Хотя Хелен прекрасно готовила, но все же русские блюда у нее не получались такими вкусными, как здесь.
— Мой отец привел меня сюда, — сказал Алексей, — вскоре после того, как мы помирились. До этого я жил с матерью в Хартфорде, в Коннектикуте. Она зарабатывает на хлеб переводами с русского для различных издательств. Она все еще не простила Дмитрия. Но я не мог больше сердиться на него. В общем-то я всегда понимал, что он не столько отказывался от меня, сколько шел за своей мечтой о театре. А когда он привел меня в этот маленький ресторанчик мадам Комаревской, я сразу понял, как много между нами общего. Поскольку, Ники, я ужасно люблю поесть, а здесь кормят лучше всего, если не считать самой России. Бабушка мадам Комаревской работала на царской кухне. И, как она говорит, рецепты блюд передала своей дочери, а та — ей.
Упоминание о семейных традициях заставило Ники задуматься и вспомнить те короткие эпизоды своего детства, когда они что-нибудь готовили с мамой. Эти воспоминания были выцветшими, как старые фотографии. Прежде ей казалось, что с исчезновением этих воспоминаний из ее жизни уходит и любовь и нежность. Но теперь, когда рядом сидел Алексей, она почувствовала, что это не так.
Впервые она сама протянула руку и взяла его ладонь в свою. Его черные глаза, блестящие при отблеске свечи, сказали ей, что он понял, что она позволяет ему пересечь границу, до этого закрытую перед ним.
Потом принесли пирожные, затем крепкий черный кофе, а позднее «сливовицу» — крепкий сливовый бренди, от которого у Ники, казалось, разгорелся пожар во всем теле.
— Тебе здесь нравится? — спросил Алексей, когда все тарелки были очищены и все рюмки и чашки опустошены.
— Никогда не ела ничего вкуснее, — сказала она.
— И это не в последний раз. Мы будем часто сюда приходить. Ты разделишь со мной мою страсть.
Он уплатил по счету, и после бурных прощаний с мадам Комаревской они вышли на улицу. Ники чуть оперлась на Алексея, чувствуя легкое головокружение, ей казалось, что она не столько идет, сколько скользит.
Мимо проехало такси, и Алексей остановил его. Когда они сели, он попросил водителя отвезти их к Бернардскому колледжу.
— Нет, — сказала она. — Я хочу поехать к тебе. — Он с сомнением посмотрел на нее, и она улыбнулась ему. — Чтобы продолжать разделять твою страсть, — добавила она.
Квартирка Алексея состояла из одной комнаты в трехэтажном доме на небольшой улице Минетта-Лейн неподалеку от площади Вашингтона. Он зажег единственную небольшую лампу, и теперь Ники стояла в дверях, оглядывая его жилье. В центре был большой письменный стол, служивший, видимо, также и обеденным. У стены стояла широкая массивная деревянная кровать; два старомодных деревянных кресла разместились в разных углах комнаты, покрытые накидками. На полу лежал персидский ковер изумительной работы, сохранивший свои яркие краски, хотя и вытертый в некоторых местах. Комната, хотя и просто обставленная, несла на себе отпечаток индивидуальности Алексея. Ники почувствовала себя здесь как дома.
— Может быть, хочешь выпить? — спросил он. — Я положил в холодильник шампанское для нас…
— Так ты знал, что я приду к тебе сегодня? Он улыбнулся и подошел к ней.
— Надеялся, что ты когда-нибудь придешь. Я положил туда эту бутылку четыре недели назад, на следующий день после нашего знакомства. Это было как молитва, как жертва, предназначенная богам…
Она улыбнулась ему, и их руки сплелись.
— А ты не обидишься, если я откажусь? Я и так выпила столько водки… и еще бренди.
— Почему это я должен обидеться? Мри молитвы не остались без ответа.
Он нагнулся к ней и стал покрывать ее губы короткими страстными поцелуями. Шепча ее имя, он ласкал и гладил ее, расстегивая блузку и юбку. Она закрыла глаза, полностью отдаваясь своим ощущениям. Его руки так нежно ласкали ее кожу, его поцелуи, его жаркие губы скользили по ее шее, по плечам. Он расстегнул ее блузку и бюстгальтер, и ее обнаженная грудь вздрагивала от прикосновения его пальцев. Она ахнула, когда, почувствовала его горячие влажные губы на сосках, затем издала длинный и глубокий вздох, похожий на стон. Вздох, означающий полную капитуляцию. А также свободу. Ошеломляющую, ослепительную свободу, когда она освободилась из темницы своих страхов, заставлявших ее бояться любви.
