Я имею в виду, мы были почти уверены, но все равно все это сильно выматывает. Я-то привык, потому что мне приходилось делать это каждые полгода.– Он здоров?– О да, – ответил Джек. – В любом случае, Стюарт стал теплее относиться к идее отцовства. Он всегда хотел ребенка.Что за чертовщина? Подумала Анна. Что, черт возьми, происходит?– Я не против, чтобы Стюарт стал биологическим отцом, – сказала Грета. – Но послушай, я звоню, потому что до завтра не смогу приехать.– Да, я это уже слышал.– А еще я хотела сказать, что у меня сейчас период овуляции. Как думаешь, не хотел бы Стюарт приступить к этому на выходных? Не могли бы мы попытаться в субботу ночью?– Эй, люди, вы совсем лишились рассудка? – рявкнула Анна в телефонную трубку.– Привет, Анна, – поздоровалась Грета.– Я не знаю по поводу субботней ночи, – сказал Джек. – Мы со Стюартом заключили соглашение и все еще его соблюдаем. Сначала один шаг, потом другой, быстро, но по порядку. Хотя, если все эти шаги объединить, Стюарту может понравиться эта идея. Я имею в виду, может пройти и полгода, пока мы попадем в яблочко, и девять месяцев после этого, прежде чем появится маленький приятель или приятельница. К этому времени мы со Стюартом будем женаты уже шестнадцать месяцев. Я думаю, вполне нормально, если мы начнем завтра.– Нет, на самом деле ненормально, – откликнулся в трубке Стюарт.– У нас что, общий разговор для всех? – полюбопытствовала Грета.– Это, конечно, то, что нам со Стюартом предстоит обсудить, – сказал Джек.– Самая нелепая идея, которую я когда-либо слышала, – снова вмешалась Анна.– Вот он, голос разума. Давайте же его послушаем, – поддержал ее Стюарт.– Мне кажется, неправильно рожать ребенка в такой пестрой семейке, – Анна.– Почему? – одновременно спросили Грета и Джек.– Почему? Почему неправильно? Да потому, Джек, что с какого-то момента Грета и Стюарт будут растить этого ребенка без тебя, если говорить прямо. У него или у нее будет две разбитых семьи – одна семья с матерью-одиночкой, а другая – с овдовевшим папашей, – сказала Анна.– У маленькой девочки будут любящие отец и мать. Я третий родитель. Как много детей ты знаешь, у которых трое родителей? У нее будет замена на случай, если что-то случится с одним из нас. А кроме того, у нее будешь ты, – сказал Джек.– Нет, – отрезала Анна. – Меня у нее не будет. Я не буду частью жизни этого ребенка, у меня уже был один. Я в этом не участвую.Все трое замолчали, Анна присоединилась к ним, молчание замкнулось в квадрат. Анна чувствовала, что они ждут. Время настало.– Я переезжаю. Я продаю дом и переезжаю. Дом выставят на продажу в понедельник.– Ты что? И куда я буду привозить cвоих детей на каникулы, мама? – заголосил Джек.– Куда ты поедешь? – спросила Грета.– Еще не знаю. Может быть, в дом престарелых, где наконец смогу научиться жульничать, играя в карты. Где смогу прожить в депрессии остаток своих дней как ожесточенная пожилая женщина в грязной комнате с пахнущими мочой коврами. Может быть, и туда, – сказала Анна.– Привет, люди, и добро пожаловать на остров Слез. Население – один человек, – откликнулся Джек.– А сейчас я вешаю трубку. С чувством раздражения и разочарования в вас троих. Но прежде чем повешу трубку, я вам кое-что скажу. И преимущественно это касается Джека, остальные могут принять это в качестве совета: наверное, горе – это вторая наихудшая причина, из-за которой стоит заводить ребенка.– А первая? – поинтересовался Стюарт.– Первая – заводить ребенка лишь потому, что кто-то еще хочет, чтобы ты сделал это. А сейчас, вы уж извините меня, мне нужно пожарить мясо собаке.– Анна, я все еще приглашена на выходные? – спросила Грета.– Конечно. Это и дом Джека тоже, и они со своим партнером всегда могут пригласить своих друзей, – смягчилась Анна.– Их друзей? Большое тебе спасибо. – Грета расплакалась.– Я не это имела в виду Анна замолчала. – Грета, прости меня. – Она подождала. – Джек, ты не мог бы оторваться от телефона на секунду?– Что бы ты ни сказала, я хотел бы это услышать. Анна вздохнула:– Грета, горе заставляет жизнь идти кувырком. Джек расстроен так же, как мы с Марвином. Мне кажется, он слишком ранимый, чтобы принимать такие решения. И я уже выслушала мнение Стюарта по этому поводу.