Казалось, я даже слышу его удары, несмотря на то что вокруг было довольно шумно. Все окружающие с каким-то благоговейным ужасом наблюдали за происходящим.
– О Боже! – не выдержал Роберт Литтлтон, заметив, что я кивнул крупье. Толпа затаила дыхание и подалась вперед.
Крупье перевернула следующую карту. Ее голос был профессионально бесстрастен:
– Двадцать один.
У пожилой леди оказалось в общей сложности девятнадцать. Я повернулся к крупье:
– Снимаю ставку.
Крупье спокойно пододвинула ко мне десять тысяч, а затем еще десять.
Я чувствовал, что пожилая дама хочет бросить игру и уйти, но окружающая толпа явно нервировала ее и мешала сделать этот решительный шаг. Кроме того, моя безумная бравада, казалось, загипнотизировала всех.
– Десять, – сказала она, и я почувствовал, как бедра Рейчел прижались к моей руке.
– Удваиваю.
Теперь моя ставка снова равнялась двадцати тысячам. Крупье быстро открыла следующую карту.
– Блэкджек. – Она произнесла это таким тоном, как будто не могла поверить собственным гла зам. Наверное, общее напряжение в результате передалось и ей, потому что рука, держащая карту, слегка дрожала. По толпе пронесся гул.
В это действительно трудно было поверить. Я выиграл пятьдесят тысяч фунтов.
Оглянувшись по сторонам, я постепенно начал различать отдельные лица. Все знакомые улыбались и поздравляли меня с выигрышем. Я понимал: дело не в пятидесяти тысячах фунтов – для большинства присутствующих это была не такая уж крупная сумма. На них произвел впечатление сам процесс игры, мое поведение за столом.
– С тебя шампанское, – услышал я голос Роберта.
Я почувствовал, как рука Рейчел скользнула в мой карман, и в это же самое время кто-то потянул меня за рукав. Отстранив руку Рейчел, я повернулся к человеку, столь оригинальным способом пытавшемуся привлечь мое внимание. Это была та самая пожилая дама, которая весь вечер играла рядом со мной.
Она улыбнулась, и надменное выражение моего лица тотчас сменилось ответной улыбкой. Эта дама напоминала мне мою бабушку. Вокруг нее тоже ощущалась та своеобразная аура, которая не оставляет сомнений в том, что час в обществе такого человека стоит трех в любой другой компании.
– Вы не хотите присоединиться к нам? – предложил я.
– Благодарю за приглашение, но не могу. Мне уже давно пора спать. – У нее был глубокий, сильный голос, который странно контрастировал с ее хрупким телом. – Я просто хотела поздравить вас.
Некоторое время она пристально смотрела мне в глаза, как будто надеялась найти в них нечто, известное только ей. Но это длилось недолго. Вскоре она снова улыбнулась.
– А знаете, если старая поговорка насчет везения в картах и в любви верна, то вам следует поберечь свое сердце, молодой человек. – И, рассмеявшись собственной шутке, старая леди откланялась.
Роберт ухмыльнулся:
– Итак, Александра Белмэйна можно поздравить с очередной победой, а его гарем – с достойным по полнением. Ну ладно, мы идем вниз пить шампанское или нет?
Я открыл было рот, чтобы что-то ответить, но Рейчел опередила меня:
– Роберт, будь хорошим мальчиком, спустись первым и найди нам какой-нибудь столик.
– Слушаюсь, – отсалютовал Роберт. – Всегда к вашим услугам, мадам. А какой именно?
– Конечно же, самый лучший, – ответила Рейчел и, потрепав Литтлтона по подбородку, развернула его по направлению к лестнице и легонько подтолкнула в спину.
Но когда она повернулась ко мне, я сразу понял, что она не собирается присоединяться к Роберту. В ее взгляде явственно читалось ничем не прикрытое желание. Я и сам был необычайно возбужден. Похоже, что эта победа подействовала на нас обоих, как своеобразный любовный допинг. Мы хотели поскорее быть друг с другом и не могли ждать.
В машине моя ширинка оказалась расстегнутой прежде, чем я успел завести мотор. Почувствовав прикосновение руки Рейчел, я невольно застонал и выронил ключи.
– Подожди! – Я довольно грубо оттолкнул ее, завел автомобиль и выехал с площади, едва успев разминуться с полицейской машиной.
Доехав до Леннокс-Гарденз, я припарковался у самой ограды. Рейчел попыталась было выйти, но ей это не удалось: я захлопнул дверцу.
– Если хочешь быть со мной, делай то, что я говорю. – Склонившись над ней, я поцеловал трепещущие чувственные губы. – Полезай на заднее сиденье.
