Некоторые это делают во благо, а некоторые — во вред другим. Вот и вся разница.— Не могу поверить, что Эмиль носил в себе зло.— Я тоже. Но он, вероятно, противостоял другому колдуну, у которого было иное понятие о нравственности. Чтобы защититься, Эмиль был вынужден использовать его же оружие.— Возможно, речь идет о ком-то, кого он сам научил колдовству?— И чьи инициалы «эм» и «ша»…— Да, если судить по надписи на медальоне! Но это не помогает нам узнать имя.— Ты прав.Поскольку у них еще оставалось немного времени до визита к Мюзелье, они приготовили салат и сели за стол.Мишель рассказал о посещении Ноэми и Вероники, об их исчезновении и о том, что увидел в их доме множество предметов оккультного характера.— Невероятно! — воскликнула Мюрьель. — Никогда бы не подумала, что Ноэми лгала…— Да и… — Внезапно Мишель вскочил со стула. — Черт побери! Из-за всех этих дел я забыл показать тебе погребальную урну, которую обнаружил в комнате Ноэми.Инспектор пошел в прихожую, где висел его пиджак. Но напрасно он выворачивал карманы — урны там не было! Вспомнив, что оставлял пиджак на сиденье водителя, до того как обнаружил Мюрьель в бессознательном состоянии, он устремился к машине. Вероятно, урна выскользнула из кармана на пол.Все поиски оказались тщетными. Вещь, представлявшая огромную ценность для расследования, бесследно исчезла!Раздосадованный на себя за небрежность, он вернулся к Мюрьель.— Ее там нет! — объявил он, опускаясь на стул.— Не могла же она улетучиться!— Нет! Но к машине подходило столько людей, что любой мог ее взять! Это совершенно нетрудно, тем более что я никогда не закрываю дверцы на ключ. Черт! У меня действительно нет головы на плечах!— Зато есть смягчающие обстоятельства в связи с тем, что произошло…— Нет! Я плохо сделал свою работу!— Это не так важно. Попробуй описать мне урну…— Шкатулка кубической формы, приблизительно десять сантиметров в высоту, сделана из дорогого дерева типа канадской березы. На ней был выгравирован крест…— На ней что-нибудь написано? Имя, инициалы, эпитафия?— Нет! Не могу этого утверждать. В доме царил такой беспорядок, что я не успел все как следует рассмотреть.— Если речь идет о погребальной урне, то она могла содержать останки усопшего человека, близкого Ноэми.— Вероятно… А поскольку шкатулка хранилась на камине, то, вероятно, это был очень близкий ей, даже родной человек.Они ужинали молча, затем Мишель рассказал о том, что узнал от нотариуса.— Эти сведения важны для тебя? — спросила Мюрьель, когда он закончил.— Возможно, — ответил он в раздумье.Сен-Боннэ находился всего в нескольких километрах, и они выехали из дома в полдевятого вечера.Надвигалась ночь. Было тепло. Мюрьель опустила стекло, закрыла глаза и с наслаждением подставила лицо свежему ветерку. Так было легче вспомнить о том, что она сейчас в отпуске.Мишель ехал молча, погруженный в размышления о событиях последних часов. Возможное похищение Ноэми и Вероники… Странное происшествие с Мюрьель… Исчезновение погребальной урны… Последнее злоключение раздражало его больше всего. Напрасно он рылся в памяти, пытаясь восстановить шаг за шагом последовательность своих действий после ухода из дома Ноэми. Мишель не мог определить, в какой момент урна пропала, хотя не сомневался: он не мог потерять ее. Оставалось одно, но ужасное объяснение: ее взял Жером перед отъездом из Лазаля…По прибытии в Сен-Боннэ они полюбовались донжоном Главная, отдельно стоящая башня средневекового замка, сооруженная в труднодоступном месте.
