Первые две и, возможно, четвертую могла послать миссис Эрим, но третья книга наверняка принадлежала Майлсу Рэдберну. Трейси Хаббард открыла форзац и увидела его фамилию среди списка авторов.
Может, таким способом он хотел извиниться за свою недавнюю несдержанность? На какое-то мгновение она смягчилась по отношению к нему, но тут же невесело улыбнулась. Она должна постоянно помнить, каким привлекательным казался этот мужчина вначале Анабель и как сильно, судя по всему, Анабель в нем ошиблась. Было бы умнее и безопаснее относиться к нему с недоверием и неприязнью, не забывать, что человек этот холоден и жесток, раз мог ударить беззащитное животное. Ей необходимо проявить характер и ни в коем случае не позволять втянуть себя в дружбу с Майлсом Рэдберном.
Укрепив таким образом собственную решимость, Трейси Хаббард села и, открыв книгу наугад, заставила себя читать и думать над прочитанным. Трейси читала о древних обитателях Турции, хеттах, народе, который играл немаловажную роль в древней истории. О хеттах упоминалось и в Библии. Женщина по имени Вирсавия, которая соблазнила Давида, была хетткой. В пору своего расцвета хетты успешно воевали с вавилонянами и египтянами, а после себя оставили в Турции фризы и статуи замечательной красоты. Хеттов сменили семитские завоеватели и воинственные народы с Запада – греки и римляне. На территории современной Турции произошло сильное смешение народов, поэтому турков ученые-этнологи относили к индоевропейской группе, хотя они и имели в себе немного монгольской крови.
Все это было, несомненно, очень интересно, но, пока Трейси читала историю Турции, ее голову ни на секунду не покидал мотив этой детской песенки, что пропела ей Анабель, и она не могла заставить себя вникнуть в древнюю историю Турции. Она не могла также сидеть в комнате. Трейси отшвырнула книгу, вскочила и надела пальто. День клонился к вечеру, и она решила выйти на улицу, чтобы дать выход своему тревожному состоянию. Сейчас помочь ей могло только физическое напряжение. Довольно сидеть в четырех стенах в комнате Анабель.
В верхнем салоне никого не было. Дверь в кабинет Майлса оставалась закрытой. Белая кошка тоже исчезла. Трейси быстро спустилась в мраморный коридор на первом этаже и нашла дверь, ведущую на улицу, но не к Босфору, а на другую сторону. Она вышла из дома, пересекла мощеную подъездную дорогу и двинулась по тропинке, которая петляла в холмах над проливом. Тропинка привела ее к небольшим воротам в каменной стене, ограждающей территорию поместья Эримов. За стеной находилось шоссе, которое, петляя, огибало поместье и тянулось в северном направлении параллельно Босфору, не приближаясь к проливу.
Трейси боялась, что ворота будут заперты, но они оказались закрыты только на засов. Она открыла его и вышла за территорию поместья Эримов. На противоположном берегу Босфора солнце уже начало садиться за холмы Фракии, но небо было еще достаточно светлое. Трейси пошла по жухлой траве, растущей на обочине дороги, чтобы не думать об опасности, которой грозили ей проезжающие мимо машины. Ближайшая деревня, очевидно, располагалась на другой стороне поместья. На этой же стороне находился симпатичный лес, еще по-зимнему серый, хотя через прошлогоднюю траву уже начала пробиваться первая зелень.
Дорога сделала поворот к проливу и привела ее к разукрашенным огромным воротам, криво висящим на старинных петлях. Их, видно, невозможно было закрыть. Трейси всегда манили всякие старинные развалины. Она не смогла побороть искушения и вошла в ворота.
За ними раскинулся когда-то прекрасный сад, который сейчас находился в страшном запустении. Повсюду росли вьющиеся растения и сорняки, громадные платаны и конские каштаны с похожими на свечи и готовыми распуститься цветами. Оставшаяся без присмотра живая изгородь из высокого рододендрона образовала такую плотную зеленую стену, что первая, дальняя часть сада находилась в тени. Прямо перед воротами начинались невысокие мраморные ступеньки, ведущие к воде. Их мрамор отсвечивал бело-розовым цветом в косых лучах заходящего солнца. За ступеньками неторопливо текла темная вода.
