— визжит она. Мы оба замираем. — Ты помнишь главное правило этого дома?
Грейер шмыгает носом и говорит:
— Никаких пенисов в доме.
— Верно. Никаких пенисов в доме. Где остаются пенисы?
— Пенисы остаются в спальне.
— Именно в спальне. Нэнни, позаботьтесь, чтобы он оделся.
Грейер торжественно шествует передо мной, скользя по мрамору босыми ступнями.
На полу ванной валяется скомканная одежда.
— Со мной случилась неприятность. Он толкает ногой деревянную машину.
— Ничего страшного.
Я собираю одежду и включаю теплую воду.
— Давай помоем тебя, приятель, ладно?!
— О'кей, — соглашается он и протягивает мне руки. Я снимаю грязный свитер и подхватываю его. Пока наполняется ванна, я хожу взад-вперед, укачивая Грейера. Его головенка лежит у меня на плече. Заснул он, что ли?
Я подхожу к зеркалу, набрасываю на Грейера полотенце, чтобы не замерз, и вижу, что он сосет большой палец.
Нэнни!
Не знаю, включи, ™ ли вы в свои расчеты паром, но я должна заметить, что это увеличивает общее время поездки не менее чем на час. И мне пришло в голову, что вы могли бы: а) уехать в пятницу одиннадцатичасовым автобусом, что позволило бы прибыть в Нантакет в шесть утра субботы, или б) выехать в шесть утра в субботу. Таким образом, вы как раз успели бы до начала барбекю.
Дайте мне знать.
Дорогая миссис N.!
С вашей стороны очень любезно позаботиться о моем своевременном прибытии в Нантакет, и хотя я никоим образом не хотела бы причинять вам неудобства, все же считаю, что будет крайне непрактично выехать ранее определенного времени, поскольку в пятницу вечером я должна посетить несколько мероприятий, связанных с вручением дипломов. Я буду в Нан-такете к семи часам вечера и, разумеется, не ожидаю, что мне оплатят пропущенные дни.
Кстати, об оплате: не найдется ли у вас времени заглянуть в банк, поскольку мне необходимо внести деньги за квартиру? К записке, как вы просили, прилагается подсчет отработанных часов. Еще раз позвольте поблагодарить вас за заботу. Спасибо.
Нэнни.
Нэнни!
Я несколько сбита с толку вашим негативным отношением к нашему отъезду. Однако я все же надеюсь, что мы придем к компромиссу. Может, вы сумеете прибыть к трем и возьмете такси до дома Пирсонов?
Дорогая миссис N.!
Поскольку я готова сделать для вас все на свете, вполне возможно, что сумею успеть к шести.
Нэнни.
Нэнни!
Ничего страшного. Можете не беспокоиться. Горничная, которую прислало агентство по найму прислуги, согласилась присмотреть за Грейером до вашего приезда.
P.S. Я хотела бы обсудить с вами вопрос, касающийся нескольких обозначенных в вашем списке часов (третья среда). По-моему, в тот день я брала Грейера за покупками.
Дорогая миссис N., я вполне согласна с вами насчет третьей среды. Кроме того, как было уже упомянуто, в четверг я должна уйти в два, поскольку у меня защита диплома.
Спасибо, Нэнни.
Дорогая миссис N.!
Всего лишь краткое напоминание о том, что завтра у меня защита диплома и я должна уйти ровно в два. Было бы очень неплохо, если бы вы сумели заплатить мне.
Дорогая миссис N.!
Встречаемся в два!
— Где она?
Я в миллионный раз за последние пять минут смотрю на вмонтированные в плиту часы. Два двадцать восемь. Ровно через сорок семь минут начинается защита. Моя академическая карьера достигнет кульминации без меня, потому что профессорской комиссии придется спрашивать о развитии детей у пустого стула!
— Не кричи! — просит Грейер, хмуря брови.
— Прости, Гров. Отпустишь меня на секунду?
— Хочешь писать?
— Да. Не забудь свое молоко.
Я оставляю его расправляться с дыней, бегу в ванную для прислуги, поворачиваю кран, закрываю дверь, спускаю воду и ору в полотенце:
— МАТЬ ТВОЮ!!!
Махровая ткань заглушает крик.
— Где она шляется, тварь этакая! Мать ее за ногу! Я сажусь на пол. В глазах саднит от слез.
— Мать твою.
Мне следовало помадой написать «два часа» на каждом зеркале в доме! Приколоть огромную двойку к краю ее паш-мины, когда сегодня утром она входила в лифт!
Меня так и подмывает схватить Грейера и ринуться на Мэдисон-авеню, выкрикивая ее имя в стиле Марлона Брандо.
Напряжение выливается в молчаливый истерический смешок. Слезы уже так и льются по лицу.
