Схватив мобильный телефон, ближайший к нему предмет, Харли швырнул его в бассейн. Телефон камнем пошел ко дну.
Я повернулась и не спеша направилась к двери в дом, слишком разгневанная, чтобы говорить.
— Синди! Куда ты? — Он бросился к двери, пытаясь преградить мне дорогу.
— Оставь меня в покое! — Проскользнув мимо него, я направилась в гимнастический зал.
Добравшись до него, я достала из-за цветка в горшке заранее припрятанную там отвертку и несколькими ловкими движениями довела показатели на тренажере до нужной мне цифры в пятнадцать миль. Потом я пошла к компьютеризованному монитору упражнений Харли и стерла все показатели бега трусцой за месяц.
«Осторожно! — предупредила меня надпись на экране. — Опасно для здоровья! Ломается весь план экстренных упражнений по поддержанию формы…»
Предоставив тренажеру, изумленному беспечностью Харли, гудеть, я заперлась в одной из гостевых ванных, единственном месте, где чувствовала себя в уединении. Там я держала бутылку водки и несколько томов Диккенса, спрятанных мной в шкафу для полотенец.
Я провела там остаток дня, дочитав «Тяжелые времена» до середины, прежде чем водка сморила меня. Вынырнув из ванной и не совсем твердо держась на ногах, я тотчас же споткнулась о человеческое тело, распростертое на лестничной площадке.
— Синди, это ты? — Харли сел, моргая и протирая глаза. — Ты, наконец, вернулась! — Он протянул ко мне руки. — Я прощаю тебя, дорогая. Знаю, ты была расстроена и вовсе не хотела обидеть меня. Ты, конечно, говорила это не всерьез.
Он меня прощает? Я была совершенно серьезна. Это я могла простить или не прощать его в свое время.
— Я ложусь спать, — пробормотала я.
— Но, Синди! — Харли догнал меня в спальне. — Ты что, не слышала меня? — Он снисходительно улыбнулся. — Все забыто и прощено. Мы снова друзья.
— Я устала, — сказала я, забираясь в постель.
— Но надеюсь, не слишком для того, что я собираюсь тебе предложить? — Харли приблизился к кровати с плотоядным видом.
Я уже истощилась оттого, что мое тело эксплуатировали подобным образом. Со мной обращались, как с игрушкой, как с куклой в человеческий рост, и ребенок-переросток Харли мог заниматься ею в свое удовольствие. Слишком поглощенный собой и слишком тщеславный, он не попытался заглянуть за красивую упаковку, не подумал установить душевный контакт с живым существом, скрытым внутри.
— Отстань! Отцепись от меня, Харли! Я не в настроении. Лицо Харли выразило глубокое страдание.
— Что ты хочешь этим сказать? — обиженно спросил он. — Я больше не удовлетворяю тебя?
Я отвернулась и притворилась спящей, но Харли грубо встряхнул меня.
— Ты чего-то недоговариваешь, Синди? — Он насторожился. — У тебя есть кто-то еще?
В ту ночь мне так и не удалось выспаться. Харли бесился и метался до рассвета, гневно требуя объяснить, почему я пренебрегаю своими супружескими обязанностями.
— В наших отношениях есть что-то глубоко неправильное, — заявил он наконец и бросился в свой кабинет, чтобы предаться там гневу и печали. Это было первое разумное слово, которое Харли произнес за всю ночь. Неужели монетка начала поворачиваться ко мне другой стороной?
Харли дулся, куксился, брюзжа, бродил по дому весь следующий день. Он ревниво наблюдал за каждым моим шагом и становился все подозрительнее по мере того, как учащались мои визиты в ванную комнату.
— Чем ты там занимаешься? — спрашивал Харли, дергая дверную ручку.
— Звоню своему любовнику! А ты что думал? — ответила я раздраженно, ставя бутылку с водкой в потайное место под бледно-голубые полотенца.
Сколько еще я смогу терпеть Харли? Мне необходимо что-то предпринять, найти способ выбраться из ловушки, привести свою жизнь в порядок. В мои размышления вторгся язвительный и глумливый смех Мефисто.
«Ты очень скоро поймешь, какую ошибку совершила. Ты будешь просить меня прийти и спасти тебя. Подожди — и сама увидишь…»
— О нет! Я не обращусь к тебе! — сердито бормотала я себе под нос. — Я не доставлю тебе этого удовольствия.
— Синди? — Харли нетерпеливо барабанил в дверь. — Я слышу голоса! Кто у тебя там?
