Все очень вежливые, галантные, много очаровательных мужчин и ослепитель
но-красивых женщин Ч правда, правда, в процентном содержании больше, чем
у нас в России, не знаю уж почему, может, тлетворное влияние Запада сказыва
ется! Ч недаром же в прошлом веке поляков называли «французами севера».

Но все равно: Польша Ч еще не «заграница», и поляки, несмотря на нелюбовь
к русским ( и есть ведь за что Ч за почти двухвековую тиранию и вмешательс
тво в их интересы и в политику ), все равно остаются «братским народом», бр
атьями-славянами. Их речь похожа на нашу…
Я не чувствовала себя чужой в этой стране. Я не была здесь одинока Ч так, к
ак бывают одиноки наши девушки, вышедшие замуж в Италию, в Америку, в Герма
нию ( вот уж чего совсем не понимаю Ч как русская может выйти замуж за нем
ца, неужели пепел деда, погибшего на той великой войне, пепел сожженной ха
ты не застучит в ее сердце?!! ), в Японию или на Ближний Восток.
Я не была здесь одинока, несмотря на то даже, что Юзеф с момента приезда не
слишком-то много уделал мне внимания.
Он решал какие-то свои творческие проблемы… Что-то связанное с его фильм
ом, который вот-вот должен был выйти на экраны… И с другим проектом, под ко
торый он хотел получить деньги… К тому же Ч Юзеф много писал… Он лишь ноч
ами иногда приходил ко мне, но уже не устраивал таких спектаклей, как в Мос
кве. Все было просто и скучно. Но он хотя бы не был так груб, как покойный Анд
рей…
Ольгу Юзеф собирался отдать в пансион, чтобы домой она возвращалась толь
ко на выходные. В чем-то Андрей оказался прав… Юзефу мешал ребенок в доме.

А пока Юзеф нанял для Ольги очень милую девушку, студентку педагогическо
го ( коллега! ), которая обучала Ольгу русскому языку.
Мне казалось, что Юзеф слишком много уделяет внимания этой девушке…
А я была предоставлена сама себе.
Я много гуляла по городу… Костелы, музеи, магазины…
В магазинах я особое внимание уделяла отделам, где продавались товары дл
я будущих мам и для младенцев. Сколько всего эти капиталисты напридумыва
ли! Все на благо человека! Даже Ч совсем еще крохотного, едва появившегос
я на свет…
Впрочем, я прожила в Кракове всего-то полторы недели.
А потом наступило Рождество.
Рождественская ночь, которую так ждал Веник!
А потом должен был наступить новый 1997 год.
А потом Ч день рождения Веника: 14 января ему исполнилось бы девятнадцать
лет!
Ужасно…
Голубую звезду с духами «Ангел» я решила подарить Юзефу. Потому что так и
не выбрала для него подарок. Я понадеялась, что он оценит мой вкус и не обр
атит внимание на то, что эти духи все-таки женские! Тем более, что теперь мо
дно мужчинам пользоваться женскими ароматами, а многие духи и туалетные
воды выпускают сразу и для мужчин, и для женщин!
В Рождественскую ночь шел снег…
И мне было очень грустно. Так уж вышло, что впервые свое одиночество в Крак
ове я ощутила именно в Рождественскую ночь, когда в доме Юзефа собралось
множество людей Ч знакомые Юзефа и ни одного моего знакомого! Ч в гости
ной горел камин и сияла огромная, до потолка елка, увешанная по европейск
ой моде одинаковой величины стеклянными золотыми шариками и гирляндам
и лампочек в виде свечей. Под елкой была навалена груда подарков в обертк
ах из блестящей бумаги…
Ох, бедный Веник! Не дожил ты… Всего пару недель не дожил!
Как обидно! Гости веселились очень бурно, плясали вокруг елки: какой-то ве
селый национальный танец, сопровождаемый выкриками и прыжками. Может бы
ть даже «краковяк» Ч а что еще можно танцевать в Кракове в рождественск
ую ночь? Ч я не знаю, как танцуют «краковяк» и чем он отличается, допустим,
от так же польских национальных «мазурки» и «полонеза». Среди гостей ( та
к же, как и на улицах Кракова, только в еще большей концентрации ) было мног
о восхитительно Ч возмутительно! Ч красивых женщин, в роскошных вечер
них платьях, с обнаженными плечами. Они все ластились к Юзефу, как грациоз
ные юные кошки, а я рядом с ними выглядела этакой неуклюжей серой уточкой,
тем более, что и выглядела я в ту ночь плохо, несмотря на макияж. Женщины ла
стились к Юзефу, и он даже приобнял двоих Ч совсем юных, лет семнадцати, б
лондинку и рыжую Ч их фотографировали вместе, девушки смеялись, Юзеф сн
исходительно улыбался… В столовой был накрыт стол. Блюда подавались тол
ько польские национальные: польский красный борщ с ушками, карп по-польс
ки под серым соусом, отварной судак по-польски, старопольские праздничн
ые пряники, польский маковник Ч кажется, эти поляки с ума сошли от своей в
новь обретенной независимости! И даже Юзеф! Даже Юзеф, родившийся и всю жи
знь проживший в России! Юзеф, конечно, представлял меня Ч гостям, а гостей
Ч мне, но я не могла запомнить столько новых лиц ( кажется, человек тридца
ть собралось! ), а из них Ч никто не интересовался мною! Я была здесь чужая…
И я была одинока… Чудовищно одинока!