замка XI века, потом поставили машину у дома Мюзелье в центре деревни.Пройдя через небольшой сад, Мишель и Мюрьель позвонили в дверь. Им открыла немолодая женщина и пригласила войти.— Он сейчас будет, — предупредила она, проводив их в небольшую комнату, вероятно, рабочий кабинет журналиста.Здесь царил милый беспорядок: полки этажерок прогибались под тяжестью книг, а стол был завален невообразимым количеством бумаг и папок.Мишель и Мюрьель молча сели, обменялись улыбками. Через несколько минут появился Мюзелье в инвалидной коляске с ручным управлением. Это был крупный и сильный мужчина с грубоватыми чертами лица. Он приветливо улыбался.После рукопожатий Мюзелье с завидной ловкостью устроился у стола.— Извините за этот кавардак! Но я никогда не убираю, и никто не имеет права к чему-либо здесь прикоснуться.— Уверена, здесь хранятся сокровища, — любезно предположила Мюрьель.— Это дело всей моей жизни ассенизатора.— Журналиста, — поправил его Мишель. Мюзелье с горечью тряхнул головой.— Это слово кажется мне неуместным, если учесть то, что я сделал в своей жизни. Вы знаете, я не собирался посвятить себя этой профессии. Я плохо учился и вряд ли добился бы чего-нибудь, если бы не был любопытен и не повстречал людей, которые мне помогли.— Так можно сделать карьеру без диплома…— Да. И это определенное преимущество нашей профессии. Слова больше не вводят вас в заблуждение… Ну хватит! Вы здесь не для того, чтобы слушать старого ворчуна, говорящего всякий вздор о своей карьере. Мне позвонил Грапелли и попросил помочь вам. Благодаря информации, которую он мне сообщил, я смог опознать человека на фотографии. Это Шарль Массар.— «Эм» и «ша»! — одновременно воскликнули Мишель и Мюрьель.— В первый раз мои слова вызвали такой энтузиазм, — удивился Мюзелье.— И этому есть объяснение! — сказал Мишель. — Мы ведем следствие по делу убийства Эмиля Массара.— Это отец Шарля…— Невероятно! Вы не знаете, где мы можем его найти?— Не имею понятия. Но если вам интересно, могу кое-что рассказать о нем.— Пожалуйста.— В восьмидесятых годах я предпринял попытку изучить все, что так или иначе касалось колдовства в нашей округе. Я хотел встретиться с целителями, колдунами и ясновидящими, задать им вопросы и ознакомить с их ответами наших читателей. Но я не сказал об этом начальству, поскольку рассчитывал проверить, насколько это хорошая мысль. Я начал работать в одиночку, в своем углу, и работал так до того дня, когда мне удалось разыскать небезызвестного Шарля Массара, о котором я не раз слышал. Он согласился на интервью и назначил мне встречу в кафе Лазаля.— У Антонена?— Я не помню ни имени хозяина, ни как он выглядел. Шарль Массар стер это из моей памяти. Надо заметить, он казался необыкновенным человеком — отчасти из-за внешности, а также и из-за своего взгляда. Мне никогда этого не забыть! Когда он смотрел на вас, создавалось впечатление, будто он проникал в душу и читал мысли как открытую книгу.— Вам удалось задать ему свои вопросы?— В сущности, нет. Он позвал меня только для того, чтобы я вообще не упоминал о нем. Шарль отказался быть в компании с другими колдунами, с которыми я уже встречался. Он считал их шарлатанами. По его словам, он был единственным, кто обладал настоящей властью. Власть! Признаюсь, тогда я посчитал это хвастовством и манией величия. В то же время меня потрясли его слова. Он был непохож на других. В первый раз, когда я его увидел, мне стало страшно. Этот парень правда походил на дьявола! — Мюзелье заговорил быстрее, как будто прежний страх вернулся к нему.— Он вам угрожал?— В этом не было необходимости. Угроза просматривалась в его взгляде и жестах. Когда он говорил, что может войти в контакт с кем-либо вопреки расстоянию или говорить с умершими, это вызывало доверие. Помню, я попробовал выведать у него некоторые секреты, но натолкнулся на стену молчания. Он сказал мне примерно следующее: «Если вы решили постичь сущность настоящих таинств, надо идти до конца и отречься от этого мира». Тогда я понял, что в завуалированном виде он хотел приобщить меня к колдовству.