Чтобы не встретиться с ним, я ускользнула из дома через заднюю дверь и долго плутала по бесчисленным коридорам, как привидение бедной миссис Рочестер, прежде чем смогла выбраться наружу.
Неужели и я, плененная Харли и запертая им на чердаке, окончу свои дни, как потерявшая рассудок женщина? Я теперь мечтала о том, чтобы он обзавелся работой и уходил в офис, как другие мужчины. Тогда я обрела бы хоть крошечную частицу покоя и мира вдали от него. Во всяком случае, днем.
В тот вечер нас пригласили на торжество в дом Нэнси ван Эсперн, столь значительной личности в сообществе Голливуда, что Харли никогда не посмел бы пренебречь приглашением и обидеть ее. Мы должны были появиться там как любящая пара. На этот счет он сурово проинструктировал меня через дверь ванной.
Поступи приглашение от кого-нибудь другого, я сказала бы Харли, чтобы он убирался прочь, но Нэнси ван Эсперн была идолом моего прошлого. В молодости, когда я еще была Хариэт, я видела все ее фильмы. Она играла обычно в паре с самыми привлекательными мужчинами Голливуда, и я считала ее несравненной красавицей. В своих детских мечтах я представляла себя такой же и думала, как изменилась бы моя жизнь, если бы я походила на нее. Сейчас, по моим подсчетам, Нэнси было около семидесяти. Похожа ли она на ту женщину, которой я поклонялась?
На вечер нас вез Джордж. По пути Харли изображал счастливого женатого мужчину и весело щебетал о домашних делах до каньона Топэнга.
— А как выглядит Нэнси ван Эсперн? — спросила я. — Мне так хочется на нее посмотреть.
— Умерь свои восторги, дорогая. Теперь она живет затворницей. Даже на своих собственных вечерах Нэнси появляется не часто.
Озадаченная и разочарованная, я осведомилась:
— В таком случае зачем она их устраивает?
— Думаю, по привычке. Злые языки утверждают, что Нэнси не хочет показываться на людях потому, что лишилась своей красоты. — Харли рассмеялся. — Не осуждай ее. Видишь ли, она была настоящей красавицей, а теперь у нее три подбородка, а лицо похоже на тушеный чернослив.
Я посмотрела на него ледяным взглядом.
— А ты, полагаю, в семьдесят лет будешь выступать словно пава? Да? И на лице у тебя не будет ни единой морщинки, а на твоем совершенном теле ни одной лишней унции жира.
— Я не говорил ничего подобного, — смутился Харли. — Я хотел сказать…
— Что женщины определенного возраста не должны показываться на людях, чтобы не портить пейзаж? Что старость — преступление и что ни в коем случае нельзя выглядеть соответственно возрасту? — Голос мой становился все громче, но мне было наплевать. — Возможно, теперь у тебя совершенное тело, Харли, но, увы, твои мозги не соответствуют ему. Иначе ты понимал бы, что когда-то и с тобой произойдет то же самое!
— Успокойся, Синди! — зашипел он. — Что подумает Джордж? — В отчаянии Харли запустил пальцы в волосы и сердито посмотрел на меня. — Я говорил совсем о другом. Я не могу понять, почему некоторые женщины доводят себя до подобного состояния. Ведь есть столько способов сохранить привлекательность и молодость — образ жизни, диеты, упражнения, косметика и даже пластическая хирургия. Необходимо прилагать усилия к тому, чтобы сохранить свой облик.
— А по-моему, нельзя осуждать людей за внешность. Ведь ты знаешь, Харли, что не каждый рождается красивым. Не всем удается изменить свою внешность.
Я так разбушевалась, что готова уже была выболтать ему всю правду о себе. Интересно, заключил бы Харли соглашение с дьяволом ради сохранения красоты и молодости? Внес бы и этот способ в список рецептов сохранения молодости?
Я вздохнула. Какой смысл открывать ему правду? Харли все равно не поверил бы мне.
Когда мы прибыли на вечер, я направилась прямо в бар в поисках крепких напитков. Я уже приготовилась к длительным переговорам с целью выпросить себе хорошую порцию чего-нибудь достойного но, к своему изумлению, заметила целый ряд привлекательных бутылок на одной из полок.
— Пожалуйста, порцию вот этого, и побольше. — Я указала на бутылку бурбона.
Бармен заколебался.
— Этого? — Он поднял брови. — А вы знаете, что это такое?
— Конечно, знаю, молодой человек. Если бы не знала, то заказала бы бокал газированной мочи, как и все остальные!
