Но Иуда таится во всем, и в дурном, и в добром, а кончается все одинаково ужасно.
— Можно наслаждаться и ужасом, — заметил Грегори.
— Нельзя наслаждаться отвратительным, — убежденно заявил Лайонел. — Не дай бог, если мечта о бессмертии окажется реальностью. Хотя сам-то я верю в бессмертие души, — сухо добавил он.
В комнате повисла тишина. Грегори вдруг почувствовал некоторую дурноту. У него закружилась голова, пришлось даже прислониться к стене. Лицо Рекстоу, смотревшего в сад, казалось ему вырубленным из камня, да еще и каким-то отдалившимся. Он зажмурился от страха, тряхнул головой, снова взглянул на Лайонела, а потом, повернувшись, — на неподвижную Барбару. Что за чушь! Он же в Калли, у себя дома. Адриан спит в его комнате, сознание Барбары он подчинил. А теперь надо опять пробиваться куда-то, избавляться от ощущения, что ты упал в колодец, а вокруг — гладкие каменные стены. Лайонел, думая о чем-то своем, вдруг заговорил речитативом:
Передо мною — ад, и ад во мне,
Но ниже адских бездн одна зияет
И щерится, чтоб поглотить меня.
В ней здешний ад покажется мне раем.
Грегори даже топнул ногой и тут же зашевелился, как будто просто хотел переменить позу. Ладно, сейчас нельзя с ним ссориться, хотя будь у него время — разнес бы в пух и прах. Нет, надо же — «клерк в борделе»!
— Я только вот еще что хотел сказать, — произнес он. — Если от здешнего врача не будет толку, не отчаивайтесь.
Я знаю в Лондоне одного старика, который много повидал и кое-что умеет. Попробую завтра позвонить ему и попрошу приехать. Конечно, гарантии нет, но чем черт не шутит?
— Вы действительно очень добры к нам, — сказал Лайонел. — Только что же тут можно сделать?
— Утро вечера мудренее, — почти весело отозвался Грегори. — О, вот и доктор! И сэр Джайлс с ним. Пойду, встречу их.
Сэр Джайлс, уезжавший на весь день по каким-то ученым делам, столкнулся с врачом у ворот. Теперь они шли по дорожке, каждый сам по себе. На пороге дома сэр Джайлс попытался заговорить с Персиммонсом, но тот предпочел ему врача. Новый осмотр ясности не прибавил. Врач не согласился переночевать в Калли, пообещал позвонить утром и был таков. Лайонел вернулся на свой пост, а Персиммонс потрепал его по плечу и весело попрощался: «Ну-ну, не стоит отчаиваться. Утречком я сразу позвоню старому Манассии», — после чего подхватил сэра Джайлса под руку и увел к себе в кабинет.
— Что за притча? — изумился сэр Джайлс. — Какому это Манассии ты собираешься звонить?
— А-а, так ты же еще не знаешь! — с ликованием ответил Грегори. — Жаль, тебя здесь не было. Пропустил интересное зрелище. Тут миссис Рекстоу откалывала номера, как бы это сказать… не свойственные английским дамам. По-моему, врач, и тот удивился. Ты заметил, Тамалти, как он растерялся? А с Манассией я тебя утром познакомлю.
— Он что, собирается приехать? — спросил сэр Джайлс. — Не слишком ли много народа повадилось в Калли?
— Немало, — кивнул Грегори. — Какой-то ряженый в сером… Ты не знаешь, кто он такой?
— Я знаю одно — ты свихнулся, — с удовлетворением заметил сэр Джайлс. — В сером? Скорей в чем-то таком… вроде формы.
— Почему? — не понял Грегори. — Он совсем не похож на военного. А что он имел в виду, назвавшись Иоанном?
— Да назовись он хоть Вельзевулом! — вскричал сэр Джайлс. — Это же инспектор, Грегори! Тот самый, который расследует убийство. Он здесь!
Грегори уставился на него.
— Ох, еще и этот, — произнес он. — Я-то считал, дело давно закрыто. Чего ради он сюда притащился? Что ему здесь надо?
— Ему нужен либо ты, либо я, — ответил сэр Джайлс. — Эх, Персиммонс, говорил я тебе: до меня они не доберутся. Мне, в конце концов, наплевать, какой танец ты спляшешь на виселице, главное, чтобы ко мне не приставали.
Если им нужно — пожалуйста, могут хватать тебя, меня это не касается. Завтра я уезжаю, на следующей неделе буду в Багдаде. Ну а если спросят, что ж, расскажу.
— Расскажи, расскажи, — усмехнулся Грегори, — только не забудь, как предупреждал, что Рекстоу придет к тебе, и его кабинет на это время…
— А ты расскажешь, — усмехнулся в ответ сэр Джайлс, — как кричал по ночам: «Кровь! Кровь!» Конечно, английская полиция берет взятки, но никогда не знаешь, кого можно купить, кого нет. Еще нарвешься не на того человека.
