Прошло очень много времени, слишком много.
Внезапный стон эхом отозвался в теле Валентина, заставляя его с большей настойчивостью стремиться в блаженное тепло ее тела. Женщина была кульминацией его бесконечных ночей безнадежных мечтаний, и вот теперь она воплотилась в реальности. Она была здесь, рядом с ним, под ним и просила его.
И была девственницей.
Осознание этого факта поразило Валентина словно пуля, которая когда-то оборвала его бренную жизнь.
Потрясенный, он пристально посмотрел на взрослую милую женщину. Кончиком пальца Валентин дразнил бутон ее груди и с достаточной уверенностью мог сказать, какие чувства переполняют душу этой женщины. Желание.
Ожидание. Удивление.
Черт возьми! Девственница!
Он пристально смотрел в лицо женщины и хотел, чтобы их взгляды встретились.
Ее веки поднялись, и янтарные, цвета дорогого виски, глаза сверкнули ему в ответ. Они расширились, словно девушка была потрясена, увидев Валентина, «но испуг быстро сменился неподдельным наслаждением.
— Сон, — прошептала она, и ее дрожащие веки закрылись.
Валентин провел рукой по внутренней стороне бедра женщины и стал стаскивать с ее ног кусочек шелка, который в двадцатом столетии заменял дамам панталоны. В этот момент, несомненно, нужно было что-нибудь сказать в пользу современной моды, но у него просто не было сил, чтобы порадоваться таким приятным изменениям. Он стремился к высшей цели, мягкой, теплой, влажной цели, собираясь узнать правду.
Потом руки Валентина вновь вернулись к бедрам женщины, раздвигая их в стороны. Перед ним открылся изумительный вид всех ее сокровенных прелестей. Дрожащими пальцами он прикоснулся к мягким, скользким складкам и почувствовал сильный прилив тепла. Женщина выгнулась дугой навстречу ему. Валентин снова прикоснулся к ней, изучающе поглаживая ее плоть, и в этот момент она приподнялась в кровати, с ее губ слетел страстный стон. Волна исступленного восторга обрушилась на женщину, и она испытала высшее наслаждение. И это только от легкого прикосновения его руки!
Боже мой! Девственница!
Валентин отпрянул от девушки и направился к створчатым дверям балкона. Ему было нужно глотнуть немного воздуха. Холодного, успокаивающего воздуха. Он распахнул одну створку, волна летнего тепла обрушилась на него и обожгла своим горячим дыханием.
Никакого облегчения не будет, понял он, опустившись на колени от горя. Облегчения не будет никогда, потому что Валентин Тремейн не прикасался к девственницам.
Он оставлял возможность лишать девушек невинности тем мужчинам, которые были заинтересованы в получении не простого ночного удовольствия, а чего-то большего. Валентин не привык иметь дело с наивными, неопытными юными особами, которые рассчитывали увидеть весь мир у своих ног. Он пытался найти в своей кровати равенство и предпочитал женщин, которые так же, как он, уважали свободу и наслаждались независимостью. Девственницы отбирали у мужчины свободу и независимость, не говоря уж о средствах к существованию. И жизнь тоже — Валентин это хорошо знал.
Он поклялся, что больше никогда не будет иметь никаких дел с девственницами, даже с такой хорошенькой и чувственной, как эта девушка. Никогда.
Пройдя по комнате, Валентин остановился рядом с девушкой. Огненные волосы были рассыпаны по белой наволочке, футболка собралась складками в подмышках, обнажая неистово поднимающуюся и опускающуюся грудную клетку, мягкие кремовые груди и венчающие их напряженные бутоны цвета дорогого вина. Огненный треугольник у основания бедер скрывал самые интимные прелести ее тела.
Валентин готов был поклясться всем святым, что девушка была настоящей красавицей! Каждый дюйм ее тела был предназначен для мужских рук и губ.
Только, конечно, не для его. Но ведь и Валентин Тремейн больше не был человеком.
Хотя нельзя сказать, чтобы он не испытывал сильного желания как мужчина, находящийся рядом с практически обнаженной женщиной. Конечно, испытывал. Его чувства были даже более острыми и мучительными, потому что они усилились а теперешнем состоянии Валентина. Женщина чувствовала присутствие его энергии, а не тела, и хотя эта энергия все еще поддерживала прежний внешний облик и форму мужчины, его духовная тень физического тела была более подвержена чувствам.