Вокруг меня воцарилось напряженное молчание. Потом все заговорили разом и громко. Молодой человек? Да он старше меня! И что я себе позволяю?
— Прошу прощения. — Бармен поспешил налить мне большую порцию бурбона. — Просто я проявляю осторожность. — Он понизил голос: — Однажды я попал в переплет, когда жена одной большой шишки, киномагната, потребовала у меня пинту коктейля «Маргарита», вообразив, что это безалкогольный напиток. — Бармен ухмыльнулся: — Видели бы вы ее лицо, когда она опрокинула его, как какую-нибудь колу!
Взяв свой бокал, я проскользнула на террасу в поисках спокойного местечка. Мне было наплевать, если бы Харли и увидел меня за этим занятием, особенно после нашего скандала, но мне совсем не хотелось выслушивать его нудные нравоучения.
Через несколько минут появилась Элинор и уселась рядом со мной.
— Не думайте, что я не заметила, как вы прокрались сюда. Что у вас с Харли? Проблемы?
— Вовсе нет. — Я постаралась спрятать свой бокал с бурбоном среди цветов, пока она не заметила его. — Он что-нибудь сказал вам?
— Нет, но я умею читать между строк. Бросив ца него взгляд, я сразу поняла: у вас что-то не ладится.
Я смотрела на нее, размышляя, можно ли ей довериться, и наконец робко сказала:
— Я несчастлива. Харли не понимает меня, Элинор.
— Несчастлива? — изумилась она. — Да у вас есть все, о чем только может мечтать женщина: красота, деньги, известность, хороший муж, — неужели этого мало? Не верю, чтобы при всем этом вы чувствовали себя несчастной! Да кто теперь счастлив?
— Но я никогда не просила ничего этого.
— Разве? — Брови Элинор поднялись, и лицо ее выразило укор. — Не припомню, чтобы вы просили разрешения вернуться к вашей ужасной работе, к работе официантки, и к этим вашим приставучим друзьям! Не припомню, чтобы, идя к алтарю, вы брыкались, кричали и отказывались венчаться. — На губах ее мелькнула усмешка. — «В богатстве и в бедности» — помните? По-видимому, вы считали, что эта сделка не распространяется на вас. Постойте! Может, вас не устраивает то, что приходится «оставить всех других»? Не в этом ли ваша проблема?
— Не понимаю, о чем вы, — пролепетала я.
— Вам предстоит еще многому научиться, моя девочка, — тихо сказала Элинор. — Может, вы еще не сознаете, что большинство голливудских браков — не более чем удобное для обеих сторон деловое соглашение: это сделки, основанные на денежных интересах, положении, ловкости и красоте. Такой ингредиент, как любовь, не входит в число условий брака. — Она скрестила руки на груди и бросила на меня проницательный взгляд: — Так кто же он?
— Что вы имеете в виду?
— Кто ваш любовник? Думаю, это единственное объяснение вашего странного поведения.
Я с негодованием посмотрела на нее. Элинор вздохнула:
— Ладно. Я и не жду, что вы мне скажете. Храните свой маленький секрет, если он у вас есть. Но сначала выслушайте совет женщины много старше вас. В этом городе считается преступлением не то, что вы делаете, а то, в чем позволяете уличить себя. В вашем положении, моя дорогая, вы не можете рисковать тем, что вас поймают с поличным. Смотрите, что произошло с Эприл де Виней.
— Вы говорите о жене Теда де Виней?
Я уже углядела возле бара стареющую рок-звезду в обществе молодой, легкомысленно одетой женщины. Элинор кивнула, и лицо ее омрачилось.
— Эприл застали в комнате для садового инвентаря с парнем, который чистил у них бассейн, — прошептала она мне на ухо. — Но конечно же, вы помните! В «Лос-Анджелес тайме» были даже фотографии. А все потому, что Эприл была настолько глупа, что поделилась своей тайной с маникюршей. — Элинор осуждающе покачала головой и поцокала языком, выражая неодобрение. — Все это было крайне неуместно. — Она огляделась, желая удостовериться, что нас никто не подслушивает. — Оказалось, что маникюрша — невеста этого чистильщика бассейнов. К тому же у нее был роман со свободным художником — фотографом. — Элинор сурово смерила меня взглядом. — Теперь Эприл вычеркнули из всех списков, вплоть до выпускного бала в средней школе в Беверли. Она уже переплатила своим адвокатам целое состояние, чтобы добиться хоть каких-нибудь алиментов. А Тед тем временем рыщет в надежде найти новую модель, хотя все знают, что он играет своей салями с горничной-мексиканкой. — Элинор печально покачала головой. — Наша система несправедлива, но вы не в силах контролировать свои вкусы я аппетиты. И если вам захочется перекусить между двумя трапезами, то следует проявлять осторожность и внимательно смотреть, что едите.
