Глава 20
В тот день, когда все пятьдесят акров были расчищены от сгнившего урожая, Ники чувствовала себя так, будто она тоже сбросила с себя тяжелую ношу. Может быть, это был груз мертвого прошлого, размышляла она.
Теперь у нее новая жизнь. Теперь она фермер, занимающийся выращиванием табака, землевладелец, часть американских традиций — таких же старых и почитаемых, как сама земля. Работая плечом к плечу с людьми, которых она наняла, Ники уже не считала странным, что старший над этими людьми был осужден и что он, в свою очередь, полагался на взрослого человека с умом ребенка. Не казалось странным и то, что ее советчиком был местный Ромео из Виллоу Кросс.
В тот день, когда должны были выжигать ее поля, появился Уилл с двумя своими рабочими.
— Просто на всякий случай, — сказал он, стараясь, чтобы в его словах не звучала нотка опасений. — Я не хочу, чтобы вы беспокоились… Джим знает, что делать.
Когда вся восточная часть владений Ники была подожжена, вверх поднялся столб дыма, и воздух наполнился едким запахом. Прикрывая глаза рукой, она старалась следить за пламенем.
— Не волнуйтесь, — повторил Уилл, — плохо пахнет и выглядит устрашающе, но погода за нас.
Для Ники очищение земли было своего рода ритуалом: в огне погибали не только сорняки и вредители — исчезала прежняя атмосфера, и ферма заново рождалась для нее. Ей казалось, что Уилл все понимал, но она держала свои мысли при себе. Новая жизнь не обязательно влечет новые привычки.
— Я хочу поблагодарить вас за помощь, — сказала она. — Я знаю, как вы заняты. Как мне отблагодарить вас?
— Я это сделал бы для любого хорошего соседа, — быстро отозвался Уилл, потому что ее благодарность смутила его.
Ники надеялась, что это правда, хотя великодушие Уилла было, насколько она знала, не просто проявлением соседских отношений. Он помогал ей на каждом шагу: получить ссуду у кооператива, создать хоть какие-то удобства для жизни, пока она не продаст свой первый урожай.
— Что касается благодарности, добавил он, — вы это уже сделали. Вы дали шанс Джиму и Бо.
— Это не совсем так, как вы говорите. Они порядочные люди. Вы не должны были пугать меня…
— Неужели? — перебил Уилл. — Предположим, я не упомянул бы о том, что Джим был в тюрьме. Предположим, что вы услышали бы это от кого-нибудь другого, кто относится к Джиму не так, как я?
Джим сам мне все рассказал в первый же день. Я бы никогда ни о чем не догадалась, заметила Ники, вспоминая о первом впечатлении, произведенном на нее этим человеком. Джим Дарк был больше похож на проповедника, чем на скандалиста. Он был хрупкого сложения, опрятно одет, а в кармане его рубашки лежала маленькая Библия. Представившись, он сказал:
— Все, что вы обо мне слышали, правда. Трезвый я работаю лучше любого. Пьяный я похож на дьявола. Клянусь вам здесь и сейчас, что я не пью уже три года. Это все, что я могу сказать. Я сделаю для вас все, что в моих силах, мисс Сандеман.
Пока Ники не могла и мечтать о лучшем работнике, чем Джим.
— А теперь о Бо Хансене, — спросила она Уилла. — Он действительно отстает в развитии?
— Мы здесь говорим «простак». А почему вы спрашиваете?
— Не знаю, — медленно ответила Ники. Ему нужно время, чтобы понять суть дела, но когда это происходит, он становится ловким и способным. И его глаза, Уилл… Они такие яркие и живые.
— Ну, Бо всегда все медленно воспринимал. Но кто знает, отчего это? Его родственники любят его, но у них еще шестеро детей и клочок земли, с которым одни неприятности. Когда у Бо были сложности в школе, его родственники решили, что на то воля божья, и забрали его из школы, когда ему исполнилось двенадцать…
— И никто не остановил их? недоверчиво спросила Ники.
— Шли разговоры о том, чтобы послать его в специальную школу, но родственники Бо не хотели отправлять его отсюда.
Ники попыталась было сказать, что можно еще раз попробовать, но вспомнила, что такое быть одной в незнакомом месте.
— По крайней мере он с людьми, которые его любят, — пробормотала она. Это много значит.
— Конечно, — согласился Уилл. — И даже если у него нет успехов в учении, Бо знает, как отплатить людям за любовь. Это тоже много значит.
