Все они производные от простых; лучше бы сначала научиться разбираться в простом, чтобы не быть потребителем от литературы. Такой порадуется шедевру и все; максимум - он предложит прочитать это другим. Лучше бы он проникся простой и вечной истиной и сберег ее для других.
Может, нам всем надо помнить о них:
Дружба;
Верность;
Достоинство.
Человек, великодержавец, должен чувствовать над собой власть. Власть тоже люди, только другие, не мы; она как цепочка. Люди, имеющие над вами власть, подвластны другим, те - третьим, и так далее.
Ну, власть я чувствую. Не считая власти Минотавра, это власть шпаны, власть отморозков. Они сейчас так в себе уверены, те, кого раньше какой-нибудь Кузьмич-дружинник мог запросто скрутить и поставить на место. Теперь это их страна. Ничего с ними не сделать, они всплывают на поверхность жизни, как говно. Известно, что говно всплывает тем быстрее, чем тяжелее жидкость. Да, наша жизнь тяжела почему-то именно теперь, когда так сильна власть Минотавра и длинного доллара.
Еще это власть хамства, оно у всех в крови, словно маленькие красные тельца. Оно везде, и оно старается подчинить меня. Оно налетает в магазине и у киоска, долбит меня, как голубь, по затылку в трамвае, врывается в квартиру сквозь телеэкран и телефонную трубку, мерзко шуршит, как юная любопытная крыса, сползая мне на живот со страниц ежедневных газет.
Насколько я вижу, Великодержавия - одно из немногих мест, где свобода тяготит людей. Те, кому предоставлена свобода выбора, делают выбор, первый осознанный выбор гражданина этой страны: выбор себе хозяина и господина. Мы вообще стремимся к состоянию, когда мы рабы наших привязанностей, общественного мнения, страха, лени; а если посмотреть на детские, например, состояния - мы рабы родителей, хулиганов во дворе, школы; взрослый - он уже раб своего начальника, другой - любовницы, тот - телевизора... Привыкли! И огромные народы в силу привычки избирают себе царьков.
Я называю это обычно синдромом лизания жопы. Понимаете, язык у нас работает постоянно, мы горазды чесать языком. Произносим звуки, слова, пробиваем языком себе дорогу в жизнь (кстати, забывая, что долгие и регулярные занятия жизнью ведут к смерти)... Наконец, чувствуя, что язык работает вхолостую, или он заблудился в лабиринтах ошибок и ожогов, мы закрываем глаза, и, как в жару эскимо, представляем, вырисовываем в темноте изнанки наших глаз такую жопу, лизнуть которую было бы смыслом нашего существования. Другой-то смысл надо искать, а не выдумывать!
Причем обычно мы не только ее лижем сами, мы еще стремимся убедить и всех остальных в необходимости и почетности этого занятия. Мы говорим, что жопа права, потому что выдумали ее сами, верим, что достойны этой жопы, потому что какие мы, такая и она. Уловка тут в том, что лижем мы всегда с закрытыми глазами, потому что открыть их - значит увидеть, что хуже она, чем выдумали мы, и не медом мазана, а говном.
Я забросил повесть со стрельбой, наплевал на те события. Мое воображение оказалось гораздо сильнее и красивее меня самого. В мою голову стреляют изнутри; но пули не вырываются наружу. Наверно, они бы мне больше помогли, чем воплощение художественных замыслов. Вернувшись из путешествия, я вновь пойду в дворники. Толя мне обрадуется.
- С тебя пиво, - задумчиво напомнит он.
- А ты Борхеса не приноси на работу...
Так и пойдет.
Изредка я еще буду вспоминать, что я писатель, и даже буду пытаться выдумать сюжеты для своих будущих книг, других. Я стану патриотом и оптимистом, а все концы у книг будут счастливые. Содержание я, конечно, возьму из жизни моей страны. Уже сейчас, в дороге, готово несколько сюжетов.
Первый:
Обыватель, поссорившийся с хулиганами, вызвал милицию. Хулиганы, дав милиции взятку, пришли к обывателю и потребовали откупного. Обыватель назначил им встречу и позвал знакомого спецназовца. Спецназовец избил хулиганов. Хулиганы позвали "крышу". В момент разборки "крыши" и спецназовцев появилась милиция и арестовала всех. В милиции обывателя побили, а спецназовца услали вне очереди на войну. Обыватель рассказал об этом газетчику, который написал ядовитую статью. После этого милиция побила и газетчика. Газетчик обиделся и написал еще более ядовитую статью про милицию, а заодно и про "крышу". "Крыша" объединилась с милицией и прикончила газетчика, а заодно и обывателя. В конце сюжета растет любовь между "крышей" и милицией, множатся связи, в будущее смотрится с надеждой.
