– Поскольку вы столь наблюдательны, может объясните, – вкрадчиво начал он, – почему вчера примадонна пела, как ангел, а сегодня каркает по-вороньи? Интересно, не так ли?
– Очень просто, месье Бейер. Мужчины таких вещей не замечают.
Снова этот невинный взгляд.
– У нее болят ноги. Нельзя петь в кринолине и модных туфлях.
Бейер потрясение уставился на нее. Удивительное создание! И вероятнее всего, права. Дородная примадонна невероятно гордилась своими маленькими ножнами. С нее станется надеть под кринолин туфли на шпильках!
– Вы, конечно, явились, на прослушивание?
Девушка кивнула. Карл вздохнул. Ну к чему ему лишние проблемы? Он уже почти жалел, что когда-то сам пригласил ее. Арлекин, конечно, его друг, но такой занятой человек, как Бейер, едва выкраивает время на сон и еду, тут уже не до одолжений!
– Сжальтесь… у меня был такой трудный день! Театральный художник извел меня своими требованиями, оркестранты ненавидят, а баритон заявляет, что будет петь на шведском языке.
– Мне все равно. Это ваши заботы.
Карл широко распахнул глаза. Ну и бестактность! Какая беспардонная прямота! Остается либо смириться, либо выгнать ее. Бейер решил смириться.
– Начинайте.
Она поднялась на сцену, не взлетела, как раньше, а спокойно взошла по ступенькам, двигаясь медленно, размеренно. Карл одобрительно кивнул. Возможно, первое впечатление было ошибочным, и в беспощадном свете рампы совершится чудо, и она покажется привлекательной.
Увиденное нравилось и в то же время пугало. Без освещения она казалась необыкновенной, сейчас же стала неотразимой. Лицо тоже изменилось, черты стали более определенными и выражали силу, которой не замечалось раньше. Даже стоя спокойно, она производила впечатление человека, находящегося в постоянном движении, а молчание было насыщено электричеством. Что произошло? Энергия, которая прежде так и бурлила в ней, не исчезла, но теперь она, очевидно, научилась сдерживаться и контролировать свои поступки. Девушка была похожа на парящую морскую птицу. Один взмах крыла – и она легко взлетит в недостижимые дали.
Бейер покачал головой, вынуждая себя рассуждать здраво. Она обладает редким по выразительности лицом. Даже без грима публике легко разглядеть каждый нюанс ее настроения. Еще необычнее – ее стать и фигура. Всем известно, как трудно найти певицу на роль трагической героини, женщины-легенды, богини. Дело не только во внешности, примадонна обязана обладать совершенно уникальным качеством – эффектом присутствия. И еще до того, как она откроет рот, публика должна завороженно застыть от изумления при одном ее появлении. Бейер слишком много лет отдал театру, чтобы не знать: недостаточно иметь талант, необходимо, чтобы тебя мгновенно замечали.
– Снова жалоба Недды, как я полагаю?
– Нет. Моцарт. Ария Сюзанны из «Свадьбы Фигаро». «Зови, любовь».
Бейер тоскливо поморщился. Опасный выбор. Крайне неподходящий выбор. Музыка Моцарта, обманчиво простая, может стать смертельной ловушкой для самонадеянного и неопытного певца. Здесь даже малейший промах непростителен. Пение без души – мертво, пение, в которое вложено слишком много чувства, невозможно вынести. Визе, например, утверждал, что его от этого тошнит.
Бейер приготовился к худшему. Моцарт не для молодых. Не для голоса такого диапазона. Девушка совершила ужасную, возможно, фатальную ошибку. Моцарт требует легкости, деликатности, чрезвычайной осторожности исполнения. Только лирическое сопрано, певица, искушенная в ролях субретки, может воздать ему должное.
Но стоило Корри разомкнуть губы, как Бейер забыл обо всем на свете. Она почти не пользовалась огромным богатством своего голоса, однако каждая нота выпевалась с идеальной чистотой, разносясь по пустынному залу. Нет, это не холодное, бесстрастное совершенство, Безмятежность, да, но такая хрупкая, такая успокаивающая, достигнутая с величайшим трудом, похожая на штиль после шторма. Голос не подавлял, а манил, как звуки отдаленной флейты в роще. Он не выставлял напоказ сокрытые в нем тайны, не объяснял ничего, а просто заключал в себе множество секретов, которые еще предстояло обнаружить. Тихие, точно окрашенные в золотисто-бронзовый цвет звуки лились, увлекая Бейера в страну, где никогда не бывает ночи. Голос говорил о том, как легко всегда оставаться человеком.