Валентин постарался расшевелить девушку. Он поглаживал ее чувства своими собственными чувствами, ласкал ее тело своей чистой энергией, словно руками и губами.
Валентин знал, что она наверняка увидит его, если сейчас откроет глаза, потому что ночь была в самом разгаре, а грань между мирами в это время — самая тонкая. Кроме того, он был настроен решительно и действовал настойчиво, обжигая женщину своими ласками.
Но делал Валентин это не для нее. Никоим образом не для нее.
Веки девушки распахнулись, и она взглянула на него блестевшими от страсти глазами. Какое-то время в ее взгляде царили смятение и паника, затем чувства успокоились, она улыбнулась и прошептала:
— Это всего лишь сон.
Девушка пристально и строго посмотрела на мужчину, упиваясь красотой его лица. Затем она медленно стала опускать глаза, обжигая взглядом плечи и грудь Валентина, вниз. к его мужественности.
Там взгляд девушки задержался, внимательно рассматривая выдающееся доказательство его желания, словно она раньше никогда не видела мужчин.
Девственница, напомнил себе Валентин, вытянул руки вдоль тела и сжал кулаки. Чистая, нетронутая, неопытная.
Но он реагировал на нее так, словно она была самой талантливой проституткой в борделе на улице Бурбона. Его дыхание участилось, предвкушение испепеляющей волной распространялось по нервам, сильное желание терзало низ живота.
Как раз в тот момент, когда Валентин понял, что взорвется, если девушка не прекратит его рассматривать, ее глаза медленно закрылись. Она вздохнула и прошептала:
— Пицца, двойная порция соуса.
Прошло довольно много времени, прежде чем Валентин после нескольких глубоких, болезненных вдохов почувствовал, что в достаточной мере успокоился для того, чтобы вернуться в кровать. Он опустился на матрас как раз в тот момент, когда часы пробили три. Наступило время забыть эту девушку, отдохнуть и подзарядиться энергией.
Но несмотря на всю свою решимость оставить ее, Валентин не смог удержаться, чтобы не дотронуться до нее в последний раз. Его пальцы коснулись одного из ее сочных бутонов, скользнули по верхней части шелковистой груди и остановились над бешено бьющимся сердцем.
Несмотря на полтора столетия неудовлетворенной страсти, поколебавшей самоконтроль Валентина, странное и нежное чувство нахлынуло на него.
Девственница.
Прикоснувшись к одному из шелковистых локонов ее пылающих волос, он прошептал:
— Спокойной ночи, Рыжуля, — и неохотно убрал руку.
Затем Валентин устроился поудобнее рядом с девушкой, приготовившись провести мучительную ночь — ночь, похожую на предыдущую и на все остальные ночи, с тех пор как он испустил последний вздох.
Небольшое различие было только в том, что сначала он был один и его кровать пылилась в хранилище исторического общества Нового Орлеана. Потом он провел некоторое время в отреставрированном особняке, построенном до Гражданской войны в США и преобразованном в музей, все еще в одиночестве и неприкосновенности. Затем кровать приобрел какой-то богатый любитель старины, но только для того, чтобы умереть вскоре после этого. Валентин по-прежнему находился в одиночестве, а его кровать все больше покрывалась пылью в хранилище, пока около дюжины детей боролись за право на наследство отца. Наконец все имущество было продано, а он оказался в антикварном магазине. Но и там Валентин тоже пребывал в одиночестве, несмотря на то что его кровать хорошо почистили за несколько дней до продажи.
Помощница адвоката, милая блондинка с длинными ногами и прелестной попкой, пришла в магазин и заметила эту кровать. Она быстро скинула туфли и вытянулась на матрасе.
Валентин в восторге напустил на нее эротические грезы, чтобы создать у девушки подходящее настроение. Она стонала, задыхалась и была очень возбуждена, но в этот момент пришел ее жених, который совсем не обрадовался, увидев, чем занимается невеста в его отсутствие.
И не вмешайся сторож магазина, драгоценная кровать была бы тут же изрублена в щепки — ревнивый жених уже поднял старинный топор и чуть не снес одну из стоек. Если бы ему удалось это сделать, Валентина вытолкнуло бы в иной мир. Там его наверняка ждала гораздо худшая судьба, чем вечный покой здесь, независимо от того, был ли он готов к этому или нет.
А Валентин не был готов.