— Что ты суетишься? — примирительно проговорил Грегори. — Неужели ты думаешь, что у него есть хоть какие-нибудь улики?
— А я про это вообще не думаю, — отрезал сэр Джайлс. — Но рисковать из-за тебя не намерен, не стоишь ты этого. Кто ты такой? Перезрелый мальчишка, подворовывающий по мелочи. Повторяю, на меня не рассчитывай. А теперь скажи-ка, какого это лешего в сером ты поминал?
Грегори давно привык пропускать мимо ушей половину того, что говорит сэр Джайлс, но сейчас, вспомнив слова Лайонела, он с отвращением посмотрел на старого антиквара, однако справился с собой и беспечно ответил:
— А-а, забрел тут в Калли один сумасшедший. Нес какую-то церковную чушь. Говорил, что знаком с семьюдесятью королями.
— Всего-то? — спросил сэр Джайлс. — А больше никак не отрекомендовался?
— Знаешь, мне он не понравился, — признался Грегори, — а Леддинг от него просто сбесился. А ведь этот тип просто шел себе по дорожке, и все. Потом, правда, сказал, что он царь и священник. — Персиммонс подошел поближе и тихо добавил:
— Я сначала подумал, не связан ли он… ну, с той лавкой.
Ты понимаешь? Но, по-моему, он с ней как-то не сочетается.
Сэр Джайлс задумался.
— Царь и священник, говоришь? — переспросил он. — Ты сам-то не свихнулся, Персиммонс? — Сэр Джайлс резко встал. — Ты сказал, Иоанн?
— Он так представился. А что, — ты знаешь какого-нибудь Иоанна?
— Сэр Джайлс отошел к окну, выглянул, вернулся на середину кабинета и с сомнением поглядел на Грегори.
— Вот что, послушайся доброго совета, — проговорил он, — оставь в покое эту чертову штуковину. Можешь нарваться на куда более сильного противника, любезный Грегори.
— Да кто он такой? — вскричал Персиммонс. — Ему-то зачем Грааль?
— Этого я тебе не скажу, — ровным голосом ответил сэр Джайлс. — Все равно не поверишь, а мне такие разговоры могут боком выйти. Слыхал я разные истории — может, и вранье, конечно, но слухи ходят и в Самарканде, и в Дели.
Однажды кто-то, похожий на твоего серого незнакомца, поговорил с самым богатым человеком в Бенгалии, а тот и отдал все храму, а сам пошел в факиры. Я пока в Бога не верю, но иногда думаю, не твой ли приятель подал людям саму идею Бога… если это он, конечно.
— Мне-то что за дело до Бога? — спросил Грегори.
— Не знаю, — не обращая на него внимания, продолжал сэр Джайлс, — Грааль принадлежит ему, или он Граалю. Я проследил путь Чаши во времени и в пространстве, но в ее истории есть разрывы. Если она каждый раз возвращалась к Иоанну, то послушай меня, сходи к архидиакону и попроси, чтобы он за тебя помолился. Может быть, не откажет…
— Скажешь ты мне, кто это был? — спросил Грегори.
— Нет, — покачал головой сэр Джайлс. — Слишком много о нем говорили. Брось все это, пока не поздно.
— Неужто сам Иисус Христос собрался приглядеть за своим добром? — ухмыльнулся Грегори.
— Иисус Христос то ли мертв, то ли на небе, то ли его присвоили церковники, — отвечал сэр Джайлс. — А вот о человеке, который приходил к тебе, говорят то же, что он и сам сказал: он царь и священник, и зовут его Иоанн. Так говорят. Как на самом деле — не знаю, но мне все это очень не нравится.
— Ну так уноси ноги, — фыркнул Грегори. — А мы с моим владыкой встретим его и поговорим.
— С вас станется, — сказал сэр Джайлс, повернулся и, не сказав больше ни слова, пошел к себе.
Адриан спокойно спал. О том, какие сны ему снились, ведал лишь его ангел-хранитель, пребывающий вне тварного мира. Все прочие обитатели Калли, исключая слуг, провели ночь без сна. Лайонел прилег на кушетке рядом с женой и настороженно вслушивался в ее неровное дыхание Доктор не смог или не захотел сказать, сколько она проспит, и теперь Лайонел обмирал от мысли, что неподвижность ее не похожа на неподвижность спящего человека. Глаза ее были закрыты, дыхание отражало какую-то внутреннюю дрожь, а иногда с губ срывались невнятные, но глубокие стоны. Лайонел страдал. Его постоянная спутница оторвана от него, брошена в глубины каких-то джунглей, а он и постичь не может этот ужас. Сам он хоть как-то мог представить себя в подобном положении, но чтобы Барбара, простодушно поглощенная занавесочками на кухне, романами Вудхауза и кормлением Адриана, оказалась ввергнута вот в это! Против такой судьбы восстал даже его пессимизм.