— Вы отказались?— Да!— Почему?— Думаю, я струсил.— А вы не видели его на похоронах Тома Дюваля и его отца? — спросил Мишель. — Грапелли утверждал, что именно вы освещали эти события.— Да, конечно! Но у меня уже не было ни причин, ни желания интересоваться его персоной.— А что произошло потом?— Я хотел продолжать свои изыскания без него. Только мне не удалось далеко продвинуться. Однажды Пьер Дюваль, который взял на себя руководство журналом после смерти отца, пригласил меня в кабинет и запретил заниматься этим делом, угрожая увольнением.— На каком основании?— По его словам, кое-кому из тех, с кем я встречался, не понравилась моя инициатива.— Он вам сказал, кому именно?— Нет.— Может, это был Массар?— Вполне возможно.— И на этом ваша работа над темой колдовства закончилась?— Да. Я никогда больше не слышал об этом человеке. В моем возрасте нельзя было терять место, иначе я столкнулся бы с безработицей, а дело того не стоило…— Вы сохранили архивы? — поинтересовался Мишель.— Я считал, что да. Перед вашим приходом я искал их, но не нашел. Наверное, они в коробке на чердаке. Или я их потерял.При этих словах Мишель встал и поблагодарил журналиста. Удивленная такой поспешностью, Мюрьель последовала его примеру.
Как только они очутились на улице, Мишель ускорил шаг и увлек свою спутницу к машине.— Куда ты так спешишь?— Мы едем в мэрию Лазаля.— А ты знаешь, который час? Она закрыта!— Не волнуйся! Нам откроют.Удовлетворенный, почти счастливый, Мишель начал насвистывать какую-то популярную мелодию. Появление Шарля Массара придавало смысл всему расследованию. Не было больше ни темных пятен, ни неясностей. Наконец-то связи между свидетелями начали проявляться… Теперь осталось лишь проверить некоторые детали и сделать выводы.— Зачем мы едем в мэрию? — спросила Мюрьель.— Хочу убедиться, что Шарль действительно сын Эмиля.— А что дальше?Он повернулся к ней.— Мы вернемся домой и расскажем друг другу, что могло происходить в семье Дюваль на протяжении последних двадцати лет…— Думаешь, у нас есть для этого все необходимое?— Да. И завтра утром мы арестуем всех виновных.— Даже Шарля?— Вероятно. По моим расчетам, он где-то рядом.— Ты можешь мне все объяснить?— Позже. У нас вся ночь впереди.Они ехали молча, пока не добрались до Лазаля.— Каким образом ты надеешься войти в мэрию? — обеспокоенно спросила Мюрьель.— Очень просто. Нам откроет дверь секретарь.Перрен жил в пристройке на краю деревни. Света в окнах не было.Едва они вошли во двор Перрена, залаяла собака, потом на первом этаже зажегся свет.Они позвонили. Через несколько минут послышались шаркающие шаги, и Перрен, одетый в пижаму, открыл им. По его опухшим глазам и всклоченным волосам было видно, что он еще не вполне проснулся.— Вы? А что случилось?— Извините за столь позднее вторжение, — сказал Мишель, — но нам нужно просмотреть журналы, регистрирующие акты гражданского состояния в коммуне.— В такой час?— Да, это чрезвычайно важно.Перрен вздохнул:— Хорошо! Подождите здесь. Я сейчас вернусь.Через некоторое время он вышел из дома в мятом костюме и сел в машину.— Но что же случилось такого срочного, что вам пришлось меня будить?— Мне нужно проверить, был ли у Эмиля сын, — объяснил Мишель.— Сын? Это невозможно! У него никогда не было детей!— А вот это как раз и нужно выяснить…Когда они подъехали к мэрии, Перрен открыл дверь и повел их в комнату на втором этаже.Он скрылся за рядами полок и навел справки по журналу. Поиски были недолгими. Эмиль на самом деле заявлял о рождении сына по имени Шарль в 1933 году.Перрен сделал ксерокопию страницы.