Рейчел попыталась протестовать, но я одним движением разорвал лиф платья, обнажив роскошную грудь. – Ты хочешь этого или нет?
– Да, – простонала она. Ее голова безвольно откинулась на подголовник сиденья.
– Тогда полезай назад.
Несколько мгновений она молча смотрела мне в лицо, потом опустила глаза и послушно перешла на заднее сиденье. Я испытывал какую-то странную, жгучую потребность унизить эту женщину. После того как за ней захлопнулась дверца, я вышел из машины. Видя, что я не собираюсь присоединяться к ней на заднем сиденье, Рейчел распахнула дверцу и, глядя на меня снизу вверх, выслушала мои короткие распоряжения.
Затем она покорно повернулась и стала на четвереньки. Разорвав белье, я вошел в нее сзади.
Фактически, это была первая ночь, когда мы с Рейчел были вместе. Я не могу назвать то, что мы делали, занятиями любовью. Какая может быть любовь при половом акте на заднем сиденье машины! Но в тот день, после обладания Лиззи, я наконец смог сосредоточиться на Рейчел и на том, как именно хочу с ней быть. Я упивался собственной властью. Отныне между нами и впредь все будет именно так! Я сделаю ее рабыней своей страсти, так же как сам стал рабом Лиззи.
Когда я подошел к дому на площади Белгрэйв, уже светало. Я смотрел на его светлый фасад и думал о Джессике, лежащей в нашей постели и ждущей моего возвращения, о Лиззи, спящей в соседней комнате. О Лиззи, которая всего несколько часов назад стонала в моих объятиях и умоляла меня входить в нее снова и снова. И конечно же, я думал о пятидесяти тысячах фунтов, лежащих у меня в кармане.
От этих мыслей моя кровь заструилась быстрее, и я опять почувствовал то сексуальное возбуждение, которое испытал в Клермонте. Я снова хотел выиграть. Я понял, что должен сейчас же пойти к Лиззи и показать ей, кто заказывает музыку в этом доме. Я должен был непременно взять ее. Сейчас же. Под одной крышей со спящей или лежащей без сна Джессикой.
Поднявшись по лестнице, я прошел мимо нашей с Джессикой спальни, даже не удосужившись заглянуть туда. Я стремился в конец коридора, к заветной двери в комнату Лиззи и, достигнув ее, распахнул одним рывком.
Даже в предрассветном полумраке я сразу же заметил вторую голову, лежащую на подушке. Под скомканными простынями угадывались очертания двух тел. И внезапно мною овладела такая сумасшедшая ревность, что я готов был убить этого второго. Кем бы он ни был. Правда, мысль о том, что это, должно быть, Генри, быстро остудила мой пыл, и я закрыл дверь. Моя собственная спальня была пуста.
Меня душила ярость. Спустившись вниз в надежде на то, что Джессика ждет меня там, я не обнаружил даже записки. Я сварил себе кофе, сел в кресло и стал ждать. Наверное, если бы Джессика в этот момент вернулась домой, я мог бы ее убить. Сознание того, что, несмотря на власть над множеством женщин, я тем не менее не властен над собственной женой, сводило меня с ума.
Должно быть, я задремал, потому что, когда послышался какой-то шум на лестнице, часы показывали уже десять минут восьмого. Спросонья я опрокинул недопитую чашку с кофе, и по ковру расплылось грязно-коричневое пятно. Некоторое время я тупо смотрел на него, не зная, что предпринять, но услышав звук захлопнувшейся входной двери и чьи-то удаляющиеся шаги, пришел в себя.
Я быстро подбежал к входной двери, стремясь как можно скорее поделиться с Генри известием о моем выигрыше.; Но на площади: не было ни «БМВ» Генри, ни его самого. Зато там был Роберт Литтлтон, заводящий свой новенький, купленный всего неделю назад «ягуар».
Он уже давно уехал, а я все продолжал стоять на пороге, пытаясь хоть как-то упорядочить мысли, вихрем проносящиеся в голове.
Потом почувствовал чье-то присутствие за своей спиной и оглянулся.
На лестнице стояла Лиззи и насмешливо смотрела на меня. Но я проигнорировал и этот взгляд, и ее растрепавшиеся волосы, и ярко-алые от поцелуев губы. Мои глаза были прикованы к той, что стояла рядом с ней, опершись рукой о перила и выбивая голой пяткой дробь на каменных ступенях. Теперь у меня уже не оставалось никаких сомнений в том, что именно происходило сегодня ночью в комнате Лиззи.
