Тебе еще нет и двадцати, как вдруг появляется Френсис, и вот оно, бракосочетание десятилетия, золотая карета и все…
– Да перестань, Джинни… это уже чересчур…
– Да перестань, Дилли… тебе едва исполнилось девятнадцать, а трон жизни уже преподнесли тебе на тарелочке.
– И я ухватилась за него, как ухватилась и ты, возможно, по тем же причинам.
Она скептически посмотрела на меня.
– Ты всегда была снисходительной маленькой сучкой.
«В зависимости от обстоятельств», – с неожиданной теплотой подумала я. Порадовавшись, что рядом много ушей, а она не употребила более крепкое словцо.
– Спасибо тебе.
– Не стоит. И потом у тебя есть страховка на все случаи жизни. Кто это сказал насчет центра, который может не выстоять?
– Йейтс, – ответила я. – Ирландский поэт.
– Я чертовски хорошо знаю, кто такой Йейтс. Просто не помнила, кто это сказал. Напомню тебе, что я ходила в начальную школу, а ты – нет.
– А я напомню тебе, что я об этом не знала, поэтому меня это не волновало. В отличие от тебя.
– Туше, – ответила она. – Да и в любом случае у мистера и миссис Идеал все всегда в полном порядке, не так ли? Тогда как здесь, в темном углу, населенном тремя уродливыми сестрами и особо злобными королевами…
Мне следовало подумать, прежде чем открывать рот. Следовало, но услышанное так зачаровало меня, так увлекло той драмой, что стояла за этими словами… нет, не словами, правдой, которая наконец-то, после всех этих лет умолчаний и намеков, выплыла наружу, что я забыла про осторожность и уронила-таки тухлое яйцо.
– Джинни, – голос мой звучал ну очень вкрадчиво, – а ты не думала о том, чтобы обратиться к психоаналитику?
Думаю, из этого, момента в памяти у меня останутся главным образом глаза официантки, которые просто вывалились из орбит, прямо-таки как у лягушки, пока она наблюдала, как моя сестра резко отодвинула стул, поднялась и тут же получила выговор от мужчины, который сидел за другим столиком, за ее спиной. Ее стул врезался в его, от неожиданности он перевернул тарелку, и ее содержимое, что-то зеленое, потекло по столу к его спутнице, миленькой молодой женщине, теперь удивленной миленькой молодой женщине, которая определенно не пришла в восторг, увидев, как суп из зеленого горошка, пусть и свежего, капает на ее изящные колени.
Я побежала следом за сестрой, которая у самой двери остановилась, повернулась, наставила на меня палец, заговорила, и голос ее сочился таким ядом, что я отступила на шаг, чтобы слюна не убила меня.
– Не беги за мной и никогда, слышишь, никогда больше не пытайся мне позвонить. Ты… да сама мысль о том, что ты, которая заварила всю кашу, считаешь, что я психически ненормальная, что мне нужна врачебная помощь… ну, это показывает… это показывает… что у тебя самой поехала крыша…
И она ушла.
А в моей голове зазвучал голос Френсиса, наставника и учителя: «Дилис, как ты могла?»
И тут же заговорил Мэттью: «Расскажи ей… Она будет довольна».
Я вернулась к другой, более насущной проблеме: извинилась перед всеми. Дала официантке более чем щедрые чаевые, пообещала миленькой женщине, что оплачу химчистку ее платья, и заплатила за их ленч. Проделала все это, не моргнув и глазом. Вышла в прекрасный сентябрьский день, решив хотя бы эти вопросы, и вдруг осознала, что ей это понравится: вела себя как замухрышка-подросток, о чем и толковала моя сестра. Я это увидела. Будто мгновенно прозрела. Она, которая не имела ничего, теперь имела все. Здесь, на тротуаре, залитая теплыми послеполуденными солнечными лучами, глядя на старый торговый город с многочисленными магазинчиками, банками, кредитными учреждениями, я была богиней на вершине горы. Меня окружал мой мир. Где любая коробка с шоколадными конфетами находилась на расстоянии вытянутой руки. Мир, дарящий мне беззаботность, максимум удовольствий, потворство моим желаниям, счастье… Я уступила искушению, слилась с этим миром, и ангелы меня не спасли. В этом мире я могла войти в банк, заказать дорожные чеки практически на любую сумму, чтобы поехать, куда пожелает моя душа. А после визита в банк, благо в Кингстоне были приличные магазины, купить себе новые наряды для грядущей поездки, вернуться домой, позвонить в салон красоты, договориться о времени, когда парикмахер примет меня, сделать восковую эпиляцию ног, может, почистить кожу лица. Я могла поехать в любое место на моем элегантном новом автомобиле. А в конце дня меня всегда ждал уютный, прекрасно обставленный дом в дорогом районе Лондона. И в доме – хороший, добрый, любящий муж, отец двух моих счастливых, любящих сыновей, у которых уже были свои, тоже любящие меня семьи. Мы никому не были нужны. Тут Вирджиния сказала чистую правду. Мне ведь страшно повезло в жизни. Судьба даровала мне свое благословение. И дети мои уже росли на твердом, прочном основании. А теперь я намеревалась выбить у них из-под ног почву, оборвать их корни ради мужчины по имени Мэттью, которого я любила больше, чем кого-либо, больше, чем своих детей.