Неподалеку от комнаты, занятой супругами Рекстоу, лежал без сна и вспоминал былые приключения сэр Джайлс Тамалти. К себе он относился так же трезво и жестко, как и к остальным, и сейчас вполне отдавал отчет, что появление в Калли новых действующих лиц его тревожит. Исследуя пограничные зоны человеческой психики, он представлял ту загадочную силу, с которой время от времени приходилось сталкиваться разным людям в разных уголках земли. Откуда она исходит — неизвестно, вмешательство ее в дела людские — смертельно опасно. Однажды в Бейруте ему довелось присутствовать на полночном сборище. Тогда он смутно ощутил ее.
Было очень страшно, чародеи орали, кто-то незваным явился среди них, едва различимый, грозный, гибельный. Тогда тару Джайлсу казалось, что он, как и все, стал жертвой массовой галлюцинации; но уж кто-кто, а он-то знал, что галлюцинация — пустое слово. Было, не было… Он решил как можно скорее покинуть Англию.
Грегори Персиммонс у себя в комнате поразмышлял над словами сэра Джайлса и решил махнуть на них рукой.
Все складывалось прекрасно. Если так и дальше пойдет, уже следующей ночью и Грааль, и Адриан будут в руках у него и его друзей.
Пожалуй, среди бодрствующих в эту ночь в Калли только Грегори Персиммонс был от природы религиозен; только он живо и естественно воспринимал неведомое как иерархии сил, восходящих к подножию люциферова трона. Только Для него и мазь, и черная месса, и древние ритуалы сатанизма были естественными и живыми. Он требовал ответа от тьмы, страстно верил, что отклик придет, и вера эта определяла его слова и поступки. Ни Лайонел, ни сэр Джайлс, ни Барбара не прибегали так естественно к молитве, и его божество милостиво снисходило к сознанию фанатика. Он обращал, проповедовал, приносил в жертву и себя, и других, если Бог этого требовал. Лежа без сна, вознося свои молитвы, он поклонялся Ему, и обретал спокойную силу мистического единения.
Утро он встретил счастливой улыбкой человека, которому не в чем сомневаться.
Сэр Джайлс собрался уезжать сразу после завтрака, распорядившись отослать багаж вслед за ним.
Грегори и Лайонел оставили Леддинга при Барбаре, дожидаться сиделки, а сами пошли звонить в Лондон. Дозвониться удалось не сразу, но в конце концов Персиммонс разыскал никому не ведомого Манассию, кратко изложил ему все обстоятельства и попросил ближайшим же поездом приехать в Фардль.
— Что? — повторял он. — Да, да, Калли, на окраине Фардля… Да, конечно… Что? Не понимаю! Ну, что угодно, что угодно. Да, конечно, вы делали, но у меня его сейчас нет…
Знаете? Откуда? Да, понял, но я не могу так сразу… Послушайте, Манассия, это серьезно. У нашей больной какой-то припадок. Нет, что вы! Да, хорошо, постараюсь…
Он медленно положил трубку и очень серьезно поглядел на Лайонела.
— Кошмар… — пробормотал он. — Помните потир, который был у меня в коллекции? Так вот, Манассия согласен вылечить вашу жену, если я уступлю потир ему.
— Да? — неискренне удивился Лайонел. — Наверное, это ценная вещь… Как вы считаете, я смогу ее купить?
— Дорогой мой, о чем вы говорите! — воскликнул Грегори. — Я бы отдал его, не задумываясь. Как можно сравнивать какую-то чашку и здоровье вашей жены? Я так ей восхищаюсь! Но дело в том, что у меня его нет. Я говорил вам вчера, но с тех пор столько всего случилось, немудрено, что вы не помните. Архидиакон стащил его. Он вбил себе в голову, что это его потир, даже полковник Коннерс не смог переубедить его. А уж кому, как не полиции разбираться в этом деле! Но архидиакон с Морнингтоном и еще с одним моим соседом утащили его прямо у меня из дома! Как вам это нравится?
И вот теперь, когда я готов заплатить за него любую цену, я не могу до него добраться! — Грегори гневно топнул ногой.
Его ожесточение расшевелило Лайонела. Он схватил Персиммонса за руку.
— Неужели для вашего знакомого свет клином сошелся именно на этом потире? — вскричал он. — Может, он удовлетворится чем-нибудь другим? Неужели он оставит Барбару умирать из-за какой-то проклятой чашки? Позвоните ему еще раз, позвоните!