Ольга была «царицей бала», ходила важная, в новом сливочно-белом кисейно
м платье, все наперебой ласкали ее, заигрывали с ней, совали конфеты Ч еди
нственная внучка хозяина дома! Сколько молодых актрисок, мечтающих полу
чить роль в фильме Юзефа, надеялись пробиться к его сердцу, завоевав симп
атию Ольги! И мне все казалось, что они с насмешкой поглядывают на меня, не
ловкую, с опухшими ногами, с мешками под глазами, убого Ч по их понятиям!
Ч одетую в свои еще московские тряпки… Оказывается, то, что у нас в Москве
Ч дорого и роскошно, у них в Кракове Ч дешевый ширпотреб! А Андрей был не
настолько богат, чтобы одевать меня в вещи от Диора и Шанель!
Я ушла из гостиной за двадцать минут до пика праздника: в полночь над Вифл
иемом засияет звезда-вестница, и во всех костелах Кракова забьют в колок
ола и вознесется к небесам благодарственный хорал Ч «Благословенна ты,
Мария!»
Я решила пережить этот священный миг в одиночестве… И укрылась в той еди
нственной комнате, в которую уж точно не ворвется ни один, даже самый нагл
ый гость, и в которой меня вряд ли надумают искать ( если вообще хоть кто-ни
будь заметит мое отсутствие и захочет меня вернуть! Очень сомневаюсь, чт
обы кому-то здесь я понадобилась… ) Ч в святая святых дома, в кабинете Юзе
фа.
Я никогда не входила сюда.
Только заглянула один раз украдкой…
Мягкий ковер на полу, огромный письменный стол у окна, левая стена занята
стеллажами с книгами, а на правой стене, над старинным кожаным диваном Ч
фотографии Ланы! Маленькие и большие, любительские и художественные, Лан
а-младенец на руках матери и Лана-женщина с Ольгой на руках…
Ни одной фотографии Веника.
За все эти полторы недели в Кракове, Юзеф ни разу даже не вспомнил о нем!
Наверное, боялся бередить еще живую рану…
Свет я не решилась включить, чтобы не обозначить своего присутствия здес
ь. Мне было достаточно серебристого света уличного фонаря, тем более, что
фонарь находился прямо перед окном!
Я обошла кабинет, потрогала корешки книг…
Ни одной Ч на русском языке!
На высокой этажерке, среди старых игрушек явно советского производства
( Ланины игрушки! ), я увидела маленький «вертеп» Ч пещеру, в которой родил
ось святое дитя. В пещере Ч фигурки: младенец, Мария, Иосиф, три царя, три па
стуха, овечки, корова с теленком, ослик, пухлая розовая свинка…
Наверху Ч два ангела и Вифлиемская звезда.
Тот самый «вертеп», о котором мечтал Веник! Снова увидеть его… Завести…
Стоял ли он здесь постоянно?
Или Ч как прежде, в детстве Ланы и Веника, вынимался только под Рождество?

Я осторожно коснулась золотоволосой коленопреклонной Марии в белом пл
атье и голубой накидке… На фигурке скопилась пыль! Да и вообще Ч весь «ве
ртеп» был в пыли! Это была не такая густая пыль, какой «зарастают» совсем з
абытые вещи… Нет, наверняка «вертеп» стоял здесь постоянно и его раз в не
делю протирали.
Бедный Веник… Вот она, твоя сказка!
«Вертеп» на был заведен: я специально повернула его и посмотрела Ч он за
водился, как таймер на кухонной плите, с помощью круглой ручки с цифербла
том, с красной стрелочкой, устанавливавшейся на определенный час. Я попы
талась покрутить ручку… Хотела завести его, в память о Венике, и посмотре
ть, действительно ли светятся младенец в яслях и нимбы над головами Иоси
фа и Марии. Но Ч не получилось… Я быстро поняла причину: «вертеп» работал
от батареек, а сейчас «кармашек» для батареек был пуст! Да и все три «гнезд
а» для лампочек, располагавшиеся под сводом «пещеры», так же были пусты…

Я оставила в покое игрушку, подошла к столу Юзефа, села в его рабочее кресл
о… И попыталась представить себя удачливым знаменитым сценаристом.
