— Мы с вами можем поесть. Когда Коди проснется, я приготовлю ему яичницу.
— Но это совсем не обязательно. — Она сделала шаг вперед. — Вам вовсе не нужно было возиться с завтраком.
Он схватил другой кусок.
— Как это не нужно? Я умираю от голода. — Уголки его губ поползли вверх. — И вы, должно быть, тоже.
— Тогда давайте, я тоже буду что-нибудь делать.
— Нет. — Он встал на ее пути, как крепость, преградив дорогу к плите. — Просто посидите и постарайтесь ни о чем не думать, — сказал он. — Сейчас я налью вам чашечку кофе. Я люблю готовить.
Она вытаращила от удивления глаза:
— Вы любите готовить?
— Конечно. И готовлю неплохо. Заинтересованная, она спросила мужчину, который был так не похож на Флинта:
— Выходит, вы не считаете это женской работой?
— Я вообще не считаю это работой. Если забыть о последующем мытье посуды. Так что этим можете заниматься вы. — И он улыбнулся, подмигнув ей.
Марта наклонилась над столом, заставленным тарелками, мисками, мерными ложками и засыпанным мукой. Она не смогла сдержать восхищения, глядя, как ловко он управляется со сковородкой.
— Вы как будто из девятнадцатого века. Он пожал плечами в ответ на ее комплимент.
— Мне пришлось этому научиться, чтобы не умереть с голоду. Конечно, кто-то может сказать, что я принадлежу прошлому веку. Я не против. Вероятно, я бы лучше себя чувствовал где-нибудь в степи, готовя кофе на костре и выпекая лепешки в походной печке.
Он открыл духовку и посмотрел внутрь. Заглянув через его плечо, она увидела там светло-коричневое печенье, пышное и румяное, посыпанное сверху корицей. От густого, аппетитного запаха у нее потекли слюнки.
— В вашей духовке готовить легче, — добавил он, кладя щипцы на керамическую подставку.
Он направился к холодильнику и, проходя мимо нее, слегка задел Марта рукой. Это прикосновение заставило ее сердце затрепетать. Сам он, похоже, не замечал, как действует на нее. Да и чем, собственно, она могла его привлечь? Сегодняшним неопрятным видом? Или вчерашним неприличным поведением? Марта нервно заправила завиток за ухо.
— Как вам приготовить яйца? — донесся до нее вопрос Джо, который вынимал упаковку яиц из холодильника. — Сделать омлет, яичницу или просто сварить?
Его улыбка обезоружила ее. Мысли путались. Такой простой вопрос, но она никак не может ответить на него, пока он глядит на нее своими глазами, синими, как озеро под лучами солнца.
— Вы уже достаточно сделали сегодня. Давайте я приготовлю хотя бы яйца.
Она схватила яйцо из открытой упаковки, но оно выскользнуло из ее пальцев и, ударившись с негромким стуком об пол, растеклось лужицей.
— Черт побери! — Глаза ее встретились с удивленным взглядом Джо. Он подал ей бумажное полотенце и добавил:
— Ненавижу мыть полы.
Она наклонилась и вытерла полотенцем желтую массу с пола.
— Мне кажется, вам нужно выпить немного кофе, чтобы проснуться. Сейчас сделаем!
Он открыл шкафчик над раковиной и взял кружку, которую ей подарил сын. Столь близкое знакомство Джо с ее кухней обеспокоило Марти. Когда она брала кружку из его рук, пальцы их соприкоснулись. У него оказались рабочие руки — огрубевшие, жесткие, мозолистые. Она отпрянула, малейшее его прикосновение действовало на нее, как удар тока. Быстрым движением выхватив стакан из кофеварки, она налила себе в чашку кофе.
— Сахара или сливок?
Его голос звучал так близко — он завораживал ее.
Марти отступила.
— Нет-нет, спа…
Горячая жидкость плеснула через край прямо ей на руку, и она почувствовала резкую боль.
— Ой!
— Дайте-ка посмотрю — Н-нет, все в порядке.
Но он не обратил внимания на ее слова. Забрав у Марти кружку, он бережно взял ее руку в свои ладони. Прикосновение было нежным, словно он держал в руке новорожденного котенка. Джо внимательно осмотрел покрасневшую кожу.
— Потерпите, — сказал он, — я позабочусь о вас… — Глаза его встретились с ее взглядом, и она увидела в них синий океан смятения. Сердце ее подпрыгнуло. — В смысле, о руке, — поправился он.
Она посмотрела в глаза Джо, и какая-то искра пробежала между ними. Что-то неопределенное, необъяснимое появилось в их отношениях. Что-то, чего ей надо избегать. Марти еще раз напомнила себе, что ковбой здесь только ради ее сына.