Грегори покачал головой.
— Он сам позвонит через час. Хочет узнать, что мы решили. Тогда он еще успевает на утренний поезд. Что же я могу сделать? Архидиакон и Морнингтон с потиром засели у этого герцога. Они очень злы на меня, я не могу их просить. — Вдруг он оживился. — А вы? С Морнингтоном вы дружите.
Вчера я был в издательстве, разбирался с жалобой сэра Джайлса, и он меня не правильно понял. Он же такой… ну, сами знаете. Но постойте… Он знаком с вашей женой, он может повлиять на архидиакона. Я бы на вашем месте позвонил ему и все объяснил. Попробуйте, попробуйте, надо же спасать ее!
Он схватил трубку и заказал разговор с Лондоном.
Теперь оставалось только ждать.
— Манассия — человек тяжелый, — вздохнул Грегори. — Я не раз видел, как он поднимал людей на ноги даром, но уж если он чего захотел, то не уступит. Конечно, бывает всякое, но я ему доверяю. Он привез с Востока немало сильных лекарств, но лечит, в основном, гипнозом. Английские врачи об этом и слышать не хотят, однако я не знаю ни одного английского врача, которому удалось бы добиться успеха там, где не получилось у него. Поймите, Рекстоу, если вы уговорите архидиакона, или заполучите потир любым другим способом, Манассия — ваш. Ох, боюсь, не помогут уговоры!
Лучше уж объясните Морнингтону, что речь идет о жизни и смерти, если не хуже. Упросите его привезти потир, тогда мы будем готовы к приезду Манассии. Вот и телефон! Слава богу, они поторопились!
Лайонел схватил трубку и изверг в нелепое маленькое устройство целый водопад просьб и жалоб. На другом конце линии его слушал перепуганный Кеннет. Герцог и архидиакон стояли чуть поодаль и недоуменно прислушивались.
— Подожди, — кричал Кеннет, — я не понимаю, что с Барбарой?
— Никто не понимает! — в отчаянии отвечал Лайонел. — Похоже, сошла с ума, визжит, пляшет — невозможно передать!.. Послушай, Кеннет, можешь ты это сделать? Ну ради вашего Христа! Не может же твой друг так держаться за какую-то чашу!
— Твой друг держится за нее именно так, — пробормотал Кеннет и прикусил губу от досады. — Извини, Лайонел, Подожди, не вешай трубку! Ох, ты же не можешь… Я должен разыскать архидиакона, — он жестом остановил шагнувшего вперед священника. — А что сейчас делает Барбара?
— Ее накачали морфием, она лежит, — ответил Лайонел. — Но не очень-то она успокоилась. Стонет, словно в аду.
Поторопись, Кеннет, умоляю тебя!
Вконец растерянный Морнингтон повернулся к остальным.
— С Барбарой Рекстоу беда, — сказал он.
В ответ на удивленный взгляд герцога ему пришлось коротко объяснить, кто такая Барбара Рекстоу.
— По-моему, это дело рук Персиммонса, — продолжал он. — Лайонел говорит, она сошла с ума. А этот… негодяй вдруг достает откуда-то врача, и тот берется ее вылечить. Но взамен требует вот это, — Кеннет кивком указал на Грааль, стоявший на столике между ними.
Архидиакон задумался. Герцог выглядел растерянным.
— Что же мы можем сделать? — спросил он.
— Лайонел просит отдать ему Грааль, — отчужденно ответил Кеннет.
— Господь Всемогущий! — воскликнул герцог. — Отдать Грааль! Теперь, когда мы точно знаем, что это такое!
Кеннет помолчал, потом медленно произнес:
— Барбара — славная женщина. Я не хочу ей вреда.
— Чего стоит жизнь одной женщины, да и наши жизни, все вместе, по сравнению с этим? — воскликнул герцог.
— Да, конечно, вы правы, — неуверенно сказал Кеннет, — но Барбара… И потом, речь идет не о жизни, а о рассудке.
— Мне очень жаль, — сказал герцог, — но он значит больше, чем весь мир.
Кеннет взглянул на архидиакона.
— Наверное, вам решать, — промолвил он.
На протяжении предыдущего дня как-то само собой выяснилось, что общность духовных устремлений еще не гарантирует единства мнений. После ночной атаки на Грааль герцог проснулся поутру, переполненный идеями. Наиглавнейшая из них состояла в том, чтобы немедленно перевезти сокровище в Рим и сдать под надлежащий надзор. За завтраком он поведал план своим сообщникам и едва не уговорил их, заразив своей убежденностью. Архидиакон охотно согласился, что Рим — и в церковном, и в географическом смысле — вполне подходит. Там хранится немало реликвий, там их почитают, а на низшем, деловом уровне — умеют стеречь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
— Можно наслаждаться и ужасом, — заметил Грегори.