Между тем он неосознанно обменял одиночество на милую, искушающую, сексуальную девственницу.
Теперь Валентин задумался, что будет, если он в конце концов откажется от облика призрака и отправится в ад.
Возможно, это и было финальным действием, чтобы вытолкнуть его через порог и отправить в загробную жизнь.
Да, наверное, так оно и было. Слишком много времени Валентин провел на этом свете, и сильные мира сего устали его баловать…
Но у него еще оставалось одно незаконченное дело, и ему было все равно, насколько невыносимым сделают его пребывание здесь. Он не оставит этот мир, пока не получит ответы на свои вопросы.
Девственница в этот момент перевернулась на кровати, ее дыхание все еще не успокоилось после недавнего восхитительного наслаждения, а тело блестело от пота. Она опустилась прямо на Валентина, и он чуть не потерял контроль над собой от такого тесного контакта.
Более слабый мужчина уступил бы в этом случае. Но Валентин был больше, чем просто мужчина, и не собирался шевелиться, даже если бы его дразнили двадцать девственниц.
Ну хорошо, может быть, и пошевелился, если бы их было двадцать. Но сейчас дело обстояло так; что у него была только одна. А одной, поклялся себе Валентин, он уж точно сможет противостоять.
Валентин успокоился и потянулся за учебником, который он некоторое время назад снял с груди девушки. Несколько наглядных рисунков заинтересовали его, и он улыбнулся, а затем нахмурился.
Очевидно, его маленькая девочка пыталась научиться этому самостоятельно.
Губы Валентина снова изогнулись в улыбке. Возможно, он сможет помочь ей с учебой. «Да, наверное, смогу», — подумал Валентин, потянувшись за ручкой и листами Вероники. Он в самом деле мог помочь ей по этому предмету, и может быть — всего лишь может быть, — она сумеет помочь ему.
Несмотря на то что Валентин жаждал заполучить Веронику в свою кровать, все-таки была одна вещь, которую он хотел еще сильнее. Он во что бы то ни стало хотел узнать правду.
Глава 2
— Ронни! Ты не заболела? — спросила мамочка и громко постучала в дверь.
Вероника спрятала голову под подушку.
— Еще пять минут! — взмолилась она. — Пять жалких минут!
— Вероника! Вставай и приводи себя в порядок, иначе опоздаешь на школьный автобус.
— Фу-у! Я ненавижу школу, мамочка. Мои платья слишком длинные и безобразные, и мои волосы тоже слишком длинны и некрасивы. Я самая невзрачная девочка во всей школе. Разреши мне сегодня пропустить занятия, пожалуйста!
— Чепуха. У тебя вполне приличные и женственные платья, а своими волосами ты просто можешь гордиться.
И сама ты выглядишь как настоящая юная леди, Вероника.
Не забывай, ты представляешь нашу семью.
— Когда выгляжу так безобразно?
— Традиционно, дорогая.
Бам! Бам! Бам!
— Входи, мама, — проворчала Вероника в подушку.
Традиционно или безобразно — разве в этом есть какая-то разница?
Она с трудом приоткрыла один глаз — только для того, чтобы сразу же зажмурить его от слепящего потока солнечного света, проникающего сквозь стекла створчатых дверей.
Стоп, но в ее спальне не было никаких дверей с этой стороны комнаты! Только розовые занавески с оборками и шторы с кружевами по краям…
Вероника улыбнулась в подушку. Она была не дома, а в своей собственной квартире, в своей собственной кровати, и она уже не ученица средней школы. Значит, Бог все-таки есть!
Но наверное, сам дьявол стучал в дверь.
Бам! Бам! Бам!
— Вероника! — Стук превратился в дробь, словно зайчик из рекламы батареек «Энерджайзер» продолжал и продолжал колотить в свой барабан… — Если ты жива и можешь двигаться, пожалуйста, открой!
— Иду! — Девушка с трудом приподнялась на локтях.
— Вероника! Если ты жива, то тебе лучше немедленно подойти к двери. В противном случае я буду считать, что произошло что-то ужасное.
«Иду!» — хотела закричать девушка, но вместо крика раздалось лишь жалкое кваканье. Она нащупала рукой банку, в которой осталось немного содовой после вчерашнего вечера, и схватила ее. Вероника отпила большой глоток и замерла в ожидании действия кофеина.
Ох, нет. Она же купила воду без кофеина. Тьфу!