– Привет, дорогой, – промурлыкала Джессика и, запрокинув голову, рассмеялась визгливым, истерическим смехом.
Все, что произошло потом, я помню очень смутно. Казалось, на некоторое время я ослеп, оглох и лишился разума. В памяти мелькают только звуки чьего-то безумного смеха, крики и кровь. Много крови. Кровь на моих руках, кровь на стенах. Весь мир вокруг стал средоточием боли, хаоса и разрушения.
Я впервые внимательно посмотрел на картины. Раньше я их почему-то не замечал. Но теперь меня поразило, насколько они были похожи на те, что украшали стены особняка Белмэйнов в Саффолке. Мой беспокойный взгляд остановился на полотне Моне.
Обычно я любил импрессионистов, но сейчас они почему-то напоминали мне о Джессике, хотя и не имели ничего общего с ее собственными работами. День ото дня гложущее чувство вины перед ней становилось все нестерпимее. Я беспокойно заерзал в кресле и попытался снова сосредоточиться на чтении газеты. Почти вся вторая полоса была посвящена делу Хейли Вайнберга, и я снова начал испытывать угрызения совести. Это дело о мошенничестве два месяца назад было поручено Джереми Корбину, я же выполнял для него всякую черновую работу. Вот и сейчас мне необходимо было сделать массу звонков или, по крайней мере, дать ему знать, где я нахожусь. Но я не делал ни того, ни другого.
Уже четыре дня я жил у Рейчел. Четыре дня, в течение которых я вымещал свою бессильную ярость на ее теле и, как безумный, играл в Клермонте, в результате чего мой долг составил около восьмидесяти четырех тысяч фунтов. Естественно, я во всем винил Джессику. Стоило подумать о ней, как мои ногти до боли вонзались в ладони и меня снова начинали душить воспоминания о том утре. Господи, ну зачем она так смеялась?
Открылась дверь, и вошла Рейчел в новом собольем манто, купленном на выигранные в рулетку деньги.
– Ты все еще здесь? – спросила она, бросая сумку в кресло. – Как видишь.
Ничего не ответив, Рейчел вышла из комнаты. Вернулась она уже без манто.
– Между прочим, это Моран, – кивнула она в сторону столика, на котором лежали мои вытянутые ноги. Я покорно убрал их.
– А теперь можешь примерно так же поступить с этими картонками.
Я сгреб с пола остатки обеда из китайского ресторана, опрокинутого мною же несколько раньше, и засунул их в корзину для мусора. Рейчел вздохнула и направилась к бару.
– Налей мне скотча, – сказал я ей вслед и снова уткнулся в газету.
– Налей сам.
– Послушай, перестань! Я ведь только попросил налить мне выпить.
Рейчел резко повернулась ко мне:
– Знаешь, Александр, в последнее время ты меня начал несколько утомлять. Тебе не кажется, что самое время…
– Ладно! Замолчи! – взорвался я. – Я сам налью себе выпить.
После этого наступило довольно продолжительное молчание. Слышно было лишь, как шелестят страницы и позвякивает лед в бокалах. Рейчел заговорила первой:
– Ты не сказал мне, что уничтожил ее картины.
Я метнул на нее быстрый взгляд. Рейчел невозмутимо продолжала листать журнал. Наконец, поняв, что я не собираюсь ничего отвечать, она вновь обратилась ко мне:
– Зачем ты это сделал?
– Зачем я это сделал?! И ты еще спрашиваешь!
– Да, она спала с другим мужчиной. Да, она изменила тебе. Ну и что? Или, по-твоему, существуют две морали – одна для тебя, а другая для нее?
– О Боже, как ты не понимаешь! Мы же собирались завести ребенка. Представь себе, если бы я ничего не знал, а потом, спустя два месяца, она вдруг заявила мне, что беременна. Ведь этот ребенок мог быть не моим, а я не имел бы ни о чем понятия! И не забывай, что в ту ночь она была не единственной женщиной в постели с Литтлтоном. С ними еще развлекалась ее чертова сестра! И все это в моем доме! Да она…
– Да замолчи ты, ради Бога! Я устала от твоих припадков ярости. Все, о чем ты говоришь, не имеет отношения к моему вопросу. Что бы ни случилось, ты не должен был уничтожать ее картины!
– А ты их видела, эти картины? Меня от них наизнанку выворачивало. Я больше просто не мог находиться с ними под одной крышей. Она давно на это напрашивалась!