– Черт! – бросила я паре лебедей, которые проплывали под мостиком. Но они спокойно и величественно проплыли мимо, далекие от людских эмоций. И в их мире жизнь могла быть только в паре.
Я пошла к реке, чтобы сесть на скамеечку и подумать, задаться вопросом, а где теперь тринадцатая фея и что она обо всем этом думает. С учетом бочки с порохом, которую я уже собралась подложить под ее более чем щедрый подарок, не примет ли решения никогда больше никому ничего не дарить? «Неблагодарный маленький хамелеон, – возможно, думала она. – Глупый, неблагодарный маленький хамелеон. Я дала ей все счастье, возможное в этом мире, и вот как она им распоряжается».
Машинально, не думая, я достала мобильник, чтобы посмотреть, нет ли сообщений. Одно пришло, от Мэттью: «Не забудь купить хороший, прочный рюкзак». При виде его имени у меня защемило сердце. Сообщение я стерла, а потом набрала номер.
Френсис печально стоял у камина, его затылок отражался в зеркале. Впервые я заметила с нежностью, что волосы у него заметно поредели. Только что взорвав бомбу, я сочла неуместным прямо сейчас на это указывать. Может, и зря. Наверное, он бы выдал любопытную реакцию, когда я, сказав: «Я еду в Индию, Френсис, но еду не с тобой…» – тут же добавила: «Между прочим, дорогой, у тебя сильно поредели волосы».
За его реакцией был идеальный зеркальный мир, в котором все выглядело прочным и реальным, однако являлось хрупкой иллюзией. Разбей зеркало, и мир этот исчез бы без следа. Именно за зеркалом и обитали добрые феи. И только одна, тринадцатая, жила на этой стороне, моей стороне.
На лице Френсиса отражался скорее страх, чем злость, что мне показалось несколько странным. Что читалось на лице, которое смотрело на него, моем лице, даже я понять не смогла.
– Так ты едешь одна? – спросил он.
– Нет.
Глава 19
ЛЮБОВЬ В ТЕПЛОМ КЛИМАТЕ
Водитель остановил маленький, кремового цвета, автомобиль как можно ближе к шлагбауму и тут же начал отмахиваться от лиц, наклонившихся к открытому окну. Они смотрели на нас, возбужденно переговаривались, мы сидели на заднем сиденье, молодые, старые, среднего возраста, только мужчины – некоторые – совсем юные. Многие лица покрывала пыль, потому что дождей давно не было, а ехали мы по проселочной дороге. Пыль попала и мне в горло, так что я закашлялась. Зрители смотрели, одобрительно кивая. Кашлять и откашливаться – не самое приятное занятие в этой огромной и прекрасной стране. Они кивали и кивали, белозубые, улыбающиеся во весь рот, с веселыми глазами, давая понять, что стесняться тут нечего, мол, кашляй на здоровье. Я осушила маленькую бутылку с водой и остановила-таки кашель. Они продолжали улыбаться. Одежда на них в основном была старая, вылинявшая, западная. Один указал на надпись на футболке: «LEWIS».
– Привет, привет, – махали они нам руками. – Англичане, англичане…
Я помахала рукой в ответ, внезапно почувствовав себя принцессой Дианой. Реакция не заставила себя ждать. Улыбки стали еще шире, взмахи рук энергичнее, напор на автомобиль сильнее. Теперь уже несколько маленьких девочек сумели пробраться к окну, дешевые платьица из выцветшей хлопковой ткани сползали с плеч, в ушах блестело золото. Их матери и сестры держались позади, закутанные в сари, улыбающиеся и застенчивые. Подошли новые мужчины, жестикулирующие, смеющиеся, к нам потянулись руки, чтобы пожать наши. Мы находились непонятно, где, из Бхаратпура выехали, до Джайпура еще не доехали, и стояла жуткая жара. Я вновь закашлялась, а бутылка с водой уже опустела.
