– шаловливо заявила девочка.Валентина кивнула ей, и малышка убежала. Взор гостьи устремился на Менгиса. Она почувствовала слабость в теле при виде любимого.– Пойдем, – тихо произнес он, – сядем в дальнем углу комнаты.Валентина вздрогнула, испытав желание убежать, но не смогла даже пошевелиться.– Менгис, мне не хотелось бы здесь оставаться! Эти люди уже под воздействием наркотика? Я не желаю видеть…– Совсем не обязательно смотреть на то, чего не хочешь видеть. Они получили наркотик несколько часов тому назад. Время от времени кое-кто из них что-либо скажет, но ничего страшного, не бойся, не произойдет. Тебе нечего опасаться. Пойдем же, поговорим! Нам многое надо обсудить. Слушай меня внимательно! Эти люди пришли сюда добровольно, и, кто знает, может быть, сейчас они на самом деле представляют себе небеса и вечность. Если бы боги, которым молишься ты и другие, живущие там, внизу, не желали, чтобы это происходило, то, наверное, вмешались бы в обычай Аламута, но я не в силах изменить его. Еще недавно я тоже задавал множество вопросов, испытывая страх, но вскоре страх исчез.Устроившись рядом с Менгисом на шелковых подушках, Валентина отбросила опасения. Она придвинулась поближе к любимому и прижала его руку к своей щеке.– Расскажи мне, что это за наркотик! Я хочу знать.– Его название «зов ангела» символизирует небеса. В Аламут он попал из Турции много-много лет назад. Теперь его выращивают здесь, на горе. Это очень сильный наркотик и весьма опасный: неразумно большая или же, наоборот, слишком малая доза могут нанести человеку непоправимый вред и даже стать причиной смерти. Годами это вещество испытывалось, прежде чем оказалось введено в обиход. Только шейх аль-Джебал знает точную дозу – тот старец, что готовится к смерти. Даже мне она пока не известна.– А люди, принявшие наркотик, понимают, что с ними происходит?– Они знают, что находятся в Аламуте и что не смогут стать федаинами, пока не увидят небеса и не испытают, каждый по-своему, миг вечности.Если захочешь поговорить с кем-либо из них, то услышишь вполне разумные ответы на свои вопросы. Действие зелья уже проходит.– Расскажи мне, что ты испытал, попробовав наркотик, – продолжала расспрашивать Валентина.– Это было великолепно! Я ни о чем не жалею. Каждый человек мечтает увидеть небеса и ощутить вечность. Но у меня нет желания повторять этот опыт. Вкусить совершенство можно лишь однажды. Последующее повторение теряет всякий смысл, к тому же разрушает мозг. Мы не безумцы, Валентина, и даем наркотик людям лишь однажды. Таков обычай Аламута, как я уже тебе сказал, и не в моих силах изменить его, да и ни к чему это делать.– Ты меня путаешь, – прошептала Валентина, глядя на Менгиса потемневшими от тревоги глазами.– Послушай! Ты же христианка, а твоя вера полагает небеса прекрасным местом, куда попадают люди после смерти и где встречаются с ангелами и прочими небесными созданиями. Разве они перестают при этом ощущать запахи, видеть цвета, слышать звуки? Небеса – воплощение всего сущего. Разве не этому учит христианство?– Да, но на небеса попадают только добрые люди, и притом лишь те, кто умирает естественной смертью.– Ты хочешь сказать, что твой Бог покинет умерших ужасной смертью, скажем, под действием наркотика?– Не знаю, – Валентина растерянно посмотрела на Менгиса.– Эти люди не умирают! – продолжил Менгис. – Они лишь воображают себя освободившимися от тягот земной жизни и переместившимися в вечность. Каждому человеку вечность представляется по-своему. Но если ни ты и ни я не знаем, существуют ли небеса и что они из себя представляют, так Кто мы такие, чтобы обсуждать это? Я не говорю, хорош или плох обычай Аламута. Он таков, как есть. Что же касается меня, то, повторяю, я не испытываю сожаления. Вижу, ты испугана! Не будем больше говорить об этом.– Нет, сейчас мне уже не страшно. Когда я с тобой, то ничего не боюсь и теряю всякую власть над разумом своим и телом.– Валентина, все боятся смерти! Ее не может постичь разум, и никто не в состоянии утверждать наверняка, что нам уготовано по окончании жизни, если на самом деле что-то ждет нас за порогом смерти. «Зов ангела» позволяет как бы предвосхитить уготованное. С тех пор как я увидел вечность, мне не страшна смерть.