Второй.
Старичок со старушкой решили выпить водочки. Кряхтя и бранясь по поводу испорченного лифта, старичок спускается с шестнадцатого этажа на улицу. Грохочет трамвай, несется и смердит улица, сверху придавило неоновой рекламой, прохватило ветром, и старичок растерялся. Кто-то его немедленно толкает, кто-то посылает по матушке, кто-то, не стесняясь, лезет в карман, ребенок подошел и пописал на носки его ботинок - все смеются над некоммуникабельным старичком. Организм старичка не выдерживает, и последнего хватает кондрашка на виду у всего города.
Долго ли, коротко ли, нашелся один сердобольный еврей, поднявший старичка. Старичок благодарит еврея, плачет и зовет с собой пить водочку, которую еврей тут же и покупает. А к старушке в это время приехал на заработавшем лифте другой старичок, давний друг семьи, и принес свою водочку. Он пристает к старушке, она пристает в ответ, однако тут приходит первый старичок с евреем. Весело пьют вчетвером. Но четверо - это слишком много, обеих водочек не хватает. Все это чувствуют, и у всех портится настроение. В кульминации первый старичок бьет старушку и другого старичка молотком в висок, в ту же минуту раскаивается и кончает жизнь самоубийством с шестнадцатого этажа.
В эпилоге еврей, привыкший в силу истории своего народа уходить от ударов молотком, арестован подоспевшей милицией. Помимо тройного убийства ему приписывают похищение миллиарда долларов из здания областной прокуратуры и подрывание национальных устоев Великодержавии.
Следующий!
В центре Загорска есть тайный городок Загорск-19. Седовласые академики, живущие в нем, делают бактериологические бомбы. У этих бомб есть секрет - они рассчитаны на то, чтобы от них умирали только люди Западного мира, а великодержавцы оставались живы и здоровы. В процессе самый седовласый академик героически засыпает на посту и последним движением роняет стекляшку со смертоносной смесью. Смесь испаряется, распространяется за забор и разносится по всему Загорску. Все думают, что великодержавцам это оружие не страшно и спят спокойно, однако вымирает полгорода. Академики раздавлены, они вынуждены признать перед генералом ВСБ свою никудышность. Но генерал справедливый. Он говорит:
- Мы изначально ориентировали это оружие на Запад. То, что жители Загорска умерли от нашей смеси, не говорит о ее несовершенстве. Это говорит только о том, что, к несчастью, много великодержавцев - и в Загорске, и в других городах - давно отравлены западным образом мысли, будучи жертвами идеологической диверсии. Это отравление я закодирую словом "западничество". Как выясняется, западничество снижает иммунитет организма к воздействию нашим Великодержавным оружием. Отсюда вывод - необходимо укрепить круговую оборону, усилить бдительность, удлинить карающую десницу ВСБ, а также научно обосновать вредность западничества для нашей Великодержавии.
В конце полным ходом идет строительство Загорсков-20, -21, -22... и так далее, сколько угодно, благо места для них в вымершем городе предостаточно.
А вот приготовленная мною для одной вечеринки антреприза. Она посвящена моей бабушке, которая любит нашего президента за то, что он поднял ей пенсию.
Утро рабочего дня. Президент один в кабинете. Слышен веселый щебет воробьев. Над площадью бьют часы. Президент весело и живо работает с документами.
Осторожный стук в дверь.
Президент (весело): Минуточку! (Быстро переворачивает по старой привычке все документы текстом вниз). Войдите!
Появляется бабушка.
Президент (живо): А, Любовь Ефремовна! Как же, как же! Давно вас жду.
Бабушка (робко): Здравствуйте.
Президент: Доброе утро! А у меня для вас приятные новости. Решили вам пенсию повысить, на целых двадцать процентов. Что скажете?
Бабушка (недоверчиво): Милый, дорогой господин Президент! Вы шутите? Ведь у вас столько дел, а вы вдруг о моей пенсии вспомнили?
Президент (мягко): Это моя работа.
Бабушка (нерешительно): А вдруг тот, кто пенсию выдает, не поверит, что вы ее повысили?