— Нельзя наслаждаться отвратительным, — убежденно заявил Лайонел. — Не дай бог, если мечта о бессмертии окажется реальностью. Хотя сам-то я верю в бессмертие души, — сухо добавил он.
В комнате повисла тишина. Грегори вдруг почувствовал некоторую дурноту. У него закружилась голова, пришлось даже прислониться к стене. Лицо Рекстоу, смотревшего в сад, казалось ему вырубленным из камня, да еще и каким-то отдалившимся. Он зажмурился от страха, тряхнул головой, снова взглянул на Лайонела, а потом, повернувшись, — на неподвижную Барбару. Что за чушь! Он же в Калли, у себя дома. Адриан спит в его комнате, сознание Барбары он подчинил. А теперь надо опять пробиваться куда-то, избавляться от ощущения, что ты упал в колодец, а вокруг — гладкие каменные стены. Лайонел, думая о чем-то своем, вдруг заговорил речитативом:
Передо мною — ад, и ад во мне,
Но ниже адских бездн одна зияет
И щерится, чтоб поглотить меня.
В ней здешний ад покажется мне раем.
Грегори даже топнул ногой и тут же зашевелился, как будто просто хотел переменить позу. Ладно, сейчас нельзя с ним ссориться, хотя будь у него время — разнес бы в пух и прах. Нет, надо же — «клерк в борделе»!
— Я только вот еще что хотел сказать, — произнес он. — Если от здешнего врача не будет толку, не отчаивайтесь.
Я знаю в Лондоне одного старика, который много повидал и кое-что умеет. Попробую завтра позвонить ему и попрошу приехать. Конечно, гарантии нет, но чем черт не шутит?
— Вы действительно очень добры к нам, — сказал Лайонел. — Только что же тут можно сделать?
— Утро вечера мудренее, — почти весело отозвался Грегори. — О, вот и доктор! И сэр Джайлс с ним. Пойду, встречу их.
Сэр Джайлс, уезжавший на весь день по каким-то ученым делам, столкнулся с врачом у ворот. Теперь они шли по дорожке, каждый сам по себе. На пороге дома сэр Джайлс попытался заговорить с Персиммонсом, но тот предпочел ему врача. Новый осмотр ясности не прибавил. Врач не согласился переночевать в Калли, пообещал позвонить утром и был таков. Лайонел вернулся на свой пост, а Персиммонс потрепал его по плечу и весело попрощался: «Ну-ну, не стоит отчаиваться. Утречком я сразу позвоню старому Манассии», — после чего подхватил сэра Джайлса под руку и увел к себе в кабинет.
— Что за притча? — изумился сэр Джайлс. — Какому это Манассии ты собираешься звонить?
— А-а, так ты же еще не знаешь! — с ликованием ответил Грегори. — Жаль, тебя здесь не было. Пропустил интересное зрелище. Тут миссис Рекстоу откалывала номера, как бы это сказать… не свойственные английским дамам. По-моему, врач, и тот удивился. Ты заметил, Тамалти, как он растерялся? А с Манассией я тебя утром познакомлю.
— Он что, собирается приехать? — спросил сэр Джайлс. — Не слишком ли много народа повадилось в Калли?
— Немало, — кивнул Грегори. — Какой-то ряженый в сером… Ты не знаешь, кто он такой?
— Я знаю одно — ты свихнулся, — с удовлетворением заметил сэр Джайлс. — В сером? Скорей в чем-то таком… вроде формы.
— Почему? — не понял Грегори. — Он совсем не похож на военного. А что он имел в виду, назвавшись Иоанном?
— Да назовись он хоть Вельзевулом! — вскричал сэр Джайлс. — Это же инспектор, Грегори! Тот самый, который расследует убийство. Он здесь!
Грегори уставился на него.
— Ох, еще и этот, — произнес он. — Я-то считал, дело давно закрыто. Чего ради он сюда притащился? Что ему здесь надо?
— Ему нужен либо ты, либо я, — ответил сэр Джайлс. — Эх, Персиммонс, говорил я тебе: до меня они не доберутся. Мне, в конце концов, наплевать, какой танец ты спляшешь на виселице, главное, чтобы ко мне не приставали.
Если им нужно — пожалуйста, могут хватать тебя, меня это не касается. Завтра я уезжаю, на следующей неделе буду в Багдаде. Ну а если спросят, что ж, расскажу.
— Расскажи, расскажи, — усмехнулся Грегори, — только не забудь, как предупреждал, что Рекстоу придет к тебе, и его кабинет на это время…
— А ты расскажешь, — усмехнулся в ответ сэр Джайлс, — как кричал по ночам: «Кровь! Кровь!» Конечно, английская полиция берет взятки, но никогда не знаешь, кого можно купить, кого нет. Еще нарвешься не на того человека.