Я глубоко вздыхаю, легонько шлепаю себя по щекам, вытираю глаза и стараюсь взять себя в руки. Ради Гровера. Но все еще тихо хихикаю, когда возвращаюсь на кухню и вижу склонившуюся над Грейером миссис N.
— Нэнни, я буду крайне благодарна, если вы не будете оставлять Грейера одного с обеденным прибором!
Я смотрю на ложку, мирно лежащую на подставке рядом с тарелкой.
— Простите…
— Боже, какая вы нарядная!
Она берет кусочек дыни с тарелки Грейера.
— Спасибо, но у меня сегодня защита диплома, которая начинается через тридцать пять минут.
Я направляюсь к двери.
— А-а, верно. Я что-то припоминаю.
Миссис N. неторопливо ставит на разделочный стол сумку от Келли из кожи аллигатора.
— Сегодня утром я успела заехать в банк. Сядем в моем кабинете и просмотрим список, который вы мне отдали…
Она вытаскивает конверт.
— Здорово, спасибо, но мне пора бежать, — отвечаю я не оборачиваясь. Она вопросительно вскидывает брови:
— А мне казалось, что это нужно сделать сегодня.
— Да, но если я не уйду сейчас, наверняка опоздаю, — откликаюсь я из холла, где оставила заметки.
Она громко вздыхает, отчего я немедленно вновь оказываюсь на кухне.
— Будь умницей, няня! — наказывает Грейер, приподнимаясь на стульчике. — Будь умницей!
— Спасибо, Гров.
— Я чрезвычайно занята, и поэтому сейчас самое подходящее время обсудить этот вопрос. Боюсь, другого случая уже не подвернется. Не знаю, смогу ли я поговорить с вами в другой раз. Я специально добиралась до банка…
— Прекрасно. Давайте сейчас. Спасибо.
Я выхватываю из стопки бумаг напечатанный, сто раз проверенный подсчет всех часов, проведенных с Грейером, за последние пять недель.
— Итак, как видите, в среднем сумма колеблется от четырех до пяти сотен в неделю.
Она несколько минут изучает бумагу, пока я переминаюсь с ноги на ногу.
— Это немного больше, чем мы обсуждали ранее.
— Да, но первый список я отдала вам две недели назад, и с тех пор набралось еще больше шестидесяти часов.
Она снова вздыхает и принимается отсчитывать двадцатки и пятидесятки, медленно ощупывая каждую, дабы убедиться, что банкноты не слиплись. Потом протягивает мне. Браслеты лиможского фарфора от Гермеса негромко позвякивают.
— Довольно большая сумма, не находите?
Я улыбаюсь в ответ.
— Набралось за пять недель.
Поворачиваюсь и иду к выходу, мимоходом погладив Грейера по голове.
— Желаю хорошо провести день, ребята.
Шлепаю сгустки кондиционера на волосы и втираю в голову идею о немедленном увольнении. Живо воображаю, как стою под навесом перед домом 721 по Парк-авеню и награждаю мистера N. и миссис N. добрым старым мультяшным пинком, от которого оба летят в живую изгородь. Заманчиво. Но при воспоминании о Грейере кадры начинают расплываться. Гровер, в своем длинном галстуке, выжидающе смотрит на меня, пока родители барахтаются в аккуратно подстриженных кустах.
Я пожимаю плечами и подставляю лицо под горячую воду. А деньги? Меня тошнит при мысли о необходимости отправить мисс Чикаго почти половину того, что наконец соизволила отдать миссис N.
Нить моих размышлений прерывает тихое мяуканье. Откинув занавеску, я вижу Джорджа, чинно стоящего возле ванны в ожидании, пока я брызну на него. Я лью ему на головку несколько капель воды, и он прячется.
По крайней мере у меня есть спокойная ночь, чтобы отпраздновать успешную защиту диплома. А впереди еще одиннадцатичасовое телефонное свидание с Г.С.
Я заворачиваюсь в полотенце, подбираю одежду, гашу свечу. Открываю дверь ванной и замираю, услышав голоса, доносящиеся из дальнего конца квартиры. Моей части квартиры, чтобы быть точной.
— Хелло! — окликаю я, жмурясь от яркого света. Сразу можно понять, когда Чарлин дома: она всегда включает каждую лампу в квартире.
— Это я, — глухо отзывается Чарлин.
Сердце у меня падает. Я покрепче закутываюсь в полотенце, прохожу мимо ее ширмы на свою сторону комнаты. Моя настольная лампа бросает отблески на свечу, которую я зажгла перед тем, как идти под душ. Чарлин вместе с Волосатым Пилотом измеряют мою кровать.
— Что это тут творится, Нэнни? — замечает она, нажимая кнопку рулетки. — Иди сюда, и обмерим этот угол.