– Нет, Александр, это ты давно напрашивался на все случившееся. Думаешь, тебе можно делать, что взбредет в голову, абсолютно наплевав при этом на окружающих?! Нет, дорогой мой, мир, как ни странно, создан не только для того, чтобы тешить гипертрофированное эго Александра Белмэйна. Только ты один виноват в том, что произошло. Да ты посмотри на себя! Ладно, черт с тобой, хочешь калечить собственную жизнь – калечь! Но тому, что ты сделал с жизнью своей жены, нет прощения. И вообще, кто ты такой, чтобы судить о ее искусстве? Что ты о себе возомнил?
Я собрался было ответить, но Рейчел не дала мне сделать этого.
– Ты ничтожество, Александр! Ты даже не имеешь права садиться за один стол с порядочными людьми. Или, быть может, ты думаешь, что такое право тебе дает твоя внешность? Право издеваться над теми, кто любит тебя? А ты хоть понимаешь, почему она так поступила? Потому что знала о твоих визитах сюда! Она знала, что, несмотря на клятвенные заверения в любви, ты ее все время обманывал. Вот она и пошла на этот шаг, чтобы ты хоть раз побывал в ее шкуре. И тебе это, естественно, не понравилось! Меня совершенно не интересуют те опасные игры, в которые вы играете друг с другом, но я повторяю: твоя красивая внешность еще ничего не значит. Важно то, что скрывается за ней! А у тебя за ней – пустота. Ты всего лишь никчемный человечишка, который даром коптит небо.
Рейчел снова наполнила свой бокал и повернулась ко мне. Ее голос звучал уже спокойнее, но взгляд по-прежнему был жестким и холодным.
– Я хочу, чтобы ты ушел из моего дома, Александр. Немедленно. Возвращайся к жене, если она, конечно, тебя примет. Отправляйся куда угодно. Я не желаю тебя больше видеть.
Поднявшись, я подошел к ней и с силой просунул руку между ее ног.
– А как насчет этого, Рейчел? Или здесь ты меня тоже больше не желаешь?
Рейчел бросила на меня разъяренный взгляд, и я расхохотался.
– Ты же не можешь без этого жить! Не пройдет и недели, как ты снова будешь умолять меня взять тебя. Ну что ж, можем сейчас еще раз этим заняться. На прощание.
Глядя, как я расстегиваю брюки, Рейчел очень спокойно и отчетливо сказала:
– Если ты только посмеешь дотронуться до меня, я тебя убью.
Я снова рассмеялся:
– Хочешь, чтобы я тебя изнасиловал? Ты этого добиваешься? Ну и что же мне сделать на этот раз? Связать тебя? Или, может, просто избить?
Неожиданно Рейчел тяжело опустилась на стул и оттолкнула от себя стакан.
– Александр, – умоляюще сказала она, – остановись! Остановись, пока еще не поздно. Эта ярость, эта жестокость – они выедают тебе душу. Посмотри на себя – что с тобой происходит?
Очень медленно она отвела мою руку и вздохнула:
– Ах, если бы ты знал, как мне жаль тебя! Хотя одному Богу известно, почему. Ее картины! Александр, как ты мог так поступить?
Ее слова снова пробудили невыносимое, мучительное чувство вины.
– Откуда ты узнала о картинах?
– Мне сказал Роберт.
– Роберт Литтлтон? – Я почувствовал, как откуда-то изнутри поднимается новая волна гнева. – Но это значит, что Джессика снова встречалась с ним!
– Нет, это значит, что тебя повсюду ищет Генри.
– А Роберт знает, что я здесь?
– Да. Я видела его сегодня днем.
– В постели?
Рейчел улыбнулась:
– Нет, Александр, не в постели. Я, конечно, не безгрешна, но инцест – это не по моей части.
– Инцест? – Я не мог поверить собственным ушам.
– Роберт – мой сын. И не пытайся убедить меня, что ты этого не знал.
Я резко отдернул руку и, пожалуй, впервые внимательно посмотрел на нее. Рейчел улыбалась, но в эту минуту я видел только сеточку морщин вокруг глаз и начинающую дрябнуть кожу шеи. На какое-то жуткое мгновение мне показалось, что я смотрю в лицо собственной матери. К горлу подступила тошнота. Рейчел – мать Роберта Литтлтона. И пока я спал с его матерью, он спал с моей женой. И с ее сестрой. С моей женой и ее сестрой…
– О Господи! – только и смог выдохнуть я.
Рейчел снова потянулась за своим бокалом. Я смотрел на нее, и ненависть постепенно сменялась глубоким отвращением. Хотелось содрать с себя кожу, вывернуть все внутренности, сделать все, что угодно, лишь бы очиститься от этой мерзости. И в то же время я понимал, что это из-за меня все они оказались в полной нечистот помойной яме – и Джессика, и Рейчел, и Лиззи, и бесчисленное множество других, безымянных, которые были лишь пешками в моей грязной игре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
– О Боже! – не выдержал Роберт Литтлтон, заметив, что я кивнул крупье. Толпа затаила дыхание и подалась вперед.