Он поднял ее на руки и отнес на кровать. Медленно и нежно раздел ее, и, подняв голову, она увидела над собой его прекрасное лицо с горящими страстью глазами.
— Ты такой красивый, — прошептала она. Он засмеялся:
— Ты украла мой текст, Никушка.
Она протянула руки и привлекла его к себе. Их обнаженные тела касались друг друга. У нее было такое ощущение, как будто ее тело пронизывали жгучие, но не причиняющие боли язычки пламени. Его губы и руки скользили по ее телу, лаская, трогая, изучая, вызывая в ней необыкновенные ощущения, о существовании которых она даже не подозревала. Он на секунду приподнялся и стал смотреть на нее, его глаза скользили по ее обнаженному телу, но хотя прежде ни один мужчина не видел ее нагой, она не чувствовала ни смущения, ни стыда. Она тоже смотрела на него, и ей казалось абсолютно естественным ласкать его, чувствовать в своей руке его пульсирующий член. Затем она опять прижала его к себе.
Когда он вошел в нес, она застонала, почувствовала, как где-то в самой глубине жаркий огонь пронзил все ее существо, не оставляя места мыслям все было подчинено лишь ощущениям. Эта мгновенная боль почему-то показалась ей частью какого-то ритуала, необходимой жертвой, которая еще больше связала их, и, когда она исчезла, Ники почувствовала, как будто поднимается на какой-то волне — все выше и выше. Прижимаясь к нему, обняв его сильную спину, чувствуя его мерное движение внутри себя, она предощущала почти неосознаваемый момент, когда испытываешь чувство полного равновесия, похожее на то, что охватывает за мгновение до прыжка с трамплина… И вот она взмыла вверх, но на этот раз не одна, она летела, и кружилась, и кувыркалась вместе с ним до тех пор, пока сила тяжести не потянула ее к земле. Но на этот раз это была не прохладная реальность воды. На этот раз это были его надежные и горячие руки.
Все было так естественно. Вскоре она опять захотела его, и они опять предались любви, но на этот раз медленнее и как бы настороженно. Потом она захотела пить и пошла к раковине в углу — к нему на «кухню». Когда она вернулась, он неотрывно смотрел на нее.
— Покажи мне, как ты прыгала в воду, — сказал он. — Я хочу увидеть, как ты тогда выглядела…
Она со смехом покачала головой и забралась обратно на кровать.
— Ну пожалуйста, — повторил он, — покажи. Она встала на цыпочки на край кровати, как будто это был трамплин, и попыталась найти равновесие, стоя над ним. Но прежде чем она уже была готова прыгнуть, он потянулся к ней, схватил ее за бедра и начал целовать их, затем она почувствовала его губы у себя между ног.
Кончая, она выкрикивала его имя. И потом, когда она опять легла рядом, он сказал ей:
— Я люблю тебя, Ники..
А потом они наконец заснули.
Она проснулась от того, что ей на лицо упал солнечный луч. Она оглянулась, но комната показалась ей незнакомой. Затем увидела спящего рядом Алексея, и все воспоминания прошлой ночи нахлынули на нее.
Однако на этот раз она не чувствовала ни тепла, ни уверенности в том, что ей с ним так хорошо и просто. Она думала о том, что такие же ночи были и у Моники, и у Элл… Сначала страсть, а потом одиночество и отчаяние… Она пришла в ужас от того, что позволила ему сделать.
Он говорил о любви, но разве это имеет какое-нибудь значение? Все женщины, попавшие на эту удочку, ловились на приманку из слов. Спящий прекрасный Алексей с лицом, освещенным солнцем, казался таким счастливым, но Ники почудилась в его лице довольная усмешка победителя.
Она выскользнула из кровати и стала метаться по комнате, собирая разбросанную повсюду одежду.
— Ники… Ты куда?..
Она не остановилась, услышав его голос.
— Я… у меня занятия…
— Но сегодня же суббота.
— У меня спецсеминар, — солгала она.
Он вылез из кровати. Одеваясь, она старалась не смотреть на его обнаженное тело. Он увидел ее смущение и быстро натянул брюки.
— В чем дело? — с недоумением спросил он. — Ники, это же было прекрасно. Не надо…
— Я сделала глупость, придя сюда, — сказала она, торопливо застегивая пуговицы на блузке. — Именно так и была погублена жизнь моей бабушки и моей матери. Обманувшись в своих чувствах, они были несчастными все последующие годы из-за нескольких минут…
Он схватил ее, повернул к себе, заставляя посмотреть себе в глаза.