Волосатый протискивается мимо меня, едва не наступив на Джорджа, и становится рядом со стерео.
— Сегодня я защищала диплом, так что все вечера проводила в библиотеке.
Я отступаю с дороги, наспех сворачивая белье в комочек и запихивая под мышку.
— Простите, я ничем не могу помочь?
Она отдает ему конец рулетки и шагает к противоположной стене.
— Я хотела посмотреть, войдет ли сюда диван.
В животе у меня неприятно сосет. Вот тебе и спокойный вечер, о котором я мечтала!
Она встает, отряхивая синюю юбку.
— Нэнни, я хотела поговорить с тобой на этой неделе, но ты не отвечала на звонки.
— Срок моей аренды кончается. В конце месяца переезжаю сюда! — спешит меня обрадовать Волосатый.
Фантастика!
— У тебя две недели, чтобы найти что-то еще. По-моему, времени достаточно, — вторит она, хватая карандаш, чтобы записать результаты измерений на клейком листочке. — Джули и ее жених придут через час, чтобы поиграть в карты. Не возражаешь? Господи, как здесь душно! Опять принимаешь душ в темноте? Чудачка!
Она укоризненно качает головой. Я сохраняю спокойствие, хотя дается это нелегко. Чарлин уходит. Волосатый следует за ней, едва избежав атаки Джорджа.
— Я как раз ухожу, — бормочу я в пол. Джордж становится на задние лапы, чтобы поймать падающие с моих волос капли. Я тянусь к телефону в надежде, что Джош будет рад меня слышать.
Наутро я роюсь во всех карманах, пока не нахожу салфетку, на которой Джош записал телефон риелторов. Наскоро произношу молитву всех бездомных и набираю номер.
— Э-э-ллоу… — отвечает ужасающий нью-йоркский акцент после седьмого звонка.
— Алло, я ищу Пэт.
— Она здесь больше не работает.
— Вот как? Что же, может, вы сумеете мне помочь? Мне нужно снять однокомнатную квартиру к первому июля.
— Невозможно.
— Что?
— Никак невозможно. Сейчас начало месяца. Если вы хотели квартиру к июлю, то нужно было показаться в конце месяца да еще с пачкой бабок… скажем, с двенадцатью сотнями для начала, тогда и поговорить было бы о чем.
— Наличными?
— Наличными.
— Простите, двенадцать сотен наличными?
— Именно. Для домохозяина. Аренда за первый год наличными.
— За весь первый год?
— Кроме того, вы должны принести подтверждение того, что ваш годовой доход в сорок четыре раза превышает сумму годовой арендной платы, а также заявления ваших гарантов…
— Моих кого?
— Гарантов, людей, которые гарантируют, что плата будет вноситься вовремя, даже если вы умрете. Обычно гарантами выступают родители. Но они должны жить в регионе трех штатов, чтобы их доходы не только поддавались проверке, но и по меньшей мере в сто раз превышали бы годовую арендную плату.
— По-моему, это уж чересчур. Мне необходима всего лишь однокомнатная квартирка, ничего роскошного.
— О Господи! Это июнь! Июнь, когда каждый американец в возрасте до тридцати заканчивает что-то и перебирается сюда.
— Но все это наличными?
— Милочка, ребятки с Уолл-стрит выпрашивают денежки на переезд у своих компаний. Хотите обскакать их, гоните монету.
— Иисусе!
Она шумно вздыхает.
— Сколько собираетесь потратить?
— Ну… не знаю… шесть, семь сотен.
— В месяц?
В трубке слышится хриплое кудахтанье.
— Милочка, сделайте нам всем одолжение, купите «Войс» и поищите такую же бедолагу, которая захочет снять квартиру на паях.
— Но я собиралась жить одна…
— В таком случае я бы сняла квартиру в Куинсе и запаслась бы газовым баллончиком.
— А в Бруклине ничего нет?
— Мы не имеем дел с окраинами.
Она вешает трубку.
Я покрываюсь мурашками, слыша со стороны ширмы Чарлин отчетливый хруст разрываемой упаковки с презервативами. Брр! Бросаюсь на кровать и сую голову под подушки. Какое, к черту, увольнение! Ко дню выдачи дипломов я стану на коленях умолять миссис N. позволить мне пожить у нее!
Г.С. в последний раз кружит бабушку на танцевальном пятачке под звуки сальсы в исполнении оркестра, нанятого ею на этот вечер в любимом мексиканском ресторанчике. Сегодня ее квартира залита светом цветных бумажных фонариков.
— Он еще и танцевать умеет! — кричит она в нашу сторону, подхватывая широкую испанскую юбку. Мы с родителями сидим на террасе и пьем шампанское. Мама наклоняется ко мне:
— Он ужасно милый.
— Знаю, — гордо киваю я.