Президент (строго, но в то же время с иронией): Пусть попробует! Захватите с собой Конституцию Великодержавной Федерации. В первом пункте написано: надо верить Президенту.
Президент встает, они с бабушкой берутся за руки и поворачиваются к залу.
Президент (громко): Я всегда буду помнить, что именно благодаря вам, простым людям, я занимаю столь высокий, ответственный государственный пост. Вы должны жить лучше! Потому что вы имеете на это право.
Играет государственный гимн. Занавес.
Вот такой вот катарсис...
А в голове все-таки стреляют. Я слышу это даже сейчас. Дорога бежит навстречу, я разговариваю с водителем и слышу выстрелы в своем воображении! Я думал, с ними покончено...
ВОЙНА СКОРО ОКОНЧИТСЯ
"Харизма" шла вперед, сильно кренясь на левый борт. Пол сидел на полу, подобрав ноги, и спиной подпирал стену каюты. А девушка стояла перед ним, схватившись за скобу над дверью. На ее поясе блестели револьверы.
- Сейчас уже почти стемнело, - сказала она. - Вы готовы к разговору? Меня зовут Юнче.
Пол был потрясен, услышав альбионский язык.
- Мисс... Спасибо, что уделили мне внимание... Но я хотел бы встретиться с вашим командиром. Или вы решаете мою судьбу? В таком случае, заявляю вам: я не солдат, я действительно журналист, приехавший работать в вашу страну. Не очень известный, но если вы потребуете выкуп за мое освобождение, сделка непременно состоится: наша корпорация делает все возможное для каждого своего рядового члена. Однако, ограничение моей свободы есть нарушение Международных Положений о правах человека. Они весьма уважаемы во всем цивилизованном мире. Я слышал, Остров тоже когда-то провозглашал себя поборником этих Прав?
Девушка открыла окошечко и выглянула наружу.
- Просто музыка для моих ушей, - обернулась она. - Но многие на Острове не знают этих красивых слов. Цивилизованный мир играет в свою игру, в которой Остров лишь крайняя пешка...
- Где мы? Приближаемся к Острову?
- Не совсем... Сначала мы ползли в тени обрывов, чтобы разминуться со сторожевым катером. Сейчас мы гораздо южнее Острова.
- У вас допотопная шхуна, - сказал Пол.
- У Острова есть и пароходы, только уже нет угля. Парусник удобнее и тише, особенно когда ветер помогает нам, как сейчас.
Пол напрягся и спросил главное:
- Каков мой статус, мисс Юнче? Чего мне ждать?
Та с сомнением покачала головой.
- Статус... Ваш статус висит в воздухе. Все зависит от вас, от того, что мы с вами решим. Пока что вы у меня; я вас не обижу, но не отпущу без подробного разговора. А командир Абрек вами не будет заниматься. Вообще-то вашему брату журналисту от него вреда не было. Обычно стоит беречься наемников - они беспредельщики. А мы просто налетчики, экипаж неудачников... Забудьте о командире, не суйтесь к нему. Он честен и в курсе моих дел, только все-таки надеется выжить. А вы - надеетесь? Тогда, возможно, так и будет. До Острова идти еще двое суток - ветер как раз оттуда. Но это даже лучше...
Голос ее вдруг стал жестче.
- Только не записывайте меня и остальных в друзья. Раз имели глупость приехать в эту страну, не раскисайте и не ищите друзей. Запомните: наш разговор столь долог потому лишь, что вы замерзли и надели мой пиджак, а мне вас жаль. Снаружи холодно и промозгло. Поэтому я отсиживаюсь. Кроме того, мы испытываем взаимную симпатию... Все это вы скажете, если к нам сунутся и спросят, о чем мы болтаем столько времени. Никому не верьте на "Харизме", только мне. Мне вы, кстати, обязаны: я нашла ваши документы в ящике. Где вы сидели, в сарае? Туда они иногда сваливали трупы, вы должны были чуять старую вонь. Напрасно вы задрожали, это не помогает. Здесь не Европа: надо быть ожесточенным, твердым.
- Но зачем я вам?
Девушка только отрицательно покачала головой. Она снова выглянула наружу. Пол тоже вытянул нос и увидел, что небо посветлело за кормой, а берега нигде нет. Кто-то мягко и тяжело прошел по палубе.
- Осторожней, осторожней! Уж лучше вас будет томить неизвестность, чем нас обоих замучат господа из ВСБ, - через плечо сказала девушка. - Не будем спешить. Вместе с документами я нашла все остальное...