— Поверить не могу… Кто бы мог подумать…— Откуда вам было знать? — пожал плечами Мишель. — Если все забыли…Получив ксерокопию, Мишель и Мюрьель подвезли Перрена и вернулись домой, возбужденные тем, что им наконец представилась возможность разгадать эту головоломку. Глава 18 Приготовив крепкий кофе, Мюрьель и Мишель расположились на диване в гостиной.— Хочу рассказать тебе одну историю, — начал он.Она закурила, перелистывая досье.— Давай! Обожаю всякие истории! Надеюсь, твоя по крайней мере красивая…Он состроил гримасу.— Уф! Я бы не сказал… А вообще-то здесь переплетаются несколько историй, вот почему нам так трудно было разобраться. Возьмем дело Тома Дюваля. Начало тысяча девятьсот восемьдесят третьего года. В это время братья Тома и Пьер имели много общего. Оба встречались с девушками. Пьер — с Матильдой, а Тома с другой…— Ты не хочешь назвать ее имя?— Нет, почему же, у меня есть все основания думать, что это Ноэми.— Что?! Ноэми?— Да. Меня с самого начала удивили некоторые мелочи в ее поведении и высказываниях. Особенно ярко это проявлялось, когда речь заходила о Тома. Каждый раз Ноэми казалась взволнованной, хотя для этого не было причин. И мое предположение полностью подтвердилось во время нашей последней встречи. Один раз она произнесла имя Тома так, будто он был ей очень близок, но потом поправилась. Контраст был слишком велик, поскольку раньше она говорила «этот Тома».— Но это еще не доказательство.— Да, ты права, — согласился Мишель, вынимая фотографию Тома и протягивая ее Мюрьель. — Ну! Посмотри-ка! Ты помнишь, когда я увидел Веронику в первый раз, я сказал тебе, что она на кого-то похожа, но не понимаю на кого. Сегодня я могу дать определенный ответ: Вероника похожа на Тома…Мюрьель посмотрела на снимок.— Да, вероятно, но это тоже не доказательство…— О'кей! Но пока моей первостепенной задачей остается поиск всевозможных связей между действующими лицами, которые могли бы пролить свет на произошедшие события.— Хорошо! Но это звучит слишком эмоционально для полицейского.— Допускаю. Разреши мне продолжить… В последний раз, когда я был в доме Ноэми, то обнаружил погребальную урну. Я задался вопросом, кого она почитала настолько, чтобы хранить его останки у себя? Я подумал о возможном временном совпадении. Ноэми тридцать семь лет, именно столько было бы Тома сегодня. Нет ничего невозможного в предположении, что они могли встречаться…— И иметь общую дочь. Например, Веронику?— Верно! И это многое объясняет. Прежде всего Ноэми вместе с дочерью регулярно поднимаются на гору Монвайан, то есть на место гибели Тома. Нечто вроде паломничества. Затем в Веронику вселяется дух отца, и она говорит его голосом.— Это тем более правдоподобно, что вселение духа в Веронику происходит в годовщину смерти Тома. Я только не понимаю, почему данное событие произошло через пятнадцать, а не через четырнадцать или шестнадцать лет после его гибели.— Это не твоя проблема. Если бы я проводил поиски вместе с тобой, это означало бы, что я верю в существование духов.— Ты должен был бы…— Я в них поверю, когда духи наших предков вернутся, чтобы предупредить нас о войнах, катастрофах и других бедствиях!— Ты можешь думать что хочешь, но теперь я уверена: Тома вернулся с помощью дочери, чтобы предотвратить новую опасность и спасти ее и Ноэми.— Хорошо, но вернемся на землю. Таким образом, в январе тысяча девятьсот восемьдесят третьего года Ноэми и Тома, полюбившие друг друга, встречаются в течение нескольких месяцев, и в конце года у них рождается ребенок. Думаю, эта связь совсем не нравится семье Дюваль, вероятно, отцу, но в большей степени Элен и Пьеру. Они делают все для того, чтобы разлучить влюбленных.— Почему ты противопоставляешь Бернара Элен и Пьеру?— Я тебе отвечу, но прежде я хотел бы сослаться на факты, о которых рассказал мне нотариус. По его словам, в июне тысяча девятьсот восемьдесят третьего года в семье Дюваль произошло необъяснимое событие. Бернар принял решение лишить наследства жену и одного из своих сыновей, Пьера. Почему именно его?