— Эй, поосторожнее в присутствии отца, — шутит па.
Вечер выдался теплым, и бабушка накрыла столы прямо здесь и пригласила всех друзей — и моих, и семейных, так что праздник получился довольно оживленным.
— Вон тот парень хочет заплатить мне за то, что вылепит мои локти! — поражается Сара, подходя к столу с двумя кусочками торта на тарелочках и вручая одну моей матери.
— Ну да… конечно… начинается с локтей… — предостерегает па.
Песня заканчивается, Г.С. и бабушка аплодируют музыкантам.
— Дорогая! — восклицает бабушка, подплывая к нам под руку с Г.С. — Ты попробовала торт?
— Да, ба.
— Ты! — Бабушка тычет пальцем в растянувшегося на шезлонге сына. — Растряси жирок и потанцуй с женой!
Мама встает, протягивая руку отцу, и они начинают лениво покачиваться в такт музыке.
— Как тут мои дорогие? Еды и выпивки достаточно?
— Божественная вечеринка, Френсис, — благодарит Сара. — Прошу простить, но мне нужно присмотреть за Джошем. Как бы он не распростился со съеденной паэльей!
Она исчезает за толпой танцующих. Я откидываюсь на спинку стула и смотрю на звезды.
— Как странно, что больше не нужно ходить на лекции…
— Жизнь — это постоянная учеба, дорогая, — поправляет бабушка, доедая остатки папиного торта.
Значит, я учусь общаться с риелторами, — жалуюсь я, берясь за вилку и помогая ей. — После того как вернусь из Нантакета, у меня остается всего один уик-энд, чтобы найти жилье и вывезти вещи от Чарлин.
— Для тебя — миссис Волоссато, — вмешивается Г. С. Бабушка сжимает мои пальцы рукой, унизанной браслетами.
— Ужасно жаль, что ты не можешь пожить у меня, я уже переоборудовала гостевую комнату для гончарного круга Орва.
Орв собирается жить у бабушки вот уже второе лето. Это давняя ее традиция: принимать у себя начинающих художников со всех концов света. В обмен на щедрый стол и крышу над головой они учат ее своим ремеслам.
— Уверена, ты обязательно что-нибудь найдешь.
— Я тоже, дорогая, — вторит Г.С., подражая ликующему тону бабушки.
Она подмигивает ему, встает, и я замечаю блеск чего-то синего у нее на шее.
— Новое ожерелье, бабушка? Очаровательно.
— Правда? На прошлой неделе я была в «Бенделе» и увидела эти маленькие лакированные буквы.
Она приподнимает крошечные F и Q, свисающие с золотой цепочки.
— Остались только они. Остальной алфавит, должно быть, распродали. Неплохая шутка, верно? «FQ»! Только нужно произносить как можно быстрее.
Она громко смеется, возвращается к гостям, и я впервые за этот вечер остаюсь наедине с Г.С.
— Пойдем, — тихо говорит он мне, беря за руку и подводя к каменной балюстраде, выходящей на парк. — У тебя классная семья.
— Веришь или нет, но я не жалуюсь, — отвечаю я, обнимая его за плечи, и мы вместе смотрим на город.
— Я буду ужасно скучать, — признается он, стискивая меня.
— Еще бы! Пока ты весело проводишь время в Амстердаме с порнозвездами, забиваешь косячки…
— Это Гаага! Добрых двадцать минут от всей этой роскоши! Ни порнозвезд, ни косячков. Только я, тоскующий по тебе, и толпа политических заключенных со своими бедами.
Я поворачиваю голову, встаю на цыпочки и тянусь поцеловать его.
— Эти политические заключенные… нытье, нытье и нытье.
Он чмокает меня в кончик носа, а потом в лоб.
— А как насчет тебя? Загораешь на пляже с телохранителями, парнями из бассейна, лодочных станций…
— О Боже мой! Какие там пляжи! Я ведь еду не на Ривьеру, а в какой-то вонючий Нантакет! — взрываюсь я, ударяя кулаком по перилам. — Черт! Я забыла проверить автоответчик.
— Нэн! — стонет он, закатывая глаза.
— Погоди, погоди, погоди… это всего две минуты. Позвоню к себе и узнаю, в какое время они собираются встретить меня завтра с парома. Не шевелись, сейчас вернусь.
Я иду в спальню бабушки, поднимаю трубку семужно-розового телефона на ночном столике и сдвигаю вышитые подушки, чтобы устроиться на атласном покрывале. Набирая на клавиатуре код автоответчика, оглядываю комнату. Мягкий свет напоминает мне детство, когда я часто ночевала у бабушки и она всегда оставляла лампу включенной, пока не усну.
Голос миссис N. Слова ледяными кубиками падают за вырез моего платья.