— Даю тебе последнюю возможность, и если ты не откроешь, я вызову смотрителя! Когда он придет и обнаружит, что ты не мертва, ты сама захочешь умереть. Он не будет терять время и кричать: «Проснись, Новый Орлеан».
— Подожди секундочку. — Вероника наконец пришла в себя.
Дэнни, барабанящий в ее дверь. Солнечный свет. «Проснись, Новый Орлеан»… Нет!
Девушка взглянула на часы, и ее сердце остановилось: без пяти восемь.
Этого не может быть! В восемь часов у нее занятия, а до университетского городка целых пятнадцать минут ходьбы. На машине это заняло бы еще больше времени, потому что полчаса ушло бы на то, чтобы найти место для проклятой парковки, а ведь еще нужно одеться, умыться и…
Вероника снова уставилась на тонкие черные стрелки будильника. Теперь они показывали уже семь пятьдесят шесть.
— Ронни! — снова раздался обеспокоенный голос Дэнни. — Я пошел за мистером Сэмсом и еще вернусь. Итак, я пошел…
— Нет! — Вероника мгновенно перебросила ноги через край кровати, охваченная страхом. Этот страх мог в любое время заменить ей дозу кофеина. — Я иду!
— Даю тебе пять секунд, чтобы открыть эту дверь. В противном случае я буду считать, что с тобой что-то произошло. Пять, четыре…
Девушка одернула футболку и встала. Ее ступни коснулись шелковых трусиков, которые были на ней вчера вечером.
— Три…
Холодный воздух проник под футболку, и в этот момент на девушку обрушился ее ночной сон.
— Два.
Она замерла. Каждый нерв ее тела покалывало от воспоминаний. Вероника вспомнила, как сжимались ее внутренности в ритме бешеного наслаждения.
Боже всемогущий! Девушка перевела дух. Неужели она действительно… И он на самом деле…
— Один.
Стоп, девочка! Его не было, он был сном, вызванным стрессом, избытком гормонов и неполноценной пищей. Она съела вполне достаточно, чтобы теперь долгое время общаться со стоматологом и кардиологом.
Пристальный взгляд Вероники упал на смятые трусики, и на ее лице появилось по крайней мере с десяток различных оттенков красного цвета. Одно дело — фантазировать и наблюдать за своими фантазиями, и совсем другое — участвовать в них, пусть даже бессознательно. Она, несомненно, сама сняла трусики и трогала себя, вызывая соответствующую реакцию своего тела. Черт возьми!..
Прошло всего несколько мгновений, во время которых Вероника пыталась успокоить еще одну волну своего смущения, и дверь затряслась, а до уха девушки донесся ворчливый голос мистера Сэмса:
— Черт возьми, мальчик. Им придется сегодня утром обратиться за помощью к святым Нового Орлеана, чтобы я не заметил этого. Лучше, чтобы все было хорошо, или я разобью чьи-то головы.
Что-то лязгнуло, щелкнули задвижки замка, и дверная ручка задрожала.
— Нет! — вскрикнула Вероника, хватая свои трусики.
Девушка успела добежать к двери за секунду перед тем, как она открылась, и навесить цепочку.
— Со мной все в порядке, — сказала она, прислонившись к двери. Ее голос был спокойным, невозмутимым и рассудительным…
«Возьми себя в руки!» — приказала себе Вероника.
— Ты не заболела? — раздался озабоченный голос Дэнни с другой стороны. — Я стучался к тебе по меньшей мере минут десять!
— Я прекрасно себя чувствую, просто сегодня проспала.
Объяснение девушки было встречено замысловатым ругательством мистера Сэмса и удивленным вопросом Дэнни:
— Ты?
— Подожди несколько минут — я приведу себя в порядок.
В течение следующих десяти минут Вероника двигалась со скоростью света. Она умылась, расчесала волосы, быстро напялила на себя чистую одежду, допила содовую и собрала сумку. При этом девушка больше не теряла самообладания.
Потянувшись за лежащим на тумбочке учебником, она заметила заложенный внутрь листок бумаги. Вероника почувствовала огромное облегчение и молча поблагодарила всех святых за то, что у нее хватило здравого смысла написать вечером свое задание. В противном случае она была бы в глубокой, глубокой… как выразился бы мистер Сэме.