Нет, ничего не получалось…
Ведь моя единственная изданная книга разошлась, но не оставила следа о с
ебе, а остальные сказки мертвым грузом лежали в нижнем ящике моего собст
венного письменного стола в Москве!
И мне вдруг захотелось в Москву…
К моим сказкам…
К друзьям…
К маме…
И тогда я начала представлять себе, как завтра же закажу себе билеты в Мос
кву, соберу потихоньку чемоданы и скажу Юзефу:
"У меня для тебя есть две новости: хорошая и плохая.
Какую ты хочешь услышать раньше?"
А он ответит: «Хорошую.»
И я скажу: «Хорошая новость Ч у меня будет ребенок, плохая Ч я уходу от те
бя.»
И он упадет передо мной на колени и будет умолять остаться…
Нет, не будет! Я его знаю! Он просто посмеется надо мной. Он всегда надо мной
смеется, когда я пытаюсь серьезно поговорить с ним.
И никогда я не осмелюсь сказать Юзефу, будто ухожу от него. И уж подавно Ч
в таком идиотически-легкомысленном тоне! Хотя Ч хотелось бы…
Серебристый свет лился в комнату, чуть подернутое инеем стекло холодно с
ияло, шел снег, такой густой и пышный, словно лебяжий пух, словно действите
льно где-то на небесах Матушка Зима выбивала свою перину!
На фоне льдисто-сияющего холодного окна я темное очертание вазочки, пок
азавшейся мне знакомой. Я подошла, взяла ее в руки… Фарфор был настолько х
олодным, что обжег мне пальцы! Неестественно-холодным, если учесть, что ст
оял он не снаружи, а в комнате, на подоконнике, под которым проходила батар
ея!
Это была вазочка с пеплом Веника.
Юзеф собирался купить для нее нишу в одном из краковских колумбариев… Но
нашлись другие дела, более важные, тем более, что теперь Веник мог и подож
дать, он уже не предпринимал даже тех робких попыток привлечь к себе отцо
вское внимание, как иногда случалось, когда он был жив!
Я поспешила поставить вазочку обратно на подоконник.
Мне стало вдруг холодно и страшно в темном кабинете, освещенном лишь мер
твящим светом уличного фонаря.
Музыка, гремевшая в гостинной, вдруг оборвалась…
Значит, сейчас забьют колокола и запоют благодарственный гимн!
Сейчас, сейчас родится Христос!
Я глубоко вздохнула и сложила руки на груди, хоть и не знала, о чем мне моли
ться… Но ведь грядущая минута Ч самая чудесная в будущем году! И любая мо
литва, произнесенная в эту минуту, сбудется!
…От благочестивых мыслей меня отвлекло легкое поскрипывание. Поскрипы
вание исходило от этажерки с игрушками! Я сделала шаг к ней… И увидела…
Я увидела, как круглая ручка таймера на подставке «вертепа» сама собою п
оворачивается!
Мне не почудилось, я действительно видела это!
Я верю в то, что я это видела!
Верю в то, что это действительно было!
Ведь была Рождественская ночь, самая чудесная ночь в году, причем Ч шла с
амая главная минута этой ночи…
Ручка таймера медленно поворачивалась, словно невидимая рука крутила е
е, устанавливая красную стрелочку напротив отметки двенадцать…
…Но ведь в «вертепе» нет батареек! И лампочек тоже нет Ч значит, он не зас
ияет!
Во всех костелах Кракова зазвонили колокола.
Благодарственный гимн, транслируемый по радио, донесся из гостинной.
А маленький «вертеп» вдруг осветился изнутри теплым золотистым светом,
и заиграла музыка Ч тот же самый рождественский гимн, но только в исполн
ении райских колокольчиков!
Ч и засияли нимбы над головами Иосифа и Марии, и засиял младенец в яслях,
и засияла Вифлеемская звезда над пещерой.
Можете не верить мне, если не хотите!
Если вы осмеливаетесь не верить в чудеса… В рождественские чудеса!
Но я знаю Ч это было!
И я верю!
Я верю, что это чудо было сотворено специально для меня Ч для глупой, несч
астной, беременной фантазерки! Чтобы утешить меня, чтобы дать мне доброе
знамение на всю оставшуюся жизнь…
Я стояла на коленях перед этажеркой с игрушками, плакала и, кажется, пытал
ась молиться, хотя я не знаю целиком ни одной молитвы.
Дверь в кабинет распахнулась…
«Вертеп» погас и колокольчики утихли…
И я услышала голос Юзефа:
Ч Что ты здесь делаешь? Почему ты ушла?