— Но я не…
— Выбирайте себе любовника очень тщательно, — продолжала она, не слушая меня. — Есть масса ковбоев, которые не откажутся повеселиться с вами в надежде на то, что это даст им возможность нажать на нужные кнопки и сорвать крупный куш. Все они начитались романов Джеки Коллинз и воображают себя удачливыми шантажистами.
— Но я вовсе не собираюсь заводить адюльтер.
— Сейчас вы, возможно, говорите правду, моя дорогая, — пробормотала Элинор тоном утомленной светской дамы, — но в конце концов придете к этому. Я вижу это по вашим глазам. Мой совет пригодится вам и через двадцать лет, поэтому рекомендую вам запомнить его. Существуют определенные правила: будьте предельно скромны. Никому не доверяйте и ни с кем не откровенничайте. Особенно же со своими ближайшими друзьями. Следите за слугами. Не помышляйте о том, чтобы завести дневник, не пишите писем. И что бы вы ни делали, никогда, никогда не вступайте в сексуальные отношения с тем, кто потеряет меньше, чем вы, если вас накроют.
Она встала и подала мне напиток, спрятанный мной среди декоративных растений. — Это, вероятно, ваш.
Я должна бежать, а вам рекомендую поразмыслить над моими словами.
Попивая бурбон, я чувствовала себя несчастной. Скрытая тенью, в этом укромном уголке, я хорошо видела тех, кто выходил из комнаты на просторную террасу, где теперь включили разноцветные огни и где начали собираться люди. Я видела, как Харли, полный сознания собственного достоинства, вышел на веранду, оживленно беседуя с Кристал Келли. Тед де Виней проследовал за ними со своей нимфеткой, должно быть, это и была последняя модель, которую он привез сюда на пробу. Эту юную особу можно было принять за его внучку. Я видела Сильви и Уоррена, Элинор и Арни, Джессику и ее ужасных родителей. Все были в сборе.
Женщины в вечерних платьях, казавшиеся хрупкими и уязвимыми, сжимали в руках стаканы с водой «Эвиан» и переходили с места на место, постукивая каблучками по каменному полу. Они были в самых дорогих платьях, какие только можно купить за деньги, — от Шанель, Армани, Версаче, но эти дамы выглядели худыми. Их запавшие глаза и чрезмерно покрытые косметикой лица наводили на мысль о страшном оскале черепов. Почему пошла столь странная мода на женщин, похожих на жертвы голода? Пока я разглядывала их, заиграла музыка. Кристал Келли пошла танцевать с Арни. На вид им было лет по пятьдесят, а то и по шестьдесят, и я, внимательно присматриваясь к ним, вспомнила слова Харли.
Конечно, Кристал Келли не могла позволить себе выглядеть неухоженной: ее облегающее короткое платье без рукавов не оставляло никаких сомнений в том, что она стройна. Но было нечто неприятное и вызывающее в неумеренном использовании косметики, в тощих руках и шее, поэтому весь облик Кристал Келли и дорогое модное платье казались вызывающе непристойными. Зачем она оделась так, будто была лет на сорок моложе? Глядя на то, как напрягались икроножные мышцы Кристал, когда она с видимым усилием балансировала на шпильках, я вспомнила о своей бабушке, которую она мне чем-то напомнила. Однако моя бабушка в этом возрасте носила удобные фетровые шлепанцы с разрезами, предназначенными для того, чтобы ослабить давление на подагрические шишки на пальцах ног.
Оба эти образа были жестко очерченными стереотипами. «Что хуже, — думала я, — быть шаркающей старой женщиной с распухшими от подагры пальцами или такой нелепой фигурой, как Кристал, „овцой, маскирующейся под ягненка“? Неужели нет какого-то среднего пути, облика, который стареющая женщина могла бы принять с достоинством?»
— Печально! Не правда ли? — произнес рядом со мной голос, от звука которого я подпрыгнула в воздух на несколько дюймов. — О, прошу прощения, что напугала вас! Я не хотела этого.
Я увидела пожилую даму в черном тренировочном костюме и легких туфлях.
— Откуда вы появились?.. Я не слышала, как вы подошли…
Я уставилась на нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38