– Ну, я согласен с тобой, Анна, – сказал Стюарт. – Я на самом деле хочу ребенка. Очень хочу. Но мне бы не хотелось торопиться. Дом, свадьба, ребенок.Джек вздохнул.– Подожди… – начал он.– Дом? – спросила Анна. – Чей дом? Мой дом? – Это было уже чересчур. – Знаете что, сейчас я больше ничего не хочу знать. Я вешаю трубку. Я собираюсь приготовить ужин Крошке Иисусу, а потом лечь спать. Меня не волнует, что вы делаете, но даже не думайте беспокоить меня до завтрашнего дня.– Анна! – воскликнул Джек, но женщина уже повесила трубку.Грета на самом деле приехала в субботу, но они заключили соглашение не говорить об этом телефонном разговоре. Анна чистила картошку для супа, Джек резал ее кубиками, Стюарт полировал серебро. Казалось, что за день противоречия выросли вдвое: сначала между Гретой и Анной, потом между Гретой и Стюартом, затем между Анной и Джеком и, когда был готов ужин, снова между Анной и Гретой.Анна недоумевала, что произошло за время со вчерашней ночи и сегодня с утра и был ли наряд Греты знаком нового поворота событий. На ней было что-то вроде передника, надетого поверх юбки, украшенной двойным рядом кружев, блузка в деревенском стиле, украшенная кокетливыми шнурочками. Губы и ногти были карамель-но-розовыми. И по тому, как Грета вела себя со Стюартом – она была заботливой, громко и фальшиво смеялась над самыми глупыми его шутками, – Анна заподозрила, что Грета выбрала такой стиль поведения как наименее его отпугивающий. Может быть, так оно и было. Но на месте Стюарта она бы обиделась. Неужели Грета действительно думает, что Стюарт захочет сделать наследника с Малышкой Бо Пип?– Я рассказывал тебе, как однажды сломал обе ноги в Вейле? – спросил Джек. – Ехал на лыжах со спуска, который был бы для меня слишком крутым даже при лучших обстоятельствах, но на полпути мне показалось, что я увидел Антонио Бандераса. Я мчался так быстро, как мог, а в следующую минуту я уже лежал на носилках и смотрел на шестнадцатилетнего инструктора, который спрашивал, все ли у меня в порядке. Шесть недель я лежал на вытяжке.Грета рассмеялась, словно это была самая смешная история, которую она когда-либо слышала. Стюарт закатил глаза.– Извините… – сказала Анна.– Куда ты собираешься? – поинтересовался Джек.– Нам нужно еще хлеба.Она пошла на кухню и набрала номер сотового телефона Марвина.– Ты где? – спросила Анна, когда он взял трубку.– Наверху. Работаю. А что случилось?– О, ничего особенного. Мы собираемся ужинать. Присоединяйся, если хочешь. – Анна услышала музыку Джоан Баэз на заднем плане. – Я имею в виду, пожалуйста, присоединяйся к нам. Мне нужно подкрепление.– Идет война? – спросил Марвин.– Война за место для правильных боевых действий, помимо всего прочего.Музыка смолкла.– Я спускаюсь. Встречай меня на лестнице.Анна схватила хлебницу, поставила ее на стол и юркнула вон. Это заметил только Стюарт. Пес пошел следом.Анна села на середине лестницы, Марвин подсел рядом. Его волосы, одежда и руки были испачканы, и от него пахло влажной глиной.– Что здесь происходит?– Предполагаю, какая-то любовная история.Он покачал головой и вытянул руки ладонями вверх в знак беспомощности.– Думаю, что Грета здесь для того, чтобы забеременеть на этой неделе.Марвин сел прямо и скрестил ноги:– Прости? Она что?– Ты же слышал, что я сказала. – Анна высморкалась, и Крошка Иисус, подумав, что это одна из ее остроумных выходок, забил хвостом по стене.– Забеременеть? От кого? Он замолчал.– От меня?– Марвин, – сказала она.– Ну а от кого? Я единственный мужчина в этом доме, не бесполый и не голубой.– Я не могу сейчас с ними общаться. В эти дни мне не слишком хорошо удается держать себя в руках.– Ты и не должна это делать. – Он погладил пса, который положил голову на ступеньку между ним и Анной, а оставшуюся часть тела разместил еще на четырех. – Вот что, иди-ка наверх, а я принесу твой ужин. Если хочешь, можем посмотреть DVD. В любом случае, я сегодня слишком долго работал.Анна помолчала.– Было бы неплохо. Послушай, спасибо тебе.– За что? – спросил он.– За то, что всегда был добр ко мне, даже когда я на самом деле этого не заслуживала.Марвин кивнул и не сказал ничего, поглаживая шелковистые уши пса.