— О, Нэнни, хорошие новости!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Грейер шмыгает носом и говорит:
— Никаких пенисов в доме.
— Верно. Никаких пенисов в доме. Где остаются пенисы?
— Пенисы остаются в спальне.
— Именно в спальне. Нэнни, позаботьтесь, чтобы он оделся.
Грейер торжественно шествует передо мной, скользя по мрамору босыми ступнями.
На полу ванной валяется скомканная одежда.
— Со мной случилась неприятность. Он толкает ногой деревянную машину.
— Ничего страшного.
Я собираю одежду и включаю теплую воду.
— Давай помоем тебя, приятель, ладно?!
— О'кей, — соглашается он и протягивает мне руки. Я снимаю грязный свитер и подхватываю его. Пока наполняется ванна, я хожу взад-вперед, укачивая Грейера. Его головенка лежит у меня на плече. Заснул он, что ли?
Я подхожу к зеркалу, набрасываю на Грейера полотенце, чтобы не замерз, и вижу, что он сосет большой палец.
Нэнни!
Не знаю, включи, ™ ли вы в свои расчеты паром, но я должна заметить, что это увеличивает общее время поездки не менее чем на час. И мне пришло в голову, что вы могли бы: а) уехать в пятницу одиннадцатичасовым автобусом, что позволило бы прибыть в Нантакет в шесть утра субботы, или б) выехать в шесть утра в субботу. Таким образом, вы как раз успели бы до начала барбекю.
Дайте мне знать.
Дорогая миссис N.!
С вашей стороны очень любезно позаботиться о моем своевременном прибытии в Нантакет, и хотя я никоим образом не хотела бы причинять вам неудобства, все же считаю, что будет крайне непрактично выехать ранее определенного времени, поскольку в пятницу вечером я должна посетить несколько мероприятий, связанных с вручением дипломов. Я буду в Нан-такете к семи часам вечера и, разумеется, не ожидаю, что мне оплатят пропущенные дни.
Кстати, об оплате: не найдется ли у вас времени заглянуть в банк, поскольку мне необходимо внести деньги за квартиру? К записке, как вы просили, прилагается подсчет отработанных часов. Еще раз позвольте поблагодарить вас за заботу. Спасибо.
Нэнни.
Нэнни!
Я несколько сбита с толку вашим негативным отношением к нашему отъезду. Однако я все же надеюсь, что мы придем к компромиссу. Может, вы сумеете прибыть к трем и возьмете такси до дома Пирсонов?
Дорогая миссис N.!
Поскольку я готова сделать для вас все на свете, вполне возможно, что сумею успеть к шести.
Нэнни.
Нэнни!
Ничего страшного. Можете не беспокоиться. Горничная, которую прислало агентство по найму прислуги, согласилась присмотреть за Грейером до вашего приезда.
P.S. Я хотела бы обсудить с вами вопрос, касающийся нескольких обозначенных в вашем списке часов (третья среда). По-моему, в тот день я брала Грейера за покупками.
Дорогая миссис N., я вполне согласна с вами насчет третьей среды. Кроме того, как было уже упомянуто, в четверг я должна уйти в два, поскольку у меня защита диплома.
Спасибо, Нэнни.
Дорогая миссис N.!
Всего лишь краткое напоминание о том, что завтра у меня защита диплома и я должна уйти ровно в два. Было бы очень неплохо, если бы вы сумели заплатить мне.
Дорогая миссис N.!
Встречаемся в два!
— Где она?
Я в миллионный раз за последние пять минут смотрю на вмонтированные в плиту часы. Два двадцать восемь. Ровно через сорок семь минут начинается защита. Моя академическая карьера достигнет кульминации без меня, потому что профессорской комиссии придется спрашивать о развитии детей у пустого стула!
— Не кричи! — просит Грейер, хмуря брови.
— Прости, Гров. Отпустишь меня на секунду?
— Хочешь писать?
— Да. Не забудь свое молоко.
Я оставляю его расправляться с дыней, бегу в ванную для прислуги, поворачиваю кран, закрываю дверь, спускаю воду и ору в полотенце:
— МАТЬ ТВОЮ!!!
Махровая ткань заглушает крик.
— Где она шляется, тварь этакая! Мать ее за ногу! Я сажусь на пол. В глазах саднит от слез.
— Мать твою.
Мне следовало помадой написать «два часа» на каждом зеркале в доме! Приколоть огромную двойку к краю ее паш-мины, когда сегодня утром она входила в лифт!
Меня так и подмывает схватить Грейера и ринуться на Мэдисон-авеню, выкрикивая ее имя в стиле Марлона Брандо.
Напряжение выливается в молчаливый истерический смешок. Слезы уже так и льются по лицу.
