— Благодарю за самозабвенную службу! поблагодарил меня за самозабвенную службу братец Э-э.
— Всегда рад стараться самозабвенно служить Нашему Дому!
— О чем ты разговаривал с братцем Цезарем X? Ну-ка, докладывай.
— Братец Цезарь X назначил мне встречу с братцем извозчиком на первом нулевом ярусе возле таможни, — бодро отрапортовал я.
— Ага! Всюду враги, всюду предатели, так я и знал! Ага!
— Так точно!
— Зачем ты ему понадобился?
— Никак не знаю, братец Э-э, он мне не сообщил, — сообщил я.
— Ага! Враги и предатели, предатели и враги, те и другие! Спецзадание: соглашаться со всеми его предложениями, войти в полное доверие, вызвать на откровенность, все-все-все передавать лично мне.
— Ясно?
— Так точно!
— И не забудь, что я за тобой постоянно подглядываю…
Ничего более не добавив, братец Белый Полковник начал дематериализовываться: сбросил личину, превратился в дымное белое облачко и просочился в телефонную трубку, все еще лежавшую на столе. Ошалело-счастливыми глазами я почтительно рассматривал оставленную на полу личину. Скоро дематериализовалась и она.
У меня зачесалось за правым ухом. Чесать за правым ухом я не решился, поскольку за такой проступок братцы по левой партии могли бы справедливо осудить меня как отступника от железной партийной стойкости. Почесал за левым. За правым зачесалось гораздо сильнее. Жуть как зачесалось.
— А ну-ка, братец Пилат III, кончай с этим делом! — рявкнул я на себя. — Ты что, правым решил предаться? Забыл, что правые в оппозиции? Предателем решил стать? Ну-ка кончай!
Но у меня ничего не кончалось, а чесалось все сильнее и сильнее. Тогда я сложил пальцы крестиком, зажмурил покрепче глаза и с ненавистью почесал за правым оппозиционным ухом. А потом, спрятав пожалованную братцем Белым Полковником конфету в потайную тумбу стола, извлек из потайной тумбы стола заветную бутыль, удобно устроился на стуле под портретом Самого Братца Президента, дай ему Сам Братец Президент здоровья, и выпил сначала один бокал божественного нектара, а после того, как выпил один, выпил еще два других. В желудке несколько прояснилось, что позволило мне более или менее спокойно разобраться в складывающейся ситуации.
Мой ум понимал: нужно самым тщательным образом просчитать всевозможные варианты собственных действий на ближайшее будущее. Мое личное отношение к братцу Принцессе было довольно сложным. Во-первых, он была двадцатиоднозубой короной. Во-вторых, он была красивая. Но, в-третьих, он была заразная, а поскольку я и сам порой испытывал приступы некоторых галлюцинаций, то вовсе не хотел, чтобы они участились. Этак, пожалуй, попадешь не в Великую Мечту, а в сумасшедший дом попадешь… Тем не менее вопрос о том, встречаться или не совсем встречаться с братцем Принцессой, передо мной не стоял приказ есть приказ, к тому же этот приказ исходил от двух влиятельнейших корон, пусть даже одна половина этого приказа называлась не приказом, а просьбой. От влиятельнейших корон, которые, конечно же, шутки вроде «не совсем встречаться» не любили.
Итак, сказал я себе, сегодня вечером ты пойдешь в отель «Черное яблоко» и продолжишь сближение. Пустишь в ход все свое обаяние, вскружишь ему корону. Гм… возможно даже, войдешь с ним в некоторые таинственные физиологические связи. Окружающая среда меня подери, продолжал говорить я себе, братцу Пилату III, который сидел под портретом Самого Братца Президента на стуле, окружающая среда меня подери, а что, если это он вскружит тебе корону, если это он войдет с тобой в некоторые… Вскружит, войдет… Ведь ты же не можешь с полной уверенностью сказать, что отчасти уже не вскружила. А ведь он полоумная, по всему видно… Необходимо всеми силами сопротивляться заразе, спорить с ним, сделав так, чтобы он приказала спорить, и доводами здравого братцевского рассудка отогнать от себя безумие. Выработать иммунитет, перед самой встречей приняв хорошую дозу божественного разумотворящего нектара. И в то же самое время предвидеть, предугадывать, предчувствовать все его желания.
