А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

– Идем со мной, – тихо сказал Менгис большеглазой девочке. – И обещаю, на этот раз у тебя не возникнет желания вернуться в Аламут.Агава не стала задавать вопросов, поверив, что этот добрый человек защитит ее ото всех бед. Она уцепилась за его руку и пошла вместе с ним туда, где ждал их оседланный конь. Никто из них двоих не оглянулся назад.Менгис посадил девочку перед собой, и она доверчиво прислонилась к его груди. Раздался треск ломаемых сучьев и шорох листьев: кто-то пробирался к ним сквозь кусты. Менгис насторожился. Кто же вздумал попытаться остановить его?Из кустов выпрыгнула белая пантера.– Шадьяр! Значит, ты тоже скучаешь по прежней своей хозяйке, да, проказница? Ну, тогда мы возьмем тебя с собой.Когда они достигли подножия горы, Менгис оглянулся, отыскивая взглядом своих верных федаинов, и вдруг вспомнил: теперь они будут служить новому хозяину, он больше не шейх аль-Джебал! Да, теперь он просто Менгис.Пока он скакал по пыльной дороге, направляясь в Напур, в голову ему взбрела одна ужасная мысль: раз федаины ему теперь не служат, значит, они перестанут охранять Валентину! Пожалуй, стоит поторопиться, чтобы отыскать любимую, прежде чем донесется до федаинов весть о его отречении.Несколько часов Менгис скакал, погоняя коня, чтобы поскорей оказаться перед дворцом эмира Напура. Он прошел в широкие ворота и высказал желание увидеть стражника Ахмара. К нему Менгис обратился с просьбой приютить девочку, уставшую в дороге, и предупредил, что скоро вернется во дворец с Валентиной. Ахмар кивнул.– Не будешь ли ты так любезен передать госпоже весточку от меня? – нерешительно проговорил он.– Хорошо, – согласился Менгис.– Скажи госпоже, у Розалан родился сын.– Знает ли султан Джакарда о ребенке? – спросил дядя новорожденного.– Это случилось всего пять дней тому назад, и султану об этом ничего не известно. Кроме того, я считаю новорожденного своим сыном, – смиренно поведал Ахмар. – Прошу тебя, не рассказывай ничего султану. Ни Розалан, ни я не сможем пережить горя, если Паксон отберет у нас дитя, на что, разумеется, имеет полное право. Обещай мне сохранить секрет. – Ахмар улыбнулся. – Но я сам не знаю, почему доверяю тебе, даже не ведая твоего имени. Должно быть, тревога за госпожу, легко угадываемая в твоем взоре, позволяет мне надеяться, что тебе можно доверять.– Меня зовут Менгис.Глаза Ахмара вспыхнули радостью, широкая улыбка озарила лицо.– Мы с Розалан будем ждать вас с Валентиной, Менгис. Здесь ее дом.– Пусть Аллах дарует твоему сыну долгую и счастливую жизнь, – пожелал на прощание Менгис, но тут его взгляд упал на стоявшую рядом девочку. – Агава, обещай мне, что останешься здесь и позаботишься о Шадьяр. Она тоскует по голосу своей хозяйки, как и мы с тобой, правда? Скоро я вернусь в Напур с Валентиной и буду счастлив, если твое красивое личико станет радовать мой взор.– Конечно же, я останусь, – пообещала девочка. – Только ты поторопись ко мне вернуться, – она потянула Менгиса за руку, чтобы он нагнулся, и что-то шепнула ему на ухо.Менгис улыбнулся и кивнул.– Думаю, мы это уладим, малышка.Ахмар смотрел смущенно на посмеивавшуюся девочку и улыбающегося молодого человека, покровительственно сжимавшего в своей большой ладони ее маленькую ручонку. Менгис обратился к нему:– Агава спрашивает, нельзя ли ей взглянуть на твоего сына, и не позволишь ли ты спеть ему колыбельную. Со своей стороны, я ручаюсь, голос у нее прекрасный. Он звенит, как колокольчик.Ахмар, дав подробные указания, поручил Агаву заботам одного из слуг, а сам пошел в конюшню выбрать для Менгиса самого быстрого скакуна взамен уставшего в пути жеребца. Он долго стоял, широко расставив ноги и скрестив на груди руки, и глядел вслед гостю. Когда же одинокий всадник исчез из виду, Ахмар вернулся во дворец.Он постоял за дверью, наблюдая, как большеглазая девочка склоняется над корзиной с ребенком, напевая что-то ласковое. Розалан улыбалась, поглядывая то на Агаву, то на своего сына. Как все они были прекрасны! Его семья… Для Ахмара не имело значения, что не он отец ребенка своей возлюбленной. Ахмар готов был любить сына Розалан, как своего собственного.Закончив петь, Агава удивленно посмотрела на Розалан.