Джо первым отвел взгляд. Он осторожно подул на обожженное место и сказал:
— Сюда надо что-то приложить. Не глядя на нее, он достал из джинсов перочинный нож и отрезал кусочек алоэ, стоявшего на окне. Держа в руках сочащийся влагой лист, он взглянул на Марти:
— У вас есть лейкопластырь?
— Конечно. — Она сделала шаг в сторону. — Сейчас принесу.
— Нет. Стойте здесь. — Его властная манера говорить и действовать слегка раздражала Марти, но одновременно давала удивительное чувство защищенности. — Вы сегодня просто ходячее несчастье. Скажите мне, где он лежит.
Она рассказала ему, где кладовка и где там лежит лейкопластырь. Через минуту Джо вернулся, улыбаясь. Снова осторожно взял ее руку, аккуратно приложил на обожженную поверхность листок алоэ и закрепил его пластырем, позаботившись, чтобы, его липкая поверхность не попала на чувствительную обожженную кожу.
— Ну как? — спросил он охрипшим голосом.
Слишком хорошо, подумала Марти, пока он держал ее руку. Жар наполнил ее тело, как бывает, когда, выходя из воды, ощущаешь горячие ласковые поцелуи техасского солнца.
Поцелуи. Взгляд ее упал на губы Джо — чувственные, с четким рисунком. Она тут же представила, как эти губы касаются ее губ, как едва заметная щетина легко царапает кожу… С ума сойти, дыхание перехватывает!
Она быстро перевела взгляд обратно на свою руку и, сжав пальцы в кулак, сказала:
— Спасибо, замечательно. Джо отошел от нее. В глазах его застыло странное выражение.
— Пожалуй, я пригляжу за завтраком. — И, обойдя ее, он подошел к плите, чтобы вынуть из духовки печенье.
— Мам, а папа печет печенье вкуснее, чем ты.
Коди запихнул очередное печенье в рот. Клубничный джем брызнул струйкой на тарелку.
Джо смотрел, как натянуто улыбается Марти. Сегодня утром он ненароком несколько раз касался ее, и это большая ошибка, о которой он еще пожалеет в течение предстоящих долгих ночей. И что еще хуже, он пообещал заботиться о ней. Зачем, спрашивается? Он что, тоже страдает потерей памяти? Ему ли не знать, что заботиться о ком-либо он просто не приспособлен!
Он слишком долго оставался в этом доме. Ему пора уходить, пока не стало слишком поздно.
— Ну что ж, Коди, — сказал он, — раз тебе лучше, я отправляюсь на то родео, о котором говорил.
Он встал из-за стола и аккуратно задвинул стул.
— Марти, ты не возражаешь, если я оставлю посуду на тебя?
Лицо мальчика жалобно вытянулось, а мать согласно кивнула.
— Все будет в порядке, — сказала она. — Не беспокойся за нас.
— А ты не можешь в этот раз пропустить родео? — с молящей ноткой в голосе обратился к нему Коди.
Сознательно избегая смотреть в большие карие глаза ребенка, Джо покачал головой:
— Нет, если мы хотим что-то есть. Если я потороплюсь, то еще успею на последний заход, — объявил он.
— Поезжай. Будь осторожен, — ответила ему Марти, стоя в дверях.
Джо подхватил с софы шляпу, нахлобучил ее на голову и взъерошил Коди волосы. — Веди себя хорошо, ковбой. Заботься о маме и пока не скачи на овцах. Договорились?
— Договорились! А ты меня поучишь кататься на своей лошади?
Джо взглянул на Марти и поймал отблеск тревоги в ее застывшем взгляде.
— Давай подождем немного и посмотрим, что скажет доктор. Я думаю, тебе не следует кататься: на лошадях, на быках, на овцах, даже на Скауте… пока.
— Но ты же за мной будешь смотреть, и я не упаду.
Сердце Джо тоскливо сжалось. Господи, как бы он хотел, чтобы именно так и было! Он двинулся к двери, коротко сказав:
— Поживем — увидим.
— Спасибо, — прошептала Марти, открывая ему дверь, — за все.
— Не за что. — Он протянул ей листок бумаги. — Это номер телефона, по которому меня можно найти. — Он многозначительно посмотрел на нее, надеясь, что она поняла: это его домашний номер телефона. Пальцы их соприкоснулись, когда она брала у него этот листок. И он добавил то, что не собирался говорить:
— Позвоните, если вам что-то будет нужно.
К двери с невеселым лицом подошел Коди. Шишка у него на лбу слегка уменьшилась, но темно-фиолетовый синяк все еще оставался. Джо легонько потрепал его по загривку.
