- Ты знаешь индейскую мудрость о мышах, Вождь? - спросил Брут, глядя,
как мышь ест. Мы были просто поражены, насколько аккуратно она держала
кусочек солонины в передних лапах, иногда поворачивая его и глядя с
восхищением и одобрением.
- Не-а, - сказал Биттербак. - Знал я одного смелого, у него была пара
перчаток, он уверял, что они из мы-шиной кожи, но я не верил. - Потом он
засмеялся, слов-но все это было шуткой, и отошел от решетки. Я ус-лышал, как
заскрипела койка, когда он ложился.
Этот звук стал сигналом для мыши, что пора уходить. Она покончила с
тем, что держала, фыркнула над тем, что осталось (в основном хлеб,
пропитанный горчицей), потом снова посмотрела на нас, будто хотела запомнить
лица, если вдруг встретимся снова. Потом повернулась и засеменила туда,
откуда пришла, но уже не заглядывая в камеры. Ее поспешность напомнила мне
Белого Кролика из "Алисы в стране чудес", и я улыбнулся. Она не задержалась
у двери в смирительную комнату, а исчезла под дверью. Стены этой комнаты
были обиты мягким, специально для тех, у кого слегка размягчились мозги. Мы
держали там инвентарь для уборки, когда не использовали его по прямому
назначению, и несколько книг (в основном вестерны Кларенса Милфорда, но в
одной, которую выдавали только по особым случаям, была богато
иллюстрированная сказка, где Попай, Блуто и даже Вимпи - Пожиратель Котлет
по очереди отвоевывали Олив Ойл). Там еще находились всякие принадлежности,
в том числе цветные восковые каран-даши, которым Делакруа позднее нашел
хорошее применение. А еще в смирительной комнате лежала куртка, которую
никто не желал надевать: белая, сшитая из двойного слоя ткани с пуговицами,
застежками и пряжками на спине. Мы все знали, как в два счета запаковать в
нее "проблемного" ребенка. Они не так часто бушевали, наши потерянные парни,
но, если бушевали, Боже, ждать не приходилось, когда все уладится само
собой.
Брут достал из ящика стола большую книгу в кожаном переплете с надписью
"Посетители" золотыми буквами на обложке. Обычно эта книга месяцами лежала в
ящике. Когда к заключенному приходили посетители - кроме адвоката или
министра, - его приводили в специально отведенную комнату за столовой. Мы
называли ее "Аркада". Почему, не знаю.
- Ради Бога, ответь, что ты собрался делать? - спросил Дин Стэнтон,
глядя поверх очков, пока Брут открывал книгу и листал страницы, где
отмечались посетители, приходившие к людям, которых уже нет в живых.
- Согласно правилу 19, - начал Брут, найдя послед-нюю страницу. Он взял
карандаш, послюнявил кончик - вредная привычка, от которой он никак не мог
отделать-ся, - и приготовился писать. Правило 19 гласило: "Каж-дый
посетитель блока "Г" должен предъявить пропуск ад-министрации и в
обязательном порядке должен быть занесен в специальный журнал".
- Он с ума сошел, - заметил Дин.
- Он нам не показал пропуска, но я его пропущу на этот раз, - продолжал
Брут. Он еще раз лизнул кончик карандаша на счастье, потом в колонке "Время
прихода" проставил 9:49.
- Конечно, почему бы и нет, большие боссы делают исключения для мышей,
- сказал я.
- Еще бы, - согласился Брут. - Нет карманов. - Он оглянулся, чтобы
посмотреть на настенные часы позади стола, потом в графе "Время ухода"
написал: 10:01. Длинная линеечка между двумя числами называлась "Имя
посетителя". Секунду напряженно подумав, навер-ное вспоминая, как правильно
пишется, Брутус Ховелл старательно вывел: "Вилли-Пароход", которого
большинство людей знает как Микки-Мауса. Это потому, что в первом звуковом
мультфильме он закатывал глаза, качал бедрами и дергал за веревочку свистка
на капитанском мостике парохода.
- Вот так, - сказал Брут, захлопывая книгу и кладя обратно в ящик. -
Дело сделано.
Я засмеялся, но Дин, который всегда оставался серьезным, даже если
понял шутку, нахмурился и начал усердно протирать стекла очков.
- У тебя будут неприятности, если кто-нибудь увидит. - Потом,
поколебавшись, добавил: - Кто-нибудь не тот. Он опять помолчал,
засомневался, близоруко посмотрел вокруг, словно ожидая увидеть, что у стен
выросли уши, и закончил: - Кто-нибудь типа этого задницеголового Перси
Уэтмора.