— Ники, не говори ерунды. Я не позволю, чтобы подобное повторялось с тобой. Я хочу быть с тобой всегда, я…
— Не нужно ничего обещать! — резко сказала она, вырываясь из его рук и надевая туфли. — Пожалуйста. Им тоже много чего обещали, но это совершенно ничего не значило…
Алексей в полном недоумении покачал головой.
— Но тогда… как же мне доказать, что ты можешь верить мне? Что же будет дальше с нами?
Она мгновенно остановилась и внимательно посмотрела ему в глаза.
— Не знаю, Алексей. Я даже не знаю, могу ли… — И побежала к двери.
Он, казалось, просто не знал, как отреагировать.
— Но разве ты не любишь меня?
Остановившись в дверях, не повернув головы, она ответила:
— Я убеждена только в одном: вчера вечером я совершила ошибку.
Сбегая вниз по лестнице, она слышала, как он кричал ей вдогонку:
— Прости меня, Ники. Но ведь нам было хорошо… Я так хотел тебя…
В общежитии она приняла душ, пустив очень горячую воду, так что кожа стала очень красной. Однако ей не удавалось смыть со своего тела воспоминания о его ласках, о его поцелуях — эти воспоминания сводили ее с ума.
Потом она сидела в своей комнате, с ужасом задавая себе вопрос: а что если и с ней случилось то же, что с ее матерью: что если она забеременела? Он не бросит ее? Он хотел стать врачом, принадлежать к миру медицины. Это и есть его настоящая семья, как говорил он. Зачем ему обременять себя какими-то обязательствами, которые могут помешать ему достичь своей цели?
Может быть, она сама во всем виновата. Может быть, в генах всех женщин ее семьи запрограммирована эта слабость, эта влюбчивость, когда забываешь обо всем на свете, не думая о будущем…
Нет. Если бы он любил ее по-настоящему, то не стал бы с такой поспешностью ввергать ее в эту пучину страданий и сомнений.
В течение всего дня и вечером ей несколько раз стучали в дверь и говорили, что ее зовут к телефону. Ники велела передать, что не желает разговаривать. Потом она и вовсе перестала отзываться на стук, чтобы подумали, что ее нет дома. Вскоре после двенадцати ночи ей опять сказали, что ей звонит какой-то мужчина по имени Алексей.
— Передайте ему, чтобы он больше мне не звонил. Это бесполезно…
И на следующий день он не позвонил. Вообще не позвонил. Она почувствовала, что ее худшие опасения подтверждаются. Если бы действительно любил ее, то не отстал бы так быстро…
С понедельника опять начались занятия, и она с головой погрузилась в учебу. Возвращаясь в общежитие, она и боялась, и одновременно надеялась, что в своей ячейке для писем найдет от него записку. Но в первый день она ничего не получила. На следующий их было несколько. На одной было написано «срочно» и шел длинный ряд цифр, совершенно ей незнакомых. Междугородний номер, по которому ее просили позвонить. Вот и вся любовь. Он просто уехал, как уехал Ральф, бросив ее бабушку. Она порвала все записки и выбросила клочки бумаги.
Но в конце недели в очередной раз вынув записку с номером телефона, она решила вознаградить его за его настойчивость. Зашла в будку и набрала цифры, записанные на бумажке вместе со словами: «Позвонить сегодня. Очень важно».
— Контора, «Уэзерби, Фаррингтон и Блейн», — ответил голос.
Так, значит, это не Алексей. Ники чуть было ни повесила трубку. От мистера Уэзерби ей ничего хорошего ждать не приходилось. Но из прошлого опыта она знала, что он все равно ее найдет. Она назвала себя и попросила соединить с ним.
— Я рад, что ты наконец позвонила, — сказал Уэзерби, взяв трубку.
Ники поняла, что, очевидно, часть выброшенных ею записок тоже были от него.
— Я думал, что если просто извещу тебя письменно о состоянии твоей финансовой поддержки, то это будет невежливо с моей стороны.
— Какое еще состояние? — спросила Ники. Но когда Уэзерби начал говорить, она слушала его не очень внимательно, больше думала о том, сколько раз тогда ей звонил Алексей и звонил ли он вообще.