– Приходите в мой дом, – предложил один.
– И в мой, – предложил другой.
– Вы сможете утолить жажду. Хорошее пиво, хорошая кока-кола.
Высокий старик с длинной белой бородой проложил путь сквозь толпу. Люди подавались назад, освобождая ему дорогу. Он сложил руки перед грудью, потом протянул к нам, словно просил милостыню, и трижды склонил голову.
– Возвращайтесь, англичане, – сказал он. – Возвращайтесь и спасите нас от этой ужасной коррупции.
Все закивали. Улыбки стали еще шире, – хотя казалось, что больше некуда.
– Англия. Здорово! – рассмеялся один.
– Лорды, – оттолкнул его другой. – Очень хороший крикет.
– «Манчестер юнайтед»! – воскликнул третий, кивая и улыбаясь.
– Возвращайтесь, англичане, – повторил старик и ретировался сквозь толпу.
– Просто бальзам на сердце, – прокомментировала моя сестра. – До чего приятно осознавать, что есть места, где нас готовы принять с распростертыми объятиями. – И, как королева, помахала рукой.
Ревя, мимо пролетел поезд, шлагбаум открылся. Она повернулась и вновь помахала рукой, уже в заднее стекло, когда наш автомобиль въехал на переезд. За нашими спинами улыбки потухли. И руки более не взлетали в воздух.
– Остановитесь, – попросила я нашего водителя. Он съехал на обочину. Толпа рванула к нам, вновь оживившаяся.
– Мистер Сингх, – спросила я, – можем мы зайти в гости к кому-нибудь из них?
Мистер Сингх посмотрел на часы. В Карули нас ждали к обеду с махараджей в его дворце-отеле. Мистеру Сингху не хотелось говорить «нет», поэтому, как это принято у индусов, он предпочитал говорить «да», при этом отрицательно качая головой. За несколько дней мы научились правильно истолковывать его ответы и реагировать соответственно, но на этот раз я решила добиться своего.
– Сколько нам ехать до Карули? – спросила я.
Он смутился.
– Два часа. Может, три.
– Значит, четыре, – перевела Вирджиния. Индийское время шагало в ногу с индийскими милями. Мы уже ехали два часа.
– Пойдем. – Я повернулась к сестре. – Почему нет? Это же интересно.
– Хорошо, – согласилась сестра.
Мистер Сингх пожал плечами, но спорить не стал. Нас вновь окружала толпа.
– Да, да, добро пожаловать! – кричали в окно. – Зайдите в мой дом, это очень хороший дом.
Мистер Сингх вздохнул. Вирджиния нервно рассмеялась.
– Хорошо. В конце концов, нас так тепло встретили.
Наш хозяин, молодой мужчина лет, наверное, двадцати пяти, маленький, босоногий, в западной рубашке и запыленных синих шароварах, очень радовался, что мы выбрали именно его, и постоянно поворачивался и улыбался, ведя нас по утоптанным пыльным тропинкам. Воздух был не столь уж и сладким, но ничем и не воняло, домишки у дороги, похоже, строили из подручных материалов. Во многом они напоминали сарайчики, которые старики ставят на садовых участках для хранения инструмента. Мы прибыли к одноэтажному сооружению, возведенному главным образом из бетона, а также дерева и ржавого железа, с выцветшей оранжевой занавеской на двери.
Вирджиния посмотрела на меня, я – на нее, она изобразила легкую гримаску, и тут же занавеска откинулась. Мужчина что-то крикнул в темноту, на местном наречии, но я разобрала слова «англичане» и «хлеб» (я знала это слово на хинди – роути). Из дома вышла очень молодая, очень красивая, очень застенчивая женщина с младенцем на руках и вторым ребенком, от силы двухлетним, прижимающимся к ней. Опустив глаза, она проскользнула мимо нас и направилась по тропинке, таща за собой упирающегося малыша.
– Скоро, скоро, – сказал наш хозяин. – Заходите, заходите. – Он закинул занавеску на гвоздь, и мы, наклонив головы, вошли.
Свет поступал через маленькое окно в дальней стене, в ослепительно яркой полосе плясало множество пылинок, тогда как остальная часть комнаты пряталась во мраке. Но внутри царила прохлада, пахло сырой Землей и парафином. Наш хозяин усадил нас на стул и на табуретку у маленького квадратного столика. Табуретку, понятное дело, сработали в местных краях, а вот стул, хозяин им явно гордился, с прямой деревянной спинкой и обитым плюшем сиденьем, могли привезти из столовой какого-нибудь пансиона в Брайтоне. Вирджиния села на стул, я устроилась на табуретке. Мы сидели, положив руки на колени, и ждали, а наш хозяин все улыбался и улыбался, кивая от удовольствия. Комната в домике была одна, дверь – тоже. Люди подходили к двери, но он их прогонял. Сложил руки перед грудью, склонил голову, приветствуя нас в своем доме.