Карл хорошо понимал, чего стоит певице пожертвовать техникой, чтобы дать волю музыке. Но все это – и безмятежность, и ясность, и утонченность – ничто без надлежащего смирения.
Произошедшая метаморфоза поразила Бейера. Где эта девочка научилась такому самообладанию, такому полному подчинению мелодии? Что убедило ее сойти с пьедестала, стать не повелительницей, а служанкой музыки? Он и представить не мог, что подобные перемены произойдут за столь короткое время. Но возможно, просто забыл об энтузиазме и переменчивости юных. Ее голос говорил ему, как он постарел. Совершенно естественный, сильный, этот голос был выше всякой критики, заставлял забыть обо всех других исполнителях, которых Бейер когда-либо слышал. Казалось, устами девушки говорит само будущее. Как Карл жалел, что девушка пела Моцарта. Теперь эта ария будет звучать в его голове много месяцев, заглушая музыку спектакля, премьера которого состоится через несколько дней.
Когда она замолчала, Карл еще долго не мог произнести ни слова. Наконец он изрек:
– Вы умны. Очень умны.
Она склонила голову:
– Спасибо, месье Бейер.
Карл окончательно растерялся, не зная, что сказать.
– А средний диапазон?
– А, это!
Он совсем забыл. Да и какое значение имеет средний диапазон! Все равно что волноваться за Паганини, на скрипке которого посреди концерта лопнула струна.
– Все еще не слишком хорош, но лучше, гораздо лучше.
Этот чуть надтреснутый на средних нотах голос лишь придавал ее пению своеобразное очарование.
– Вы не должны исполнять Моцарта лет до тридцати, – наставительно объявил он.
– Почему, месье Бейер?
– Чтобы дать мне еще пожить, – слегка улыбнулся он. – Надеюсь, к тому времени меня уже не будет на этом свете.
– Неужели так ужасно?
– Разумеется!
Он с деланным гневом покачал головой:
– Вы заставили меня пожалеть об ушедшей молодости.
Корри с задумчивым видом изучала его.
– Я буду петь Моцарта, когда захочу, месье Бейер.
Их глаза встретились. Карл распознал в ее взгляде упрямство. Но он куда упрямее.
– Да. У вас есть на это право.
Глядя в ее лицо, Карл почему-то понял, насколько это справедливо. Под глазами тени, широкий рот скорбно сжат. Каким-то образом она сумела осознать, что иногда требуется куда больше мужества казаться слабой, чем сильной.
– Где вы были, что делали? – неожиданно спросил он, свирепо нахмурив густые брови. Девушка пожала плечами:
– То, что вы мне велели, месье Бейер. Упражнялась каждый день.
«Не только это», – подумал он, глядя в эти печальные глаза. Но если у нее и был рецепт, как стать великой певицей, она явно не собиралась делиться с Карлом.
– А сейчас?
– А сейчас… – Она глубоко вздохнула и сухо усмехнулась: – Я готова учиться. Поскольку обнаружила, что нуждаюсь в музыке гораздо больше, чем она нуждается во мне. Вы будете давать мне уроки?
Карл рассеянно потер лоб. Она невозмутимо смотрела на дирижера.
– Нет, – решил он, поднимая партитуру. – Я не стану вас учить. Мы будем учиться вместе.
Это лето стало самым счастливым и самым несчастным в его жизни. Он никогда не встречал таких, как она. И несмотря на то что жара была почти невыносимой, а в августе на город обрушилась нестерпимая духота, девушка не сдавалась. Она повторяла вокализы и упражнения, заучивала их наизусть с пугающей быстротой, как будто от этого зависела вся ее жизнь. Ее работоспособность ошеломляла – Корри жила и дышала музыкой. Бейер тревожился за нее. Август перетек в сентябрь, дни стали темнее и прохладнее, и Бейер со все возрастающим беспокойством замечал, как она худеет и бледнеет.
– Вам придется купить пальто, – посоветовал он как-то, показывая на окно, забрызганное каплями дождя.
– Ни за что, пока не дадите мне роль, месье Бейер, – без улыбки сказала Корри. Она точно заключила с собой пари и выполняла все условия так же неуклонно, с той же решимостью, с которой настояла на плате за уроки. Он не осмеливался спросить, где она брала деньги. Корри была способна на все, и несгибаемая гордость защищала ее невидимым панцирем от всех посягательств на личную жизнь. Когда Бейер предложил ей бесплатные уроки, девушка пришла в ярость: – Никаких одолжений!