— У тебя есть объяснение?— Нет. Но если Бернару не нравилось поведение Тома, именно его он должен был лишить наследства.— И что тогда?— А ничего! Если только это не дух противоречия, то процедура, начатая отцом, означала, что Тома становился его основным наследником, а Пьер и Элен оставались ни с чем.— Ты хочешь сказать, это и есть причина, по которой убили Тома?— Естественно. Но необходимо будет проверить это завтра во время допроса, как и тот факт, что Бернар умер естественной смертью несколько месяцев спустя, как утверждают Элен, Пьер и Полен. Кстати, зачем ему отказываться от мысли лишить наследства жену и сына даже после смерти Тома?— Действительно, какой в этом смысл?— Он мог сделать это ради Ноэми и ее маленькой дочки, о существовании которой он не мог не знать.— Другими словами, Бернару Дювалю помешали переделать завещание?— Что-то в этом роде… С точки зрения логики, эта гипотеза имеет право на существование. Муж хочет лишить наследства супругу и одного из сыновей; они об этом узнают и, конечно, не могут с этим согласиться. Чтобы избежать такого грабежа, им ничего не остается, как нейтрализовать отца и убить того, в чью пользу составлено завещание, то есть Тома.Они прервали разговор. Пока Мюрьель в очередной раз готовила на кухне кофе, Мишель подошел к широко распахнутой балконной двери и с жадностью вдохнул свежий воздух. Ему казалось, ночь впитала в себя особый запах травы, глициний и влажной земли.Мысленно возвращаясь к делу, он подумал, что, несмотря на возможные неблагоприятные последствия, ему нравится вести это расследование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
замка XI века, потом поставили машину у дома Мюзелье в центре деревни.Пройдя через небольшой сад, Мишель и Мюрьель позвонили в дверь. Им открыла немолодая женщина и пригласила войти.— Он сейчас будет, — предупредила она, проводив их в небольшую комнату, вероятно, рабочий кабинет журналиста.Здесь царил милый беспорядок: полки этажерок прогибались под тяжестью книг, а стол был завален невообразимым количеством бумаг и папок.Мишель и Мюрьель молча сели, обменялись улыбками. Через несколько минут появился Мюзелье в инвалидной коляске с ручным управлением. Это был крупный и сильный мужчина с грубоватыми чертами лица. Он приветливо улыбался.После рукопожатий Мюзелье с завидной ловкостью устроился у стола.— Извините за этот кавардак! Но я никогда не убираю, и никто не имеет права к чему-либо здесь прикоснуться.— Уверена, здесь хранятся сокровища, — любезно предположила Мюрьель.— Это дело всей моей жизни ассенизатора.— Журналиста, — поправил его Мишель. Мюзелье с горечью тряхнул головой.— Это слово кажется мне неуместным, если учесть то, что я сделал в своей жизни. Вы знаете, я не собирался посвятить себя этой профессии. Я плохо учился и вряд ли добился бы чего-нибудь, если бы не был любопытен и не повстречал людей, которые мне помогли.— Так можно сделать карьеру без диплома…— Да. И это определенное преимущество нашей профессии. Слова больше не вводят вас в заблуждение… Ну хватит! Вы здесь не для того, чтобы слушать старого ворчуна, говорящего всякий вздор о своей карьере. Мне позвонил Грапелли и попросил помочь вам. Благодаря информации, которую он мне сообщил, я смог опознать человека на фотографии. Это Шарль Массар.— «Эм» и «ша»! — одновременно воскликнули Мишель и Мюрьель.— В первый раз мои слова вызвали такой энтузиазм, — удивился Мюзелье.— И этому есть объяснение! — сказал Мишель. — Мы ведем следствие по делу убийства Эмиля Массара.— Это отец Шарля…— Невероятно! Вы не знаете, где мы можем его найти?— Не имею понятия. Но если вам интересно, могу кое-что рассказать о нем.