– Никогда раньше не видела я таких маленьких детей, – робко призналась девочка. – Он некрасив… похож на только что вылупившегося птенца без перьев.Розалан, смеясь в душе, притворилась рассерженной.– Как это? Что ты говоришь? Мой ребенок некрасив? Да, сейчас он выглядит так, словно слишком долго его держали на солнце, но скоро наверняка изменится и когда-нибудь непременно станет великим человеком. Я знаю это так же хорошо, как и то, что ты стоишь со мной рядом. Великим человеком! Мой сын будет вершить дела честно и справедливо, и в сердце его станут жить доброта и сострадание к людям.– Как у Менгиса, – улыбнулась Агава. – Твой сын будет таким, как Менгис?Розалан улыбнулась.– Да, как Менгис… и как тот человек, что стоит сейчас за дверью и подслушивает нас. Иди сюда, Ахмар! Посмотри, не кажется ли тебе, что щечки малыша со вчерашнего дня несколько пополнели? Его кожа уже не столь красна. Как мирно он спит! Должно быть, ему понравилась песенка Агавы.Ахмар наклонился, чтобы взглянуть на ребенка, и в его глазах засветилась любовь. Он обнял Розалан и Агаву.– Да, с такими воспитательницами это дитя непременно со временем станет великим человеком, – торжественно провозгласил он.В глазах Розалан блеснули слезы. Агава смущенно поеживалась в кольце сильных рук. Ей понравились эти люди, и она правильно поступила, решив остаться и подождать возвращения Менгиса. Обратно в Аламут девочке не хотелось: теперь же там не было ее доброго господина и друга. * * * Над равниной сияло яркое солнце. Белый арабский скакун Валентины мчал Менгиса стрелой. * * * Пока Ричард Львиное Сердце упивался победой, а Саладин в своем шатре обдумывал условия заключения мира, Паксон разыскивал в городе Валентину. Его люди пытались что-либо выведать о ней в лагере христиан, но узнать им ничего не удалось, пленница исчезла, словно сквозь землю провалилась! Если бежать ей помогли федаины, то, понимал Паксон, поиски безнадежны, но все же он не собирался сдаваться.Стражники рассказали ему, к какому обману прибегла Валентина, чтобы выбраться из сихары. Они сказали – это именно она открыла ворота, чтобы впустить в Яффу Ричарда Львиное Сердце. Где же эта женщина теперь может быть? Если б она находилась сейчас в лагере христиан, это стало б известно его людям. Английский король тогда не отпускал бы ее от себя, воздавая должное за храбрость и находчивость.Нет, среди христиан ее не найти. Но где же тогда Валентина?Внезапно султан вспомнил о Напуре. Рамиф! Она, должно быть, захотела вернуться к своему глубоко почитаемому кади! Паксон немедленно приказал привести ему коня и, выехав из города, направился на юг. * * * Верхом на коне Валентина обогнула лагерь мусульман и выехала на равнину. Скорее в Напур, к могиле Рамифа! Добрый человек и достойный правитель заслужил почести перезахоронения, и народ, скорбя об усопшем, должен его оплакать. Убитый Мохабом Хомед уже ни для кого не представляет никакой угрозы. А вскоре окажется подписанным договор о мире между мусульманами и христианами, и тогда Саладин позаботится о Напуре.Позади Валентины оставалась Яффа – прекрасный некогда город, превращенный войной в развалины. Сколько же погибло в битвах и мусульман, и христиан! В глубине души девушка даже сама не знала, о ком скорбела больше.Небо на востоке посветлело, и вдали показался город. Оглянувшись, Валентина заметила настигавшего ее всадника. Паксон! Она огляделась, но укрыться было негде. Неужели ей уготована участь снова стать пленницей султана Джакарда? И никакой надежды!Паксон заметил, что Валентина оглянулась. Она его узнала, он был уверен. Почему же эта странная женщина не помчалась стрелой, а, наоборот, остановилась, поджидая его? Дух борьбы ее покинул, и она готова смириться с неизбежным?Султан приближался. Валентина, собрав все свое мужество, ждала. Всю жизнь, казалось, ей приходилось чего-то ждать!Паксон старался держать себя в руках, но лицо его почернело от гнева.– Ты верно поступила, подождав меня, – тихо сказал он, но голос выдавал ярость. – Я бы все равно последовал за тобой хоть на край света!Валентина кивнула: нельзя ускользнуть от неизбежного.– Я знала, что ты явишься за мной, – прошептала она. – Ты моя смерть. От тебя не скрыться.