Глаза ее метали синий огонь, кулаки сжимались. Сообразив, что переходит некие установленные не им границы, вторгается на чужую территорию, Бейер мудро придержал язык и, решив перехитрить Корри, пустился на уловки. Каждый раз к ее приходу он стал готовить рагу с бобами, луковый суп или австрийский рулет. Сначала девушка отнеслась с подозрением к такой, как она выразилась «благотворительности». Но Бейер недаром провел жизнь среди капризных примадонн и славился умением уговорить и обойти любую мнительную диву. И теперь сумел убедить Корри, что порции слишком велики для одинокого старика и вся эта роскошь может просто-напросто испортиться.
– Кроме того, вы должны беречь голос, – небрежно, словно между делом выложил он козырную карту. – Каллас к сорока годам кончилась как певица лишь потому, что была тощая, словно жердь. Настоящая певица должна иметь силы олимпийского чемпиона.
Корри набрасывалась на еду с жадностью бездомной собачонки и съедала все до последней крошки так же энергично, как и работала. Когда она в очередной раз явилась в его уютный маленький домик на бульваре Сен-Мишель, где чудесно пахло только что вынутым из духовки струделем, старик не выдержал. К своему удивлению, он обнаружил, что полюбил Корри и тревожится за нее, как заботливый отец. Теперь он принялся осторожно расспрашивать ее. Не трудно ли ей жить в Париже одной, без помощи и поддержки?
– Справляюсь, – коротко ответила девушка, по привычке ощетинившись, но восхитительный аромат явно ослабил ее сопротивление. – В любом случае Арлекин всегда со мной.
И тут, к величайшему облегчению Карла, почти уверенного в том, что сердце этой девушки, обладавшей способностью трогать пением людские души, навек превратилось в камень, она слегка покраснела. После окончания урока, собирая ноты, Корри позволила себе единственный раз проявить слабость.
– Скажите, маэстро, – нерешительно пробормотала она, – вы давно его знаете?
– Кого, мисс Модена? – осведомился Бейер, нарезая струдель аккуратными ломтиками.
– Арлекина.
Она буквально пылала от смущения, но Бейер старательно делал вид, будто ничего не замечает.
– Ах, Арлекина! – Он бросил на нее встревоженный взгляд. – Не знаю, понравится ли ему, что я с вами откровенничаю. Если бы он захотел, сам бы все вам сказал.
– Не обязательно, – выпалила Корри. – Он мог посчитать, что меня это не интересует. Видите ли… так оно и было до…
– До чего именно?
– До сих пор, месье Бейер.
Она всегда называла его по фамилии, когда злилась, причем делала это с таким неизменно величественным достоинством, что старик чувствовал себя напроказившим мальчишкой.
– Так и быть. То немногое, что я могу открыть вам, вряд ли повредит кому-то.
Он налил себе чашку крепкого черного кофе из оловянного кофейника, вечно стоявшего на пианино.
– Впервые я встретил его давным-давно, много лет назад. Он пришел за кулисы после одного особенно отвратительного исполнения «Пуритан» и начал объяснять мне во всех подробностях, почему постановка не удалась. Я, разумеется, велел бы выбросить его за дверь, не будь полностью согласен с каждым словом.
– Каким он был тогда? – вырвалось у Корри.
– Откуда столь внезапное любопытство? Вы переписываетесь с ним не один год и знаете его почти так же хорошо, как я.
– Верно. Просто мне в голову не приходило поинтересоваться, какой он на самом деле. Я неизменно чувствовала его присутствие. Знаете, как во сне, когда все так понятно, но тут же забывается, едва проснешься. Все это время он был… – Корри чуть коснулась своей груди. – Здесь. – Она растерянно взглянула на Карла: – Это звучит глупо?
– Нет.
Старая боль на мгновение проснулась, открыв, казалось, давно зажившие раны. Когда-то, в полузабытой юности, у Карла тоже была семья.
– Да, только потеряв кого-то, вы понимаете, как много он значил для вас.
Карл сморгнул непрошеные слезы. Не стоит терзаться. Это молодое, серьезное и полное жизни создание – лучшее лекарство от всех страданий. Отныне его семья – она и все расцветающие таланты.