Выпив еще один, четвертый бокал, я достал из потайной тумбы стола пожалованную мне братцем Белым Полковником за самозабвенную службу конфету. На блестящей, исключительно черной и невозможно красивой обертке крупными серыми буквами было по-ненашдомовски написано: «Изготовлено в Верху». Осторожно развернув обертку, я чуть лизнул краешек конфеты… Вражеские конфеты были необычайно сладкими, вражеские конфеты явно нравились мне больше, чем невражеские, нравились так, что я даже на одну секунду потерял бдительность и стал мечтать о том, чтобы как-нибудь съездить на Верх, где, как я слышал правым ухом, конфеты продавались на всех ярусах и при этом даже без спецкарточек о выслуге… Постой, остановил я свою мечту, здесь что-то не так! Не могут тебе вражеские конфеты нравиться больше, чем наши, ну просто никак не могут! Наш Дом — самый лучший Дом во всем Нашем Общем Доме. Каждая отдельная часть Нашего замечательного Дома лучше каждой отдельной части любого другого, об этом все знают, об этом сколько раз говорил Сам Братец Президент. Выходит, у тебя испорченный вкус? Но Сам Братец Президент сколько раз говорил, что наши братцы обладают самым отменным во всем Нашем Общем Доме вкусом. А ты наш братец! У тебя — наш вкус! Это тебе только кажется, что…
Я замотал короной. Ну вот, опять кажется… Я замотал короной сильнее и круче. Казаться мне перестало, и я сказал вслух:
— Тьфу! Дерьмо, а не конфета!
Потом осторожно запаковал вражеское дерьмо обратно в обертку и рявкнул:
— Братец Мона Лиза!
Он вошла в хранилище, закрыла за собой на бронированный засов бронированную дверь и уселась на мои колени.
Я налил ему в бокал божественного нектара. Он выпила.
— К Железному Бастиону сегодня пойдешь? — спросила он, радостно улыбаясь.
— Конечно.
— Возьми меня с собой.
— Зачем? Я твою долю по дороге не съем.
— Прогуляться хочется.
— Ладно, пойдем.
Тут он обратила мое внимание на лежавшую на столе ради моего самолюбия вражескую конфету.
— Что это?
— Да я и сам как-то не пойму. Вроде бы конфета, но если по-настоящему разобраться, то… язык не поворачивается произнести.
— А что тут написано?
— Ну вот тут написано, я так полагаю, что это конфета, хотя это вовсе не конфета. А тут написано, что изготовлена она в разваливающемся Верху.
Братец Мона Лиза, не зная, что он ест, пожирала взглядом лежавшее на столе. Причем вместе с оберткой.
— Я вот все думаю, — сказала он, — если Верх разваливающийся, то ведь он рано или поздно обязательно должен окончательно развалиться…
— Естественно, — подтвердил я.
— Так ведь, когда он окончательно развалится, нас же всех засыпет обломками. Я боюсь…
— Не засыпет, — успокоил я братца Мону Лизу. — Ты политэкономию когда-нибудь изучала?
— Нет.
— Вот и видно. В политэкономии ясно сказано, что разваливается Верх вверх, а не вниз. На то он и Верх…
Я было хотел прочитать ему краткий курс этого предмета, но братец Мона Лиза спросила:
— А можно мне попробовать это? — спросила меня братец Мона Лиза.
— То, что лежит на столе? Ну если только попробовать… Но никаких гарантий я тебе дать не могу, можешь и отравиться.
Несмотря на мое разрешение только попробовать, братец Мона Лиза быстро развернула и быстро засунула конфету в рот. Всю! Всю, а не кусочек, не краешек!
Я чуть не лопнул от возмущения. Тоже мне, братец! Сидит у меня на коленях, лопает мои вражеские конфеты, а у самого в короне на два зуба меньше, чем в короне, которая на моей голове. И все это только потому, что он несколько от меня физиологически отличается, хотя отличаться вообще ничем не должна, так как все братцы в Нашем Доме равны.
Я подавил в себе возмущение. Ну и пусть! Ну и пусть хоть подавится этим вражеским дерьмом, крикнул я себе, зато за это сегодня вечером я еще раз смогу убедиться, насколько он от меня физиологически отличается.
— Вечером придешь в мой шикарный дворец? — спросил я, но тут вспомнил, что вечером у меня после встречи с братцем Белым Полковником встреча с братцем Принцессой. Ничего, сказал я себе, уж на что на что, а на то, чтобы лишний раз убедиться, насколько он от меня физиологически отличается, минут десять я найду.
— Посмотрим, — уклончиво ответила братец Мона Лиза.
Я спрягал обертку в потайной ящик стола. Потом достал из потайного кармана фрака часы, подаренные мне братцем Принцессой, и щелкнул крышкой. В абсолютной тишине бронированного хранилища, поющей песню вечной радости Железного Бастиона, послышалось заунывное пиликанье.