— Мне очень жаль, но от меня ничего не зависит. Компания брала на себя значительную долю расходов, но теперь, после финансовой реорганизации, они прекращают все специальные выплаты, которые непосредственно осуществлял Хайленд. Они собираются открыть ряд новых специальных фондов, и ты, возможно, захочешь туда обратиться, но пока…
Наконец его слова дошли до нее.
— Вы говорите, что я больше не буду получать деньги? Что мне нечем платить за свое обучение здесь?
— Ну, не то чтобы совсем нечем, — миролюбиво ответил Уэзерби. — Ты же помнишь, что X. Д. Хайленд был достаточно великодушен и оставил тебе тот дом. Срок его аренды кончился, но ты можешь что-нибудь получить за него, если продашь его. Я мог бы заняться этим для тебя.
Ники молчала. Было не так уж легко расстаться с реальной памятью о тех счастливых днях, проведенных с мамой.
— И сколько я смогу за него получить? — спросила она.
— Боюсь, что не так уж много. Те, кто там жил, не очень-то аккуратно обращались с ним. И, кроме того, накопились некоторые налоги по наследованию…
— Так вы не уплатили налог за наследство?
— Николетта, я старался всеми возможными способами добиться того, чтобы ты получила как можно больше. Но кое-что мы упустили…
Она прекрасно понимала, что мистер Уэзерби никогда не действовал в ее интересах, а исключительно в интересах Хайлендов. Налоги не были уплачены, значит, она потеряет этот дом. Однако она постаралась сдержаться и не показать, насколько возмущена всем этим. Ей было необходимо все как следует продумать.
— Сколько у меня останется, если я все же смогу продать его?
— Несколько тысяч.
Она понимала, что этого мало.
— Почему вы сделали это? — спросила она. — Почему вы не можете оставить меня в покое и дать те крохи, что я имела?
— Я здесь ничего не решаю. Это решение компании, Ники. Просто у них происходит реорганизация…
— Вы прекрасно знаете, что это не так.
Но он продолжал твердить свое равнодушным, лишенным сочувствия голосом:
— Я понимаю, что для тебя это потрясение. Но это еще не конец света. У тебя есть характер, Ники. Тебе было от кого унаследовать твердость духа. Так что ты не пропадешь, ты сможешь…
Она повесила трубку и в полном смятении чувств пошла в свою комнату.
Почему именно сейчас? В своем тревожном смятенном состоянии духа она уже была готова связать это известие с тем, что у нее произошло с Алексеем. Наказание судьбы за то, что она осмелилась перейти грань, осмелилась мечтать о любви.
Но затем вспомнила, что сама же рассказала Пеппер Хайленд о том, что получает деньги от «Хайленд Тобакко». Возможно, именно Пеппер и устроила так, чтобы выплаты прекратились или, во всяком случае, обратила на это внимание своего единокровного брата, который теперь руководит компанией. Но ведь они между собой тоже враждуют?
Одно она знала наверняка — то, что дистанция между ней и Хайлендами увеличилась еще больше.
Сидя у себя, Ники стала думать о том, что она может предпринять в данной ситуации. Конечно же, Хелен поможет ей. Но когда она подумала о том, чтобы взять деньги у Хелен, ей в голову пришел ответ на вопрос, который все время тревожил ее с тех пор, как Алексей впервые ей его задал: «Почему она хочет стать врачом»? Ники поняла, что это для Хелен, только для нее. Таким образом она хотела выразить свою любовь и благодарность женщине, заменившей ей мать. Она просто не знала, каким еще способом может выразить ей свою любовь. Но теперь она поняла это.
Сейчас Ники полностью осознала, что не так уж разочарована тем, что не сможет учиться на медицинском факультете. Может быть, это будет разочарованием для Хелен. Хотя Хелен всегда убеждала Ники поступить так, как будет лучше для нее самой.
А что же будет лучше для нее самой? Есть ли вообще способ добиться счастья и удовлетворения в жизни?
И вдруг она поняла. Возможно, счастье и недосягаемо в принципе, но во всяком случае у нее есть шанс получить хоть малюсенькое удовлетворение. Чего хотели Хайленды? Как можно больше отдалить ее от себя. Но это происходило слишком долго. Черта с два, станет она от них отдаляться! Наоборот, она приблизится к ним, и настолько, что им самим станет тошно!
Итак, она отправляется в Виллоу Кросс. Отправляется! Да! Да! Домой!

КНИГА ТРЕТЬЯ
Глава 16
Ники подъехала на машине, взятой напрокат, к мотелю недалеко от Виллоу Кросс и оставила свой чемодан в довольно заурядной, но чистой комнате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52