Ники ничего не ответила. Если Уилл говорит о ней, то у нее нет никакого желания объяснять, что она знает, как любить людей, которым можно доверять.
В этот день, когда работа была закончена, Ники пригласила Уилла остаться на ужин. Накануне вечером она приготовила много тушеного мяса и теперь планировала накормить Джима и Бо и всех остальных, кто захочет остаться.
— Спасибо, мэм, — ответил Уилл, — но мне нужно вернуться домой. Моя мама одна в доме, и за ней надо присматривать.
— Тогда возьмите с собой тушеного мяса — если это не обидит вашу маму…
— Я буду счастлив взять вес, что вы мне предложите — и большое вам спасибо. Моя мама замечательно готовит, но это не уменьшает моей благодарности.
Ники чувствовала себя глупо, как будто старалась произвести впечатление, а она лишь хотела выказать свою благодарность.
— Эй, Ники, — сказал он, потрепав ее, за подбородок, как это сделал бы старший брат. — Знаешь, тебе не нужно так стараться. Все будет хорошо. Просто будь сама собой.
Ее первой реакцией было: тебе легко говорить. В конце концов Уилл Риверс был практически некоронованным королем «Виллоу Кросс Кооперейтив». И он вполне это заслуживал, не могла не признать она. После того как она дала ему немного тушеного мяса в пластиковом контейнере с несколькими кусками французской булки, которую она испекла, он тепло обнял ее — как это мог бы сделать брат, и она поняла, как сильно благодарна ему за то, что он помогает ей приспособиться к здешней жизни.
Через несколько дней он приехал часов в восемь утра без предупреждения.
— Набросьте жакет, — сказал он, — я хочу вам кое-что показать.
Ники сделала, как он велел. Через двадцать минут они затормозили перед товарным складом Джонсона.
— Что происходит? — поинтересовалась она. — Почему здесь все эти люди?
— Добро пожаловать на выставку фермеров — производителей табака, — произнес Уилл. — Вы все покупаете через кооператив, и я подумал, что вам следует побывать здесь. Просто чтобы иметь об этом представление. Кроме того, именно здесь вы будете продавать свой урожай.
Склад был огромным.
— О, — воскликнула Ники, а ее глаза расширились от изумления.
— Четыре акра под одной крышей, — пояснил ей Уилл.
Это напоминало сельскую ярмарку под крышей. Здесь было все, что могло заинтересовать фермера, выращивающего табак: тракторы, ирригационные приспособления, удобрения, защитная пленка для рассады, пестициды, брошюры министерства земледелия США.
Хотя Уиллу самому надо было сделать много покупок, он нашел время, чтобы все объяснить Ники, указывал ей на те или иные достоинства удобрений, сказал, что растущие цены требуют мудрого выбора и разумных покупок.
Они остановились у выставки дымового оборудования.
— После того как вы соберете урожай, его нужно обработать дымом, эта работа занимает от четырех до шести дней. Вам нужны будут амбары, маленькие и непроницаемые. Печи топятся древесиной, углем, жидким топливом. Они оборудованы специальными вентиляторами. Вы понимаете, о чем я веду речь, Ники, или я говорю слишком быстро?
Ники уже не обижалась на его поддразнивания.
— Все просто замечательно, сэр.
— Хорошо, — усмехнулся он. — Тогда мы закончим этот урок. Но вам следует знать, что лист иногда окуривают древесным дымом, что придает ему аромат креозота.
Большое спасибо, ответила она с улыбкой. — Думаю, что на сегодня достаточно.
За выставкой оборудования была палатка «Хайленд Тобакко» с девизом «Мы сами о себе заботимся». Палатка была украшена фотографиями, рассказывающими о благах, которыми пользуются рабочие Хайленда: кафетерий, где подают бесплатные горячие завтраки, безукоризненно чистый изолятор с целой командой врачей и сестер, раздача бесплатных индеек в День Благодарения, рождественские праздники и летние пикники. Ники долго стояла перед фотографией с наряженным Санта-Клаусом. Она до сих пор с болью вспоминала, как ее лишили возможности участвовать в том празднике…
— Посмотрите, — сказал Уилл, уводя ее от болезненных воспоминаний. Он разглядывал выставку фотографий, относящихся к периоду депрессии. Они были озаглавлены «Работа для безработных». На первой были изображены бесцельно слоняющиеся люди. На остальных они же, работающие у Хайленда. Они сажали деревья во владениях Хайленда, прокладывали дорогу на Острове Фламинго, красили старую табачную фабрику Хайленда.