— А это что? Дай посмотреть. Дай… Тебе дай.
— А что это?
— Не видишь — часы.
— Я спрашиваю: что это скребется в твоих часах?
— Музыка.
— Да ладно… И это ты называешь музыкой? Вот потеха… — Он радостно рассмеялась. Посмеявшись, он спросила: — А на этих часах что-нибудь написано?
Я перевернул часы и посмотрел на перевернутую половину. Там действительно что-то было написано, но я не понял что, так как написано написанное было FIC «изготовлено в Верху», а что-то совсем другое.
— Ну?
— Что ну? Не наши это часы, а что тут написано, я не пойму.
— Раз часы не наши, то и музыка в них тоже не наша, так?
— Так.
— А раз музыка не наша, то это не музыка, вот.
Спорить я, понятное дело, не стал щелкнул крышкой и убрал часы во фрак.
— Идем? — сказала братец Мона Лиза. Еще рано.
— Ну и что, прогуляемся.
Я опечатал хранилище, и мы вышли на улицу.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Денек выдался славный: температура воздуха на пятнадцатом ярусе всегда была огромная жара пятнадцать градусов, а не то, что на моем родном девятом — девять; фонари, как и всегда, горели ярко, и я, чего-то расхрабрившись, расстегнул верхнюю пуговицу фрака.
По тротуару мы шли в полном одиночестве на ярусах ниже четырнадцатого братцы разъезжали в служебное время на персональных автомобилях. Иногда, правда, эти автомобили останавливались, из них выскакивали персональные братцы шоферы и помогали выбраться наружу братцам пятнадцатизубочникам, перед которыми персональные братцы швейцары распахивали двери всевозможных департаментов и магазинов.
Ни в одном из этих пятнадцатизубочных магазинов я, конечно, никогда не бывал, как тем более никогда не бывала братец Мона Лиза, но мы оба были несказанно счастливы тем, что хоть каждый день можем видеть глазами все это великолепие, чтобы потом пересказывать братцам на своих верхних ярусах, что мы каждый день можем видеть.
Братец Мона Лиза привычно пялилась по сторонам.
— Представляю, какие магазины на шестнадцатом ярусе! А на семнадцатом!! А на двадцать первом!!!
На двадцать первом ярусе никаких магазинов нет, — возразил я этому представлению. — Какие могут быть магазины в Великой Мечте? Думать нужно, а то болтаешь без костей в языке…
— Да ладно! Что же, по-твоему, раз Великая Мечта, то и нет магазинов? Где же это, по-твоему, братцы двадцатиоднозубочники покупают покупки, — на другие ярусы, что ли, ездят? И что это за Великая Мечта, если нет магазинов? Скажешь тоже…
— А зачем им что-то покупать? На то она и Великая Мечта, чтобы, как только подумаешь, все, что подумаешь, тебе доставляют прямо в твой шикарный дворец, причем совершенно бесплатно, даже думать не надо — сначала доставляют, а потом ты думаешь: а ведь именно этот товар я и хотел, только было подумать о нем собрался. На то она и Великая Мечта. А то что бы это была за Великая Мечта? Это была бы не Великая, если бы за деньги и в магазинах. А Великая это когда бесплатно и не в магазинах, понятно?
Мы поравнялись с одним из пятнадцатизубочных магазинов, в витрине которого стояла манекенщица, одетая в очень красивое широкополосое платье.
— Мне бы такое, — дернув меня за рукав, который был на фраке, который был на мне, сказала братец Мона Лиза.
— Куда бы ты в нем пошла? Любой святой экзекутор тебя в твоей короне и в этом платье остановит на первом же перекрестке.
— А я бы в нем по перекресткам не разгуливала. Я бы в нем тебя принимала в своем шикарном дворце. Может, купишь?
— Да ты посмотри только на бирку глазами! Две сотни пятнадцатизубовиков! Откуда у меня такие деньги?
— А фрукты?
— А что фрукты? Много, что ли, я с них имею? На божественный едва хватает.
— Да ладно… Нет, так скоро будут.
Я остановился. Остановилась и братец Мона Лиза.
— Это еще откуда? Ну-ка, давай, выкладывай, что ты знаешь. Мне эти твои секретные намеки уже надоели.
В скрытой улыбке братец Мона Лиза надула белые губки. Он была красивая. Не такая, конечно, красивая, как была красивая братец Принцесса, но красивая. Особенно — с надутыми губками. С надутыми губками он была особенно красивая.