— Не грусти, ковбой, я вернусь, мм… через несколько дней.
Кода кивнул и уцепился за мамину руку. Безнадежно поникшие плечи мальчишки рассказали Джо больше, чем он хотел знать о нем. Похоже, Флинт часто их бросал и долго не возвращался. Джо тоже поступил так один раз в жизни, и для него этого оказалось достаточно.
Он все-таки не выдержал: встав на колени, раскрыл мальчику объятия.
— Обнимешь меня на дорожку?
— Но ты говорил, что торопишься. — Голос Коди дрогнул.
— Для того чтобы обнять тебя, у меня всегда есть время.
Коди сорвался с места, подбежал и крепко прижался к нему. Обняв Джо руками за шею, он поцеловал его в щеку.
— До свидания, папка. Приезжай скорее. Господи, как ему хотелось бы вернуться сюда, словно это его семья, его дом. Но зачем обманываться? Этот дом никогда не будет его.
Рывком поправив шляпу, Джо кивнул в ответ и повернулся, чтобы уйти.
— А разве ты не поцелуешь маму на прощание?
Он остановился как вкопанный. Ноги не несли дальше. Медленно повернувшись, Джо встретился взглядом с темными, широко открытыми глазами Марти. Горячий румянец заливал ее щеки до самой шеи.
— Кода, — голос ее сорвался, — папа торопится.
— Но он говорил…
— Верно, ковбой.
Джо подошел к Марти, ошеломленный своим поведением не меньше, чем она. Он не мог объяснить его себе, да и не собирался.
Он чувствовал лишь, что хочет на прощанье поцеловать ее. Даже если это ненастоящий поцелуй, даже если он ничего не значит для Марта.
Отводя глаза в сторону, она подставила щеку для поцелуя. Джо обнял ее за плечи, не давая возможности отстраниться. Взяв Марта за подбородок, он поднял вверх ее лицо, наклонился и, закрыв на мгновенье глаза, представил, что она улыбается ему.
Затем перевел взгляд на ее губы, полные, чувственные, словно спелые вишни, и, помедлив секунду, прижался к ним своими губами. На один миг она напряглась, но волна мягкого тепла снова накатила на них, накрыв с головой. Она уступала его настойчивости, а его сердце таяло от ее нежности.
Это не прощание. Он вернется, хочет того или нет. Он не мог сказать ей «прощай». Нет, только не сейчас.
Глава 4
Марта вся пылала. Она провела пальцами по губам, горевшим от его поцелуя. С бьющимся сердцем глядела она вслед исчезавшей в клубах пыли машине.
Этот ковбой ворвался в ее жизнь, надежный и заботливый, словно готовый заслонить ее от всех бед и проблем. А его поцелуй разбудил в ней чувства, которые, как она думала, давно уже умерли. Да и целовал ли ее кто-нибудь так — одновременно страстно и нежно? Бывший муж лишь небрежно чмокал ее. Никогда он не был нежен, соблазнителен. Его губы никогда не ласкали ее, как губы Джо. Запах Джо — запах кожи и крепкого мужского тела — окутывал ее, волновал, будоражил. От мягкого прикосновения Джо ноги стали словно ватные.
Сейчас свежий утренний ветер остужал ее горячее тело, хотя слабость все никак не проходила. Она уже тосковала по его сильным рукам, обнимавшим и крепко прижимавшим ее к широкой груди. Тогда, во время поцелуя, несколько сумасшедших секунд они видели только друг друга, больше ничего вокруг для них не существовало.
У Марта никого не было после Флинта. Она ни разу не посмотрела в сторону другого мужчины. До тех пор, пока не появился Джо Ролинз и не заставил ее вспомнить о том, что люди делятся на мужчин и женщин, что существуют твердость и нежность, жажда и желание.
Оставив ее пылающей, тоскующей, он ушел, даже не обернувшись. Но в ее сердце закралась робкая надежда, что их короткое, но такое чувственное прикосновение значило для него столько же, сколько и для нее. А что, если это просто представление для Коди?
Нет, она не собирается терять голову… или сердце. Только не из-за этого ковбоя! Только не снова!..
— Мама! — Коли дергал ее за рукав.
Она посмотрела на своего маленького сына и только сейчас заметила, как замерзла. Холодный январский ветер продувал насквозь.
— Нам не стоит стоять здесь на ветру. Пойдем в дом. Тебе нужно отдохнуть.
— Но, мама, я не устал. Марта ласково похлопала его по плечу и вошла с ним в дом.
— Мам, ты поняла? — спросил он с надеждой.
Она пригладила его волосы. На лбу его шишка стала совсем маленькой, но жуткий багровый синяк все еще портил его нежную кожу.