Мы ответили тем же.
– Я – Сунил, – представился он.
– Я – Вирджиния, – ответила моя сестра, явно вошедшая в роль королевы. – А это моя сестра Дилис.
– Ага, – кивнул он. – У меня тоже есть сестра. Сестра – это хорошо.
Последовала короткая пауза.
– Это точно, – ввернула я.
– Это точно, – согласилась Вирджиния, хотя не так уж и давно, в вегетарианском ресторане, утверждала обратное.
Мы втроем кивнули.
Потребовалось долгое путешествие, дольшее полета в Дели и наших странствий по дорогам, чтобы я пришла к выводу, что такое возможно. В любой момент Вирджиния могла взяться за старое и взорваться. Или я могла стать такой же, как прежде, и спровоцировать ее. Я несла ответственность за то, что могло произойти в этой поездке – между мной и ею, между ней и Индией, потому что практически заставила ее поехать. Эксперимент, сказала я себе. Целесообразность, сказала я ей.
– Пожалуйста, – попросила я ее, – все спланировано и оплачено, а теперь Френсис не может едать. Жалко выбрасывать на ветер столько денег.
Сестру это проняло, как я, собственно, и ожидала. Я училась медленно приспосабливаться к ее крайней чувствительности.
Конечно же, помог и Френсис.
– Ради Бога, пожалуйста, поезжай с ней, Джинни. – Голос его звучал очень убедительно. – Ты окажешь нам всем огромную услугу. Иначе ей придется ехать одной, и ты лучше многих понимаешь, что это может означать.
– И что же? – заинтригованная, спросила я, но он лишь коротко глянул на меня, предлагая не задавать лишних вопросов.
Ей нравилось ощущение недоговоренности, таинственности. У сумасшедшей маленькой сестры вдруг начались какие-то завихрения. И Брюс решился подать голос, сказал, что она всегда будет сожалеть, если не согласится… Вот она и согласилась. Полагаю, от такой морковки не смогла отказаться даже она, пусть и трясла ею перед ее носом я. Индия – в роскоши и забесплатно. Даже лишившаяся дворца золотая принцесса имела свою цену.
И пока, за исключением некоторых сложностей, скажем, спать иной раз приходилось на одной, пусть и двуспальной кровати, мы неплохо ладили. Сестра – это, возможно, и хорошо, но у некоторых из них чертовски большие локти.
Сунил ждал, озабоченно переводя взгляд с нас на дверь и обратно. Мы понимали, что глазеть по сторонам невежливо, но, по мере того как наши глаза привыкали к темноте, увидели маленький деревянный ящик, который служил колыбелью, и маты на полу, на которых спали взрослые и старший ребенок. Несколько мисок и кувшинов стояли на скамье у стены, рядом с металлическим котлом, из которого эмалированной кружкой он зачерпнул себе воды. Когда пил, поднял палец, как бы говоря: «Скоро ваша очередь». Так и вышло. Несколько минут спустя его жена вернулась с двумя банками кока-колы и, невероятно, несколькими ломтиками белого хлеба, завернутыми в вощеную бумагу.
– Особый роути, – сказал наш хозяин.
Жена застенчиво отошла в дальний угол, взяв с собой и детей. Он открыл банки, прежде чем передать их нам, потом развернул вощеную бумагу, и мы взяли по ломтику хлеба. А потом кивали, пили и жевали.
– Очень особый хлеб. – Голос нашего хозяина переполняло удовольствие. – Из Англии.
Мистер Сингх нервно заглянул в дверь и посмотрел на часы. Тоже получил ломтик хлеба.
– И как поживает королева? – спросил наш хозяин.
– Очень хорошо, – ответила Вирджиния.
– Прекрасная леди. – Он красноречиво взмахнул руками. Потом печально вздохнул. – И принцесса Диана, – добавил он, поникнув головой.
– О да, – согласилась с ним я. Мы все помолчали, отдавая должное ушедшей от нас принцессе.
– У вас есть мужья?
Мы ответили, что да.
– У них хорошая работа?
Мы это подтвердили.
– А вы, Сунил? Какая у вас работа? – спросила Вирджиния.