- Еще чего, - сказал Брут. - Перси Уэтмор сядет за этот стол только в
день моего ухода на пенсию.
- Ты уйдешь раньше. Тебя выгонят за шуточки в книге посетителей, если
Перси шепнет нужное слово в нужное ухо. А он сможет. И ты это знаешь.
Брут сердито взглянул на него, но ничего не сказал. Я подумал, что
попозже он сотрет то, что написал. А если не сотрет, то это сделаю я.
На следующий вечер, когда мы уже отвели в блок "В" сначала Биттербака,
а потом Президента (они там принимали душ после того, как местных
заключенных закрывали на ночь), Брут спросил меня, не поискать ли нам
Вилли-Парохода в смирительной комнате.
- Да, думаю, надо, - кивнул я. Мы хорошо посме-ялись над ним тогда, но
я знаю, что, если мы с Брутом найдем мышонка в смирительной комнате,
особенно если он начал выгрызать себе что-то вроде гнезда в одной из мягких
стен, мы его убьем. Лучше убить разведчика, не-важно, каким бы забавным он
ни был, чем потом жить с переселенцами. И нет нужды говорить о том, что
никто из нас не стыдился убивать мышей. В конце концов, именно за убийство
крыс нам и платят зарплату.
Но мы не нашли Вилли-Парохода, позже ставшего известным как Мистер
Джинглз, в ту ночь ни в мягких стенках, ни за собранным хламом, выброшенным
в коридор. А хлама было много, гораздо больше, чем я ожидал, потому что мы
давненько не пользовались смирительной комнатой. Скоро мы опять начнем се
часто открывать с появлением Вильяма Уортона, но, конечно, мы тогда этого
еще не знали. К счастью.
- Куда он делся? - наконец спросил Брут, вытирая пот с шеи большим
голубым платком. - Ни дырки, ни трещины... ничего, но... - Он указал на сток
в полу. Ниже решетки, сквозь которую проходил мышонок, была тонкая стальная
сетка, через которую и муха бы не пролетела. - Как он попадает внутрь? Как
выходит?
- Не знаю, - пожал я плечами.
- Но ведь он пролез сюда, так? Я хочу сказать, что мы трое его видели.
- Да, прямо под дверью. Ему пришлось протиски-ваться, но он пролез.
- Боже, - произнес Брут, и слово это прозвучало странно в устах такого
громадного человека, - как хорошо, что заключенные не могут становиться
такими маленькими, правда?
- Да уж, верно, - сказал я, пробегая глазами по ткани на стенках в
последний раз в поисках дырочки, трещины, чего угодно. Ничего. - Ладно,
пошли.
Вилли-Пароход появился снова через три дня, когда дежурил Харри
Тервиллиджер. Перси тоже дежурил, и прогнал мышь назад той самой шваброй,
которой чуть не воспользовался Дин.
Грызун легко удрал от Перси и победно залез в щель под дверью
смирительной комнаты. С громким воплем Перси открыл дверь и вывалил снова
весь хлам. Харри рассказывал, что это было одновременно и смешно, и страшно.
Перси орал, что поймает эту проклятую мышь и оторвет ей голову, но,
естественно, не поймал. Потный и взлохмаченный, с выбившейся сзади рубашкой,
он вернулся к столу дежурного через полчаса, отбрасывая волосы со лба и
говоря Харри (который молча читал во время всего этого гвалта), что
прикрепит полоску звукоизоляции под дверь, - это решит проблему грызу-нов,
заявил он.
- Это ты здорово придумал, Перси, - сказал Харри, переворачивая
страницу вестерна. Он подумал, что Перси забудет о том, что хотел закрыть
щель под дверью, и был прав.

8
Гораздо позже, зимой, уже по прошествии всех этих событий, однажды
ночью пришел Брут, мы были вдвоем тогда в блоке "Г": камеры временно
пустовали, и все охранники на время распущены. Перси перешел в Бриар Ридж.
- Пойди-ка сюда, - сказал Брут смешным сдавлен-ным голосом, и я
удивленно взглянул на него. Я только что пришел с улицы, где шел дождь со
снегом, и стряхивал снег с кителя, прежде чем повесить его.
- Что-то случилось? - спросил я.
- Нет, но я узнал, где обитал Мистер Джинглз. Когда он впервые
появился, то есть еще до того, как Делакруа взял его к себе. Хочешь
взглянуть?