Ч Я решила встретить Рождество в одиночестве, так приятнее, чем с этими т
воими гостями, Ч сквозь слезы прошептала я.
Ч Господи! Ты что, плачешь? И почему ты на коленях?
Ч Я молюсь! Во всяком случае, я пытаюсь!
Ч Девочка моя!
Он явно был умилен… Он бросился ко мне, поднял меня с колен, обнял.
Ч Девочка моя! Какая же ты славная!
( Читай Ч «Какая же ты глупая!» Ч мужчина всегда чувствует себя уверенне
е с глупой женщиной, понятно, почему Юзеф так радуется очередному доказа
тельству моего дегенератизма! ) Ч Идем, там уже подарки распаковывают, по
смотри, что я… То есть, что Дедушка Мороз тебе приготовил! Кстати, спасибо
тебе за твой подарок… Правда, боюсь, я не могу оценить его так, как оценил б
ы его Вениамин. У меня плохо с обонянием Ч последствия гайморита.
Мы спустились вниз.
Гости недоумевающе уставились на мою зареванную физиономию, но воспита
нность победила Ч они не стали задавать глупых вопросов, как это сделал
и бы русские гости!
Юзеф подвел меня к елке.
Под елкой лежал только один сверток Ч большой, круглый, мягкий Ч на нем б
ыла приколота бумажка с моим именем, написанным по-русски!
Всхлипывая, я принялась разматывать бумагу.
Один слой, второй, третий, пятый, восьмой…
Сверток все уменьшался в размерах и терял округлые очертания.
Наконец, в моих руках оказалась маленькая бархатная коробочка, в каких п
родаются ювелирные украшения.
Я открыла коробочку…
Это не были бриллианты или сапфиры Ч вроде тех современных, элегантных,
обыденных по виду и средних по цене украшений, какие дарил мне Андрей ( одн
о из таких колец и серьги у меня украли поклонники Вельзевула ) Ч нет, это
было старинной работы, массивное, но чрезвычайно изысканное кольцо: золо
то, круг черной эмали, в центре круга Ч крохотное золотое распятие Ч не к
рест, а именно распятие с фигуркой Христа! Не представляю, сколько могло с
тоить это кольцо.
И уж подавно Ч где его Юзеф добыл? На каком-нибудь аукционе?
Ч Тебе нравится? Ч голос Юзефа так трогательно дрогнул, что я сразу заб
ыла все свои обиды и повисла у него на шее!
Ч Конечно! Это такое чудо!
Ч Этому кольцу пятьсот лет. Пятнадцатый век…
Ч Правда?!
Пятнадцатый век… Сколько разных людей носило его до меня… Быть может, он
о мне расскажет пару историй, которые помогут мне написать, наконец, бест
селлер?!
Ч Дай, я его на тебя надену… Могу я объявить о нашей помолвке?
…Хотя я давно уже ждала этого вопроса, он застал меня врасплох. Ведь я уже
приготовилась уехать! Вернуться в Москву! К своим сказкам, к друзьям, к мам
е! Я передумала жить с Юзефом, пока смерть не разлучит нас… Конечно, можно
было бы «передумать обратно», но это потребует некоторого времени, ведь
все рожденные под знаком Рака знамениты своей медлительностью…
Ч Может, не будем пока? Подождем? Ч робко попросила я.
В кошачьих глазах Геральта из Ривии сверкнули недобрые «ведьмаческие»
огоньки.
Ч Панове! Ч крикнул он. Ч Попрошу минуту внимания! Мы Ч я и моя невеста
Анастасия Ч желаем объявить о своей помолвке! Свадьба состоится через м
есяц. Мы еще должны съездить в Париж и сшить подвенечное платье…
Все присутствующие озадаченно умолкли, а какой-то невысокий толстяк с л
ихими Ч истинно-польскими, как у Леха Валенсы! Ч седыми усами подскочил
вдруг ко мне и принялся пылко целовать мои руки, возбужденно крича Юзефу:

Ч Ну, удивил! Ну, удивил, пан Юзеф! Она же тебе во внучки годится! Удивил… За
что только тебя женщины любят?
Юзеф самодовольно усмехался.
А я молчала и даже не пыталась отнять свои руки у усатого толстяка.
А что я могла бы сказать?!
СВЕТЛАНА.
Светлана по прозвищу Золотая Рыбка, красивая девочка с длинными золотым
и волосами, в разбитых, потрескавшихся сапогах, в шубке из искусственног
о меха, настолько старой и истертой, что она уже совершенно не грела, в дет
ской вязаной шапочке, без перчаток, с пятьюдесятью долларами в кармане, ш
ла по заснеженной темной улице:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35