— Давай-давай, — настаивал я, несмотря и не смотря на его красоту. Сыт я сегодня всеми вашими штучками по самый ворот фрака.
— Ну хорошо. Может, скажешь, тебя не собираются понизить на новую синекуру с выходом в ядовитую?
— Ты-то откуда знаешь?
— Да ладно… — ответила, загадочно улыбнувшись, братец Мона Лиза. — Напрасно, что ли, тобой интересовался братец Белый Полковник?
Он замолчала.
— Говоришь, интересовался?
— Звонил в департамент перед самым твоим приходом.
— Говоришь, звонил? — не унимался я.
— Ну…
— Знаю я, как он звонит.
— Он приказал мне ничего тебе не рассказывать.
— Чего же ты мне рассказываешь?
— А разве я тебе рассказываю что-нибудь такое? Рассказываю я тебе, что он материализовался в моей ассистентской? Ничего подобного я тебе не рассказываю.
— Ну! О чем он спрашивал?
— О чем спрашивал? Да ни о чем. Спрашивал твое личное дело.
— Что у него там, своего моего личного дела нет? — не на шутку удивился я.
— А я почем знаю?!
— Почему же ты решила, что у меня от этого интереса не будут одни только неприятности?
— Да ладно… Какие могут быть неприятности, если тебя назначают на новую синекуру с выходом. Так что, платье купишь?
— Посмотрим. А в мой шикарный дворец сегодня придешь?
— Посмотрим. А платье купишь?
— Посмотрим-посмотрим.
— Вот и мы: посмотрим-посмотрим…
Миновав КПП. мы вошли в спецзону Южного Выхода и остановились на плацу невдалеке от братцев двадцати снецтаможенников, которые в ожидании прибытия группы поиска развлекались разговорами перед входом в Шлюз. Я махнул им рукой, кое-кто ответил мне тоже махом
В спецзоне вечная песня радости Железного Бастиона звучала особенно радостно. От этой радости мы даже немного тайно пообнимались с братцем Моной Лизой.
Когда большие квадратные часы на столбе показали тринадцать двадцать пять, прозвенел зуммер. Братцы спецтаможенники выстроились в две шеренги, образовав перед воротами Шлюза узкий коридор. Динамики торжественно заиграли торжественный домовой гимн. По флагштоку, стоявшему возле ворот, сверху вниз чрезвычайно торжественно поползло полосатое домовое знамя. Ворота торжественно отъехали в сторону. Из шлюза, один за другим проходя по таможенному коридору, стали торжественно выходить на плац торжественные братцы из первой на этот день группы поиска. Спецтаможенники торжественно приступили к обшариванию их карманов, пытаясь обезвредить любую вредоносную контрабанду, которую никто никогда не приносил в Наш Дом в карманах, поскольку сразу же после входа сдавал в багажное отделение.
Флаг на флагштоке опустился к самому низу. Торжественный гимн зазвучал снова, на этот раз еще торжественнее. Братцы из группы поиска потянулись к знамени и, припав кто на левое, кто на правое колено, стали торжественно целовать кто белую, кто черную полоску. Некоторые по-прежнему целовали обе.
Флаг медленно пополз вверх, шеренга братцев спецтаможенников сначала расстроилась, а потом распалась. В воротах показались братцы из группы сопровождения, одеты они были в форменные фраки спецотдела контриллюзий Ордена Великой Ревизии. Через таможенную шеренгу они не проходили, в карманах у них не шарили. А гак как это все были братцы с самой проверенной во всем Нашем Доме психикой, братцы, готовые в любую минуту дать самый достойный отпор любым чуждым нашему братцевскому духу нашего всеобщего братцизма иллюзиям, братцы, умеющие сохранять этот дух неприкосновенным даже во враждебном окружении ядовитой окружающей среды, знамя они не целовали, поскольку целованием знамени каждый день по многу трудных часов занимались в спецклассах специальных спецшкол спеццелования спецзнамени.
И снова, как всегда, я почувствовал к ним сильнейшую белую зависть… Каждый день, постоянно находясь на боевом чеку, пробираться разлагающимися тропами к поставленной перед тобой Кабинетом Избранных цели. Какое счастье! Какая всепожирающая радость! Какая великая судьба!
Однако белая зависть почти испарилась, как только я вспомнил, что отныне и сам являюсь выходящим братцем. Выходящим, поправил мое воспоминание мой ум, но не в составе группы сопровождения. И мне захотелось стать выходящим в составе группы сопровождения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20