Слева темнела громада дома. Он заметно обветшал, но с первого же взгляда становилось ясно, что когда-то в этом дворце жил знатный и богатый вельможа. Это был не обычный жилой дом, потому что сквозь лианы, обвивающие его стены, белел мрамор. Когда-то в доме было два этажа, не считая подвального, но ближе к воде крыша рухнула на верхний этаж, а почти вся стена, выходящая к проливу, упала в Босфор. Остальная, большая часть дома, оставалась все еще относительно целой и невредимой. Трейси направилась к мраморному крыльцу, над которым чернел пустой мраморный проем.
У подножия ступенек виднелась мозаика, частично засыпанная землей. Она должна быть прекрасной, мелькнула у Трейси мысль, если ее раскопать, но сейчас мозаику покрывала земля, а высокая трава достигала верха первой ступеньки. Дверной проем выглядел весьма романтически и как бы приглашал войти. Трейси не смогла побороть своего желания заглянуть во дворец.
Испытывая некоторый трепет, девушка взошла по мраморным ступенькам. Сгнившая деревянная дверь рухнула внутрь и лежала на полу. Трейси перешагнула через гниющее дерево и очутилась в доме. Окна по обе стороны от двери окаймляли полуразрушившиеся арки с прекрасными лепными украшениями. Часть потолка исчезла вместе с крышей над ним, и внутрь проникали струи дождя. То, что когда-то было роскошным дворцом, стоящим на берегу Босфора, сейчас превратилось в убежище для ящериц и мышей и место, где гнездились птицы.
Пол в огромной центральной зале подточили мыши, поэтому Трейси передвигалась очень осторожно. Одна стена залы была расписана цветами. Их блеклые краски навевали мысли о сне. Над дверью светлели изразцы, и Трейси остановилась, чтобы разглядеть их получше в сером свете угасающего дня. Ей было по-настоящему интересно.
Задняя часть дома сохранилась сравнительно хорошо, в полумраке виднелась анфилада многочисленных комнат. Солнце уже село, и сумерки сгущались гораздо стремительнее, чем она ожидала. Стало заметно прохладнее, и Трейси ощутила тревогу.
Она остановилась на пороге дальней комнаты, и ее охватило желание немедленно бежать из этого рассыпающегося в пыль жуткого места. Но она все же, вопреки доводам разума и собственному желанию, осторожно вошла в следующую темную комнату…
Трейси боялась идти дальше и все же шла, охваченная странным желанием осмотреть во дворце все, включая его самые потаенные уголки. Почувствовав под ногами что-то мягкое, девушка нагнулась и увидела шелковый шарф. Его цвета были плохо различимы в слабом свете уходящего дня, но это был явно женский шарф, и она удивленно спросила себя: как он попал сюда? На найдя ответа, Трейси сунула шарф в карман пальто и пошла дальше.
За углом темного коридора, где находилась лестница, ведущая наверх, Трейси Хаббард неожиданно остановилась. Она что-то услышала или ей показалось? Неужели в этом пустынном доме есть, кроме нее, кто-то еще? Может, владелица шарфа?
Трейси остановилась и неожиданно совсем ясно услышала человеческий шепот. После короткой паузы громкий, сердитый шепот возобновился. Девушка в испуге отпрянула в тень арки. Присутствие других людей в этом странном доме казалось ей почему-то менее невинным, чем собственное. Говорили по-турецки. Трейси только разобрала, что разговаривали мужчина и женщина и что они горячо спорили искаженными от излишних эмоций и напряжения голосами. Спорщики находились в двух-трех комнатах от нее, и Трейси осторожно двинулась назад по тому же пути, по которому пришла сюда в поисках выхода в главный салон. На пороге она остановилась, опасаясь выходить на открытое пространство, где ее может выдать свет с Босфора, льющийся из пустых окон. Трейси остановилась и услышала, как мужской голос громко и ясно произнес ее фамилию: «Хаббард». Потом принялся быстро тараторить по-турецки, окружая ее фамилию словами с явно угрожающим оттенком.
Ее фамилия прозвучала в атмосфере грозной таинственности, и от этого у нее по спине поползли мурашки. В памяти мгновенно всплыли все предупреждения из письма Анабель. Сейчас у нее осталось единственное желание – бежать незамеченной. Трейси торопливо пошла по полу, забыв, что под ногами у нее гнилые доски. Одна из них вдруг треснула и сломалась, и девушка упала на колени, почувствовав острую боль. В голень ее впилась заноза.
Ее выдал шум падения, и голоса мгновенно стихли. За молчанием последовал топот бегущих ног, звуки поспешного бегства. Трейси не могла видеть этих людей, потому что они выбежали через другую дверь в сад и растворились в сгущающихся сумерках. Девушка подумала, что бегство доказывает их вину, и обрадовалась, что они бежали, не подойдя к ней.