— Что, милый?
— Папа нас любит. — Он счастливо улыбнулся. Ее губы скривились в подобии улыбки. — Ты знаешь, когда он вернется?
— Скоро, детка, скоро, — произнесла она слабым голосом. Она сжала в руке бумажку, которую дал ей Джо, смяла ее и выбросила в мусорную корзину.
Она не будет ему звонить.
— Мама, мне нужны деньги на обед, — сказал Кода, перебрасывая ремень своей желтой школьной сумки через плечо. Он выглядел еще меньше, чем обычно, одетый в шерстяную куртку, вязаную шапочку и толстые варежки. На нее накатило острое желание затащить его обратно в машину и отвезти домой.
Но доктор разрешил Коди с понедельника посещать школу. Марта не покидала тревога, и она сознавала, что причина ее — не только здоровье Коди.
— Сейчас, — ответила она и потянулась за сумкой. Ее рука нашарила игрушечную лошадь Коди, его любимую книжку и обертку от конфеты. Где же сумка?
Марта быстро пробежала в уме места, где могла оставить сумку. Взяла ли она ее сегодня утром? Положила ли в машину? Она не могла вспомнить, потому что они спешили. Когда же она ее видела последний раз? Марта потерла лоб ладонью, стараясь хоть что-то вспомнить. На родео сумка была у нее, она помнила, как прижимала ее к груда, когда Коди скакал на той проклятой овце. Она смутно припомнила, что рылась в ней в больнице, когда лихорадочно пыталась найти их карточки медицинского страхования и свое удостоверение личности.
Внезапно сердце ее подпрыгнуло. Она положила сумку на сиденье в машине Джо. Ключи она держала тогда наготове в руке, торопясь побыстрее довезти Кода домой и избавиться, наконец, от Джо. Навсегда. Но он прошел за ней в дом и помог внести туда сына. А сумка ее так и осталась лежать в машине.
— Ну что, мам? — нетерпеливо обратился к ней Коди.
— Извини, сынок, я… забыла свою… Она осеклась, вдруг осознала, что придется снова встретиться с Джо, а перед этим еще найти его.
— Вот, возьми, Коди. — Она открыла бардачок, в котором лежала разная мелочь. — Отдай это учителю. Будь осторожен.
Коди кивнул и улыбнулся на прощание.
— Пока.
— Счастливо, солнышко, удачного тебе дня. Я приеду за тобой после обеда, — сказала она ему вслед, но он уже повернул за угол кирпичного здания и вошел в школу.
Марти наклонилась и прижалась лбом к рулю машины. Ну как можно быть такой тупицей! И что же ей теперь делать? Она изо всех сил стиснула холодный пластик руля. Ей придется позвонить ему, другого выхода нет.
Ничего сложного! Если только она не успела выкинуть листок с его телефоном из корзины. И это не должно его сильно обеспокоить, ведь он, в конце концов, ждет ее звонка. Вот только как она сможет смотреть на него, не вспоминая его поцелуй. О, Господи! Она откинулась на сиденье.
Джо мучил грипп. Или еще какая-то другая хворь. Посреди ночи он просыпался в холодном поту и глядел в темноту, прислушиваясь к тишине, камнем давящей на него, ожидая появления благословенного света. Его преследовали призрачные видения. Одно лицо было таким знакомым, но оно было так далеко и отодвигалось все дальше и дальше с каждым днем. Его воображение вызывало и другие лица. И среди них — крошечное, нежное личико младенца. Затем оно менялось и превращалось в лицо Коди, улыбающегося и зовущего его папой.
Бессонные ночи были знакомы Джо еще с тех давних пор. Он научился жить с пустотой в груди, со звенящей тишиной, с этим грызущим чувством вины. Он привык считать наказанием свою жизнь — жизнь без единого чувства, без единого желания.
Но сейчас что-то изменилось, усложнилось. Грудь его снова сдавило. Как быстро Марти и ее сын стали частью его жизни! А этого он не мог себе позволить.
Теперь оставалось лишь молиться, чтобы к Коди вернулась память. Тогда Марти не позвонит и он никогда ее больше не увидит.
С этой отчаянной надеждой ковбой и встретил очередной наступающий день. Он заставил себя встать с постели раньше, чем обычно, и вышел на улицу к своей обычной, каждодневной работе, которая отвлекала его от этих мучительных мыслей.
В бледном свете раннего утра, заливающем амбар, Джо подошел к огромному тюку сена, поднял его и, сгибаясь под тяжестью, перенес в другой угол. С губ его сорвался невольный стон. Маленькие соломинки закружились в воздухе. Кашляя, он отступил, назад. Белые облачка пара, вырывавшиеся из его рта, таяли в январском холодном воздухе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
— Но это совсем не обязательно. — Она сделала шаг вперед. — Вам вовсе не нужно было возиться с завтраком.