– О, я очень, очень счастливый. Я делаю… – Он встал, прошел в другой угол комнаты, вернулся с недошитой сандалией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
– Да перестань, Джинни… это уже чересчур…
– Да перестань, Дилли… тебе едва исполнилось девятнадцать, а трон жизни уже преподнесли тебе на тарелочке.
– И я ухватилась за него, как ухватилась и ты, возможно, по тем же причинам.
Она скептически посмотрела на меня.
– Ты всегда была снисходительной маленькой сучкой.
«В зависимости от обстоятельств», – с неожиданной теплотой подумала я. Порадовавшись, что рядом много ушей, а она не употребила более крепкое словцо.
– Спасибо тебе.
– Не стоит. И потом у тебя есть страховка на все случаи жизни. Кто это сказал насчет центра, который может не выстоять?
– Йейтс, – ответила я. – Ирландский поэт.
– Я чертовски хорошо знаю, кто такой Йейтс. Просто не помнила, кто это сказал. Напомню тебе, что я ходила в начальную школу, а ты – нет.
– А я напомню тебе, что я об этом не знала, поэтому меня это не волновало. В отличие от тебя.
– Туше, – ответила она. – Да и в любом случае у мистера и миссис Идеал все всегда в полном порядке, не так ли? Тогда как здесь, в темном углу, населенном тремя уродливыми сестрами и особо злобными королевами…
Мне следовало подумать, прежде чем открывать рот. Следовало, но услышанное так зачаровало меня, так увлекло той драмой, что стояла за этими словами… нет, не словами, правдой, которая наконец-то, после всех этих лет умолчаний и намеков, выплыла наружу, что я забыла про осторожность и уронила-таки тухлое яйцо.
– Джинни, – голос мой звучал ну очень вкрадчиво, – а ты не думала о том, чтобы обратиться к психоаналитику?
Думаю, из этого, момента в памяти у меня останутся главным образом глаза официантки, которые просто вывалились из орбит, прямо-таки как у лягушки, пока она наблюдала, как моя сестра резко отодвинула стул, поднялась и тут же получила выговор от мужчины, который сидел за другим столиком, за ее спиной. Ее стул врезался в его, от неожиданности он перевернул тарелку, и ее содержимое, что-то зеленое, потекло по столу к его спутнице, миленькой молодой женщине, теперь удивленной миленькой молодой женщине, которая определенно не пришла в восторг, увидев, как суп из зеленого горошка, пусть и свежего, капает на ее изящные колени.
Я побежала следом за сестрой, которая у самой двери остановилась, повернулась, наставила на меня палец, заговорила, и голос ее сочился таким ядом, что я отступила на шаг, чтобы слюна не убила меня.
– Не беги за мной и никогда, слышишь, никогда больше не пытайся мне позвонить. Ты… да сама мысль о том, что ты, которая заварила всю кашу, считаешь, что я психически ненормальная, что мне нужна врачебная помощь… ну, это показывает… это показывает… что у тебя самой поехала крыша…
И она ушла.
А в моей голове зазвучал голос Френсиса, наставника и учителя: «Дилис, как ты могла?»
И тут же заговорил Мэттью: «Расскажи ей… Она будет довольна».
Я вернулась к другой, более насущной проблеме: извинилась перед всеми. Дала официантке более чем щедрые чаевые, пообещала миленькой женщине, что оплачу химчистку ее платья, и заплатила за их ленч. Проделала все это, не моргнув и глазом. Вышла в прекрасный сентябрьский день, решив хотя бы эти вопросы, и вдруг осознала, что ей это понравится: вела себя как замухрышка-подросток, о чем и толковала моя сестра. Я это увидела. Будто мгновенно прозрела. Она, которая не имела ничего, теперь имела все. Здесь, на тротуаре, залитая теплыми послеполуденными солнечными лучами, глядя на старый торговый город с многочисленными магазинчиками, банками, кредитными учреждениями, я была богиней на вершине горы. Меня окружал мой мир. Где любая коробка с шоколадными конфетами находилась на расстоянии вытянутой руки. Мир, дарящий мне беззаботность, максимум удовольствий, потворство моим желаниям, счастье… Я уступила искушению, слилась с этим миром, и ангелы меня не спасли. В этом мире я могла войти в банк, заказать дорожные чеки практически на любую сумму, чтобы поехать, куда пожелает моя душа. А после визита в банк, благо в Кингстоне были приличные магазины, купить себе новые наряды для грядущей поездки, вернуться домой, позвонить в салон красоты, договориться о времени, когда парикмахер примет меня, сделать восковую эпиляцию ног, может, почистить кожу лица. Я могла поехать в любое место на моем элегантном новом автомобиле. А в конце дня меня всегда ждал уютный, прекрасно обставленный дом в дорогом районе Лондона. И в доме – хороший, добрый, любящий муж, отец двух моих счастливых, любящих сыновей, у которых уже были свои, тоже любящие меня семьи. Мы никому не были нужны. Тут Вирджиния сказала чистую правду. Мне ведь страшно повезло в жизни. Судьба даровала мне свое благословение. И дети мои уже росли на твердом, прочном основании. А теперь я намеревалась выбить у них из-под ног почву, оборвать их корни ради мужчины по имени Мэттью, которого я любила больше, чем кого-либо, больше, чем своих детей.