Сарацин внимательно вглядывался девушке в лицо, но оно оставалось непроницаемо.Короткий путь в Яффу показался им обоим вечностью. Молчание пленницы сводило Паксона с ума. Хоть что-нибудь сказала бы! Пока еще жива! Подобный взгляд он видел на лицах людей перед боем: пугающая решимость, примирение с неизбежностью и судьбой. Мужчины с таким взглядом храбро сражались и отважно встречали смерть. Они всегда погибали. Никто из тех, у кого перед боем становился подобным взгляд, не возвращался живым… А может… эта женщина затевает какую-то новую хитрость? Обман – ее вторая натура!Добравшись до Яффы, Паксон спешился и помог Валентине спуститься с коня, с трудом подавив желание прижать ее к себе и вкусить сладость поцелуя этой женщины. Его глаза искали ее взгляда, но Валентина упорно отводила глаза, она, безусловно, ждала смерти, но… чьей: его или своей?В предрассветные часы город оставался спокойным. Никто не вышел, чтобы заняться их лошадьми, и султану пришлось самому отвести жеребцов к желобу для стока воды, чтобы напоить уставших животных.– Жди меня здесь, – приказал он Валентине, хорошо понимая, что она и не попытается бежать.Он услышал ее легкие шаги и, обернувшись, увидел, что пленница поднимается по каменным ступеням, ведущим на площадку боковой башни, откуда виден внутренний двор. Сейчас в подвальных помещениях не содержались захваченные в боях христиане, но во дворе еще оставались страшные следы казней. В колоду, где столько голов отсекалось от тела, впиталась кровь. На копьях с насаженными головами сохранились лишь голые черепа, так хорошо потрудились стервятники. Орудия пыток и заржавленные наручники висели на каменных стенах. А в центре двора стоял крест.Но если Паксон надеялся, что Валентина испугается и забьется в истерике, то он здорово просчитался. Его надежды не оправдались: и при виде всех этих ужасов пленница отказывалась просить у него пощады. И никогда она ни о чем его не попросит! Султану приходилось выбирать между жаждой возмездия и желанием обладать этой женщиной.Ярость с новой силой вскипела в его душе, когда он понял, что собирается сделать Валентина. Три дня назад, когда мусульманские войска обрушились на Яффу, флаг христиан был сорван. Теперь же, спустив развевавшийся над городом желто-черный флаг войск Саладина, она собиралась поднять штандарт Ричарда Львиное Сердце!Паксон едва подавил в себе вопль: знамя Малика эн-Насра упало на землю. Забыв обо всем на свете, султан одним прыжком преодолел каменные ступени и схватил Валентину за плечи.– Я убью тебя сейчас! – прорычал он. – Мне хотелось пощадить тебя и увезти с собой в Джакард, но ты решила снова посмеяться надо мной, подняв над Яффой штандарт английского короля, и ты немедленно умрешь за это!Теперь Паксон знал наверняка, что никогда эта женщина не будет принадлежать ему по своей воле. Она по-прежнему любила Менгиса.В порыве клокочущей ярости султан швырнул пленницу к тяжелому деревянному кресту. Острые щепки вонзились в ее тело. Безжалостно привязал он руки и ноги Валентины к кресту, но девушка не издала ни звука.Паксон отступил и заглянул ей в глаза, крепко сжав зубы. Он оставит ее висеть на кресте и медленно умирать! Султан поторопился сорвать проклятый штандарт Ричарда Львиное Сердце, чтобы не развевался над Яффой флаг христиан.– Паксон!Сарацин очнулся от своих мыслей, услышав, как Валентина тихо произнесла его имя. Ему пришлось напрячь слух, чтобы расслышать, что она говорит. Голубизна неба отражалась в глазах его пленницы. Паксон давно заметил, что в моменты тревоги и волнения глаза Валентины становились зеленоватыми, но сейчас почему-то они были сапфирово-голубыми! Не искала ли она сама смерти, мучимая чувством вины, возникшим в душе после того, как он заставил ее пройти среди мертвых тел, оставленных незахороненными на месте побоища, устроенного христианами при захвате каравана у колодцев Эль Хувиельфы?– Неужели ты уедешь, оставив меня медленно умирать на кресте? Знай, федаины снимут меня с креста, как только ты уйдешь. Ты должен остаться, чтоб увериться в моей смерти. Ты должен увидеть, как солнце выжжет мне глазницы и как язык мой распухнет от жажды и удушья. Не лишай же себя удовольствия лицезреть эту восхитительную смерть. Останься… и смотри!