— Что ты суетишься? — примирительно проговорил Грегори. — Неужели ты думаешь, что у него есть хоть какие-нибудь улики?
— А я про это вообще не думаю, — отрезал сэр Джайлс. — Но рисковать из-за тебя не намерен, не стоишь ты этого. Кто ты такой? Перезрелый мальчишка, подворовывающий по мелочи. Повторяю, на меня не рассчитывай. А теперь скажи-ка, какого это лешего в сером ты поминал?
Грегори давно привык пропускать мимо ушей половину того, что говорит сэр Джайлс, но сейчас, вспомнив слова Лайонела, он с отвращением посмотрел на старого антиквара, однако справился с собой и беспечно ответил:
— А-а, забрел тут в Калли один сумасшедший. Нес какую-то церковную чушь. Говорил, что знаком с семьюдесятью королями.
— Всего-то? — спросил сэр Джайлс. — А больше никак не отрекомендовался?
— Знаешь, мне он не понравился, — признался Грегори, — а Леддинг от него просто сбесился. А ведь этот тип просто шел себе по дорожке, и все. Потом, правда, сказал, что он царь и священник. — Персиммонс подошел поближе и тихо добавил:
— Я сначала подумал, не связан ли он… ну, с той лавкой.
Ты понимаешь? Но, по-моему, он с ней как-то не сочетается.
Сэр Джайлс задумался.
— Царь и священник, говоришь? — переспросил он. — Ты сам-то не свихнулся, Персиммонс? — Сэр Джайлс резко встал. — Ты сказал, Иоанн?
— Он так представился. А что, — ты знаешь какого-нибудь Иоанна?
— Сэр Джайлс отошел к окну, выглянул, вернулся на середину кабинета и с сомнением поглядел на Грегори.
— Вот что, послушайся доброго совета, — проговорил он, — оставь в покое эту чертову штуковину. Можешь нарваться на куда более сильного противника, любезный Грегори.
— Да кто он такой? — вскричал Персиммонс. — Ему-то зачем Грааль?
— Этого я тебе не скажу, — ровным голосом ответил сэр Джайлс. — Все равно не поверишь, а мне такие разговоры могут боком выйти. Слыхал я разные истории — может, и вранье, конечно, но слухи ходят и в Самарканде, и в Дели.
Однажды кто-то, похожий на твоего серого незнакомца, поговорил с самым богатым человеком в Бенгалии, а тот и отдал все храму, а сам пошел в факиры. Я пока в Бога не верю, но иногда думаю, не твой ли приятель подал людям саму идею Бога… если это он, конечно.
— Мне-то что за дело до Бога? — спросил Грегори.
— Не знаю, — не обращая на него внимания, продолжал сэр Джайлс, — Грааль принадлежит ему, или он Граалю. Я проследил путь Чаши во времени и в пространстве, но в ее истории есть разрывы. Если она каждый раз возвращалась к Иоанну, то послушай меня, сходи к архидиакону и попроси, чтобы он за тебя помолился. Может быть, не откажет…
— Скажешь ты мне, кто это был? — спросил Грегори.
— Нет, — покачал головой сэр Джайлс. — Слишком много о нем говорили. Брось все это, пока не поздно.
— Неужто сам Иисус Христос собрался приглядеть за своим добром? — ухмыльнулся Грегори.
— Иисус Христос то ли мертв, то ли на небе, то ли его присвоили церковники, — отвечал сэр Джайлс. — А вот о человеке, который приходил к тебе, говорят то же, что он и сам сказал: он царь и священник, и зовут его Иоанн. Так говорят. Как на самом деле — не знаю, но мне все это очень не нравится.
— Ну так уноси ноги, — фыркнул Грегори. — А мы с моим владыкой встретим его и поговорим.
— С вас станется, — сказал сэр Джайлс, повернулся и, не сказав больше ни слова, пошел к себе.
Адриан спокойно спал. О том, какие сны ему снились, ведал лишь его ангел-хранитель, пребывающий вне тварного мира. Все прочие обитатели Калли, исключая слуг, провели ночь без сна. Лайонел прилег на кушетке рядом с женой и настороженно вслушивался в ее неровное дыхание Доктор не смог или не захотел сказать, сколько она проспит, и теперь Лайонел обмирал от мысли, что неподвижность ее не похожа на неподвижность спящего человека. Глаза ее были закрыты, дыхание отражало какую-то внутреннюю дрожь, а иногда с губ срывались невнятные, но глубокие стоны. Лайонел страдал. Его постоянная спутница оторвана от него, брошена в глубины каких-то джунглей, а он и постичь не может этот ужас. Сам он хоть как-то мог представить себя в подобном положении, но чтобы Барбара, простодушно поглощенная занавесочками на кухне, романами Вудхауза и кормлением Адриана, оказалась ввергнута вот в это! Против такой судьбы восстал даже его пессимизм.