Он схватил другой кусок.
— Как это не нужно? Я умираю от голода. — Уголки его губ поползли вверх. — И вы, должно быть, тоже.
— Тогда давайте, я тоже буду что-нибудь делать.
— Нет. — Он встал на ее пути, как крепость, преградив дорогу к плите. — Просто посидите и постарайтесь ни о чем не думать, — сказал он. — Сейчас я налью вам чашечку кофе. Я люблю готовить.
Она вытаращила от удивления глаза:
— Вы любите готовить?
— Конечно. И готовлю неплохо. Заинтересованная, она спросила мужчину, который был так не похож на Флинта:
— Выходит, вы не считаете это женской работой?
— Я вообще не считаю это работой. Если забыть о последующем мытье посуды. Так что этим можете заниматься вы. — И он улыбнулся, подмигнув ей.
Марта наклонилась над столом, заставленным тарелками, мисками, мерными ложками и засыпанным мукой. Она не смогла сдержать восхищения, глядя, как ловко он управляется со сковородкой.
— Вы как будто из девятнадцатого века. Он пожал плечами в ответ на ее комплимент.
— Мне пришлось этому научиться, чтобы не умереть с голоду. Конечно, кто-то может сказать, что я принадлежу прошлому веку. Я не против. Вероятно, я бы лучше себя чувствовал где-нибудь в степи, готовя кофе на костре и выпекая лепешки в походной печке.
Он открыл духовку и посмотрел внутрь. Заглянув через его плечо, она увидела там светло-коричневое печенье, пышное и румяное, посыпанное сверху корицей. От густого, аппетитного запаха у нее потекли слюнки.
— В вашей духовке готовить легче, — добавил он, кладя щипцы на керамическую подставку.
Он направился к холодильнику и, проходя мимо нее, слегка задел Марта рукой. Это прикосновение заставило ее сердце затрепетать. Сам он, похоже, не замечал, как действует на нее. Да и чем, собственно, она могла его привлечь? Сегодняшним неопрятным видом? Или вчерашним неприличным поведением? Марта нервно заправила завиток за ухо.
— Как вам приготовить яйца? — донесся до нее вопрос Джо, который вынимал упаковку яиц из холодильника. — Сделать омлет, яичницу или просто сварить?
Его улыбка обезоружила ее. Мысли путались. Такой простой вопрос, но она никак не может ответить на него, пока он глядит на нее своими глазами, синими, как озеро под лучами солнца.
— Вы уже достаточно сделали сегодня. Давайте я приготовлю хотя бы яйца.
Она схватила яйцо из открытой упаковки, но оно выскользнуло из ее пальцев и, ударившись с негромким стуком об пол, растеклось лужицей.
— Черт побери! — Глаза ее встретились с удивленным взглядом Джо. Он подал ей бумажное полотенце и добавил:
— Ненавижу мыть полы.
Она наклонилась и вытерла полотенцем желтую массу с пола.
— Мне кажется, вам нужно выпить немного кофе, чтобы проснуться. Сейчас сделаем!
Он открыл шкафчик над раковиной и взял кружку, которую ей подарил сын. Столь близкое знакомство Джо с ее кухней обеспокоило Марти. Когда она брала кружку из его рук, пальцы их соприкоснулись. У него оказались рабочие руки — огрубевшие, жесткие, мозолистые. Она отпрянула, малейшее его прикосновение действовало на нее, как удар тока. Быстрым движением выхватив стакан из кофеварки, она налила себе в чашку кофе.
— Сахара или сливок?
Его голос звучал так близко — он завораживал ее.
Марти отступила.
— Нет-нет, спа…
Горячая жидкость плеснула через край прямо ей на руку, и она почувствовала резкую боль.
— Ой!
— Дайте-ка посмотрю — Н-нет, все в порядке.
Но он не обратил внимания на ее слова. Забрав у Марти кружку, он бережно взял ее руку в свои ладони. Прикосновение было нежным, словно он держал в руке новорожденного котенка. Джо внимательно осмотрел покрасневшую кожу.
— Потерпите, — сказал он, — я позабочусь о вас… — Глаза его встретились с ее взглядом, и она увидела в них синий океан смятения. Сердце ее подпрыгнуло. — В смысле, о руке, — поправился он.
Она посмотрела в глаза Джо, и какая-то искра пробежала между ними. Что-то неопределенное, необъяснимое появилось в их отношениях. Что-то, чего ей надо избегать. Марти еще раз напомнила себе, что ковбой здесь только ради ее сына.