"Остальное" - это были, несомненно, записи Пола, которые сослужили ему плохую службу при обыске у офицеров. Он поклялся уничтожить их при первой возможности, потому что ужаснулся их власти над его личностью. "Буду все держать в голове, а что забуду - выдумаю снова, как делает, например, мистер Джонс из газеты "Независимость", - поклялся он.
Досада выплеснулась наружу.
- Однако, для меня еще кое что имеет значение, помимо моей безопасности. Мой долг, моя работа. Я могу рассчитывать на пополнение материала, который я успел собрать, пока не начались недоразумения? Я не собираюсь писать о ваших тайнах, меня удовлетворит хотя бы общая картина, краски и впечатления об Острове. В великодержавских изданиях давно уже не появлялось репортажей из сердца сопротивления.
- И не будет, мистер! Не будет, - пообещала девушка. - И у сопротивления нет сердца, и скоро не останется даже самого малого сопротивления. Вас не будет на Острове, даже и не мечтайте. И, надеюсь, вы не врете про долг и работу.
Пол открыл рот и хотел вскочить, но Юнче жестом остановила его. Пол послушался.
- Но вы же обещали мне помочь! - напомнил он.
- Да, но не на Острове, а на шхуне. На Острове вам грозит не меньшая опасность, чем в руках офицеров Великодержавии.
Она села напротив Пола и вздохнула. Полу показалось, что она вообще не спала, столько утомления было в этом вздохе. Он сразу пожалел ее, хотя имел ли он на это право? Он вдруг понял, что боится ее.
- Может, вы хотите дать интервью? - угрюмо пошутил он. И услышал:
- Вас зовут Пол, верно?.. Пол, вы же знаете или уже догадываетесь, что никакая это не война. Вообще-то догадываются все, только в городе Злом за такие догадки сразу расстрел, а в Гермесе сначала отдают отморозкам, а потом, полуживого, - собакам. Пол, я не пришла к вам сразу, потому что читала ваши записи и разговаривала с командиром Абреком. И надо было подождать темноты... Ваши записи, это... Вы сумасшедший. Как вы до сих пор живой? Вы знаете, кто такой был мистер Йорк?...
- Слышал, - неохотно сказал Пол.
- Вы хотели интервью? - переспросила Юнче. - Вот вам интервью, только не задавайте вопросов: я сама заранее знаю все ваши вопросы...
Да, это никакая не война. И никогда ее не было. И сопротивления не было. Понимаете, Пол? Если бы оно было, настоящее сопротивление, давно бы уж пришел стальной флот Великодержавии и разнес бы Остров в клочья! Но он не пришел...
Армия мятежников? И армии не было. Стреляли и взрывали не все, кто ходил с оружием и называл себя солдатами Острова. Только малое их количество стреляло. Те, кому было уже на все наплевать, у кого ничего не осталось. Их ловили и убивали не только великодержавцы. Даже многие на Острове убивали их при случае, считая, что они, эти террористы, виноваты в ненависти федералов к Острову.
Но не только они были виноваты! Не все, кто стрелял, были террористами, такими, как Юнче. Появились в их рядах странные люди, которых, казалось бы, никто не звал. Они реже островитян ходили на задания, но были самыми жестокими и всех пленных убивали зверскими способами (об этом любили писать столичные газеты). Когда пришельцев спрашивали, откуда они взялись и почему, те отвечали, что воюют против Великодержавии; но не только за Остров. Они верили в другого бога, и воевали во имя его. Откуда у них великодержавское оружие, как они кормят себя, кто их позвал? На эти вопросы ответа не было; тогда один из командиров мятежников, старый Аслани, сказал, что это давняя международная сеть опытных и преданных делу воинов, и они защитят Остров, потому что им заплатили, и заплатили те, кто давно ненавидит Великодержавию и все остальные страны в мире. Пусть так... Но многие на шхунах ненавидели этих наемников. И выучка, и методы их были точь-в-точь, как у тех зеленых солдат в масках...
- Тот пароход, что вы видели, Пол, собирается держать курс прочь из Великодержавии, поближе к Западным странам. И туда же собираются те, кто снарядил его, этот пароход... Его видел и мистер Йорк из "Независимого бюро". И мистер Йорк взял интервью у тех, кто сторожил пароход. Конечно, от него постарались скрыть, что внутри этого парохода. Но он был не дурак; он умел обращаться с информацией, кое-что сложил, кое-что вычел, и в итоге получил неоднозначный ответ, тот же, что и вы, Пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
Может, нам всем надо помнить о них:
Дружба;
Верность;
Достоинство.