— Здесь представлена не вся история, — спокойно заметил Уилл. — Ничего не сказано о том, почему эти люди потеряли работу, почему они потеряли свои фермы и почему Хайленд мог нанять их тогда, когда этого не мог сделать никто другой.
— Звучит так, как будто вы недовольны Хайлендом, — казала Ники.
— Я думаю, что за ними нужно следить. Теперь, когда вы одна из нас, может быть, вы поможете мне убедить некоторых наших фермеров, что Хайленд не заботится о наших интересах.
— Я попробую, — сказала она; ей нравилась идея сотрудничества с ним, так же как и идея поставить Хайлендов на место. Да, я попытаюсь сделать это.
В этот момент рядом с ними появилась весьма привлекательная молодая женщина, на которой было очень открытое деревенское платье.
— У меня есть для вас подарок, — сказала она, предлагая Уиллу пакет, наполненный пачками различных сигарет Хайленда.
Уилл остановился и улыбнулся девушке, явно одобряя ее внешний вид.
— Нет, спасибо, — сказала Ники и, схватив Уилла за руку, потащила его прочь.
Уилл засмеялся.
— Эй, подождите минутку, я пообещал ребятам, что принесу столько образцов, сколько смогу унести…
Ники поняла, что, поддавшись женскому рефлексу, утащила Уилла от соблазна.
— Если вам нужны образцы, — сказала она, — тогда возьмите их вот здесь.
Она подтолкнула Уилла к другой палатке, где пожилая женщина с седыми волосами раздавала пачки с жевательным и нюхательным табаком. Маленькая табличка гласила: «Вам должно быть 21», но Ники обратила внимание на родителей, которые пачками загребали образцы и совали их в руки детям, которым было лет одиннадцать-двенадцать. Когда Уилл обратился к ней с просьбой, она расцвела улыбкой и наполнила ему образцами два пакета.
— Вы определенно имеете успех у женщин, — сухо заметила Ники.
— Это оттого, что я вырос с двумя сестрами, — ответил Уилл.
Ники надеялась, что Уилл расскажет ей о себе что-нибудь еще, но он не сделал этого, а она не стала расспрашивать. Опять не хотела быть, как все.
Когда они устали ходить, то остановились отдохнуть у одной из палаток. Сэндвичи, жареные цыплята, пиво и другие напитки раздавались бесплатно вместе с пуговицами и бейсбольными кепками, на которых были написаны имена спонсоров.
Около полудня Уилл взглянул на часы.
— У меня есть дело, но это займет не больше получаса. Так что не уходите.
Ники согласилась подождать, и Уилл исчез. Через несколько минут она обратила внимание на движение около сцены, которая возвышалась в центре здания. На сцену взобрался круглолицый человек, за ним следовало трио музыкантов. Человек заговорил в микрофон:
— Добро пожаловать, произнес он. — Надеюсь, друзья, что вы хорошо провели время. А теперь я хочу тепло поприветствовать нашего… Уилла Риверса!
Ники в изумлении уставилась на сцену. Почему Уилл не предупредил ее, что собирается сказать речь?
Через мгновение он выбежал на сцену, махая рукой приветствующей толпе. Кроме голубых джинсов и белой рубашки на нем теперь был кожаный жилет и цветной платок, его длинные волосы были наполовину скрыты большой бежевой шляпой. Откуда он ее взял? Теперь Ники вспомнила, что в грузовике сзади стояли какие-то чемоданы. В одном из них, наверное, была и лакированная деревянная гитара.
Уилл взял несколько аккордов на гитаре, и публика стихла.
— Благодарю за теплый прием, — сказал он. — Рад всех вас видеть снова. Я начну с нового номера, эту песню я написал, когда думал о смерти моего отца. Я назвал ее «Некоторые реки глубоки».
Он кивнул музыкантам за своей спиной, и они сыграли вступление, а Уилл начал петь. «Глядя туда, где садится солнце, я вижу тень мужчины, который возвращается домой…»
У Уилла был хрипловатый баритон. Как и сам Уилл, голос был слишком неровным, чтобы быть приятным, но он звучал лирично и естественно. Он пел об отце, который никогда не говорил о любви, но отдавал се другим, когда был свободен от тяжелой работы… Когда Уилл достиг того места, где рассказывалось о смерти отца, глаза Ники наполнились слезами.
Прозвучал последний аккорд, и голос Уилла затих. На несколько мгновений воцарилась полная тишина, а затем раздался гром аплодисментов.