Джо первым отвел взгляд. Он осторожно подул на обожженное место и сказал:
— Сюда надо что-то приложить. Не глядя на нее, он достал из джинсов перочинный нож и отрезал кусочек алоэ, стоявшего на окне. Держа в руках сочащийся влагой лист, он взглянул на Марти:
— У вас есть лейкопластырь?
— Конечно. — Она сделала шаг в сторону. — Сейчас принесу.
— Нет. Стойте здесь. — Его властная манера говорить и действовать слегка раздражала Марти, но одновременно давала удивительное чувство защищенности. — Вы сегодня просто ходячее несчастье. Скажите мне, где он лежит.
Она рассказала ему, где кладовка и где там лежит лейкопластырь. Через минуту Джо вернулся, улыбаясь. Снова осторожно взял ее руку, аккуратно приложил на обожженную поверхность листок алоэ и закрепил его пластырем, позаботившись, чтобы, его липкая поверхность не попала на чувствительную обожженную кожу.
— Ну как? — спросил он охрипшим голосом.
Слишком хорошо, подумала Марти, пока он держал ее руку. Жар наполнил ее тело, как бывает, когда, выходя из воды, ощущаешь горячие ласковые поцелуи техасского солнца.
Поцелуи. Взгляд ее упал на губы Джо — чувственные, с четким рисунком. Она тут же представила, как эти губы касаются ее губ, как едва заметная щетина легко царапает кожу… С ума сойти, дыхание перехватывает!
Она быстро перевела взгляд обратно на свою руку и, сжав пальцы в кулак, сказала:
— Спасибо, замечательно. Джо отошел от нее. В глазах его застыло странное выражение.
— Пожалуй, я пригляжу за завтраком. — И, обойдя ее, он подошел к плите, чтобы вынуть из духовки печенье.
— Мам, а папа печет печенье вкуснее, чем ты.
Коди запихнул очередное печенье в рот. Клубничный джем брызнул струйкой на тарелку.
Джо смотрел, как натянуто улыбается Марти. Сегодня утром он ненароком несколько раз касался ее, и это большая ошибка, о которой он еще пожалеет в течение предстоящих долгих ночей. И что еще хуже, он пообещал заботиться о ней. Зачем, спрашивается? Он что, тоже страдает потерей памяти? Ему ли не знать, что заботиться о ком-либо он просто не приспособлен!
Он слишком долго оставался в этом доме. Ему пора уходить, пока не стало слишком поздно.
— Ну что ж, Коди, — сказал он, — раз тебе лучше, я отправляюсь на то родео, о котором говорил.
Он встал из-за стола и аккуратно задвинул стул.
— Марти, ты не возражаешь, если я оставлю посуду на тебя?
Лицо мальчика жалобно вытянулось, а мать согласно кивнула.
— Все будет в порядке, — сказала она. — Не беспокойся за нас.
— А ты не можешь в этот раз пропустить родео? — с молящей ноткой в голосе обратился к нему Коди.
Сознательно избегая смотреть в большие карие глаза ребенка, Джо покачал головой:
— Нет, если мы хотим что-то есть. Если я потороплюсь, то еще успею на последний заход, — объявил он.
— Поезжай. Будь осторожен, — ответила ему Марти, стоя в дверях.
Джо подхватил с софы шляпу, нахлобучил ее на голову и взъерошил Коди волосы. — Веди себя хорошо, ковбой. Заботься о маме и пока не скачи на овцах. Договорились?
— Договорились! А ты меня поучишь кататься на своей лошади?
Джо взглянул на Марти и поймал отблеск тревоги в ее застывшем взгляде.
— Давай подождем немного и посмотрим, что скажет доктор. Я думаю, тебе не следует кататься: на лошадях, на быках, на овцах, даже на Скауте… пока.
— Но ты же за мной будешь смотреть, и я не упаду.
Сердце Джо тоскливо сжалось. Господи, как бы он хотел, чтобы именно так и было! Он двинулся к двери, коротко сказав:
— Поживем — увидим.
— Спасибо, — прошептала Марти, открывая ему дверь, — за все.
— Не за что. — Он протянул ей листок бумаги. — Это номер телефона, по которому меня можно найти. — Он многозначительно посмотрел на нее, надеясь, что она поняла: это его домашний номер телефона. Пальцы их соприкоснулись, когда она брала у него этот листок. И он добавил то, что не собирался говорить:
— Позвоните, если вам что-то будет нужно.
К двери с невеселым лицом подошел Коди. Шишка у него на лбу слегка уменьшилась, но темно-фиолетовый синяк все еще оставался. Джо легонько потрепал его по загривку.
— Не грусти, ковбой, я вернусь, мм… через несколько дней.