Я глубоко вздыхаю, легонько шлепаю себя по щекам, вытираю глаза и стараюсь взять себя в руки. Ради Гровера. Но все еще тихо хихикаю, когда возвращаюсь на кухню и вижу склонившуюся над Грейером миссис N.
— Нэнни, я буду крайне благодарна, если вы не будете оставлять Грейера одного с обеденным прибором!
Я смотрю на ложку, мирно лежащую на подставке рядом с тарелкой.
— Простите…
— Боже, какая вы нарядная!
Она берет кусочек дыни с тарелки Грейера.
— Спасибо, но у меня сегодня защита диплома, которая начинается через тридцать пять минут.
Я направляюсь к двери.
— А-а, верно. Я что-то припоминаю.
Миссис N. неторопливо ставит на разделочный стол сумку от Келли из кожи аллигатора.
— Сегодня утром я успела заехать в банк. Сядем в моем кабинете и просмотрим список, который вы мне отдали…
Она вытаскивает конверт.
— Здорово, спасибо, но мне пора бежать, — отвечаю я не оборачиваясь. Она вопросительно вскидывает брови:
— А мне казалось, что это нужно сделать сегодня.
— Да, но если я не уйду сейчас, наверняка опоздаю, — откликаюсь я из холла, где оставила заметки.
Она громко вздыхает, отчего я немедленно вновь оказываюсь на кухне.
— Будь умницей, няня! — наказывает Грейер, приподнимаясь на стульчике. — Будь умницей!
— Спасибо, Гров.
— Я чрезвычайно занята, и поэтому сейчас самое подходящее время обсудить этот вопрос. Боюсь, другого случая уже не подвернется. Не знаю, смогу ли я поговорить с вами в другой раз. Я специально добиралась до банка…
— Прекрасно. Давайте сейчас. Спасибо.
Я выхватываю из стопки бумаг напечатанный, сто раз проверенный подсчет всех часов, проведенных с Грейером, за последние пять недель.
— Итак, как видите, в среднем сумма колеблется от четырех до пяти сотен в неделю.
Она несколько минут изучает бумагу, пока я переминаюсь с ноги на ногу.
— Это немного больше, чем мы обсуждали ранее.
— Да, но первый список я отдала вам две недели назад, и с тех пор набралось еще больше шестидесяти часов.
Она снова вздыхает и принимается отсчитывать двадцатки и пятидесятки, медленно ощупывая каждую, дабы убедиться, что банкноты не слиплись. Потом протягивает мне. Браслеты лиможского фарфора от Гермеса негромко позвякивают.
— Довольно большая сумма, не находите?
Я улыбаюсь в ответ.
— Набралось за пять недель.
Поворачиваюсь и иду к выходу, мимоходом погладив Грейера по голове.
— Желаю хорошо провести день, ребята.
Шлепаю сгустки кондиционера на волосы и втираю в голову идею о немедленном увольнении. Живо воображаю, как стою под навесом перед домом 721 по Парк-авеню и награждаю мистера N. и миссис N. добрым старым мультяшным пинком, от которого оба летят в живую изгородь. Заманчиво. Но при воспоминании о Грейере кадры начинают расплываться. Гровер, в своем длинном галстуке, выжидающе смотрит на меня, пока родители барахтаются в аккуратно подстриженных кустах.
Я пожимаю плечами и подставляю лицо под горячую воду. А деньги? Меня тошнит при мысли о необходимости отправить мисс Чикаго почти половину того, что наконец соизволила отдать миссис N.
Нить моих размышлений прерывает тихое мяуканье. Откинув занавеску, я вижу Джорджа, чинно стоящего возле ванны в ожидании, пока я брызну на него. Я лью ему на головку несколько капель воды, и он прячется.
По крайней мере у меня есть спокойная ночь, чтобы отпраздновать успешную защиту диплома. А впереди еще одиннадцатичасовое телефонное свидание с Г.С.
Я заворачиваюсь в полотенце, подбираю одежду, гашу свечу. Открываю дверь ванной и замираю, услышав голоса, доносящиеся из дальнего конца квартиры. Моей части квартиры, чтобы быть точной.
— Хелло! — окликаю я, жмурясь от яркого света. Сразу можно понять, когда Чарлин дома: она всегда включает каждую лампу в квартире.
— Это я, — глухо отзывается Чарлин.
Сердце у меня падает. Я покрепче закутываюсь в полотенце, прохожу мимо ее ширмы на свою сторону комнаты. Моя настольная лампа бросает отблески на свечу, которую я зажгла перед тем, как идти под душ. Чарлин вместе с Волосатым Пилотом измеряют мою кровать.
— Что это тут творится, Нэнни? — замечает она, нажимая кнопку рулетки. — Иди сюда, и обмерим этот угол.