– Скажи, а что ты видел? Пожалуйста, расскажи! Мне так хочется это знать!Грустно глянув на Валентину, Менгис нежно заключил ее лицо в ладони.– Этим я не могу с тобой поделиться, у каждого своя жизнь после смерти, – он не решился сказать ей, что не увидел себя в вечности. – Давай пройдем в мои покои, чтобы Агава показала тебе, чему она успела научиться. Девочка так обрадовалась, узнав, что ты приезжаешь! Кажется, она взяла меня под свою опеку и решила непрестанно заботиться обо мне. Не успеваю я оглянуться, как она тут как тут с каким-нибудь соблазнительно пахнущим блюдом и просьбой его отведать.Валентина оглядела комнату с находившимися в ней мужчинами, уже не испытывая тревоги.Если все эти люди вкушают от благ вечности, то кто она такая, чтобы осуждать их? Менгис сказал, так принято в Аламуте.Вслед за возлюбленным девушка покинула комнату. Спрятавшаяся за занавесками Агава поспешила на кухню. Ей предоставлялась возможность показать Валентине, что не стоит сожалеть о возвращении в Аламут обласканной ею девочки, умеющей так хорошо заваривать чай и готовить печенье. И Менгис увидит, что от нее большой прок, и не отошлет маленькую прислужницу назад в долину!Агава оглядела крохотную кухоньку. Чайник кипел на слабом огне жаровни, так что оставалось лишь добавить листья чая и подождать несколько минут. Девочка в нерешительности глянула на горшочки с травами. Надо бы спросить у повара, какой чай лучше! Когда Менгис сказал ей, что Валентина поднимается на гору, она, разволновавшись, позабыла спросить про чай у повара, а когда спохватилась, тот уже ушел.Агава вздохнула, но вдруг лицо ее просияло: она понюхает листья, как всегда это делает повар, и возьмет те, что пахнут лучше! Особенно понравились ей зеленые листики мяты. Вот как следует поступить: смешать разные сорта чая и приготовить такой особенный настой, какого ни Менгис, ни Валентина никогда не пробовали!На цыпочках девочка весело бегала вокруг кухонного стола, радостно нюхая то один горшочек с травами, то другой. Зажав листья мяты в одной руке, она отступила на шаг назад и оглядела множество кувшинчиков и горшочков разных размеров, рассудив, что, должно быть, самый замечательный чай находится в самом большом кувшине, тем более, что пользовались им чаще всего.Агава еще раз понюхала свежие, словно только что сорванные листья. Ей понравился их сладкий, пряный аромат. Но сколько же листочков взять? Она снова вздохнула. Для двух чашек чая много листьев не понадобится. Взять, что ли, по одному листку от каждого вида трав?Девочка радостно кивнула, бросила травы в чайник, стоявший на углях, и стала ждать, когда же чай настоится. Она положила свежесрезанные цветы на белую салфетку поверх подноса, добавила маленькие рисовые печеньица, осторожно налила чай в две хрупкие чашечки и оглядела плоды своего труда. Предовольная сделанным, Агава подхватила поднос и осторожно, опасаясь разлить чай, направилась в покои Менгиса. Она поставила поднос на низкий столик и улыбнулась.– Какая ты хорошая девочка! – похвалила ее Валентина. – Спасибо тебе за заботу.– Надеюсь, вам понравится чай, – улыбнулась Агава.Валентина обняла ее и пожелала доброй ночи.– Я выпью все до капли и, потягивая чай, буду говорить себе: «Это Агава заварила для меня этот чай!» Спи спокойно, милая!– Как переменчивы женщины! – рассмеялся Менгис, когда малышка ушла. – До твоего приезда она каждый вечер целовала меня, желая доброй ночи!Валентина посмеялась над его притворною обидой и сделала глоток из чашки. Аромат мяты показался ей замечательным. Выпив чай, девушка расслабленно откинулась на подушки, по неожиданно ощутила такую жажду, какой не испытывала никогда в жизни. Тело вдруг запылало, словно горело в огне.Валентина бросила взгляд на Менгиса: он озадаченно потирал подбородок. Сердце у нее усиленно забилось, комната закружилась перед глазами, одни цвета стали сменяться другими, напоминая ей о том дне, когда она повстречалась с Менгисом на базаре. Фантастически-яркие цвета что-то нашептывали ей, как и тогда.