— Ты что, больна? — Дэнни присоединился к ней в тот момент, когда она выходила из квартиры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Внезапный стон эхом отозвался в теле Валентина, заставляя его с большей настойчивостью стремиться в блаженное тепло ее тела. Женщина была кульминацией его бесконечных ночей безнадежных мечтаний, и вот теперь она воплотилась в реальности. Она была здесь, рядом с ним, под ним и просила его.
И была девственницей.
Осознание этого факта поразило Валентина словно пуля, которая когда-то оборвала его бренную жизнь.
Потрясенный, он пристально посмотрел на взрослую милую женщину. Кончиком пальца Валентин дразнил бутон ее груди и с достаточной уверенностью мог сказать, какие чувства переполняют душу этой женщины. Желание.
Ожидание. Удивление.
Черт возьми! Девственница!
Он пристально смотрел в лицо женщины и хотел, чтобы их взгляды встретились.
Ее веки поднялись, и янтарные, цвета дорогого виски, глаза сверкнули ему в ответ. Они расширились, словно девушка была потрясена, увидев Валентина, «но испуг быстро сменился неподдельным наслаждением.
— Сон, — прошептала она, и ее дрожащие веки закрылись.
Валентин провел рукой по внутренней стороне бедра женщины и стал стаскивать с ее ног кусочек шелка, который в двадцатом столетии заменял дамам панталоны. В этот момент, несомненно, нужно было что-нибудь сказать в пользу современной моды, но у него просто не было сил, чтобы порадоваться таким приятным изменениям. Он стремился к высшей цели, мягкой, теплой, влажной цели, собираясь узнать правду.
Потом руки Валентина вновь вернулись к бедрам женщины, раздвигая их в стороны. Перед ним открылся изумительный вид всех ее сокровенных прелестей. Дрожащими пальцами он прикоснулся к мягким, скользким складкам и почувствовал сильный прилив тепла. Женщина выгнулась дугой навстречу ему. Валентин снова прикоснулся к ней, изучающе поглаживая ее плоть, и в этот момент она приподнялась в кровати, с ее губ слетел страстный стон. Волна исступленного восторга обрушилась на женщину, и она испытала высшее наслаждение. И это только от легкого прикосновения его руки!
Боже мой! Девственница!
Валентин отпрянул от девушки и направился к створчатым дверям балкона. Ему было нужно глотнуть немного воздуха. Холодного, успокаивающего воздуха. Он распахнул одну створку, волна летнего тепла обрушилась на него и обожгла своим горячим дыханием.
Никакого облегчения не будет, понял он, опустившись на колени от горя. Облегчения не будет никогда, потому что Валентин Тремейн не прикасался к девственницам.
Он оставлял возможность лишать девушек невинности тем мужчинам, которые были заинтересованы в получении не простого ночного удовольствия, а чего-то большего. Валентин не привык иметь дело с наивными, неопытными юными особами, которые рассчитывали увидеть весь мир у своих ног. Он пытался найти в своей кровати равенство и предпочитал женщин, которые так же, как он, уважали свободу и наслаждались независимостью. Девственницы отбирали у мужчины свободу и независимость, не говоря уж о средствах к существованию. И жизнь тоже — Валентин это хорошо знал.
Он поклялся, что больше никогда не будет иметь никаких дел с девственницами, даже с такой хорошенькой и чувственной, как эта девушка. Никогда.
Пройдя по комнате, Валентин остановился рядом с девушкой. Огненные волосы были рассыпаны по белой наволочке, футболка собралась складками в подмышках, обнажая неистово поднимающуюся и опускающуюся грудную клетку, мягкие кремовые груди и венчающие их напряженные бутоны цвета дорогого вина. Огненный треугольник у основания бедер скрывал самые интимные прелести ее тела.
Валентин готов был поклясться всем святым, что девушка была настоящей красавицей! Каждый дюйм ее тела был предназначен для мужских рук и губ.
Только, конечно, не для его. Но ведь и Валентин Тремейн больше не был человеком.
Хотя нельзя сказать, чтобы он не испытывал сильного желания как мужчина, находящийся рядом с практически обнаженной женщиной. Конечно, испытывал. Его чувства были даже более острыми и мучительными, потому что они усилились а теперешнем состоянии Валентина. Женщина чувствовала присутствие его энергии, а не тела, и хотя эта энергия все еще поддерживала прежний внешний облик и форму мужчины, его духовная тень физического тела была более подвержена чувствам.