Крупье перевернула следующую карту. Ее голос был профессионально бесстрастен:
– Двадцать один.
У пожилой леди оказалось в общей сложности девятнадцать. Я повернулся к крупье:
– Снимаю ставку.
Крупье спокойно пододвинула ко мне десять тысяч, а затем еще десять.
Я чувствовал, что пожилая дама хочет бросить игру и уйти, но окружающая толпа явно нервировала ее и мешала сделать этот решительный шаг. Кроме того, моя безумная бравада, казалось, загипнотизировала всех.
– Десять, – сказала она, и я почувствовал, как бедра Рейчел прижались к моей руке.
– Удваиваю.
Теперь моя ставка снова равнялась двадцати тысячам. Крупье быстро открыла следующую карту.
– Блэкджек. – Она произнесла это таким тоном, как будто не могла поверить собственным гла зам. Наверное, общее напряжение в результате передалось и ей, потому что рука, держащая карту, слегка дрожала. По толпе пронесся гул.
В это действительно трудно было поверить. Я выиграл пятьдесят тысяч фунтов.
Оглянувшись по сторонам, я постепенно начал различать отдельные лица. Все знакомые улыбались и поздравляли меня с выигрышем. Я понимал: дело не в пятидесяти тысячах фунтов – для большинства присутствующих это была не такая уж крупная сумма. На них произвел впечатление сам процесс игры, мое поведение за столом.
– С тебя шампанское, – услышал я голос Роберта.
Я почувствовал, как рука Рейчел скользнула в мой карман, и в это же самое время кто-то потянул меня за рукав. Отстранив руку Рейчел, я повернулся к человеку, столь оригинальным способом пытавшемуся привлечь мое внимание. Это была та самая пожилая дама, которая весь вечер играла рядом со мной.
Она улыбнулась, и надменное выражение моего лица тотчас сменилось ответной улыбкой. Эта дама напоминала мне мою бабушку. Вокруг нее тоже ощущалась та своеобразная аура, которая не оставляет сомнений в том, что час в обществе такого человека стоит трех в любой другой компании.
– Вы не хотите присоединиться к нам? – предложил я.
– Благодарю за приглашение, но не могу. Мне уже давно пора спать. – У нее был глубокий, сильный голос, который странно контрастировал с ее хрупким телом. – Я просто хотела поздравить вас.
Некоторое время она пристально смотрела мне в глаза, как будто надеялась найти в них нечто, известное только ей. Но это длилось недолго. Вскоре она снова улыбнулась.
– А знаете, если старая поговорка насчет везения в картах и в любви верна, то вам следует поберечь свое сердце, молодой человек. – И, рассмеявшись собственной шутке, старая леди откланялась.
Роберт ухмыльнулся:
– Итак, Александра Белмэйна можно поздравить с очередной победой, а его гарем – с достойным по полнением. Ну ладно, мы идем вниз пить шампанское или нет?
Я открыл было рот, чтобы что-то ответить, но Рейчел опередила меня:
– Роберт, будь хорошим мальчиком, спустись первым и найди нам какой-нибудь столик.
– Слушаюсь, – отсалютовал Роберт. – Всегда к вашим услугам, мадам. А какой именно?
– Конечно же, самый лучший, – ответила Рейчел и, потрепав Литтлтона по подбородку, развернула его по направлению к лестнице и легонько подтолкнула в спину.
Но когда она повернулась ко мне, я сразу понял, что она не собирается присоединяться к Роберту. В ее взгляде явственно читалось ничем не прикрытое желание. Я и сам был необычайно возбужден. Похоже, что эта победа подействовала на нас обоих, как своеобразный любовный допинг. Мы хотели поскорее быть друг с другом и не могли ждать.
В машине моя ширинка оказалась расстегнутой прежде, чем я успел завести мотор. Почувствовав прикосновение руки Рейчел, я невольно застонал и выронил ключи.
– Подожди! – Я довольно грубо оттолкнул ее, завел автомобиль и выехал с площади, едва успев разминуться с полицейской машиной.
Доехав до Леннокс-Гарденз, я припарковался у самой ограды. Рейчел попыталась было выйти, но ей это не удалось: я захлопнул дверцу.
– Если хочешь быть со мной, делай то, что я говорю. – Склонившись над ней, я поцеловал трепещущие чувственные губы. – Полезай на заднее сиденье.