Менгис вдруг превратился в высокое изящное дерево, протягивающее к ней ветви в стремлении заключить в нежные объятия. Очарованная, Валентина видела как бы со стороны, что ее собственная плоть становится землей и небом, чтобы питать и поить это дерево – чего и жаждала ее душа. Потом тело сосредоточило в себе скопление звезд, в которое проник Менгис, позволив искрам дождем осыпать небеса.Вместе блуждали они по бесконечному лабиринту предыстории их любви и возвращались обратно медленно, рука об руку. Валентина смотрела на белую пантеру, свою любимицу Шадьяр, и видела ее настороженно поднятые уши и какие-то волшебные блики, и она слышала высокие ноты красивейшей музыки.Кремообразные белые слова – слова бесконечного обожания – вытекали изо рта Менгиса. Валентина изумленно смотрела, как эти слова, словно шары, катятся по полу, останавливаясь, чтобы тронуть Шадьяр, прежде чем скрыться за дверью. Девушка погружалась взглядом в глубину глаз возлюбленного, и глаза его были как реки, а ресницы – как сапфировые жезлы, и ей хотелось утонуть в речных струях, мягко коснувшись волшебных жезлов, освещавших путь.Тело взорвалось тысячью драгоценных камней, замерцавших таинственным светом, и поток потянул ее вниз, но на поверхность она всплыла, чтобы оказаться на поляне, усыпанной земляникой. Валентина лежала на спине, совершенно умиротворенная, и слушала, как растут травы. Вся ее жизнь проносилась перед мысленным взором, а звук собственного смеха странно касался ушей, словно целуя.Рядом не было уже высокого ветвистого дерева – чья-то красивая голубая тень опустилась поблизости и коснулась ее лица. Нежные звуки флейты исходили от этой тени и окутывали чувственной мелодией – возлюбленный принял другое обличье.Время текло ощутимо и стремительно. Валентина достигла таких высот сознания, о которых раньше даже не подозревала. Она встретилась с Богом и говорила с ним, смиренно просила позаботиться о Рамифе и Мохабе, умоляла о прощении своих грехов и получала желаемое. Бог сказал ей, что простил всех иудеев, простит и ее.Она упала в земляничные заросли и почувствовала боль, которую испытывали сминаемые под ее спиной травы. Мягкие порывы пурпурного ветра ворвались в комнату через открытое окно. Девушка удивилась насыщенному, ярко-багряному звуку, издаваемому хвостом пантеры, бьющимся о мозаичный пол.Неожиданно Валентина обнаружила вокруг себя белое сияние. Дерево, бывшее Менгисом, теперь лишенное листьев, манило ее к себе. Она потянулась и ухватилась за жесткий и узловатый сук, ставший его рукой, и почувствовала, как дерево втягивает ее тело в свой ствол. Единственный кристалл слезы, выкатившийся из-под сапфирового жезла, превратился в водопад сверкающих алмазов, каждый из которых вскоре затрепетал живым листком.Они возродились к новой жизни в объятиях друг друга и заснули. * * * Менгис проснулся с бьющимся сердцем и в смятении. Осторожно он дотронулся до Валентины, чтобы убедиться, все ли в порядке с девушкой, потом расслабился. Его взгляд упал на чайные чашки, и Менгис содрогнулся. Должно быть, девочка подмешала в чай… Надо было оставить Агаву в селении у подножия горы! Невинная ошибка ребенка могла им стоить жизни!Он положил голову возлюбленной себе на грудь и стал ждать ее пробуждения. Сердце его сжималось при мысли, что она скажет, когда откроет глаза.Проносились часы.Валентина проснулась, когда солнце стояло уже высоко. Ее рука сразу же потянулась к возлюбленному, и она прижала его руку к своей груди. Раздался спокойный голос:– Девочка перепутала травы. Это было прекрасно! Потрясающее впечатление! Теперь я понимаю, почему ты утверждал, что подобный опыт не стоит испытывать дважды. Менгис, не смотри ты на меня с такой тревогой! Я погружалась в самые глубины твоей души, любимый! Твое дыхание становилось моим. Я ощущала, как мы возрождаемся и умираем, меняя ипостаси и сливаясь в единое целое, – тихо молвила она, глаза ее были затуманены любовью.– Ты могла умереть! Как мне жить с этой мыслью?– Агава не желала нам зла. Ты объяснишь ей все, и она никогда не повторит ошибки, девочка хотела порадовать нас хорошим настоем трав. Я прощаю ее. Прости и ты!Вместо ответа Менгис прижал Валентину к себе, и слезы на мгновение ожгли ему глаза.