Паксон свирепо затянул потуже веревку у нее на щиколотках. Глаза султан сощурил, то ли от гнева, то ли от яркого солнца. Заговорил же он небрежным тоном, словно ведя светскую беседу:– Федаины давно покинули тебя. Неужели ты решила, что я не подумал о них? Однако, посуди сама: если б они по-прежнему тебе покровительствовали, почему же тогда не напали на меня, когда я привязывал тебя к кресту? Зачем им понадобилось бы ждать, чтоб я уехал? Не обманывай себя, Валентина! Здесь никого, кроме нас с тобой, нет, и я уйду через несколько минут. Ты ошибаешься, полагая, что мне доставит удовольствие смотреть, как стервятники станут отрывать куска мяса от твоих костей.– Ты лжешь! – хриплым шепотом возразила Валентина. – Федаины никогда не покинут меня!В глубине сердца она знала: Паксон сказал ей правду, и ни малейшей надежды остаться в живых у нее нет, но в любом случае не могла же она с ним согласиться!– Даже если их сейчас и нет поблизости, все равно они скоро вернутся за мной.– Чепуха! Ты умрешь, – бессердечно заявил Паксон. – Два часа на этом обжигающем солнце – и дух покинет твое тело. Нет, Валентина, федаины не спасут тебя, только я в состоянии это сделать.Слезы жгли пленнице глаза, горло сжималось от едва сдерживаемых рыданий, разум отказывал в ответе на вопрос: почему же федаины покинули ее? Не отправились ли они предупредить Менгиса о затеваемой его братом расправе? Валентина резко вскинула голову. Конечно же! Как же раньше она не подумала об этом! Федаины защищали ее ото всех бед, потому что им то приказывал Менгис, а раз сейчас они оставили ее, значит, он… больше не шейх аль-Джебал! О, Менгис!..Но Паксон неверно истолковал, почему федаины лишили Валентину своего покровительства. Иначе он ни за что не оставил бы ее одну.– Менгис спасет меня, – сказала пленница султану, и лицо ее озарилось радостью.– Ты уверена? – холодно поинтересовался Паксон. – Прежде чем уехать, я помолюсь, чтобы ты мучилась не слишком долго! – его сотряс приступ смеха.– Я прощаю тебе свою смерть – тихо прошептала Валентина, – и там, в вечности, глядя с небес на землю, я с грустью буду созерцать, как едешь ты по пустыне. Прощай! А теперь оставь же меня и смотри, не оглядывайся, не то я, боюсь, поддамся слабости и попрошу о пощаде.Встав на парапет, Паксон отвязал штандарт Ричарда Львиное Сердце и постоял несколько минут, задумчиво глядя на Валентину. Она и сейчас была красива, в предчувствии страшной смерти, привязанная к кресту. Сомнения жгли Паксону душу. Он в глубине души не хотел, чтобы эта женщина умирала. Как уехать ему в Джакард, зная, что стервятники склюют ее восхитительную плоть?Паксон швырнул разноцветный штандарт и постоял, глядя, как падает кусок ткани к подножию креста. Валентина никак не дала понять, что заметила знамя христиан у своих ног. Вдруг она почувствовала, как сотрясается земля под копытами лошади, и радостно вскинула голову. Это… Менгис! Менгис! Только бы это был он!Паксон спустился с парапета, вскочил на коня, с яростным воплем устремился к кресту и замер в ожидании. Черные глаза сверкали огнем.– Кажется, ты оказалась права. Приближается Менгис!Валентина улыбнулась и прошептала:– Я знала, он меня спасет и молилась всем сердцем. Теперь ты не сможешь утверждать, Паксон, что Господь, которому я молюсь, не слышит меня. ГЛАВА 30 Менгис въехал во двор крепости. Устремив глаза на Валентину, он заговорил с Паксоном.– Кажется, люди совсем посходили с ума! Они усеяли пустыню трупами!– И давай не будем добавлять еще одно мертвое тело к уже имеющимся!– Согласен, Паксон! Сними Валентину с креста! – последовал резкий приказ.– То, о чем ты просишь, невозможно. Проси лучше у меня мою жизнь, и она окажется в твоих руках. Прикажи бросить вызов твоим федаинам, и я сделаю это. Попроси все богатства Джакарда, и я сложу их к твоим ногам. Но не повторяй просьбы снять эту женщину с креста. Валентина должна умереть. Ты, Менгис, тоже замешан в помощи христианам и заслужил, как и она, той же участи, но ты мой брат, и против тебя я ничего не стану предпринимать. Но если ты будешь упорствовать… Мои люди – за этими стенами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50