Человек, великодержавец, должен чувствовать над собой власть. Власть тоже люди, только другие, не мы; она как цепочка. Люди, имеющие над вами власть, подвластны другим, те - третьим, и так далее.
Ну, власть я чувствую. Не считая власти Минотавра, это власть шпаны, власть отморозков. Они сейчас так в себе уверены, те, кого раньше какой-нибудь Кузьмич-дружинник мог запросто скрутить и поставить на место. Теперь это их страна. Ничего с ними не сделать, они всплывают на поверхность жизни, как говно. Известно, что говно всплывает тем быстрее, чем тяжелее жидкость. Да, наша жизнь тяжела почему-то именно теперь, когда так сильна власть Минотавра и длинного доллара.
Еще это власть хамства, оно у всех в крови, словно маленькие красные тельца. Оно везде, и оно старается подчинить меня. Оно налетает в магазине и у киоска, долбит меня, как голубь, по затылку в трамвае, врывается в квартиру сквозь телеэкран и телефонную трубку, мерзко шуршит, как юная любопытная крыса, сползая мне на живот со страниц ежедневных газет.
Насколько я вижу, Великодержавия - одно из немногих мест, где свобода тяготит людей. Те, кому предоставлена свобода выбора, делают выбор, первый осознанный выбор гражданина этой страны: выбор себе хозяина и господина. Мы вообще стремимся к состоянию, когда мы рабы наших привязанностей, общественного мнения, страха, лени; а если посмотреть на детские, например, состояния - мы рабы родителей, хулиганов во дворе, школы; взрослый - он уже раб своего начальника, другой - любовницы, тот - телевизора... Привыкли! И огромные народы в силу привычки избирают себе царьков.
Я называю это обычно синдромом лизания жопы. Понимаете, язык у нас работает постоянно, мы горазды чесать языком. Произносим звуки, слова, пробиваем языком себе дорогу в жизнь (кстати, забывая, что долгие и регулярные занятия жизнью ведут к смерти)... Наконец, чувствуя, что язык работает вхолостую, или он заблудился в лабиринтах ошибок и ожогов, мы закрываем глаза, и, как в жару эскимо, представляем, вырисовываем в темноте изнанки наших глаз такую жопу, лизнуть которую было бы смыслом нашего существования. Другой-то смысл надо искать, а не выдумывать!
Причем обычно мы не только ее лижем сами, мы еще стремимся убедить и всех остальных в необходимости и почетности этого занятия. Мы говорим, что жопа права, потому что выдумали ее сами, верим, что достойны этой жопы, потому что какие мы, такая и она. Уловка тут в том, что лижем мы всегда с закрытыми глазами, потому что открыть их - значит увидеть, что хуже она, чем выдумали мы, и не медом мазана, а говном.
Я забросил повесть со стрельбой, наплевал на те события. Мое воображение оказалось гораздо сильнее и красивее меня самого. В мою голову стреляют изнутри; но пули не вырываются наружу. Наверно, они бы мне больше помогли, чем воплощение художественных замыслов. Вернувшись из путешествия, я вновь пойду в дворники. Толя мне обрадуется.
- С тебя пиво, - задумчиво напомнит он.
- А ты Борхеса не приноси на работу...
Так и пойдет.
Изредка я еще буду вспоминать, что я писатель, и даже буду пытаться выдумать сюжеты для своих будущих книг, других. Я стану патриотом и оптимистом, а все концы у книг будут счастливые. Содержание я, конечно, возьму из жизни моей страны. Уже сейчас, в дороге, готово несколько сюжетов.
Первый:
Обыватель, поссорившийся с хулиганами, вызвал милицию. Хулиганы, дав милиции взятку, пришли к обывателю и потребовали откупного. Обыватель назначил им встречу и позвал знакомого спецназовца. Спецназовец избил хулиганов. Хулиганы позвали "крышу". В момент разборки "крыши" и спецназовцев появилась милиция и арестовала всех. В милиции обывателя побили, а спецназовца услали вне очереди на войну. Обыватель рассказал об этом газетчику, который написал ядовитую статью. После этого милиция побила и газетчика. Газетчик обиделся и написал еще более ядовитую статью про милицию, а заодно и про "крышу". "Крыша" объединилась с милицией и прикончила газетчика, а заодно и обывателя. В конце сюжета растет любовь между "крышей" и милицией, множатся связи, в будущее смотрится с надеждой.