– Боже, Флинни так любила это животное. Иногда мне кажется, что это человек в собачьем облике. Иногда, клянусь, он смотрит на меня ее глазами.Наверху Анна играла на виолончели и ждала, пока наполнится ванна. Просто ради удовольствия она сыграла Баха в ключе фа диез, в этой же тональности пели старые трубы, когда горячая вода лилась по древней водопроводной трубе. Это звучало словно саундтрек к фильму Хичкока. Ей стало скучно, и она опустила виолончель, проверила ванну и выключила воду. Затем добавила соли с запахом лаванды, взяла с собой чистое платье и вышла в коридор. Дверь в комнату, где спала Лили, была приоткрыта. Анна вошла. Кто-то сидел в кресле рядом с кроваткой Лили, положив руку на маленькую спинку девочки.– Привет, – прошептал Марвин.– Что ты делаешь? – спросила Анна.– То же, что и ты. Мысленно возвращаюсь к своим лучшим чертам.Анна осторожно села на кровать, слушая глубокое ровное дыхание спящего ребенка.– Иди сюда, – сказал он, похлопывая по месту на краю кровати, взял руку Анны и нежно положил на спину Лили. – Неужели есть что-то прекраснее, чем это? Мне нужно было завести два десятка детей. Мне нужно было уговорить Поппи на большее. – Анна задела ладонь Марвина, и он взял ее за руку. Они сидели так, пока Лили не перевернулась, а вода в ванне не остыла.Они с Марвином вышли из комнаты.– Кстати, о Поппи, – произнес Марвин в коридоре. – Я нашел ее. То есть нашел, где она остановилась. Я оставил сообщение.– Я думала, ты давно это сделал, – опешила Анна. – Когда она была в Италии.– Да, но она никогда мне не перезванивала. Я не мог оставить эту новость на автоответчике, просто не мог. Но на этот раз она перезвонит, я сказал, что хочу развестись. – Он вздохнул и провел пальцами по волосам. – Это так скверно, когда приходится подкупать жену таким образом.– Хотела бы я поговорить с ней, – сказала Анна. Марвин удивленно посмотрел, когда она это сказала:– Правда?– Я не знаю. Может быть.– А еще я хотел сказать, что переезжаю в Нью-Йорк. Мои работы хорошо выставляются и продаются, ну и мне пора быть в центре событий.Анна кивнула:– Я рада за тебя.– И я хотел предложить тебе ехать со мной. Ты можешь жить у меня так долго, как захочешь, пока не определишься, чем заняться. У меня есть небольшая квартирка в Вест-сайде. Джек сказал мне, что ты продаешь дом. Это правда?Анна кивнула.– Очень мило, что ты предложил мне остаться с тобой.– Я должен быть уверен, что с тобой все в порядке, прежде чем уеду.Они пошли в комнату Анны.– Что ты хочешь посмотреть? – Анна держала в руках диски.– Что угодно. Что захочешь, – сказал он.Анна выбрала свой любимый, «Цельнометаллический».В воскресенье утром Анна готовила завтрак на кухне, когда услышала, как кто-то с шумом спускается по лестнице. Она сняла с плиты сковородку с яичницей и пошла посмотреть. Вещи Джека вперемешку с вещами Стюарта, красный чемодан Греты и спортивная сумка медицинских препаратов Джека.Джек спустился по лестнице, он выглядел больным и уставшим – типичный зеленоватый оттенок кожи, который появлялся, когда Джек менял лекарственные препараты, хотя он принимал одни и те же таблетки уже полгода.– Доброе утро, – сказал он.– Что это?– Ну, мы со Стюартом ссорились всю ночь. – Джек ушел в комнату.Анна пошла следом:– И он победил.Джек кивнул и повернулся к ней спиной, когда доставал компакт-диски Джоан Баэз. Звуки «Сюзанны» заполнили всю комнату. Он сел рядом с Анной на плетеный диванчик и начал петь. Анна пела вместе с ним, всю песню, оказалось, что она знает слова, которых никогда не знала, они были прямо у нее в голове.Когда мелодия закончилась, Джек сказал:– Я буду приезжать на выходные. Каждую пятницу вечером.– Только если тебе так хочется. Не беспокойся за меня. Пришло время вам со Стюартом начать совместную жизнь.Джек кивнул:– Ты на самом деле продаешь этот дом?– Да.– Ты возвращаешься в Бостон?– Нет. Может быть. Я не знаю.Джек взял пульт дистанционного управления и нажал на кнопку повтора.– Еще разок, – сказал он, когда песня началась. – Ты знаешь, ты спасла мне жизнь.– Я ничего такого не делала. Ты сам спас свою жизнь.– Что ты скажешь, если я попрошу тебя переехать с нами? Со мной и со Стюартом?Анна посмотрела на него.