Трейси с трудом, но выбралась из дыры, в которую провалилась. Чулок был порван, нога болела. Поблизости неожиданно раздался какой-то звук, и Трейси резко подняла голову.
В развалинах находился еще один, четвертый человек. На фоне воды и темнеющего неба виднелся силуэт мужчины. Он стоял неподвижно и смотрел на нее, и в его позе ощущалось что-то грозное, зловещее. Незнакомец стоял спиной к свету, его лицо было в тени. Он не издал ни малейшего звука во время бегства двух других, и Трейси спросила себя: а не находился ли он здесь все это время, пока она бродила по дому, и не шпионил ли за ней, за ними или за всеми вместе. Сейчас ей оставалось только стоять на месте и ждать, когда он двинется с места и заговорит. Незнакомец первым нарушил молчание, обратившись к ней по-турецки. Только когда он направился к ней, Трейси поняла, что это Ахмет. Она не доверяла дворецкому, и ей не нравился этот молчаливый турок с вкрадчивыми манерами, но, по крайней мере, он был ей знаком. Трейси отняла руку от ноги, рука была в крови.
– Я упала, – сказала она. – Вы можете помочь мне? Он понял ее жест.
– Пойдемте, пожалуйста, ханым-эффенди, – сказал дворецкий.
Прихрамывая и опираясь на руку Ахмета, Трейси вышла из дома, и они пошли к воротам. Пока они медленно брели по дороге, Ахмет что-то тихо бормотал по-турецки. Так как все турецкие слова казались взволнованными и взрывными для непривычного к ним уха Трейси, она не могла решить, сочувствовал ли он ей по поводу раны или ругался за то, что она своим появлением прервала встречу двух человек, за которыми он, похоже, следил.
Они прошли совсем немного и увидели идущего навстречу человека. Он двигался неторопливым шагом, словно вышел на обычную вечернюю прогулку. Когда они сблизились, Трейси увидела, что это Мюрат Эрим. Ахмет приветствовал его и показал на окровавленную ногу Трейси.
– Вы ранены? – встревоженно спросил доктор Эрим, торопливо подходя к ней.
Трейси объяснила, что вышла прогуляться и не смогла удержаться и не зайти в разрушенный дворец. По глупости, доверилась гнилым доскам и, естественно, упала. По дороге назад Мюрат о чем-то по-турецки спросил Ахмета, и дворецкий подробно ответил. Не дав ему закончить, доктор Эрим прервал его и приказал поторопиться к дому.
– Нужно, чтобы к нашему приходу была готова теплая вода и бинты, – объяснил он, когда Ахмет почти бегом направился к дому. – Моя сестра хорошо умеет обрабатывать такие раны. Так что можете не беспокоиться. Вам повезло, что Ахмет пошел за вами, опасаясь, что вы можете заблудиться в незнакомом месте. Я удивился, когда нашел боковые ворота раскрытыми. Вы ведь прошли через них?
В голове Трейси мелькнуло подозрение. Доктор Эрим может просто лгать, что вышел на обычную вечернюю прогулку, и сейчас то ли загоняет ее в ловушку, то ли хочет получить от нее свидетельство, необходимое ему и, по всей видимости, очень важное для него.
– Да, я прошла через боковые ворота, – кивнув, подтвердила девушка, но не стала распространяться о том, что кто-то опередил ее и открыл ворота.
Дворецкий Ахмет-эффенди, очевидно, тоже ничего не сказал доктору о том, что в развалинах прятались еще два человека, убежавшие, когда раздался шум от падения американки, и Трейси не стала корректировать его версию случившегося.
Как только они вошли в дом, доктор Эрим отвел ее в комнаты Сильваны. Миссис Эрим работала в лаборатории, но увидев окровавленную ногу Трейси, немедленно оставила свои духи, поднялась наверх и послала Ахмета на поиски Нарсэл. Судя по всему, доктор Эрим предпочитал дома не практиковать. Убедившись, что Трейси находится в надежных и умелых руках, он ушел.
Через несколько минут прибежала Нарсэл с аптечкой первой помощи. Она промыла рану и ловко перебинтовала ногу. Сильвана засыпала гостью вопросами, как все случилось, но Трейси и на этот раз решила не открывать всей правды. Ей все сильнее казалось, что она разворошила осиное гнездо, и самое разумное сейчас – молчать до тех пор, пока все не прояснится. Страх, нахлынувший на нее в развалинах, никак непроходил.