Рейчел попыталась протестовать, но я одним движением разорвал лиф платья, обнажив роскошную грудь. – Ты хочешь этого или нет?
– Да, – простонала она. Ее голова безвольно откинулась на подголовник сиденья.
– Тогда полезай назад.
Несколько мгновений она молча смотрела мне в лицо, потом опустила глаза и послушно перешла на заднее сиденье. Я испытывал какую-то странную, жгучую потребность унизить эту женщину. После того как за ней захлопнулась дверца, я вышел из машины. Видя, что я не собираюсь присоединяться к ней на заднем сиденье, Рейчел распахнула дверцу и, глядя на меня снизу вверх, выслушала мои короткие распоряжения.
Затем она покорно повернулась и стала на четвереньки. Разорвав белье, я вошел в нее сзади.
Фактически, это была первая ночь, когда мы с Рейчел были вместе. Я не могу назвать то, что мы делали, занятиями любовью. Какая может быть любовь при половом акте на заднем сиденье машины! Но в тот день, после обладания Лиззи, я наконец смог сосредоточиться на Рейчел и на том, как именно хочу с ней быть. Я упивался собственной властью. Отныне между нами и впредь все будет именно так! Я сделаю ее рабыней своей страсти, так же как сам стал рабом Лиззи.
Когда я подошел к дому на площади Белгрэйв, уже светало. Я смотрел на его светлый фасад и думал о Джессике, лежащей в нашей постели и ждущей моего возвращения, о Лиззи, спящей в соседней комнате. О Лиззи, которая всего несколько часов назад стонала в моих объятиях и умоляла меня входить в нее снова и снова. И конечно же, я думал о пятидесяти тысячах фунтов, лежащих у меня в кармане.
От этих мыслей моя кровь заструилась быстрее, и я опять почувствовал то сексуальное возбуждение, которое испытал в Клермонте. Я снова хотел выиграть. Я понял, что должен сейчас же пойти к Лиззи и показать ей, кто заказывает музыку в этом доме. Я должен был непременно взять ее. Сейчас же. Под одной крышей со спящей или лежащей без сна Джессикой.
Поднявшись по лестнице, я прошел мимо нашей с Джессикой спальни, даже не удосужившись заглянуть туда. Я стремился в конец коридора, к заветной двери в комнату Лиззи и, достигнув ее, распахнул одним рывком.
Даже в предрассветном полумраке я сразу же заметил вторую голову, лежащую на подушке. Под скомканными простынями угадывались очертания двух тел. И внезапно мною овладела такая сумасшедшая ревность, что я готов был убить этого второго. Кем бы он ни был. Правда, мысль о том, что это, должно быть, Генри, быстро остудила мой пыл, и я закрыл дверь. Моя собственная спальня была пуста.
Меня душила ярость. Спустившись вниз в надежде на то, что Джессика ждет меня там, я не обнаружил даже записки. Я сварил себе кофе, сел в кресло и стал ждать. Наверное, если бы Джессика в этот момент вернулась домой, я мог бы ее убить. Сознание того, что, несмотря на власть над множеством женщин, я тем не менее не властен над собственной женой, сводило меня с ума.
Должно быть, я задремал, потому что, когда послышался какой-то шум на лестнице, часы показывали уже десять минут восьмого. Спросонья я опрокинул недопитую чашку с кофе, и по ковру расплылось грязно-коричневое пятно. Некоторое время я тупо смотрел на него, не зная, что предпринять, но услышав звук захлопнувшейся входной двери и чьи-то удаляющиеся шаги, пришел в себя.
Я быстро подбежал к входной двери, стремясь как можно скорее поделиться с Генри известием о моем выигрыше.; Но на площади: не было ни «БМВ» Генри, ни его самого. Зато там был Роберт Литтлтон, заводящий свой новенький, купленный всего неделю назад «ягуар».
Он уже давно уехал, а я все продолжал стоять на пороге, пытаясь хоть как-то упорядочить мысли, вихрем проносящиеся в голове.
Потом почувствовал чье-то присутствие за своей спиной и оглянулся.
На лестнице стояла Лиззи и насмешливо смотрела на меня. Но я проигнорировал и этот взгляд, и ее растрепавшиеся волосы, и ярко-алые от поцелуев губы. Мои глаза были прикованы к той, что стояла рядом с ней, опершись рукой о перила и выбивая голой пяткой дробь на каменных ступенях. Теперь у меня уже не оставалось никаких сомнений в том, что именно происходило сегодня ночью в комнате Лиззи.
– Привет, дорогой, – промурлыкала Джессика и, запрокинув голову, рассмеялась визгливым, истерическим смехом.