Второй.
Старичок со старушкой решили выпить водочки. Кряхтя и бранясь по поводу испорченного лифта, старичок спускается с шестнадцатого этажа на улицу. Грохочет трамвай, несется и смердит улица, сверху придавило неоновой рекламой, прохватило ветром, и старичок растерялся. Кто-то его немедленно толкает, кто-то посылает по матушке, кто-то, не стесняясь, лезет в карман, ребенок подошел и пописал на носки его ботинок - все смеются над некоммуникабельным старичком. Организм старичка не выдерживает, и последнего хватает кондрашка на виду у всего города.
Долго ли, коротко ли, нашелся один сердобольный еврей, поднявший старичка. Старичок благодарит еврея, плачет и зовет с собой пить водочку, которую еврей тут же и покупает. А к старушке в это время приехал на заработавшем лифте другой старичок, давний друг семьи, и принес свою водочку. Он пристает к старушке, она пристает в ответ, однако тут приходит первый старичок с евреем. Весело пьют вчетвером. Но четверо - это слишком много, обеих водочек не хватает. Все это чувствуют, и у всех портится настроение. В кульминации первый старичок бьет старушку и другого старичка молотком в висок, в ту же минуту раскаивается и кончает жизнь самоубийством с шестнадцатого этажа.
В эпилоге еврей, привыкший в силу истории своего народа уходить от ударов молотком, арестован подоспевшей милицией. Помимо тройного убийства ему приписывают похищение миллиарда долларов из здания областной прокуратуры и подрывание национальных устоев Великодержавии.
Следующий!
В центре Загорска есть тайный городок Загорск-19. Седовласые академики, живущие в нем, делают бактериологические бомбы. У этих бомб есть секрет - они рассчитаны на то, чтобы от них умирали только люди Западного мира, а великодержавцы оставались живы и здоровы. В процессе самый седовласый академик героически засыпает на посту и последним движением роняет стекляшку со смертоносной смесью. Смесь испаряется, распространяется за забор и разносится по всему Загорску. Все думают, что великодержавцам это оружие не страшно и спят спокойно, однако вымирает полгорода. Академики раздавлены, они вынуждены признать перед генералом ВСБ свою никудышность. Но генерал справедливый. Он говорит:
- Мы изначально ориентировали это оружие на Запад. То, что жители Загорска умерли от нашей смеси, не говорит о ее несовершенстве. Это говорит только о том, что, к несчастью, много великодержавцев - и в Загорске, и в других городах - давно отравлены западным образом мысли, будучи жертвами идеологической диверсии. Это отравление я закодирую словом "западничество". Как выясняется, западничество снижает иммунитет организма к воздействию нашим Великодержавным оружием. Отсюда вывод - необходимо укрепить круговую оборону, усилить бдительность, удлинить карающую десницу ВСБ, а также научно обосновать вредность западничества для нашей Великодержавии.
В конце полным ходом идет строительство Загорсков-20, -21, -22... и так далее, сколько угодно, благо места для них в вымершем городе предостаточно.
А вот приготовленная мною для одной вечеринки антреприза. Она посвящена моей бабушке, которая любит нашего президента за то, что он поднял ей пенсию.
Утро рабочего дня. Президент один в кабинете. Слышен веселый щебет воробьев. Над площадью бьют часы. Президент весело и живо работает с документами.
Осторожный стук в дверь.
Президент (весело): Минуточку! (Быстро переворачивает по старой привычке все документы текстом вниз). Войдите!
Появляется бабушка.
Президент (живо): А, Любовь Ефремовна! Как же, как же! Давно вас жду.
Бабушка (робко): Здравствуйте.
Президент: Доброе утро! А у меня для вас приятные новости. Решили вам пенсию повысить, на целых двадцать процентов. Что скажете?
Бабушка (недоверчиво): Милый, дорогой господин Президент! Вы шутите? Ведь у вас столько дел, а вы вдруг о моей пенсии вспомнили?
Президент (мягко): Это моя работа.
Бабушка (нерешительно): А вдруг тот, кто пенсию выдает, не поверит, что вы ее повысили?
Президент (строго, но в то же время с иронией): Пусть попробует! Захватите с собой Конституцию Великодержавной Федерации. В первом пункте написано: надо верить Президенту.