— Пожалуйста.— В восьмидесятых годах я предпринял попытку изучить все, что так или иначе касалось колдовства в нашей округе. Я хотел встретиться с целителями, колдунами и ясновидящими, задать им вопросы и ознакомить с их ответами наших читателей. Но я не сказал об этом начальству, поскольку рассчитывал проверить, насколько это хорошая мысль. Я начал работать в одиночку, в своем углу, и работал так до того дня, когда мне удалось разыскать небезызвестного Шарля Массара, о котором я не раз слышал. Он согласился на интервью и назначил мне встречу в кафе Лазаля.— У Антонена?— Я не помню ни имени хозяина, ни как он выглядел. Шарль Массар стер это из моей памяти. Надо заметить, он казался необыкновенным человеком — отчасти из-за внешности, а также и из-за своего взгляда. Мне никогда этого не забыть! Когда он смотрел на вас, создавалось впечатление, будто он проникал в душу и читал мысли как открытую книгу.— Вам удалось задать ему свои вопросы?— В сущности, нет. Он позвал меня только для того, чтобы я вообще не упоминал о нем. Шарль отказался быть в компании с другими колдунами, с которыми я уже встречался. Он считал их шарлатанами. По его словам, он был единственным, кто обладал настоящей властью. Власть! Признаюсь, тогда я посчитал это хвастовством и манией величия. В то же время меня потрясли его слова. Он был непохож на других. В первый раз, когда я его увидел, мне стало страшно. Этот парень правда походил на дьявола! — Мюзелье заговорил быстрее, как будто прежний страх вернулся к нему.— Он вам угрожал?— В этом не было необходимости. Угроза просматривалась в его взгляде и жестах. Когда он говорил, что может войти в контакт с кем-либо вопреки расстоянию или говорить с умершими, это вызывало доверие. Помню, я попробовал выведать у него некоторые секреты, но натолкнулся на стену молчания. Он сказал мне примерно следующее: «Если вы решили постичь сущность настоящих таинств, надо идти до конца и отречься от этого мира». Тогда я понял, что в завуалированном виде он хотел приобщить меня к колдовству.— Вы отказались?— Да!— Почему?— Думаю, я струсил.— А вы не видели его на похоронах Тома Дюваля и его отца? — спросил Мишель. — Грапелли утверждал, что именно вы освещали эти события.— Да, конечно! Но у меня уже не было ни причин, ни желания интересоваться его персоной.— А что произошло потом?— Я хотел продолжать свои изыскания без него. Только мне не удалось далеко продвинуться. Однажды Пьер Дюваль, который взял на себя руководство журналом после смерти отца, пригласил меня в кабинет и запретил заниматься этим делом, угрожая увольнением.— На каком основании?— По его словам, кое-кому из тех, с кем я встречался, не понравилась моя инициатива.— Он вам сказал, кому именно?— Нет.— Может, это был Массар?— Вполне возможно.— И на этом ваша работа над темой колдовства закончилась?— Да. Я никогда больше не слышал об этом человеке. В моем возрасте нельзя было терять место, иначе я столкнулся бы с безработицей, а дело того не стоило…— Вы сохранили архивы? — поинтересовался Мишель.— Я считал, что да. Перед вашим приходом я искал их, но не нашел. Наверное, они в коробке на чердаке. Или я их потерял.При этих словах Мишель встал и поблагодарил журналиста. Удивленная такой поспешностью, Мюрьель последовала его примеру.