Все, что произошло потом, я помню очень смутно. Казалось, на некоторое время я ослеп, оглох и лишился разума. В памяти мелькают только звуки чьего-то безумного смеха, крики и кровь. Много крови. Кровь на моих руках, кровь на стенах. Весь мир вокруг стал средоточием боли, хаоса и разрушения.
Я впервые внимательно посмотрел на картины. Раньше я их почему-то не замечал. Но теперь меня поразило, насколько они были похожи на те, что украшали стены особняка Белмэйнов в Саффолке. Мой беспокойный взгляд остановился на полотне Моне.
Обычно я любил импрессионистов, но сейчас они почему-то напоминали мне о Джессике, хотя и не имели ничего общего с ее собственными работами. День ото дня гложущее чувство вины перед ней становилось все нестерпимее. Я беспокойно заерзал в кресле и попытался снова сосредоточиться на чтении газеты. Почти вся вторая полоса была посвящена делу Хейли Вайнберга, и я снова начал испытывать угрызения совести. Это дело о мошенничестве два месяца назад было поручено Джереми Корбину, я же выполнял для него всякую черновую работу. Вот и сейчас мне необходимо было сделать массу звонков или, по крайней мере, дать ему знать, где я нахожусь. Но я не делал ни того, ни другого.
Уже четыре дня я жил у Рейчел. Четыре дня, в течение которых я вымещал свою бессильную ярость на ее теле и, как безумный, играл в Клермонте, в результате чего мой долг составил около восьмидесяти четырех тысяч фунтов. Естественно, я во всем винил Джессику. Стоило подумать о ней, как мои ногти до боли вонзались в ладони и меня снова начинали душить воспоминания о том утре. Господи, ну зачем она так смеялась?
Открылась дверь, и вошла Рейчел в новом собольем манто, купленном на выигранные в рулетку деньги.
– Ты все еще здесь? – спросила она, бросая сумку в кресло. – Как видишь.
Ничего не ответив, Рейчел вышла из комнаты. Вернулась она уже без манто.
– Между прочим, это Моран, – кивнула она в сторону столика, на котором лежали мои вытянутые ноги. Я покорно убрал их.
– А теперь можешь примерно так же поступить с этими картонками.
Я сгреб с пола остатки обеда из китайского ресторана, опрокинутого мною же несколько раньше, и засунул их в корзину для мусора. Рейчел вздохнула и направилась к бару.
– Налей мне скотча, – сказал я ей вслед и снова уткнулся в газету.
– Налей сам.
– Послушай, перестань! Я ведь только попросил налить мне выпить.
Рейчел резко повернулась ко мне:
– Знаешь, Александр, в последнее время ты меня начал несколько утомлять. Тебе не кажется, что самое время…
– Ладно! Замолчи! – взорвался я. – Я сам налью себе выпить.
После этого наступило довольно продолжительное молчание. Слышно было лишь, как шелестят страницы и позвякивает лед в бокалах. Рейчел заговорила первой:
– Ты не сказал мне, что уничтожил ее картины.
Я метнул на нее быстрый взгляд. Рейчел невозмутимо продолжала листать журнал. Наконец, поняв, что я не собираюсь ничего отвечать, она вновь обратилась ко мне:
– Зачем ты это сделал?
– Зачем я это сделал?! И ты еще спрашиваешь!
– Да, она спала с другим мужчиной. Да, она изменила тебе. Ну и что? Или, по-твоему, существуют две морали – одна для тебя, а другая для нее?
– О Боже, как ты не понимаешь! Мы же собирались завести ребенка. Представь себе, если бы я ничего не знал, а потом, спустя два месяца, она вдруг заявила мне, что беременна. Ведь этот ребенок мог быть не моим, а я не имел бы ни о чем понятия! И не забывай, что в ту ночь она была не единственной женщиной в постели с Литтлтоном. С ними еще развлекалась ее чертова сестра! И все это в моем доме! Да она…
– Да замолчи ты, ради Бога! Я устала от твоих припадков ярости. Все, о чем ты говоришь, не имеет отношения к моему вопросу. Что бы ни случилось, ты не должен был уничтожать ее картины!
– А ты их видела, эти картины? Меня от них наизнанку выворачивало. Я больше просто не мог находиться с ними под одной крышей. Она давно на это напрашивалась!
– Нет, Александр, это ты давно напрашивался на все случившееся. Думаешь, тебе можно делать, что взбредет в голову, абсолютно наплевав при этом на окружающих?! Нет, дорогой мой, мир, как ни странно, создан не только для того, чтобы тешить гипертрофированное эго Александра Белмэйна. Только ты один виноват в том, что произошло. Да ты посмотри на себя! Ладно, черт с тобой, хочешь калечить собственную жизнь – калечь! Но тому, что ты сделал с жизнью своей жены, нет прощения. И вообще, кто ты такой, чтобы судить о ее искусстве? Что ты о себе возомнил?