– Черт! – бросила я паре лебедей, которые проплывали под мостиком. Но они спокойно и величественно проплыли мимо, далекие от людских эмоций. И в их мире жизнь могла быть только в паре.
Я пошла к реке, чтобы сесть на скамеечку и подумать, задаться вопросом, а где теперь тринадцатая фея и что она обо всем этом думает. С учетом бочки с порохом, которую я уже собралась подложить под ее более чем щедрый подарок, не примет ли решения никогда больше никому ничего не дарить? «Неблагодарный маленький хамелеон, – возможно, думала она. – Глупый, неблагодарный маленький хамелеон. Я дала ей все счастье, возможное в этом мире, и вот как она им распоряжается».
Машинально, не думая, я достала мобильник, чтобы посмотреть, нет ли сообщений. Одно пришло, от Мэттью: «Не забудь купить хороший, прочный рюкзак». При виде его имени у меня защемило сердце. Сообщение я стерла, а потом набрала номер.
Френсис печально стоял у камина, его затылок отражался в зеркале. Впервые я заметила с нежностью, что волосы у него заметно поредели. Только что взорвав бомбу, я сочла неуместным прямо сейчас на это указывать. Может, и зря. Наверное, он бы выдал любопытную реакцию, когда я, сказав: «Я еду в Индию, Френсис, но еду не с тобой…» – тут же добавила: «Между прочим, дорогой, у тебя сильно поредели волосы».
За его реакцией был идеальный зеркальный мир, в котором все выглядело прочным и реальным, однако являлось хрупкой иллюзией. Разбей зеркало, и мир этот исчез бы без следа. Именно за зеркалом и обитали добрые феи. И только одна, тринадцатая, жила на этой стороне, моей стороне.
На лице Френсиса отражался скорее страх, чем злость, что мне показалось несколько странным. Что читалось на лице, которое смотрело на него, моем лице, даже я понять не смогла.
– Так ты едешь одна? – спросил он.
– Нет.
Глава 19
ЛЮБОВЬ В ТЕПЛОМ КЛИМАТЕ
Водитель остановил маленький, кремового цвета, автомобиль как можно ближе к шлагбауму и тут же начал отмахиваться от лиц, наклонившихся к открытому окну. Они смотрели на нас, возбужденно переговаривались, мы сидели на заднем сиденье, молодые, старые, среднего возраста, только мужчины – некоторые – совсем юные. Многие лица покрывала пыль, потому что дождей давно не было, а ехали мы по проселочной дороге. Пыль попала и мне в горло, так что я закашлялась. Зрители смотрели, одобрительно кивая. Кашлять и откашливаться – не самое приятное занятие в этой огромной и прекрасной стране. Они кивали и кивали, белозубые, улыбающиеся во весь рот, с веселыми глазами, давая понять, что стесняться тут нечего, мол, кашляй на здоровье. Я осушила маленькую бутылку с водой и остановила-таки кашель. Они продолжали улыбаться. Одежда на них в основном была старая, вылинявшая, западная. Один указал на надпись на футболке: «LEWIS».
– Привет, привет, – махали они нам руками. – Англичане, англичане…
Я помахала рукой в ответ, внезапно почувствовав себя принцессой Дианой. Реакция не заставила себя ждать. Улыбки стали еще шире, взмахи рук энергичнее, напор на автомобиль сильнее. Теперь уже несколько маленьких девочек сумели пробраться к окну, дешевые платьица из выцветшей хлопковой ткани сползали с плеч, в ушах блестело золото. Их матери и сестры держались позади, закутанные в сари, улыбающиеся и застенчивые. Подошли новые мужчины, жестикулирующие, смеющиеся, к нам потянулись руки, чтобы пожать наши. Мы находились непонятно, где, из Бхаратпура выехали, до Джайпура еще не доехали, и стояла жуткая жара. Я вновь закашлялась, а бутылка с водой уже опустела.