Неподалеку от комнаты, занятой супругами Рекстоу, лежал без сна и вспоминал былые приключения сэр Джайлс Тамалти. К себе он относился так же трезво и жестко, как и к остальным, и сейчас вполне отдавал отчет, что появление в Калли новых действующих лиц его тревожит. Исследуя пограничные зоны человеческой психики, он представлял ту загадочную силу, с которой время от времени приходилось сталкиваться разным людям в разных уголках земли. Откуда она исходит — неизвестно, вмешательство ее в дела людские — смертельно опасно. Однажды в Бейруте ему довелось присутствовать на полночном сборище. Тогда он смутно ощутил ее.
Было очень страшно, чародеи орали, кто-то незваным явился среди них, едва различимый, грозный, гибельный. Тогда тару Джайлсу казалось, что он, как и все, стал жертвой массовой галлюцинации; но уж кто-кто, а он-то знал, что галлюцинация — пустое слово. Было, не было… Он решил как можно скорее покинуть Англию.
Грегори Персиммонс у себя в комнате поразмышлял над словами сэра Джайлса и решил махнуть на них рукой.
Все складывалось прекрасно. Если так и дальше пойдет, уже следующей ночью и Грааль, и Адриан будут в руках у него и его друзей.
Пожалуй, среди бодрствующих в эту ночь в Калли только Грегори Персиммонс был от природы религиозен; только он живо и естественно воспринимал неведомое как иерархии сил, восходящих к подножию люциферова трона. Только Для него и мазь, и черная месса, и древние ритуалы сатанизма были естественными и живыми. Он требовал ответа от тьмы, страстно верил, что отклик придет, и вера эта определяла его слова и поступки. Ни Лайонел, ни сэр Джайлс, ни Барбара не прибегали так естественно к молитве, и его божество милостиво снисходило к сознанию фанатика. Он обращал, проповедовал, приносил в жертву и себя, и других, если Бог этого требовал. Лежа без сна, вознося свои молитвы, он поклонялся Ему, и обретал спокойную силу мистического единения.
Утро он встретил счастливой улыбкой человека, которому не в чем сомневаться.
Сэр Джайлс собрался уезжать сразу после завтрака, распорядившись отослать багаж вслед за ним.
Грегори и Лайонел оставили Леддинга при Барбаре, дожидаться сиделки, а сами пошли звонить в Лондон. Дозвониться удалось не сразу, но в конце концов Персиммонс разыскал никому не ведомого Манассию, кратко изложил ему все обстоятельства и попросил ближайшим же поездом приехать в Фардль.
— Что? — повторял он. — Да, да, Калли, на окраине Фардля… Да, конечно… Что? Не понимаю! Ну, что угодно, что угодно. Да, конечно, вы делали, но у меня его сейчас нет…
Знаете? Откуда? Да, понял, но я не могу так сразу… Послушайте, Манассия, это серьезно. У нашей больной какой-то припадок. Нет, что вы! Да, хорошо, постараюсь…
Он медленно положил трубку и очень серьезно поглядел на Лайонела.
— Кошмар… — пробормотал он. — Помните потир, который был у меня в коллекции? Так вот, Манассия согласен вылечить вашу жену, если я уступлю потир ему.
— Да? — неискренне удивился Лайонел. — Наверное, это ценная вещь… Как вы считаете, я смогу ее купить?
— Дорогой мой, о чем вы говорите! — воскликнул Грегори. — Я бы отдал его, не задумываясь. Как можно сравнивать какую-то чашку и здоровье вашей жены? Я так ей восхищаюсь! Но дело в том, что у меня его нет. Я говорил вам вчера, но с тех пор столько всего случилось, немудрено, что вы не помните. Архидиакон стащил его. Он вбил себе в голову, что это его потир, даже полковник Коннерс не смог переубедить его. А уж кому, как не полиции разбираться в этом деле! Но архидиакон с Морнингтоном и еще с одним моим соседом утащили его прямо у меня из дома! Как вам это нравится?
И вот теперь, когда я готов заплатить за него любую цену, я не могу до него добраться! — Грегори гневно топнул ногой.
Его ожесточение расшевелило Лайонела. Он схватил Персиммонса за руку.
— Неужели для вашего знакомого свет клином сошелся именно на этом потире? — вскричал он. — Может, он удовлетворится чем-нибудь другим? Неужели он оставит Барбару умирать из-за какой-то проклятой чашки? Позвоните ему еще раз, позвоните!
