по-моему, поверенный в какой-то фирме.
— Есть тайные грехи?
— Девок любит. Впрочем, разве это грех?
— Ладно. Кто еще?
— Еще Гонзалес. Хосе Филипе Теодор Мария.
— Ты что, сдурел? Какая еще Мария.
— Так его зовут, — объясняет Каруччо. — Он же не виноват. Потом. Бьерн.
— Бьерна я, вроде, помню. Здоровый такой.
— Ну и все, кажется. Ты же спрашивал «по-крупному»?
— Ладно, — я ставлю ему еще одну выпивку. — Заслужил.
Вроде теперь мне тут особенно делать нечего, пора убираться. Можно, например, попробовать навестить Бьерна, он действительно в этом клубе давно болтается. Хотя проще забежать еще в несколько злачных местечек. Свои люди везде найдутся, что-нибудь да подскажут, не будет же Джок в каждом клубе представляться новым именем. Всегда ведь можно случайно напороться на какого-нибудь знакомого, пойдут расспросы всякие, ненужное любопытство… Атак, что? Сидит себе человек, играет. Ну выиграл. Ну проиграл. Какого все-таки черта он Большому Биллу понадобился, интересно?
Двигаю я себе к выходу и тут слышу: вроде какой-то шум доносится из бильярдной. Там всегда довольно оживленно, но на этот раз шум не такой, как бывает обычно. Я разворачиваюсь на сто восемьдесят — и туда. Точно, какой-то фраер зажал Патрицию в углу. Намотал ее роскошные рыжие волосы на руку, чтобы не рыпалась, и уже полез под юбку. Еще двое уродов рядом стоят, гогочут.
Я не спеша подхожу и, нежно отодвинув эту парочку, ласково беру фраера за плечико, нажав указательным пальцем на болевую точку у основания шеи. Он судорожно вздрагивает, но девушку не отпускает.
— Голубчик, — подражая интонациям Большого Билла, говорю я, — оставь эту девочку по-хорошему. Это племянница Мака.
— Вот именно, — ухмыляется он, — макака она и есть макака.
— Ты что, — говорю, — мужик, не здешний? Мак же тебя из-под земли достанет!
Он набычился, смотрит на меня исподлобья и молчит.
Ах так! Ну, ладно…
Я вроде как сокрушенно развожу руками и, пока он продолжает на меня таращиться, бью его ребром ладони по шее. Он и охнуть не успел, как я добавил носком ботинка ему в пах. Фраер застонал и сложился пополам. В это время очнулся один из доблестной парочки и навалился на меня сзади, ловко прихватив за шею, у меня аж в глазах потемнело. Цепкий, зараза, никак не вывернуться. Смотрю сквозь черную пелену, вроде как у его напарника в руке что-то блеснуло. Надо сказать, что старик Хиракоши, который меня когда-то обучал каратэ и таэквондо, всегда говорил: помни, Тэш, твое преимущество не в силе, а в быстроте реакции. Одной силой немногого добьешься. Да и богиня Аматэрасу — небоблистающая тебе покровительствует, потому что ты — человек незлой. Злоба пожирает сама себя изнутри, словно огонь в запертой комнате, который выедает весь воздух вокруг и от этого гаснет. Тупость и зло — худшие враги всякого человека, а бойца — в особенности. Мой учитель вообще любил цветистые выражения.
Ладно. Я, выбросив руку назад, нажимаю тому, кто меня душит, на глазные яблоки. Раздавшийся дикий вой свидетельствует о полезности уроков Хиракоши, однако упрямец продолжает меня удерживать; тогда, используя его в качестве опоры, бью второго обеими ногами в солнечное сплетение, после чего тот обреченно сполз по стенке и затих. Тут очень даже вовремя подбежали Маковы вышибалы. Кто-то свистит, кто-то хлопает. Патриция, истерически рыдая, оправляет платье!
Наконец, появляется и сам Мак, мрачнее грозовой тучи. Ублюдков этих уже обработали и вынесли. Он оглядел поле боя и, покачав головой, устало сказал всхлипывающей Патриции:
— Я же предупреждал, что тебе тут не место.
Затем, повернувшись ко мне, спросил:
— Это ты их так отделал, Тэш?
Оставив его вопрос без внимания, я заорал:
— Мак, если ты ее действительно воспитываешь, мать твою, то какого черта она здесь делает?
Он горестно почесал затылок.
— Разве с ними сладишь? Они же, понимаешь, самостоятельные. А эта дурища еще в какую-то феминистскую организацию вступила. То ли «назад к домострою», то ли «вперед к матриархату», чушь какая-то, сам черт ногу сломит. Мужиков они, видишь ли, терпеть не могут, все время толкуют о каком-то искусственном оплодотворении, лесба на лесбе, прости Господи!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35