Валентин постарался расшевелить девушку. Он поглаживал ее чувства своими собственными чувствами, ласкал ее тело своей чистой энергией, словно руками и губами.
Валентин знал, что она наверняка увидит его, если сейчас откроет глаза, потому что ночь была в самом разгаре, а грань между мирами в это время — самая тонкая. Кроме того, он был настроен решительно и действовал настойчиво, обжигая женщину своими ласками.
Но делал Валентин это не для нее. Никоим образом не для нее.
Веки девушки распахнулись, и она взглянула на него блестевшими от страсти глазами. Какое-то время в ее взгляде царили смятение и паника, затем чувства успокоились, она улыбнулась и прошептала:
— Это всего лишь сон.
Девушка пристально и строго посмотрела на мужчину, упиваясь красотой его лица. Затем она медленно стала опускать глаза, обжигая взглядом плечи и грудь Валентина, вниз. к его мужественности.
Там взгляд девушки задержался, внимательно рассматривая выдающееся доказательство его желания, словно она раньше никогда не видела мужчин.
Девственница, напомнил себе Валентин, вытянул руки вдоль тела и сжал кулаки. Чистая, нетронутая, неопытная.
Но он реагировал на нее так, словно она была самой талантливой проституткой в борделе на улице Бурбона. Его дыхание участилось, предвкушение испепеляющей волной распространялось по нервам, сильное желание терзало низ живота.
Как раз в тот момент, когда Валентин понял, что взорвется, если девушка не прекратит его рассматривать, ее глаза медленно закрылись. Она вздохнула и прошептала:
— Пицца, двойная порция соуса.
Прошло довольно много времени, прежде чем Валентин после нескольких глубоких, болезненных вдохов почувствовал, что в достаточной мере успокоился для того, чтобы вернуться в кровать. Он опустился на матрас как раз в тот момент, когда часы пробили три. Наступило время забыть эту девушку, отдохнуть и подзарядиться энергией.
Но несмотря на всю свою решимость оставить ее, Валентин не смог удержаться, чтобы не дотронуться до нее в последний раз. Его пальцы коснулись одного из ее сочных бутонов, скользнули по верхней части шелковистой груди и остановились над бешено бьющимся сердцем.
Несмотря на полтора столетия неудовлетворенной страсти, поколебавшей самоконтроль Валентина, странное и нежное чувство нахлынуло на него.
Девственница.
Прикоснувшись к одному из шелковистых локонов ее пылающих волос, он прошептал:
— Спокойной ночи, Рыжуля, — и неохотно убрал руку.
Затем Валентин устроился поудобнее рядом с девушкой, приготовившись провести мучительную ночь — ночь, похожую на предыдущую и на все остальные ночи, с тех пор как он испустил последний вздох.
Небольшое различие было только в том, что сначала он был один и его кровать пылилась в хранилище исторического общества Нового Орлеана. Потом он провел некоторое время в отреставрированном особняке, построенном до Гражданской войны в США и преобразованном в музей, все еще в одиночестве и неприкосновенности. Затем кровать приобрел какой-то богатый любитель старины, но только для того, чтобы умереть вскоре после этого. Валентин по-прежнему находился в одиночестве, а его кровать все больше покрывалась пылью в хранилище, пока около дюжины детей боролись за право на наследство отца. Наконец все имущество было продано, а он оказался в антикварном магазине. Но и там Валентин тоже пребывал в одиночестве, несмотря на то что его кровать хорошо почистили за несколько дней до продажи.
Помощница адвоката, милая блондинка с длинными ногами и прелестной попкой, пришла в магазин и заметила эту кровать. Она быстро скинула туфли и вытянулась на матрасе.
Валентин в восторге напустил на нее эротические грезы, чтобы создать у девушки подходящее настроение. Она стонала, задыхалась и была очень возбуждена, но в этот момент пришел ее жених, который совсем не обрадовался, увидев, чем занимается невеста в его отсутствие.
И не вмешайся сторож магазина, драгоценная кровать была бы тут же изрублена в щепки — ревнивый жених уже поднял старинный топор и чуть не снес одну из стоек. Если бы ему удалось это сделать, Валентина вытолкнуло бы в иной мир. Там его наверняка ждала гораздо худшая судьба, чем вечный покой здесь, независимо от того, был ли он готов к этому или нет.
А Валентин не был готов.