Кода кивнул и уцепился за мамину руку. Безнадежно поникшие плечи мальчишки рассказали Джо больше, чем он хотел знать о нем. Похоже, Флинт часто их бросал и долго не возвращался. Джо тоже поступил так один раз в жизни, и для него этого оказалось достаточно.
Он все-таки не выдержал: встав на колени, раскрыл мальчику объятия.
— Обнимешь меня на дорожку?
— Но ты говорил, что торопишься. — Голос Коди дрогнул.
— Для того чтобы обнять тебя, у меня всегда есть время.
Коди сорвался с места, подбежал и крепко прижался к нему. Обняв Джо руками за шею, он поцеловал его в щеку.
— До свидания, папка. Приезжай скорее. Господи, как ему хотелось бы вернуться сюда, словно это его семья, его дом. Но зачем обманываться? Этот дом никогда не будет его.
Рывком поправив шляпу, Джо кивнул в ответ и повернулся, чтобы уйти.
— А разве ты не поцелуешь маму на прощание?
Он остановился как вкопанный. Ноги не несли дальше. Медленно повернувшись, Джо встретился взглядом с темными, широко открытыми глазами Марти. Горячий румянец заливал ее щеки до самой шеи.
— Кода, — голос ее сорвался, — папа торопится.
— Но он говорил…
— Верно, ковбой.
Джо подошел к Марти, ошеломленный своим поведением не меньше, чем она. Он не мог объяснить его себе, да и не собирался.
Он чувствовал лишь, что хочет на прощанье поцеловать ее. Даже если это ненастоящий поцелуй, даже если он ничего не значит для Марта.
Отводя глаза в сторону, она подставила щеку для поцелуя. Джо обнял ее за плечи, не давая возможности отстраниться. Взяв Марта за подбородок, он поднял вверх ее лицо, наклонился и, закрыв на мгновенье глаза, представил, что она улыбается ему.
Затем перевел взгляд на ее губы, полные, чувственные, словно спелые вишни, и, помедлив секунду, прижался к ним своими губами. На один миг она напряглась, но волна мягкого тепла снова накатила на них, накрыв с головой. Она уступала его настойчивости, а его сердце таяло от ее нежности.
Это не прощание. Он вернется, хочет того или нет. Он не мог сказать ей «прощай». Нет, только не сейчас.
Глава 4
Марта вся пылала. Она провела пальцами по губам, горевшим от его поцелуя. С бьющимся сердцем глядела она вслед исчезавшей в клубах пыли машине.
Этот ковбой ворвался в ее жизнь, надежный и заботливый, словно готовый заслонить ее от всех бед и проблем. А его поцелуй разбудил в ней чувства, которые, как она думала, давно уже умерли. Да и целовал ли ее кто-нибудь так — одновременно страстно и нежно? Бывший муж лишь небрежно чмокал ее. Никогда он не был нежен, соблазнителен. Его губы никогда не ласкали ее, как губы Джо. Запах Джо — запах кожи и крепкого мужского тела — окутывал ее, волновал, будоражил. От мягкого прикосновения Джо ноги стали словно ватные.
Сейчас свежий утренний ветер остужал ее горячее тело, хотя слабость все никак не проходила. Она уже тосковала по его сильным рукам, обнимавшим и крепко прижимавшим ее к широкой груди. Тогда, во время поцелуя, несколько сумасшедших секунд они видели только друг друга, больше ничего вокруг для них не существовало.
У Марта никого не было после Флинта. Она ни разу не посмотрела в сторону другого мужчины. До тех пор, пока не появился Джо Ролинз и не заставил ее вспомнить о том, что люди делятся на мужчин и женщин, что существуют твердость и нежность, жажда и желание.
Оставив ее пылающей, тоскующей, он ушел, даже не обернувшись. Но в ее сердце закралась робкая надежда, что их короткое, но такое чувственное прикосновение значило для него столько же, сколько и для нее. А что, если это просто представление для Коди?
Нет, она не собирается терять голову… или сердце. Только не из-за этого ковбоя! Только не снова!..
— Мама! — Коли дергал ее за рукав.
Она посмотрела на своего маленького сына и только сейчас заметила, как замерзла. Холодный январский ветер продувал насквозь.
— Нам не стоит стоять здесь на ветру. Пойдем в дом. Тебе нужно отдохнуть.
— Но, мама, я не устал. Марта ласково похлопала его по плечу и вошла с ним в дом.
— Мам, ты поняла? — спросил он с надеждой.
Она пригладила его волосы. На лбу его шишка стала совсем маленькой, но жуткий багровый синяк все еще портил его нежную кожу.
— Что, милый?