Волосатый протискивается мимо меня, едва не наступив на Джорджа, и становится рядом со стерео.
— Сегодня я защищала диплом, так что все вечера проводила в библиотеке.
Я отступаю с дороги, наспех сворачивая белье в комочек и запихивая под мышку.
— Простите, я ничем не могу помочь?
Она отдает ему конец рулетки и шагает к противоположной стене.
— Я хотела посмотреть, войдет ли сюда диван.
В животе у меня неприятно сосет. Вот тебе и спокойный вечер, о котором я мечтала!
Она встает, отряхивая синюю юбку.
— Нэнни, я хотела поговорить с тобой на этой неделе, но ты не отвечала на звонки.
— Срок моей аренды кончается. В конце месяца переезжаю сюда! — спешит меня обрадовать Волосатый.
Фантастика!
— У тебя две недели, чтобы найти что-то еще. По-моему, времени достаточно, — вторит она, хватая карандаш, чтобы записать результаты измерений на клейком листочке. — Джули и ее жених придут через час, чтобы поиграть в карты. Не возражаешь? Господи, как здесь душно! Опять принимаешь душ в темноте? Чудачка!
Она укоризненно качает головой. Я сохраняю спокойствие, хотя дается это нелегко. Чарлин уходит. Волосатый следует за ней, едва избежав атаки Джорджа.
— Я как раз ухожу, — бормочу я в пол. Джордж становится на задние лапы, чтобы поймать падающие с моих волос капли. Я тянусь к телефону в надежде, что Джош будет рад меня слышать.
Наутро я роюсь во всех карманах, пока не нахожу салфетку, на которой Джош записал телефон риелторов. Наскоро произношу молитву всех бездомных и набираю номер.
— Э-э-ллоу… — отвечает ужасающий нью-йоркский акцент после седьмого звонка.
— Алло, я ищу Пэт.
— Она здесь больше не работает.
— Вот как? Что же, может, вы сумеете мне помочь? Мне нужно снять однокомнатную квартиру к первому июля.
— Невозможно.
— Что?
— Никак невозможно. Сейчас начало месяца. Если вы хотели квартиру к июлю, то нужно было показаться в конце месяца да еще с пачкой бабок… скажем, с двенадцатью сотнями для начала, тогда и поговорить было бы о чем.
— Наличными?
— Наличными.
— Простите, двенадцать сотен наличными?
— Именно. Для домохозяина. Аренда за первый год наличными.
— За весь первый год?
— Кроме того, вы должны принести подтверждение того, что ваш годовой доход в сорок четыре раза превышает сумму годовой арендной платы, а также заявления ваших гарантов…
— Моих кого?
— Гарантов, людей, которые гарантируют, что плата будет вноситься вовремя, даже если вы умрете. Обычно гарантами выступают родители. Но они должны жить в регионе трех штатов, чтобы их доходы не только поддавались проверке, но и по меньшей мере в сто раз превышали бы годовую арендную плату.
— По-моему, это уж чересчур. Мне необходима всего лишь однокомнатная квартирка, ничего роскошного.
— О Господи! Это июнь! Июнь, когда каждый американец в возрасте до тридцати заканчивает что-то и перебирается сюда.
— Но все это наличными?
— Милочка, ребятки с Уолл-стрит выпрашивают денежки на переезд у своих компаний. Хотите обскакать их, гоните монету.
— Иисусе!
Она шумно вздыхает.
— Сколько собираетесь потратить?
— Ну… не знаю… шесть, семь сотен.
— В месяц?
В трубке слышится хриплое кудахтанье.
— Милочка, сделайте нам всем одолжение, купите «Войс» и поищите такую же бедолагу, которая захочет снять квартиру на паях.
— Но я собиралась жить одна…
— В таком случае я бы сняла квартиру в Куинсе и запаслась бы газовым баллончиком.
— А в Бруклине ничего нет?
— Мы не имеем дел с окраинами.
Она вешает трубку.
Я покрываюсь мурашками, слыша со стороны ширмы Чарлин отчетливый хруст разрываемой упаковки с презервативами. Брр! Бросаюсь на кровать и сую голову под подушки. Какое, к черту, увольнение! Ко дню выдачи дипломов я стану на коленях умолять миссис N. позволить мне пожить у нее!
Г.С. в последний раз кружит бабушку на танцевальном пятачке под звуки сальсы в исполнении оркестра, нанятого ею на этот вечер в любимом мексиканском ресторанчике. Сегодня ее квартира залита светом цветных бумажных фонариков.
— Он еще и танцевать умеет! — кричит она в нашу сторону, подхватывая широкую испанскую юбку. Мы с родителями сидим на террасе и пьем шампанское. Мама наклоняется ко мне:
— Он ужасно милый.
— Знаю, — гордо киваю я.