Как только они очутились на улице, Мишель ускорил шаг и увлек свою спутницу к машине.— Куда ты так спешишь?— Мы едем в мэрию Лазаля.— А ты знаешь, который час? Она закрыта!— Не волнуйся! Нам откроют.Удовлетворенный, почти счастливый, Мишель начал насвистывать какую-то популярную мелодию. Появление Шарля Массара придавало смысл всему расследованию. Не было больше ни темных пятен, ни неясностей. Наконец-то связи между свидетелями начали проявляться… Теперь осталось лишь проверить некоторые детали и сделать выводы.— Зачем мы едем в мэрию? — спросила Мюрьель.— Хочу убедиться, что Шарль действительно сын Эмиля.— А что дальше?Он повернулся к ней.— Мы вернемся домой и расскажем друг другу, что могло происходить в семье Дюваль на протяжении последних двадцати лет…— Думаешь, у нас есть для этого все необходимое?— Да. И завтра утром мы арестуем всех виновных.— Даже Шарля?— Вероятно. По моим расчетам, он где-то рядом.— Ты можешь мне все объяснить?— Позже. У нас вся ночь впереди.Они ехали молча, пока не добрались до Лазаля.— Каким образом ты надеешься войти в мэрию? — обеспокоенно спросила Мюрьель.— Очень просто. Нам откроет дверь секретарь.Перрен жил в пристройке на краю деревни. Света в окнах не было.Едва они вошли во двор Перрена, залаяла собака, потом на первом этаже зажегся свет.Они позвонили. Через несколько минут послышались шаркающие шаги, и Перрен, одетый в пижаму, открыл им. По его опухшим глазам и всклоченным волосам было видно, что он еще не вполне проснулся.— Вы? А что случилось?— Извините за столь позднее вторжение, — сказал Мишель, — но нам нужно просмотреть журналы, регистрирующие акты гражданского состояния в коммуне.— В такой час?— Да, это чрезвычайно важно.Перрен вздохнул:— Хорошо! Подождите здесь. Я сейчас вернусь.Через некоторое время он вышел из дома в мятом костюме и сел в машину.— Но что же случилось такого срочного, что вам пришлось меня будить?— Мне нужно проверить, был ли у Эмиля сын, — объяснил Мишель.— Сын? Это невозможно! У него никогда не было детей!— А вот это как раз и нужно выяснить…Когда они подъехали к мэрии, Перрен открыл дверь и повел их в комнату на втором этаже.Он скрылся за рядами полок и навел справки по журналу. Поиски были недолгими. Эмиль на самом деле заявлял о рождении сына по имени Шарль в 1933 году.Перрен сделал ксерокопию страницы.— Поверить не могу… Кто бы мог подумать…— Откуда вам было знать? — пожал плечами Мишель. — Если все забыли…Получив ксерокопию, Мишель и Мюрьель подвезли Перрена и вернулись домой, возбужденные тем, что им наконец представилась возможность разгадать эту головоломку. Глава 18 Приготовив крепкий кофе, Мюрьель и Мишель расположились на диване в гостиной.— Хочу рассказать тебе одну историю, — начал он.Она закурила, перелистывая досье.— Давай! Обожаю всякие истории! Надеюсь, твоя по крайней мере красивая…Он состроил гримасу.— Уф! Я бы не сказал… А вообще-то здесь переплетаются несколько историй, вот почему нам так трудно было разобраться. Возьмем дело Тома Дюваля. Начало тысяча девятьсот восемьдесят третьего года. В это время братья Тома и Пьер имели много общего. Оба встречались с девушками. Пьер — с Матильдой, а Тома с другой…— Ты не хочешь назвать ее имя?— Нет, почему же, у меня есть все основания думать, что это Ноэми.— Что?! Ноэми?— Да. Меня с самого начала удивили некоторые мелочи в ее поведении и высказываниях. Особенно ярко это проявлялось, когда речь заходила о Тома. Каждый раз Ноэми казалась взволнованной, хотя для этого не было причин. И мое предположение полностью подтвердилось во время нашей последней встречи. Один раз она произнесла имя Тома так, будто он был ей очень близок, но потом поправилась. Контраст был слишком велик, поскольку раньше она говорила «этот Тома».— Но это еще не доказательство.— Да, ты права, — согласился Мишель, вынимая фотографию Тома и протягивая ее Мюрьель. — Ну! Посмотри-ка! Ты помнишь, когда я увидел Веронику в первый раз, я сказал тебе, что она на кого-то похожа, но не понимаю на кого. Сегодня я могу дать определенный ответ: Вероника похожа на Тома…Мюрьель посмотрела на снимок.— Да, вероятно, но это тоже не доказательство…— О'кей! Но пока моей первостепенной задачей остается поиск всевозможных связей между действующими лицами, которые могли бы пролить свет на произошедшие события.