Президент встает, они с бабушкой берутся за руки и поворачиваются к залу.
Президент (громко): Я всегда буду помнить, что именно благодаря вам, простым людям, я занимаю столь высокий, ответственный государственный пост. Вы должны жить лучше! Потому что вы имеете на это право.
Играет государственный гимн. Занавес.
Вот такой вот катарсис...
А в голове все-таки стреляют. Я слышу это даже сейчас. Дорога бежит навстречу, я разговариваю с водителем и слышу выстрелы в своем воображении! Я думал, с ними покончено...
ВОЙНА СКОРО ОКОНЧИТСЯ
"Харизма" шла вперед, сильно кренясь на левый борт. Пол сидел на полу, подобрав ноги, и спиной подпирал стену каюты. А девушка стояла перед ним, схватившись за скобу над дверью. На ее поясе блестели револьверы.
- Сейчас уже почти стемнело, - сказала она. - Вы готовы к разговору? Меня зовут Юнче.
Пол был потрясен, услышав альбионский язык.
- Мисс... Спасибо, что уделили мне внимание... Но я хотел бы встретиться с вашим командиром. Или вы решаете мою судьбу? В таком случае, заявляю вам: я не солдат, я действительно журналист, приехавший работать в вашу страну. Не очень известный, но если вы потребуете выкуп за мое освобождение, сделка непременно состоится: наша корпорация делает все возможное для каждого своего рядового члена. Однако, ограничение моей свободы есть нарушение Международных Положений о правах человека. Они весьма уважаемы во всем цивилизованном мире. Я слышал, Остров тоже когда-то провозглашал себя поборником этих Прав?
Девушка открыла окошечко и выглянула наружу.
- Просто музыка для моих ушей, - обернулась она. - Но многие на Острове не знают этих красивых слов. Цивилизованный мир играет в свою игру, в которой Остров лишь крайняя пешка...
- Где мы? Приближаемся к Острову?
- Не совсем... Сначала мы ползли в тени обрывов, чтобы разминуться со сторожевым катером. Сейчас мы гораздо южнее Острова.
- У вас допотопная шхуна, - сказал Пол.
- У Острова есть и пароходы, только уже нет угля. Парусник удобнее и тише, особенно когда ветер помогает нам, как сейчас.
Пол напрягся и спросил главное:
- Каков мой статус, мисс Юнче? Чего мне ждать?
Та с сомнением покачала головой.
- Статус... Ваш статус висит в воздухе. Все зависит от вас, от того, что мы с вами решим. Пока что вы у меня; я вас не обижу, но не отпущу без подробного разговора. А командир Абрек вами не будет заниматься. Вообще-то вашему брату журналисту от него вреда не было. Обычно стоит беречься наемников - они беспредельщики. А мы просто налетчики, экипаж неудачников... Забудьте о командире, не суйтесь к нему. Он честен и в курсе моих дел, только все-таки надеется выжить. А вы - надеетесь? Тогда, возможно, так и будет. До Острова идти еще двое суток - ветер как раз оттуда. Но это даже лучше...
Голос ее вдруг стал жестче.
- Только не записывайте меня и остальных в друзья. Раз имели глупость приехать в эту страну, не раскисайте и не ищите друзей. Запомните: наш разговор столь долог потому лишь, что вы замерзли и надели мой пиджак, а мне вас жаль. Снаружи холодно и промозгло. Поэтому я отсиживаюсь. Кроме того, мы испытываем взаимную симпатию... Все это вы скажете, если к нам сунутся и спросят, о чем мы болтаем столько времени. Никому не верьте на "Харизме", только мне. Мне вы, кстати, обязаны: я нашла ваши документы в ящике. Где вы сидели, в сарае? Туда они иногда сваливали трупы, вы должны были чуять старую вонь. Напрасно вы задрожали, это не помогает. Здесь не Европа: надо быть ожесточенным, твердым.
- Но зачем я вам?
Девушка только отрицательно покачала головой. Она снова выглянула наружу. Пол тоже вытянул нос и увидел, что небо посветлело за кормой, а берега нигде нет. Кто-то мягко и тяжело прошел по палубе.
- Осторожней, осторожней! Уж лучше вас будет томить неизвестность, чем нас обоих замучат господа из ВСБ, - через плечо сказала девушка. - Не будем спешить. Вместе с документами я нашла все остальное...