– Я бы с радостью осталась в Аламуте навсегда, но должна вернуться в Напур. Мне было необходимо увидеть тебя и почувствовать, как твои сильные руки меня обнимут. Теперь же пора возвращаться во дворец к исполнению своего долга, – она нежно поцеловала Менгису глаза, щеки, рот.– В мыслях я буду с тобой каждый миг, и днем, и ночью, пообещал он.Она улыбнулась:– Пойдем! Проводи меня до гребня горы, как шел ты со мной раньше: до начала и конца времен. ГЛАВА 21 Зима царила в Святой земле. Февраль считался месяцем дождей. Тяжелые капли с неприятным стуком бились в окна. Настроение у Валентины было таким же сумрачным, как и сам день.Пока она в своих покоях расхаживала по полу, покрытому коврами, желтые глаза Шадьяр неотрывно следили за ней. Мысли Валентины уносились к Аламуту – сердцем она была с Менгисом. Так часто в эти недели, что прошли с тех пор, как они в последний раз виделись, представляла девушка себя в его объятиях! Ее больше не мучили сны о безликом возлюбленном, которому она могла бы отдать и сердце, и душу. Теперь у возлюбленного было лицо – лицо Менгиса.Первый караван с припасами для войска Ричарда отправился из Напура три дня спустя после ее возвращения из Аламута. Проворно и молчаливо федаины проследили за погрузкой продовольствия в повозки и отбыли из Напура еще до восхода солнца. Спустя неделю Валентина получила кошель с золотом – половину платы, полученной от Ричарда. Золото она немедленно отправила в сокровищницу Напура.Хотя Валентина и испытывала некоторые угрызения совести за то, что подобным образом распорядилась продовольствием, уже проданным Саладину, она постаралась не слишком задумываться об этом. Девушка знала, что поступила так, как должна была поступить. Чувство вины оказалось бы гораздо более мучительным, если б, имея доступ к продовольствию, она позволила бы своим соотечественникам умирать от голода.Шадьяр подняла голову и посмотрела на вход в комнату у алькова, занавешенного яркой желтой тканью. Несколько минут спустя раздался тихий стук в тяжелую резную дверь.– Войдите, – сказала Валентина, поскорее собираясь с мыслями.Перевозка продовольствия держалась в таком секрете, что знала о ней во дворце только Валентина – ей не хотелось обременять и своих друзей определенным чувством вины.Легкими скользящими шагами в комнату вошла Розалан. Валентина смотрела на свою подругу, удивляясь перемене, происшедшей с той за время жизни во дворце. Теперь молодой бедуинке не нужно было вести тяжкую борьбу за существование, следуя за постоянно перемещавшимся войском, и красота ее расцвела.Гладкая кожа цвета охры излучала здоровье, игривые темные глаза, блестящие, ясные, выдавали бесстрашие натуры. Большой вкус проявлялся в затейливости наряда. За несколько месяцев жизни в Напуре ноги Розалан, некогда мозолистые и загрубевшие, стали такими же нежными и ухоженными, как и ее хорошенькие ручки. Когда бедуинка двигалась, разнообразные браслеты, которыми она украсила себя в изобилии, обольстительно позванивали.– Где Ахмар? – нежно поддразнила подругу Валентина. – Обычно он таскается за тобой, как потерявшийся щенок!Глаза Розалан затуманились, и Валентина поняла, что не стоило ей так говорить.– Что случилось?Розалан опустила глаза, не произнеся ни слова.– Вы с Ахмаром поссорились? – догадалась Валентина.Как это было похоже на Розалан: с готовностью выложить все, что на сердце!– Нет, мы не поссорились! Просто мне надоело, что он все время рядом, и я в этом ему призналась. Я прогнала его!– Прогнала?– Нет, не из дворца, – поторопилась объяснить Розалан, – а только от себя. У меня есть и свои собственные дела! Его навязчивость стала мне невыносима. Иногда женщине нужно побыть и одной!Валентина молчала, не зная, что и сказать. Ей было ясно лишь одно: Розалан расстроена. Оставалось только подождать, когда она захочет излить душу.Опустившись на колени, бедуинка погладила Шадьяр по голове, и огромная кошка перевернулась на спину, подставив живот, чтобы его почесали. Розалан, почесывая, тихо разговаривала с пантерой и посмеивалась над ее проказами.Валентина взяла со своего туалетного столика щетку и принялась расчесывать волосы. Она всегда была готова выслушать, когда подруга хотела с ней поговорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50