— Хорошо! Но это звучит слишком эмоционально для полицейского.— Допускаю. Разреши мне продолжить… В последний раз, когда я был в доме Ноэми, то обнаружил погребальную урну. Я задался вопросом, кого она почитала настолько, чтобы хранить его останки у себя? Я подумал о возможном временном совпадении. Ноэми тридцать семь лет, именно столько было бы Тома сегодня. Нет ничего невозможного в предположении, что они могли встречаться…— И иметь общую дочь. Например, Веронику?— Верно! И это многое объясняет. Прежде всего Ноэми вместе с дочерью регулярно поднимаются на гору Монвайан, то есть на место гибели Тома. Нечто вроде паломничества. Затем в Веронику вселяется дух отца, и она говорит его голосом.— Это тем более правдоподобно, что вселение духа в Веронику происходит в годовщину смерти Тома. Я только не понимаю, почему данное событие произошло через пятнадцать, а не через четырнадцать или шестнадцать лет после его гибели.— Это не твоя проблема. Если бы я проводил поиски вместе с тобой, это означало бы, что я верю в существование духов.— Ты должен был бы…— Я в них поверю, когда духи наших предков вернутся, чтобы предупредить нас о войнах, катастрофах и других бедствиях!— Ты можешь думать что хочешь, но теперь я уверена: Тома вернулся с помощью дочери, чтобы предотвратить новую опасность и спасти ее и Ноэми.— Хорошо, но вернемся на землю. Таким образом, в январе тысяча девятьсот восемьдесят третьего года Ноэми и Тома, полюбившие друг друга, встречаются в течение нескольких месяцев, и в конце года у них рождается ребенок. Думаю, эта связь совсем не нравится семье Дюваль, вероятно, отцу, но в большей степени Элен и Пьеру. Они делают все для того, чтобы разлучить влюбленных.— Почему ты противопоставляешь Бернара Элен и Пьеру?— Я тебе отвечу, но прежде я хотел бы сослаться на факты, о которых рассказал мне нотариус. По его словам, в июне тысяча девятьсот восемьдесят третьего года в семье Дюваль произошло необъяснимое событие. Бернар принял решение лишить наследства жену и одного из своих сыновей, Пьера. Почему именно его?— У тебя есть объяснение?— Нет. Но если Бернару не нравилось поведение Тома, именно его он должен был лишить наследства.— И что тогда?— А ничего! Если только это не дух противоречия, то процедура, начатая отцом, означала, что Тома становился его основным наследником, а Пьер и Элен оставались ни с чем.— Ты хочешь сказать, это и есть причина, по которой убили Тома?— Естественно. Но необходимо будет проверить это завтра во время допроса, как и тот факт, что Бернар умер естественной смертью несколько месяцев спустя, как утверждают Элен, Пьер и Полен. Кстати, зачем ему отказываться от мысли лишить наследства жену и сына даже после смерти Тома?— Действительно, какой в этом смысл?— Он мог сделать это ради Ноэми и ее маленькой дочки, о существовании которой он не мог не знать.— Другими словами, Бернару Дювалю помешали переделать завещание?— Что-то в этом роде… С точки зрения логики, эта гипотеза имеет право на существование. Муж хочет лишить наследства супругу и одного из сыновей; они об этом узнают и, конечно, не могут с этим согласиться. Чтобы избежать такого грабежа, им ничего не остается, как нейтрализовать отца и убить того, в чью пользу составлено завещание, то есть Тома.Они прервали разговор. Пока Мюрьель в очередной раз готовила на кухне кофе, Мишель подошел к широко распахнутой балконной двери и с жадностью вдохнул свежий воздух. Ему казалось, ночь впитала в себя особый запах травы, глициний и влажной земли.Мысленно возвращаясь к делу, он подумал, что, несмотря на возможные неблагоприятные последствия, ему нравится вести это расследование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29