"Остальное" - это были, несомненно, записи Пола, которые сослужили ему плохую службу при обыске у офицеров. Он поклялся уничтожить их при первой возможности, потому что ужаснулся их власти над его личностью. "Буду все держать в голове, а что забуду - выдумаю снова, как делает, например, мистер Джонс из газеты "Независимость", - поклялся он.
Досада выплеснулась наружу.
- Однако, для меня еще кое что имеет значение, помимо моей безопасности. Мой долг, моя работа. Я могу рассчитывать на пополнение материала, который я успел собрать, пока не начались недоразумения? Я не собираюсь писать о ваших тайнах, меня удовлетворит хотя бы общая картина, краски и впечатления об Острове. В великодержавских изданиях давно уже не появлялось репортажей из сердца сопротивления.
- И не будет, мистер! Не будет, - пообещала девушка. - И у сопротивления нет сердца, и скоро не останется даже самого малого сопротивления. Вас не будет на Острове, даже и не мечтайте. И, надеюсь, вы не врете про долг и работу.
Пол открыл рот и хотел вскочить, но Юнче жестом остановила его. Пол послушался.
- Но вы же обещали мне помочь! - напомнил он.
- Да, но не на Острове, а на шхуне. На Острове вам грозит не меньшая опасность, чем в руках офицеров Великодержавии.
Она села напротив Пола и вздохнула. Полу показалось, что она вообще не спала, столько утомления было в этом вздохе. Он сразу пожалел ее, хотя имел ли он на это право? Он вдруг понял, что боится ее.
- Может, вы хотите дать интервью? - угрюмо пошутил он. И услышал:
- Вас зовут Пол, верно?.. Пол, вы же знаете или уже догадываетесь, что никакая это не война. Вообще-то догадываются все, только в городе Злом за такие догадки сразу расстрел, а в Гермесе сначала отдают отморозкам, а потом, полуживого, - собакам. Пол, я не пришла к вам сразу, потому что читала ваши записи и разговаривала с командиром Абреком. И надо было подождать темноты... Ваши записи, это... Вы сумасшедший. Как вы до сих пор живой? Вы знаете, кто такой был мистер Йорк?...
- Слышал, - неохотно сказал Пол.
- Вы хотели интервью? - переспросила Юнче. - Вот вам интервью, только не задавайте вопросов: я сама заранее знаю все ваши вопросы...
Да, это никакая не война. И никогда ее не было. И сопротивления не было. Понимаете, Пол? Если бы оно было, настоящее сопротивление, давно бы уж пришел стальной флот Великодержавии и разнес бы Остров в клочья! Но он не пришел...
Армия мятежников? И армии не было. Стреляли и взрывали не все, кто ходил с оружием и называл себя солдатами Острова. Только малое их количество стреляло. Те, кому было уже на все наплевать, у кого ничего не осталось. Их ловили и убивали не только великодержавцы. Даже многие на Острове убивали их при случае, считая, что они, эти террористы, виноваты в ненависти федералов к Острову.
Но не только они были виноваты! Не все, кто стрелял, были террористами, такими, как Юнче. Появились в их рядах странные люди, которых, казалось бы, никто не звал. Они реже островитян ходили на задания, но были самыми жестокими и всех пленных убивали зверскими способами (об этом любили писать столичные газеты). Когда пришельцев спрашивали, откуда они взялись и почему, те отвечали, что воюют против Великодержавии; но не только за Остров. Они верили в другого бога, и воевали во имя его. Откуда у них великодержавское оружие, как они кормят себя, кто их позвал? На эти вопросы ответа не было; тогда один из командиров мятежников, старый Аслани, сказал, что это давняя международная сеть опытных и преданных делу воинов, и они защитят Остров, потому что им заплатили, и заплатили те, кто давно ненавидит Великодержавию и все остальные страны в мире. Пусть так... Но многие на шхунах ненавидели этих наемников. И выучка, и методы их были точь-в-точь, как у тех зеленых солдат в масках...
- Тот пароход, что вы видели, Пол, собирается держать курс прочь из Великодержавии, поближе к Западным странам. И туда же собираются те, кто снарядил его, этот пароход... Его видел и мистер Йорк из "Независимого бюро". И мистер Йорк взял интервью у тех, кто сторожил пароход. Конечно, от него постарались скрыть, что внутри этого парохода. Но он был не дурак; он умел обращаться с информацией, кое-что сложил, кое-что вычел, и в итоге получил неоднозначный ответ, тот же, что и вы, Пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14