– Именно это я и имею в виду. – Корри перевела дыхание. – Мне страшно, страшно, никогда в жизни не было так страшно. Раньше я все воспринимала как должное. Вы понимаете, в молодости все бывает. Я считала, что все будет идти, как идет. Вечно. Но теперь боюсь потерять его.
– И думаете, что сумеете сохранить Арлекина расспросами? – улыбнулся Бейер. – Иногда лишние знания опасны. Вспомните о ящике Пандоры.
– Но почему? Почему он не желает встретиться со мной? Раньше это не имело значения, писем было вполне достаточно. Но теперь…
– Теперь вы неожиданно осознали, что он человек из плоти и крови, как вы сами.
– Да. Он мой друг. И я хочу видеть его.
Карл пожал плечами:
– Разве может один человек рассказать правду о другом? Я познакомился с ним, когда он был очень юн и горяч. Горд, независим, честолюбив и беден. Хотел учиться музыке, но не было средств.
– Я и не подозревала, – охнула Корри, широко раскрыв глаза. – Он был талантлив?
– О да.
– В таком случае почему…
– Не все обладают вашей решимостью и упорством в достижении цели. Я велел ему, как и вам, прийти позже и обо всем условиться со мной.
– И он пришел?
– Да. Но к тому времени обстоятельства изменились. И он был вынужден отказаться от уроков.
– Почему?! – повторила Корри, очевидно, не в силах представить достаточно вескую причину отказа от мира музыки.
– Я не имею права объяснять подробно. Вероятно, обстоятельства оказались сильнее.
– Это ужасно!
– По-своему вы правы. Но взгляните на это с иной точки зрения: не будь он вынужден пойти на компромисс, вы не стояли бы сегодня здесь.
– Знаю. Я всем ему обязана. Поэтому и хотела увидеть его… объяснить… понимаете, очень многое не выскажешь в письме. Вы не сумеете переубедить Арлекина?
– Сомневаюсь, – покачал головой Карл. – Думаю, на сей раз вам придется довольствоваться тем, что есть.
– Вы считаете меня жадиной?
– В некотором роде, – признался старик, улыбаясь, чтобы смягчить резкость слов. – Разве сами не видите? Встретившись с ним, вы утратите редкостную и драгоценную свободу общения, почти невозможную между мужчиной и женщиной. Свободу говорить обо всем, ничего не стыдясь и не опасаясь.
Воцарилось долгое молчание.
– Еще один вопрос. Последний, – выдохнула она наконец. – Вам он нравится?
Ей снова удалось удивить его. Карл ожидал, что она попытается узнать, как выглядит Арлекин или еще что-нибудь, столь же банальное.
– Не знаю.
Прошло так много времени с тех пор, когда любовь или привязанность играла в жизни Карла какую-то роль, что он вообще позабыл о подобных эмоциях.
– Арлекин… крайне сдержан, замкнут. Думаю, вы единственная, кто близок ему. И… – Он разъяренно уставился на кофейные чашки и остатки струделя. – И больше я ничего не могу сказать. Разговор окончен.
Карл побаивался, что Корри, как все женщины, не смирится с отказом и попытается уговорить его. Ничего подобного. Больше она никогда не упоминала об Арлекине.
Прошел октябрь. Желтые листья устилали тротуары, ветер с каждым днем становился холоднее. Но в доме Бейера царило вечное лето. Корри наполняла воздух золотым сиянием. Какая радость работать с той, кто переходит с французского на итальянский с легкостью взмывающей в небо ласточки, кто инстинктивно понимает, что язык – такой же тонкий и чуткий инструмент, как музыка. Но все же Бейер боялся за Корри. Ее дарование огромно, голос изумителен, а техника с каждым днем улучшается как по волшебству, но изматывающий ритм, который она себе задала, непосильный труд могли сломить ее. Хватит ли у девушки силы духа и решимости устоять?
– Вы преступно молоды, – покачал головой старик, наблюдая, как она вонзает маленькие белые зубы в сочный кусок вишневого пирога, пропитанного ликером, – Я далеко уже не та, что была, – с чуть заметной горечью улыбнулась девушка.
Не знай Карл, что у нее попросту не хватает времени для любовников, непременно заподозрил бы, что в ее жизни появился мужчина. Правда, она совершенно не обращала внимания на свою внешность. Никакой косметики, простые платья, волосы сколоты на затылке строгим узлом. Возможно, какой-то негодяй уже разбил ее сердце. Ну что же, все к лучшему. Такого голоса нет ни у кого на свете. Некоторые канарейки поют куда звонче в темноте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32