– Приходите в мой дом, – предложил один.
– И в мой, – предложил другой.
– Вы сможете утолить жажду. Хорошее пиво, хорошая кока-кола.
Высокий старик с длинной белой бородой проложил путь сквозь толпу. Люди подавались назад, освобождая ему дорогу. Он сложил руки перед грудью, потом протянул к нам, словно просил милостыню, и трижды склонил голову.
– Возвращайтесь, англичане, – сказал он. – Возвращайтесь и спасите нас от этой ужасной коррупции.
Все закивали. Улыбки стали еще шире, – хотя казалось, что больше некуда.
– Англия. Здорово! – рассмеялся один.
– Лорды, – оттолкнул его другой. – Очень хороший крикет.
– «Манчестер юнайтед»! – воскликнул третий, кивая и улыбаясь.
– Возвращайтесь, англичане, – повторил старик и ретировался сквозь толпу.
– Просто бальзам на сердце, – прокомментировала моя сестра. – До чего приятно осознавать, что есть места, где нас готовы принять с распростертыми объятиями. – И, как королева, помахала рукой.
Ревя, мимо пролетел поезд, шлагбаум открылся. Она повернулась и вновь помахала рукой, уже в заднее стекло, когда наш автомобиль въехал на переезд. За нашими спинами улыбки потухли. И руки более не взлетали в воздух.
– Остановитесь, – попросила я нашего водителя. Он съехал на обочину. Толпа рванула к нам, вновь оживившаяся.
– Мистер Сингх, – спросила я, – можем мы зайти в гости к кому-нибудь из них?
Мистер Сингх посмотрел на часы. В Карули нас ждали к обеду с махараджей в его дворце-отеле. Мистеру Сингху не хотелось говорить «нет», поэтому, как это принято у индусов, он предпочитал говорить «да», при этом отрицательно качая головой. За несколько дней мы научились правильно истолковывать его ответы и реагировать соответственно, но на этот раз я решила добиться своего.
– Сколько нам ехать до Карули? – спросила я.
Он смутился.
– Два часа. Может, три.
– Значит, четыре, – перевела Вирджиния. Индийское время шагало в ногу с индийскими милями. Мы уже ехали два часа.
– Пойдем. – Я повернулась к сестре. – Почему нет? Это же интересно.
– Хорошо, – согласилась сестра.
Мистер Сингх пожал плечами, но спорить не стал. Нас вновь окружала толпа.
– Да, да, добро пожаловать! – кричали в окно. – Зайдите в мой дом, это очень хороший дом.
Мистер Сингх вздохнул. Вирджиния нервно рассмеялась.
– Хорошо. В конце концов, нас так тепло встретили.
Наш хозяин, молодой мужчина лет, наверное, двадцати пяти, маленький, босоногий, в западной рубашке и запыленных синих шароварах, очень радовался, что мы выбрали именно его, и постоянно поворачивался и улыбался, ведя нас по утоптанным пыльным тропинкам. Воздух был не столь уж и сладким, но ничем и не воняло, домишки у дороги, похоже, строили из подручных материалов. Во многом они напоминали сарайчики, которые старики ставят на садовых участках для хранения инструмента. Мы прибыли к одноэтажному сооружению, возведенному главным образом из бетона, а также дерева и ржавого железа, с выцветшей оранжевой занавеской на двери.
Вирджиния посмотрела на меня, я – на нее, она изобразила легкую гримаску, и тут же занавеска откинулась. Мужчина что-то крикнул в темноту, на местном наречии, но я разобрала слова «англичане» и «хлеб» (я знала это слово на хинди – роути). Из дома вышла очень молодая, очень красивая, очень застенчивая женщина с младенцем на руках и вторым ребенком, от силы двухлетним, прижимающимся к ней. Опустив глаза, она проскользнула мимо нас и направилась по тропинке, таща за собой упирающегося малыша.
– Скоро, скоро, – сказал наш хозяин. – Заходите, заходите. – Он закинул занавеску на гвоздь, и мы, наклонив головы, вошли.
Свет поступал через маленькое окно в дальней стене, в ослепительно яркой полосе плясало множество пылинок, тогда как остальная часть комнаты пряталась во мраке. Но внутри царила прохлада, пахло сырой Землей и парафином. Наш хозяин усадил нас на стул и на табуретку у маленького квадратного столика. Табуретку, понятное дело, сработали в местных краях, а вот стул, хозяин им явно гордился, с прямой деревянной спинкой и обитым плюшем сиденьем, могли привезти из столовой какого-нибудь пансиона в Брайтоне. Вирджиния села на стул, я устроилась на табуретке. Мы сидели, положив руки на колени, и ждали, а наш хозяин все улыбался и улыбался, кивая от удовольствия. Комната в домике была одна, дверь – тоже. Люди подходили к двери, но он их прогонял. Сложил руки перед грудью, склонил голову, приветствуя нас в своем доме.