Как только Нарсэл закончила бинтовать ей ногу, Сильвана Эрим сама проводила Трейси в ее комнату, дала обезболивающие таблетки и посоветовала немедленно ложиться в постель. Она сказала, что Трейси может не вставать к ужину, который ей принесут в комнату. Мисс Хаббард должна теперь помнить, назидательным тоном заявила Сильвана, что не следует бегать в темноте по незнакомым местам.
После ухода миссис Эрим Трейси стала готовиться ко сну, но беспокойство не оставляло ее. Она случайно коснулась какой-то тайны, и эта тайна как-то связана с подозрениями относительно ее самой. Эти люди, конечно, не могли узнать, кто она такая, но уже то, что она вынудила кого-то переполошиться, заставляет их следить за ней. И все же она не понимала, почему они заинтересовались ею. Связано ли это как-то с ее работой с Майлсом Рэдберном или нет?
Перед тем как лечь в постель, Трейси вспомнила о шарфе и достала его из кармана пальто. Он был шелковый и великолепного качества изысканной расцветки: полоски темно-сливового цвета чередовались с кремовыми. Она попыталась вспомнить, видела ли такой шарф на Сильване или Нарсэл, но не вспомнила.
Таблетки помогли ей расслабиться. Трейси стало клонить в сон. Она легла в постель, не выключая света, спрятала шарф под подушку и быстро уснула.
Проспала она, должно быть, часа два-три. Разбудил ее стук в дверь. Вошла Нарсэл в сопровождении Халиды, которая несла поднос. Трейси хотела отказаться от еды и вновь уснуть, но Нарсэл настояла, чтобы она что-нибудь съела. Халида усадила Трейси в постели, положив ей под спину подушку, как беспомощному инвалиду, и поставила ей на колени специальный столик. Нарсэл отпустила служанку и придвинула стул к кровати.
– Ну, а сейчас, – светским тоном начала она, – пока вы подкрепляетесь, вы должны рассказать мне, как все это произошло. В этой истории есть нечто странное. Я ничего не сказала ни Сильване, ни моему брату, но, по-моему, вы рассказали им не всю правду.
Трейси сделала два глотка горячего бульона и почувствовала, как туман в ее голове постепенно начинает рассеиваться. Пожалуй, Нарсэл можно рассказать все, что произошло в развалинах дворца, подумала Трейси и рассказала.
Нарсэл внимательно ее выслушала, и в ее огромных черных глазах отразилось беспокойство.
– Не знаю, что там мог делать Ахмет-эффенди… Зачем ему следить за кем-то чужим? Это на него непохоже. У него не очень хороший характер, но он, безусловно, очень предан своим хозяевам. Почему бы вам не выяснить у него самого, что он там делал? – предложила Нарсэл. – Можно с таким же успехом спросить Египетский обелиск в Стамбуле. Из Ахмета-эффенди, если он не захочет говорить, не вытянешь и слова. А кроме того, мне кажется, что если он следит за кем-то, то это его личное дело.
– А что, если эти двое отсюда? – спросила Трейси.
– Почему вы так думаете?
– Не знаю. Просто я слышала, как мужчина с раздражением произнес мою фамилию. Мне показалось, что они спорят обо мне.
– О вас? – эхом отозвалась Нарсэл. – Но это очень странно. Вы уверены, что они назвали именно вашу фамилию?
– Уверена, – кивнула Трейси. Она сунула руку под подушку и вытащила шарф. – Вот этот шарф я нашла в развалинах.
Турчанка с испугом посмотрела на шарф, как на какое-то живое и опасное существо. Когда она вновь заговорила, ее голос слегка дрожал.
– Пожалуйста, послушайте меня. Будет лучше, если вы никому не расскажете об этом шарфе. Даже моему брату… Я бы на вашем месте просто забыла о нем.
– Значит, вы знаете, чей это шарф? Тогда вам, наверное, известно, что может означать его присутствие в развалинах? – сказала Трейси напрямик.
Глаза Нарсэл заблестели от страха.
– Нет, нет, нет… я ничего не знаю! Я хочу сказать только то, что эти дела вас совершенно не касаются. Мисс Хаббард, для вас самое лучшее – как можно скорее вернуться в Нью-Йорк, поверьте мне. Это не имеет к вам никакого отношения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32