Между тем он неосознанно обменял одиночество на милую, искушающую, сексуальную девственницу.
Теперь Валентин задумался, что будет, если он в конце концов откажется от облика призрака и отправится в ад.
Возможно, это и было финальным действием, чтобы вытолкнуть его через порог и отправить в загробную жизнь.
Да, наверное, так оно и было. Слишком много времени Валентин провел на этом свете, и сильные мира сего устали его баловать…
Но у него еще оставалось одно незаконченное дело, и ему было все равно, насколько невыносимым сделают его пребывание здесь. Он не оставит этот мир, пока не получит ответы на свои вопросы.
Девственница в этот момент перевернулась на кровати, ее дыхание все еще не успокоилось после недавнего восхитительного наслаждения, а тело блестело от пота. Она опустилась прямо на Валентина, и он чуть не потерял контроль над собой от такого тесного контакта.
Более слабый мужчина уступил бы в этом случае. Но Валентин был больше, чем просто мужчина, и не собирался шевелиться, даже если бы его дразнили двадцать девственниц.
Ну хорошо, может быть, и пошевелился, если бы их было двадцать. Но сейчас дело обстояло так; что у него была только одна. А одной, поклялся себе Валентин, он уж точно сможет противостоять.
Валентин успокоился и потянулся за учебником, который он некоторое время назад снял с груди девушки. Несколько наглядных рисунков заинтересовали его, и он улыбнулся, а затем нахмурился.
Очевидно, его маленькая девочка пыталась научиться этому самостоятельно.
Губы Валентина снова изогнулись в улыбке. Возможно, он сможет помочь ей с учебой. «Да, наверное, смогу», — подумал Валентин, потянувшись за ручкой и листами Вероники. Он в самом деле мог помочь ей по этому предмету, и может быть — всего лишь может быть, — она сумеет помочь ему.
Несмотря на то что Валентин жаждал заполучить Веронику в свою кровать, все-таки была одна вещь, которую он хотел еще сильнее. Он во что бы то ни стало хотел узнать правду.
Глава 2
— Ронни! Ты не заболела? — спросила мамочка и громко постучала в дверь.
Вероника спрятала голову под подушку.
— Еще пять минут! — взмолилась она. — Пять жалких минут!
— Вероника! Вставай и приводи себя в порядок, иначе опоздаешь на школьный автобус.
— Фу-у! Я ненавижу школу, мамочка. Мои платья слишком длинные и безобразные, и мои волосы тоже слишком длинны и некрасивы. Я самая невзрачная девочка во всей школе. Разреши мне сегодня пропустить занятия, пожалуйста!
— Чепуха. У тебя вполне приличные и женственные платья, а своими волосами ты просто можешь гордиться.
И сама ты выглядишь как настоящая юная леди, Вероника.
Не забывай, ты представляешь нашу семью.
— Когда выгляжу так безобразно?
— Традиционно, дорогая.
Бам! Бам! Бам!
— Входи, мама, — проворчала Вероника в подушку.
Традиционно или безобразно — разве в этом есть какая-то разница?
Она с трудом приоткрыла один глаз — только для того, чтобы сразу же зажмурить его от слепящего потока солнечного света, проникающего сквозь стекла створчатых дверей.
Стоп, но в ее спальне не было никаких дверей с этой стороны комнаты! Только розовые занавески с оборками и шторы с кружевами по краям…
Вероника улыбнулась в подушку. Она была не дома, а в своей собственной квартире, в своей собственной кровати, и она уже не ученица средней школы. Значит, Бог все-таки есть!
Но наверное, сам дьявол стучал в дверь.
Бам! Бам! Бам!
— Вероника! — Стук превратился в дробь, словно зайчик из рекламы батареек «Энерджайзер» продолжал и продолжал колотить в свой барабан… — Если ты жива и можешь двигаться, пожалуйста, открой!
— Иду! — Девушка с трудом приподнялась на локтях.
— Вероника! Если ты жива, то тебе лучше немедленно подойти к двери. В противном случае я буду считать, что произошло что-то ужасное.
«Иду!» — хотела закричать девушка, но вместо крика раздалось лишь жалкое кваканье. Она нащупала рукой банку, в которой осталось немного содовой после вчерашнего вечера, и схватила ее. Вероника отпила большой глоток и замерла в ожидании действия кофеина.
Ох, нет. Она же купила воду без кофеина. Тьфу!