Грегори покачал головой.
— Он сам позвонит через час. Хочет узнать, что мы решили. Тогда он еще успевает на утренний поезд. Что же я могу сделать? Архидиакон и Морнингтон с потиром засели у этого герцога. Они очень злы на меня, я не могу их просить. — Вдруг он оживился. — А вы? С Морнингтоном вы дружите.
Вчера я был в издательстве, разбирался с жалобой сэра Джайлса, и он меня не правильно понял. Он же такой… ну, сами знаете. Но постойте… Он знаком с вашей женой, он может повлиять на архидиакона. Я бы на вашем месте позвонил ему и все объяснил. Попробуйте, попробуйте, надо же спасать ее!
Он схватил трубку и заказал разговор с Лондоном.
Теперь оставалось только ждать.
— Манассия — человек тяжелый, — вздохнул Грегори. — Я не раз видел, как он поднимал людей на ноги даром, но уж если он чего захотел, то не уступит. Конечно, бывает всякое, но я ему доверяю. Он привез с Востока немало сильных лекарств, но лечит, в основном, гипнозом. Английские врачи об этом и слышать не хотят, однако я не знаю ни одного английского врача, которому удалось бы добиться успеха там, где не получилось у него. Поймите, Рекстоу, если вы уговорите архидиакона, или заполучите потир любым другим способом, Манассия — ваш. Ох, боюсь, не помогут уговоры!
Лучше уж объясните Морнингтону, что речь идет о жизни и смерти, если не хуже. Упросите его привезти потир, тогда мы будем готовы к приезду Манассии. Вот и телефон! Слава богу, они поторопились!
Лайонел схватил трубку и изверг в нелепое маленькое устройство целый водопад просьб и жалоб. На другом конце линии его слушал перепуганный Кеннет. Герцог и архидиакон стояли чуть поодаль и недоуменно прислушивались.
— Подожди, — кричал Кеннет, — я не понимаю, что с Барбарой?
— Никто не понимает! — в отчаянии отвечал Лайонел. — Похоже, сошла с ума, визжит, пляшет — невозможно передать!.. Послушай, Кеннет, можешь ты это сделать? Ну ради вашего Христа! Не может же твой друг так держаться за какую-то чашу!
— Твой друг держится за нее именно так, — пробормотал Кеннет и прикусил губу от досады. — Извини, Лайонел, Подожди, не вешай трубку! Ох, ты же не можешь… Я должен разыскать архидиакона, — он жестом остановил шагнувшего вперед священника. — А что сейчас делает Барбара?
— Ее накачали морфием, она лежит, — ответил Лайонел. — Но не очень-то она успокоилась. Стонет, словно в аду.
Поторопись, Кеннет, умоляю тебя!
Вконец растерянный Морнингтон повернулся к остальным.
— С Барбарой Рекстоу беда, — сказал он.
В ответ на удивленный взгляд герцога ему пришлось коротко объяснить, кто такая Барбара Рекстоу.
— По-моему, это дело рук Персиммонса, — продолжал он. — Лайонел говорит, она сошла с ума. А этот… негодяй вдруг достает откуда-то врача, и тот берется ее вылечить. Но взамен требует вот это, — Кеннет кивком указал на Грааль, стоявший на столике между ними.
Архидиакон задумался. Герцог выглядел растерянным.
— Что же мы можем сделать? — спросил он.
— Лайонел просит отдать ему Грааль, — отчужденно ответил Кеннет.
— Господь Всемогущий! — воскликнул герцог. — Отдать Грааль! Теперь, когда мы точно знаем, что это такое!
Кеннет помолчал, потом медленно произнес:
— Барбара — славная женщина. Я не хочу ей вреда.
— Чего стоит жизнь одной женщины, да и наши жизни, все вместе, по сравнению с этим? — воскликнул герцог.
— Да, конечно, вы правы, — неуверенно сказал Кеннет, — но Барбара… И потом, речь идет не о жизни, а о рассудке.
— Мне очень жаль, — сказал герцог, — но он значит больше, чем весь мир.
Кеннет взглянул на архидиакона.
— Наверное, вам решать, — промолвил он.
На протяжении предыдущего дня как-то само собой выяснилось, что общность духовных устремлений еще не гарантирует единства мнений. После ночной атаки на Грааль герцог проснулся поутру, переполненный идеями. Наиглавнейшая из них состояла в том, чтобы немедленно перевезти сокровище в Рим и сдать под надлежащий надзор. За завтраком он поведал план своим сообщникам и едва не уговорил их, заразив своей убежденностью. Архидиакон охотно согласился, что Рим — и в церковном, и в географическом смысле — вполне подходит. Там хранится немало реликвий, там их почитают, а на низшем, деловом уровне — умеют стеречь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25