— Папа нас любит. — Он счастливо улыбнулся. Ее губы скривились в подобии улыбки. — Ты знаешь, когда он вернется?
— Скоро, детка, скоро, — произнесла она слабым голосом. Она сжала в руке бумажку, которую дал ей Джо, смяла ее и выбросила в мусорную корзину.
Она не будет ему звонить.
— Мама, мне нужны деньги на обед, — сказал Кода, перебрасывая ремень своей желтой школьной сумки через плечо. Он выглядел еще меньше, чем обычно, одетый в шерстяную куртку, вязаную шапочку и толстые варежки. На нее накатило острое желание затащить его обратно в машину и отвезти домой.
Но доктор разрешил Коди с понедельника посещать школу. Марта не покидала тревога, и она сознавала, что причина ее — не только здоровье Коди.
— Сейчас, — ответила она и потянулась за сумкой. Ее рука нашарила игрушечную лошадь Коди, его любимую книжку и обертку от конфеты. Где же сумка?
Марта быстро пробежала в уме места, где могла оставить сумку. Взяла ли она ее сегодня утром? Положила ли в машину? Она не могла вспомнить, потому что они спешили. Когда же она ее видела последний раз? Марта потерла лоб ладонью, стараясь хоть что-то вспомнить. На родео сумка была у нее, она помнила, как прижимала ее к груда, когда Коди скакал на той проклятой овце. Она смутно припомнила, что рылась в ней в больнице, когда лихорадочно пыталась найти их карточки медицинского страхования и свое удостоверение личности.
Внезапно сердце ее подпрыгнуло. Она положила сумку на сиденье в машине Джо. Ключи она держала тогда наготове в руке, торопясь побыстрее довезти Кода домой и избавиться, наконец, от Джо. Навсегда. Но он прошел за ней в дом и помог внести туда сына. А сумка ее так и осталась лежать в машине.
— Ну что, мам? — нетерпеливо обратился к ней Коди.
— Извини, сынок, я… забыла свою… Она осеклась, вдруг осознала, что придется снова встретиться с Джо, а перед этим еще найти его.
— Вот, возьми, Коди. — Она открыла бардачок, в котором лежала разная мелочь. — Отдай это учителю. Будь осторожен.
Коди кивнул и улыбнулся на прощание.
— Пока.
— Счастливо, солнышко, удачного тебе дня. Я приеду за тобой после обеда, — сказала она ему вслед, но он уже повернул за угол кирпичного здания и вошел в школу.
Марти наклонилась и прижалась лбом к рулю машины. Ну как можно быть такой тупицей! И что же ей теперь делать? Она изо всех сил стиснула холодный пластик руля. Ей придется позвонить ему, другого выхода нет.
Ничего сложного! Если только она не успела выкинуть листок с его телефоном из корзины. И это не должно его сильно обеспокоить, ведь он, в конце концов, ждет ее звонка. Вот только как она сможет смотреть на него, не вспоминая его поцелуй. О, Господи! Она откинулась на сиденье.
Джо мучил грипп. Или еще какая-то другая хворь. Посреди ночи он просыпался в холодном поту и глядел в темноту, прислушиваясь к тишине, камнем давящей на него, ожидая появления благословенного света. Его преследовали призрачные видения. Одно лицо было таким знакомым, но оно было так далеко и отодвигалось все дальше и дальше с каждым днем. Его воображение вызывало и другие лица. И среди них — крошечное, нежное личико младенца. Затем оно менялось и превращалось в лицо Коди, улыбающегося и зовущего его папой.
Бессонные ночи были знакомы Джо еще с тех давних пор. Он научился жить с пустотой в груди, со звенящей тишиной, с этим грызущим чувством вины. Он привык считать наказанием свою жизнь — жизнь без единого чувства, без единого желания.
Но сейчас что-то изменилось, усложнилось. Грудь его снова сдавило. Как быстро Марти и ее сын стали частью его жизни! А этого он не мог себе позволить.
Теперь оставалось лишь молиться, чтобы к Коди вернулась память. Тогда Марти не позвонит и он никогда ее больше не увидит.
С этой отчаянной надеждой ковбой и встретил очередной наступающий день. Он заставил себя встать с постели раньше, чем обычно, и вышел на улицу к своей обычной, каждодневной работе, которая отвлекала его от этих мучительных мыслей.
В бледном свете раннего утра, заливающем амбар, Джо подошел к огромному тюку сена, поднял его и, сгибаясь под тяжестью, перенес в другой угол. С губ его сорвался невольный стон. Маленькие соломинки закружились в воздухе. Кашляя, он отступил, назад. Белые облачка пара, вырывавшиеся из его рта, таяли в январском холодном воздухе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12