— Даю тебе последнюю возможность, и если ты не откроешь, я вызову смотрителя! Когда он придет и обнаружит, что ты не мертва, ты сама захочешь умереть. Он не будет терять время и кричать: «Проснись, Новый Орлеан».
— Подожди секундочку. — Вероника наконец пришла в себя.
Дэнни, барабанящий в ее дверь. Солнечный свет. «Проснись, Новый Орлеан»… Нет!
Девушка взглянула на часы, и ее сердце остановилось: без пяти восемь.
Этого не может быть! В восемь часов у нее занятия, а до университетского городка целых пятнадцать минут ходьбы. На машине это заняло бы еще больше времени, потому что полчаса ушло бы на то, чтобы найти место для проклятой парковки, а ведь еще нужно одеться, умыться и…
Вероника снова уставилась на тонкие черные стрелки будильника. Теперь они показывали уже семь пятьдесят шесть.
— Ронни! — снова раздался обеспокоенный голос Дэнни. — Я пошел за мистером Сэмсом и еще вернусь. Итак, я пошел…
— Нет! — Вероника мгновенно перебросила ноги через край кровати, охваченная страхом. Этот страх мог в любое время заменить ей дозу кофеина. — Я иду!
— Даю тебе пять секунд, чтобы открыть эту дверь. В противном случае я буду считать, что с тобой что-то произошло. Пять, четыре…
Девушка одернула футболку и встала. Ее ступни коснулись шелковых трусиков, которые были на ней вчера вечером.
— Три…
Холодный воздух проник под футболку, и в этот момент на девушку обрушился ее ночной сон.
— Два.
Она замерла. Каждый нерв ее тела покалывало от воспоминаний. Вероника вспомнила, как сжимались ее внутренности в ритме бешеного наслаждения.
Боже всемогущий! Девушка перевела дух. Неужели она действительно… И он на самом деле…
— Один.
Стоп, девочка! Его не было, он был сном, вызванным стрессом, избытком гормонов и неполноценной пищей. Она съела вполне достаточно, чтобы теперь долгое время общаться со стоматологом и кардиологом.
Пристальный взгляд Вероники упал на смятые трусики, и на ее лице появилось по крайней мере с десяток различных оттенков красного цвета. Одно дело — фантазировать и наблюдать за своими фантазиями, и совсем другое — участвовать в них, пусть даже бессознательно. Она, несомненно, сама сняла трусики и трогала себя, вызывая соответствующую реакцию своего тела. Черт возьми!..
Прошло всего несколько мгновений, во время которых Вероника пыталась успокоить еще одну волну своего смущения, и дверь затряслась, а до уха девушки донесся ворчливый голос мистера Сэмса:
— Черт возьми, мальчик. Им придется сегодня утром обратиться за помощью к святым Нового Орлеана, чтобы я не заметил этого. Лучше, чтобы все было хорошо, или я разобью чьи-то головы.
Что-то лязгнуло, щелкнули задвижки замка, и дверная ручка задрожала.
— Нет! — вскрикнула Вероника, хватая свои трусики.
Девушка успела добежать к двери за секунду перед тем, как она открылась, и навесить цепочку.
— Со мной все в порядке, — сказала она, прислонившись к двери. Ее голос был спокойным, невозмутимым и рассудительным…
«Возьми себя в руки!» — приказала себе Вероника.
— Ты не заболела? — раздался озабоченный голос Дэнни с другой стороны. — Я стучался к тебе по меньшей мере минут десять!
— Я прекрасно себя чувствую, просто сегодня проспала.
Объяснение девушки было встречено замысловатым ругательством мистера Сэмса и удивленным вопросом Дэнни:
— Ты?
— Подожди несколько минут — я приведу себя в порядок.
В течение следующих десяти минут Вероника двигалась со скоростью света. Она умылась, расчесала волосы, быстро напялила на себя чистую одежду, допила содовую и собрала сумку. При этом девушка больше не теряла самообладания.
Потянувшись за лежащим на тумбочке учебником, она заметила заложенный внутрь листок бумаги. Вероника почувствовала огромное облегчение и молча поблагодарила всех святых за то, что у нее хватило здравого смысла написать вечером свое задание. В противном случае она была бы в глубокой, глубокой… как выразился бы мистер Сэме.
— Ты что, больна? — Дэнни присоединился к ней в тот момент, когда она выходила из квартиры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16