Я собрался было ответить, но Рейчел не дала мне сделать этого.
– Ты ничтожество, Александр! Ты даже не имеешь права садиться за один стол с порядочными людьми. Или, быть может, ты думаешь, что такое право тебе дает твоя внешность? Право издеваться над теми, кто любит тебя? А ты хоть понимаешь, почему она так поступила? Потому что знала о твоих визитах сюда! Она знала, что, несмотря на клятвенные заверения в любви, ты ее все время обманывал. Вот она и пошла на этот шаг, чтобы ты хоть раз побывал в ее шкуре. И тебе это, естественно, не понравилось! Меня совершенно не интересуют те опасные игры, в которые вы играете друг с другом, но я повторяю: твоя красивая внешность еще ничего не значит. Важно то, что скрывается за ней! А у тебя за ней – пустота. Ты всего лишь никчемный человечишка, который даром коптит небо.
Рейчел снова наполнила свой бокал и повернулась ко мне. Ее голос звучал уже спокойнее, но взгляд по-прежнему был жестким и холодным.
– Я хочу, чтобы ты ушел из моего дома, Александр. Немедленно. Возвращайся к жене, если она, конечно, тебя примет. Отправляйся куда угодно. Я не желаю тебя больше видеть.
Поднявшись, я подошел к ней и с силой просунул руку между ее ног.
– А как насчет этого, Рейчел? Или здесь ты меня тоже больше не желаешь?
Рейчел бросила на меня разъяренный взгляд, и я расхохотался.
– Ты же не можешь без этого жить! Не пройдет и недели, как ты снова будешь умолять меня взять тебя. Ну что ж, можем сейчас еще раз этим заняться. На прощание.
Глядя, как я расстегиваю брюки, Рейчел очень спокойно и отчетливо сказала:
– Если ты только посмеешь дотронуться до меня, я тебя убью.
Я снова рассмеялся:
– Хочешь, чтобы я тебя изнасиловал? Ты этого добиваешься? Ну и что же мне сделать на этот раз? Связать тебя? Или, может, просто избить?
Неожиданно Рейчел тяжело опустилась на стул и оттолкнула от себя стакан.
– Александр, – умоляюще сказала она, – остановись! Остановись, пока еще не поздно. Эта ярость, эта жестокость – они выедают тебе душу. Посмотри на себя – что с тобой происходит?
Очень медленно она отвела мою руку и вздохнула:
– Ах, если бы ты знал, как мне жаль тебя! Хотя одному Богу известно, почему. Ее картины! Александр, как ты мог так поступить?
Ее слова снова пробудили невыносимое, мучительное чувство вины.
– Откуда ты узнала о картинах?
– Мне сказал Роберт.
– Роберт Литтлтон? – Я почувствовал, как откуда-то изнутри поднимается новая волна гнева. – Но это значит, что Джессика снова встречалась с ним!
– Нет, это значит, что тебя повсюду ищет Генри.
– А Роберт знает, что я здесь?
– Да. Я видела его сегодня днем.
– В постели?
Рейчел улыбнулась:
– Нет, Александр, не в постели. Я, конечно, не безгрешна, но инцест – это не по моей части.
– Инцест? – Я не мог поверить собственным ушам.
– Роберт – мой сын. И не пытайся убедить меня, что ты этого не знал.
Я резко отдернул руку и, пожалуй, впервые внимательно посмотрел на нее. Рейчел улыбалась, но в эту минуту я видел только сеточку морщин вокруг глаз и начинающую дрябнуть кожу шеи. На какое-то жуткое мгновение мне показалось, что я смотрю в лицо собственной матери. К горлу подступила тошнота. Рейчел – мать Роберта Литтлтона. И пока я спал с его матерью, он спал с моей женой. И с ее сестрой. С моей женой и ее сестрой…
– О Господи! – только и смог выдохнуть я.
Рейчел снова потянулась за своим бокалом. Я смотрел на нее, и ненависть постепенно сменялась глубоким отвращением. Хотелось содрать с себя кожу, вывернуть все внутренности, сделать все, что угодно, лишь бы очиститься от этой мерзости. И в то же время я понимал, что это из-за меня все они оказались в полной нечистот помойной яме – и Джессика, и Рейчел, и Лиззи, и бесчисленное множество других, безымянных, которые были лишь пешками в моей грязной игре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41