– Я бы сказала, что твой любовник, безусловно, бросит тебя навсегда, и мы с тобой останемся вдвоем. Брось, Джек. Стюарт дает тебе второй шанс. Он не даст тебе третьего. Carpe diem днем (лат.)] и все такое, ты же понимаешь.– Ты всегда будешь частью моей жизни.– Конечно. И возможно, я никуда не соберусь, пока не продам этот дом, на что может уйти долгое время, а может быть, и вечность, кто знает.После обеда все разъехались. Анна проводила их к машинам. С субботы они с Гретой почти не разговаривали.– Прости, – сказала подруга.– За что? – спросила Анна.У Греты на глазах навернулись слезы.– Просто прости. Я позвоню тебе.Анна кивнула и ушла прежде, чем Грета смогла ее обнять. Она села в джип к Джеку и Стюарту и проехала с ними до конца дороги, где поцеловала их обоих на прощание. Джек придвинул ее ближе и поцеловал еще раз, в губы:– Я люблю тебя, Анна.– Берегите друг друга, – попросила она.– Скоро увидимся, – сказал Джек, – возможно, в конце этой недели.– Все, что бы вы ни решили, все хорошо. Я буду здесь. – Она вышла. – Я тоже тебя люблю.Анна смотрела им вслед, пока машина не скрылась из виду, и пошла обратно к дому. В первый раз за последние два года она осталась одна. Марвин полетел в Нью-Йорк ранним рейсом, даже не попрощавшись, он только оставил записку, что позвонит позже на неделе, и написал свой номер телефона.Прошла неделя, все дни были похожи друг на друга. Больше никто не настаивал, чтобы она выходила из комнаты после полудня, никто не выводил ее из себя, что, по ее воспоминаниям, было гораздо лучше, чем это угнетающее одиночество. Она занималась тем, что день или два брала кровь на анализы в кабинете доктора Нейлора и по вечерам гуляла с собаками и Виолеттой, которая в эти дни стала для нее лучиком света.Однажды вечером, как только Анна вошла в дом, отключилось электричество. Она пошла в темноте на ощупь, нашла в чулане свечи и спустилась проверить пробки. Казалось, все было в порядке. Она позвонила Виолетте, чтобы узнать, работает ли электричество у нее.– Нет. Я сижу в темноте и бездельничаю. Надвигается буря.Анна хотела повесить трубку, но сказала:– Не хочешь зайти на чашку чая?Виолетта сказала, что хотела бы, и через несколько минут была уже у двери Анны.– Темнота кажется еще темнее, когда ты одинок и отключают свет, не так ли? – спросила Виолетта.Анна согласилась. Она посмотрела на голубое пламя конфорки, ожидая, когда закипит вода.– У меня есть мятный чай, лимонный или – она выставила баночку на узкую полоску света – из жасмина.– Жасмин, пожалуйста, – сказала Виолетта.Анна заварила чай и поставила на стол тарелку с кексами с последней голубикой, которую заморозила прошлым летом. Она вспомнила, что это был солнечный день, и они с внучкой – в изобилии голубого – ели ягоды прямо с куста. К концу дня даже зубы собаки стали фиолетовыми. Флинн спросила:– Знаешь, что я люблю больше голубики?– Нет, что?– Ничего. Голубика – это лучшая вещь в мире. И чем больше ты пачкаешься, тем лучше ты можешь говорить на их языке.Анна посмотрела на губы и подбородок Флинн:– Ну, я предполагаю, теперь мы обе очень говорливые. И он тоже. – Она кивнула на пса.– Разве это не прекрасно? Ты, я и Крошка Иисус теперь говорим на УЯВ.– На чем? – спросила Анна.– УЯВ. Универсальный язык вкуса.Сейчас Виолетта спросила:– Ты давно общалась с мальчиками?– Джек звонил мне несколько дней назад. Они переехали в новый дом.– Они приедут на эти выходные? – спросила Виолетта. Анна покачала головой:– На эти – нет. Может быть, на следующие.– Я надеюсь увидеться с ними снова. Я всегда думала, что они представляют собой милую парочку. Они мне очень нравились. – Виолетта придвинула свечку ближе и уставилась в чашку.– Гадаешь по чайным листьям? – пошутила Анна. Когда Виолетта не ответила, Анна протянула ей свою чашку: – Погадай мне.Виолетта нашла очки в одном из своих многочисленных карманов. Покрутила чашку в разные стороны.– Тебе снилось множество плохих снов. – Она замолчала. – И то что ты не видишь, сейчас видит тебя. Твоя двойная потеря сейчас обитает с тобой. – Она отодвинула чашку и сняла очки.– Вот как? – спросила Анна.– Именно так. Ты ожидала, что я назову тебе выигрышные номера лотерейных билетов?– Но что все это значит?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41