Уилл кивнул в ответ и перешел к следующей песне — балладе. Слушая, как он поет о любви и боли, Ники спрашивала себя, что это — результат поэтического воображения Уилла или его опыта?
Он закончил выступление песней, которая называлась «Фермер Браун». Толпа хлопала и свистела, когда Уилл пел о жизни фермера, выращивающего табак — о маленьких победах и больших потерях.
— Еще! — требовала толпа, и он пел еще, а все ему подпевали. Наконец он взмолился:
— На сегодня у меня все, — сказал он, поднимая руки, чтобы воцарилась тишина. — Кроме того, вас будут развлекать «Кантри Канз». Окажите им такой же прием, как и мне.
Потом он отдал свою шляпу Ники — и внезапно сотня пар глаз уставилась на нее.
— Я и не знала, что вы еще и певец, — сказала она, когда Уилл наконец выбрался из толпы. — А я думала, что вы просто старый добрый фермер.
— Моя семья всегда занималась земледелием. После того как умер отец, кроме меня некому было следить за фермой. А пение я люблю.
— Кажется, вы говорили, что у вас есть сестры. Почему они не занимаются фермой? Или вы считаете, что женщины на это неспособны?..
— Вам не поймать меня, Ники, — ответил Уилл, зная, что она не только дразнит его, но и изучает. — Я был бы не против, если бы ею занимались мои сестры, но у них есть семьи, мужья. Конечно, если бы мама была на двадцать лет моложе и в добром здравии, она могла бы заткнуть за пояс любого мужчину. — Он замолчал и посмотрел на Ники так, как будто увидел ее впервые. — Знаете, — сказал он, — я думаю, что настало время посетить нашу ферму и познакомить вас с мамой.
Ники растерялась от этого предложения. Взглянув на ее лицо, Уилл понял, о чем она думает, и горько рассмеялся.
— Не будьте такой напуганной, Ники. Я не собираюсь устраивать смотрины. Просто она очень любопытна. Все новости она узнает от дам, которые ее навещают, но это не то же самое, что увидеть своими глазами.
— Конечно, я приду, — сказала Ники.
— Хорошо. А что если прямо сейчас? — спросил он.
— Сейчас? — повторила она. Уилл слегка покраснел.
— Я ей пообещал… Ну, мне казалось, вы не будете возражать.
— Вы никогда не думали о том, чтобы продать ферму и заняться пением? — спросила Ники, когда они отъехали от склада Джонсона.
— Никогда, — ответил Уилл. — Думаю, по той же причине, по какой вы не хотите продавать дом вашей матери, Ники. Это как семья. Выращивание табака здесь образ жизни. На протяжении четырех веков. Знаете, как здесь называют красную глинистую землю, которая простирается от Вирджинии до Джорджии?
— Как?
— «Табачная дорога». Ничто так не растет на этой земле, как золотой лист. А когда все хорошо, Ники, когда все действительно хорошо, он тогда по-настоящему золотой. Тогда один акр листа может принести прибыль до тысячи долларов.
Слушая Уилла, чувствуя его гордость и волнение, она радовалась, что теперь и для нее это тоже жизненно важные вещи.
Ники ожидала, что у Риверсов простой сельский дом. То, что она увидела, было принадлежностью Старого Юга: старинный особняк с изящным портиком и красивыми окнами.
— Это потрясающе, — сказала она, заметив, однако, что дом требует основательного ремонта.
— Это обременительное имущество, — произнес Уилл. Тем не менее в его голосе слышалась гордость. — Этот дом проедает деньги быстрее, чем я могу их заработать. Но мама привязана к этому месту. Наша семья живет в этом доме с тех пор, как его построил Этан Риверс, в раннюю пору войны за независимость. Этан начал выращивать табак. У него было две тысячи акров земли.
— Но у вас земли не так много… — сказала Ники. Она слышала, что у Риверса пятьсот акров.
— Верно. История нашей семьи оправдывает фамилию. Наша удача, как течение реки, улыбается нам во время дождей и отворачивается во время засухи. Старый Уинстон Риверс, мой прапрадедушка, был верным сыном Юга. Он продал пятьсот акров, чтобы спасти Конфедерацию. На его деньги был экипирован целый батальон. Это принесло ему известность, но не имело никакого значения после войны, когда дела пошли действительно плохо. Во времена депрессии — я имею в виду 1897 год — Джефферсон Риверс тоже вынужден был продать часть земли, чтобы расплатиться с долгами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52