Конечно же, я хотел. Я пошел за ним по Зеленой Миле в смирительную
комнату. Все, что мы хранили там, было вывалено в коридор. Брут, похоже,
восполь-зовался временным затишьем, чтобы навести порядок. Дверь была
открыта, я увидел внутри камеры наше ведро со шваброй. На полу того же
самого оттенка, что и Зеленая Миля, высыхали лужицы воды. Посреди комнаты
стояла лестница, та, что обычно хранилась в кладовке, где приговоренные
делали последнюю остановку на своем пути. На самом верху лестницы была
выступающая полочка для того, чтобы рабочий мог положить свои инструменты, а
маляр поставить ведерко с краской. На полочке лежал фонарик. Брут протянул
его мне.
- Поднимайся сюда. Ты ниже меня, поэтому придется подняться почти на
самый верх, но я подержу тебя за ноги.
- Я щекотки боюсь, - заметил я, поднимаясь. - Осо-бенно под коленками.
- Я буду иметь это в виду.
- Ладно, - сказал я, - но сломанное бедро, по-моему, слишком высокая
плата за то, чтобы найти гнездо одной-единственной мышки.
- Чего?
- Не обращай внимания. - Моя голова уже была на уровне забранной в
сетку лампы посередине потолка, и я ощущал, как лестница слегка качается под
моей тяжестью. Снаружи доносился вой зимнего ветра. - Держи крепче.
- Я держу, не беспокойся. - Он крепко схватил меня за лодыжки, и я
поднялся еще на одну ступеньку. Теперь моя голова почти касалась потолка, я
увидел паутину, сотканную несколькими трудолюбивыми паука-ми в углах, где
сходились балки крыши. Я посветил вокруг фонариком, но не увидел ничего
такого, ради чего стоило рисковать и забираться так высоко.
- Нет, не туда, - сказал Брут, - ты слишком далеко смотришь, Пол.
Посмотри налево, туда, где сходятся две балки. Видишь? Одна слегка светлее.
- Вижу.
- Посвети на нее фонариком.
Я посветил и почти сразу увидел то, что он мне хотел показать. Две
балки были скреплены шестью шпунтами, один из них выпал, оставив черное
круглое отверстие размером с пятак. Я посмотрел на него, потом с сомнением
взглянул сверху через плечо на Брута.
- Мышонок был маленький, но не настолько. Нет, не похоже.
- Но он проходил именно тут, - сказал Брут. - Это просто, как апельсин.
- Не представляю, как это может быть.
- А ты придвинься поближе, не бойся, я держу тебя, и понюхай.
Я сделал, как он просил, упершись левой рукой в одну из балок, - так я
чувствовал себя устойчивей. Ветер сна-ружи поднялся опять, и воздух свистел
через отверстие прямо мне в лицо. Я ощущал пронизывающее дыхание зимней ночи
на границе с Югом... и что-то еще.
Запах мяты.
"Берегите Мистера Джинглза" - услышал я голос Делакруа, звучавший не
очень уверенно. Я услышал эти слова и почувствовал тепло Мистера Джинглза,
когда французик передал мне его, обычного мышонка, несомненно более умного,
чем другие его собратья, но все равно всего лишь мышонка, а не такого-то
имярек. "Смотрите, чтобы этот скот не трогал моего мышонка", - сказал он, и
я пообещал, как всегда обещаю им в конце, когда прогулка по Зеленой Миле
перестает быть чем-то нереальным или гипотетическим и становится
неизбежностью. Отправить письмо брату, которого не видел двадцать лет? -
Обещаю. Произнести пятнадцать раз "Аве, Мария" за упокой души? - Обещаю.
Разрешить умереть под духовным именем и чтобы это имя было написано на
могиле? - Обещаю. Именно с этим они могли идти спокойно, и спокойно садиться
на стул в конце Зеленой Мили, оставаясь в здравом рассудке. Конечно же, я не
мог выполнить все обещания, но я сдержал то, которое дал Делакруа. Что же
касается самого французика, с ним расплатились сполна. "Этот скот" причинил
ему много боли и страданий. Да, я, конечно, знаю, что он совершил, но никто
не заслужил того, что случилось с Делакруа, когда он попал в суровые объятия
Олд Спарки.
Запах мяты.
И что-то еще. Что-то в глубине отверстия. Правой рукой я вытащил
авторучку из нагрудного кармана, все еще держась левой за балку и уже не
обращая внимания на то, что Брут неосторожно щекочет меня под коленками.