— Эй, поосторожнее в присутствии отца, — шутит па.
Вечер выдался теплым, и бабушка накрыла столы прямо здесь и пригласила всех друзей — и моих, и семейных, так что праздник получился довольно оживленным.
— Вон тот парень хочет заплатить мне за то, что вылепит мои локти! — поражается Сара, подходя к столу с двумя кусочками торта на тарелочках и вручая одну моей матери.
— Ну да… конечно… начинается с локтей… — предостерегает па.
Песня заканчивается, Г.С. и бабушка аплодируют музыкантам.
— Дорогая! — восклицает бабушка, подплывая к нам под руку с Г.С. — Ты попробовала торт?
— Да, ба.
— Ты! — Бабушка тычет пальцем в растянувшегося на шезлонге сына. — Растряси жирок и потанцуй с женой!
Мама встает, протягивая руку отцу, и они начинают лениво покачиваться в такт музыке.
— Как тут мои дорогие? Еды и выпивки достаточно?
— Божественная вечеринка, Френсис, — благодарит Сара. — Прошу простить, но мне нужно присмотреть за Джошем. Как бы он не распростился со съеденной паэльей!
Она исчезает за толпой танцующих. Я откидываюсь на спинку стула и смотрю на звезды.
— Как странно, что больше не нужно ходить на лекции…
— Жизнь — это постоянная учеба, дорогая, — поправляет бабушка, доедая остатки папиного торта.
Значит, я учусь общаться с риелторами, — жалуюсь я, берясь за вилку и помогая ей. — После того как вернусь из Нантакета, у меня остается всего один уик-энд, чтобы найти жилье и вывезти вещи от Чарлин.
— Для тебя — миссис Волоссато, — вмешивается Г. С. Бабушка сжимает мои пальцы рукой, унизанной браслетами.
— Ужасно жаль, что ты не можешь пожить у меня, я уже переоборудовала гостевую комнату для гончарного круга Орва.
Орв собирается жить у бабушки вот уже второе лето. Это давняя ее традиция: принимать у себя начинающих художников со всех концов света. В обмен на щедрый стол и крышу над головой они учат ее своим ремеслам.
— Уверена, ты обязательно что-нибудь найдешь.
— Я тоже, дорогая, — вторит Г.С., подражая ликующему тону бабушки.
Она подмигивает ему, встает, и я замечаю блеск чего-то синего у нее на шее.
— Новое ожерелье, бабушка? Очаровательно.
— Правда? На прошлой неделе я была в «Бенделе» и увидела эти маленькие лакированные буквы.
Она приподнимает крошечные F и Q, свисающие с золотой цепочки.
— Остались только они. Остальной алфавит, должно быть, распродали. Неплохая шутка, верно? «FQ»! Только нужно произносить как можно быстрее.
Она громко смеется, возвращается к гостям, и я впервые за этот вечер остаюсь наедине с Г.С.
— Пойдем, — тихо говорит он мне, беря за руку и подводя к каменной балюстраде, выходящей на парк. — У тебя классная семья.
— Веришь или нет, но я не жалуюсь, — отвечаю я, обнимая его за плечи, и мы вместе смотрим на город.
— Я буду ужасно скучать, — признается он, стискивая меня.
— Еще бы! Пока ты весело проводишь время в Амстердаме с порнозвездами, забиваешь косячки…
— Это Гаага! Добрых двадцать минут от всей этой роскоши! Ни порнозвезд, ни косячков. Только я, тоскующий по тебе, и толпа политических заключенных со своими бедами.
Я поворачиваю голову, встаю на цыпочки и тянусь поцеловать его.
— Эти политические заключенные… нытье, нытье и нытье.
Он чмокает меня в кончик носа, а потом в лоб.
— А как насчет тебя? Загораешь на пляже с телохранителями, парнями из бассейна, лодочных станций…
— О Боже мой! Какие там пляжи! Я ведь еду не на Ривьеру, а в какой-то вонючий Нантакет! — взрываюсь я, ударяя кулаком по перилам. — Черт! Я забыла проверить автоответчик.
— Нэн! — стонет он, закатывая глаза.
— Погоди, погоди, погоди… это всего две минуты. Позвоню к себе и узнаю, в какое время они собираются встретить меня завтра с парома. Не шевелись, сейчас вернусь.
Я иду в спальню бабушки, поднимаю трубку семужно-розового телефона на ночном столике и сдвигаю вышитые подушки, чтобы устроиться на атласном покрывале. Набирая на клавиатуре код автоответчика, оглядываю комнату. Мягкий свет напоминает мне детство, когда я часто ночевала у бабушки и она всегда оставляла лампу включенной, пока не усну.
Голос миссис N. Слова ледяными кубиками падают за вырез моего платья.
— О, Нэнни, хорошие новости!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32