Мы ответили тем же.
– Я – Сунил, – представился он.
– Я – Вирджиния, – ответила моя сестра, явно вошедшая в роль королевы. – А это моя сестра Дилис.
– Ага, – кивнул он. – У меня тоже есть сестра. Сестра – это хорошо.
Последовала короткая пауза.
– Это точно, – ввернула я.
– Это точно, – согласилась Вирджиния, хотя не так уж и давно, в вегетарианском ресторане, утверждала обратное.
Мы втроем кивнули.
Потребовалось долгое путешествие, дольшее полета в Дели и наших странствий по дорогам, чтобы я пришла к выводу, что такое возможно. В любой момент Вирджиния могла взяться за старое и взорваться. Или я могла стать такой же, как прежде, и спровоцировать ее. Я несла ответственность за то, что могло произойти в этой поездке – между мной и ею, между ней и Индией, потому что практически заставила ее поехать. Эксперимент, сказала я себе. Целесообразность, сказала я ей.
– Пожалуйста, – попросила я ее, – все спланировано и оплачено, а теперь Френсис не может едать. Жалко выбрасывать на ветер столько денег.
Сестру это проняло, как я, собственно, и ожидала. Я училась медленно приспосабливаться к ее крайней чувствительности.
Конечно же, помог и Френсис.
– Ради Бога, пожалуйста, поезжай с ней, Джинни. – Голос его звучал очень убедительно. – Ты окажешь нам всем огромную услугу. Иначе ей придется ехать одной, и ты лучше многих понимаешь, что это может означать.
– И что же? – заинтригованная, спросила я, но он лишь коротко глянул на меня, предлагая не задавать лишних вопросов.
Ей нравилось ощущение недоговоренности, таинственности. У сумасшедшей маленькой сестры вдруг начались какие-то завихрения. И Брюс решился подать голос, сказал, что она всегда будет сожалеть, если не согласится… Вот она и согласилась. Полагаю, от такой морковки не смогла отказаться даже она, пусть и трясла ею перед ее носом я. Индия – в роскоши и забесплатно. Даже лишившаяся дворца золотая принцесса имела свою цену.
И пока, за исключением некоторых сложностей, скажем, спать иной раз приходилось на одной, пусть и двуспальной кровати, мы неплохо ладили. Сестра – это, возможно, и хорошо, но у некоторых из них чертовски большие локти.
Сунил ждал, озабоченно переводя взгляд с нас на дверь и обратно. Мы понимали, что глазеть по сторонам невежливо, но, по мере того как наши глаза привыкали к темноте, увидели маленький деревянный ящик, который служил колыбелью, и маты на полу, на которых спали взрослые и старший ребенок. Несколько мисок и кувшинов стояли на скамье у стены, рядом с металлическим котлом, из которого эмалированной кружкой он зачерпнул себе воды. Когда пил, поднял палец, как бы говоря: «Скоро ваша очередь». Так и вышло. Несколько минут спустя его жена вернулась с двумя банками кока-колы и, невероятно, несколькими ломтиками белого хлеба, завернутыми в вощеную бумагу.
– Особый роути, – сказал наш хозяин.
Жена застенчиво отошла в дальний угол, взяв с собой и детей. Он открыл банки, прежде чем передать их нам, потом развернул вощеную бумагу, и мы взяли по ломтику хлеба. А потом кивали, пили и жевали.
– Очень особый хлеб. – Голос нашего хозяина переполняло удовольствие. – Из Англии.
Мистер Сингх нервно заглянул в дверь и посмотрел на часы. Тоже получил ломтик хлеба.
– И как поживает королева? – спросил наш хозяин.
– Очень хорошо, – ответила Вирджиния.
– Прекрасная леди. – Он красноречиво взмахнул руками. Потом печально вздохнул. – И принцесса Диана, – добавил он, поникнув головой.
– О да, – согласилась с ним я. Мы все помолчали, отдавая должное ушедшей от нас принцессе.
– У вас есть мужья?
Мы ответили, что да.
– У них хорошая работа?
Мы это подтвердили.
– А вы, Сунил? Какая у вас работа? – спросила Вирджиния.
– О, я очень, очень счастливый. Я делаю… – Он встал, прошел в другой угол комнаты, вернулся с недошитой сандалией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31