Одной рукой я отвинтил колпачок авторучки и кончиком пера выковырнул что-то
наружу. Это нечто оказалось тонкой деревянной щепочкой, выкрашенной в
ярко-желтый цвет, и я снова услышал голос Делакруа, да так отчетливо, словно
его призрак находился в одной комнате с нами, - причем именно в той, где
Вильям Уортон провел так много времени.
- Эй, ребята! - На этот раз это был смеющийся, довольный голос
человека, забывшего хоть нанемного, где он и что его ожидает. - Идите
смотреть, что умеет Мистер Джинглз!
- Боже, - прошептал я. У меня перехватило дыхание.
- Ты что, нашел еще одну? - спросил Брут. - Я нашел три или четыре.
Я спустился и посветил на его раскрытую большую ладонь. На ней лежало
несколько щепочек, словно бирюльки для эльфов. Две желтые, такие, какие
нашел я, одна зеленая и одна красная. Покрашены они были не красками, а
восковыми карандашами.
- Боже мой, - произнес я низким, срывающимся голосом. - Ведь это
кусочки той катушки? Но почему? Почему они здесь?
- Ребенком я не был таким большим, как сейчас, - сказал Брут. - Я
сильно вырос где-то между пятнадцатью и семнадцатью. А до этого был
малявкой. И когда впер-вые пошел в школу, мне казалось, что я такой
маленький, как... маленький, можно сказать, как мышка. Я был напуган до
смерти. И знаешь, что я делал?
Я покачал головой. На улице ветер завыл снова. Паутина в углах между
балками качалась, как рваные кружева. Никогда я не находился в более
населенном призраками месте. Именно здесь, когда мы стояли и смотрели на
щепочки катушки, доставившей нам столько хлопот, я вдруг начал осознавать
то, что почувствовал в сердце после того, как Джон Коффи прошел по Зеленой
Миле: я уже не могу здесь работать. Плевать, Депрессия или что там еще, я
больше не могу смотреть, как люди идут через мой кабинет навстречу смерти.
Даже если появится еще всего один - это будет уже слишком.
- Я попросил у мамы ее платочек, - продолжил Брут. - И, когда мне
хотелось плакать, я его доставал, чувствовал запах ее духов и мне
становилось легче.
- Ты считаешь, что эта мышь сжевала кусочки катушки, чтобы вспомнить
Делакруа? Эта мышь?
Он поднял глаза. Мне вдруг показалось, что в них стоят слезы, но,
наверное, я ошибся.
- Не знаю, Пол. Но я нашел их здесь и почувствовал запах мяты, так же,
как и ты, - ведь ты тоже почувствовал. И я больше не могу. Я не хочу здесь
работать. Мне кажется, что если я увижу еще хоть одного человека на этом
стуле, то умру. В понедельник я хочу попросить, чтобы меня перевели в
колонию для малолетних. Если удастся перейти до появления следу-ющего
узника, отлично. Если нет, я уволюсь и вернусь снова на ферму.
- А что ты выращивал в жизни, кроме камней?
- Неважно.
- Я понимаю, - сказал я. - Думаю, что уйду вместе с тобой.
Он пристально посмотрел на меня, как бы убеждаясь, что я не шучу, потом
кивнул, словно все решилось. Ветер снова завыл и задул, на этот раз так
сильно, что заскрипели балки, и мы с тревогой посмотрели вокруг на обитые
тканью стены. Мне вдруг показалось, что я слышу Вильяма Уортона - не Крошку
Билли, нет, для нас он с первого дня был Буйный Билл, когда кричал и
хохотал, и говорил нам, что мы будем безумно рады от него избавиться и
никогда его не забудем. В этом он оказался прав.
То, о чем мы с Брутом договорились в ту ночь в смирительной комнате,
так и случилось. Словно мы дали торжественную клятву над крошечными
щепочками крашеного дерева. Никто из нас больше не участвовал в казнях. Джон
Коффи был последним.


Часть 2. МЫШЬ НА МИЛЕ


1
Дом престарелых, где я ставлю последние точки над i, называется
"Джорджия Пайнз". Он находится примерно в ста километрах от Атланты и на
расстоянии двухсот световых лет от жизни большинства людей - людей, которым
меньше восьмидесяти и которые просто живут. Вам, читающим эти строки, нужно
подумать, не ожидает ли и вас подобное место в будущем. Само по себе место
не страшное, есть кабельное телевидение, кормят вкусно (хотя человек может
так мало прожевать), но в каком-то смысле это такая же морилка для бабочек,
как и блок "Г" в Холодной Горе.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Зеленая миля'


1 2 3 4 5 6 7