столько огней и людей вокруг.
Он показывает на сверкающие рождественские украшения вдоль Пятой авеню.
Я тычу ложечкой в мороженое и гоняюсь за карамельным завитком.
— Ты прав. Еще две недели назад я бы сказала, что это мой любимый праздник.
Мы передаем друг другу мороженое и любуемся рождественскими венками в окнах «Стенхоупа» и маленькими белыми лампочками, горящими над навесом.
— Похоже, ты из тех, кто любит праздники.
Я краснею.
— Ну… День древонасаждений, пожалуй, единственный, когда я отрываюсь на всю катушку.
Он придвигается ближе.
— Все еще считаешь меня мудаком?
— Я никогда не говорила, что ты мудак, — улыбаюсь я в ответ.
— Вернее, мудак по ассоциации.
— Скорее…
АААААААА!!! ОН МЕНЯ ЦЕЛУЕТ!!!!!!
— Привет, — тихо говорит он, почти касаясь моего лица губами.
— Привет.
— Не можем мы, ну пожалуйста, начать сначала и навсегда-навсегда забыть «Доррианс»?
Я снова улыбаюсь.
— Привет, я Нэн…
— Няня! Няня!
— Она самая. Что?
— Твоя очередь!
Бедный Грейер, ему в третий раз приходится возвращать меня со ступенек Метрополитен-музея, где мой мозг, кажется, постоянно обосновался.
Я передвигаю пряничного человечка из оранжевого квадрата в желтый.
— Так и быть, Гров, но это последняя партия, а потом придется примерить одежду.
— О Господи!
— Ну же, не капризничай, это очень весело. Можешь устроить для меня небольшой показ мод.
На кровати громоздится весь гардероб Грейера, оставшийся с прошлого лета, и мы пытаемся определить, что еще годится для носки: нужно же как следует снарядить его к каникулам. Я понимаю, что ему вряд ли захочется проводить таким образом свой последний день со мной, но приказ есть приказ.
Убрав игру, я становлюсь на колени и помогаю ему надевать и снимать шорты, рубашки, плавки и самый крохотный в мире синий блейзер.
— Ой! Слишком мала! Больно! — ноет он, оглядывая ручонки, перехваченные, как сосиска в булке, резинками белой футболки «Лакост».
— Ладно-ладно, я уже снимаю, потерпи.
Я извлекаю его из футболки и протягиваю крахмальную сорочку от «Брукс бразерс».
— Эта мне не слишком нравится, — говорит он, покачивая головой, и медленно добавляет: — Думаю… из нее я уже вырос.
Я осматриваю пуговки на рукаве и жесткий воротничок.
— Тут ты прав. Действительно вырос. Наверное, тебе больше не следует ее носить.
Я заговорщически подмигиваю, складываю отвергнутую одежку и присоединяю к груде таких же.
— Няня, мне скучно, — хнычет он, сжимая ладонями мои щеки. — Больше никаких рубашек. Давай поиграем в «Кэнди лэнд»!
— Ну пожалуйста, еще разочек, Грейер!
Я натягиваю на него блейзер.
— А теперь пройдись по комнате, туда и обратно! Давай посмотрим, какой ты шикарный!
Он смотрит на меня как на сумасшедшую, но все же отходит, оглядываясь каждые несколько шагов, дабы убедиться, что тут нет никакого подвоха.
— Ну же, малыш, жми! — ору я, когда он доходит до стены.
Грейер оборачивается и с подозрением взирает на меня, пока я не вскидываю воображаемую камеру и начинаю делать снимки.
— Давай, малыш, давай! Ты просто класс! Покажи, на что способен.
Он картинно раскидывает руки.
— Йо-хо! — визжу я, словно Арнольд Шварценеггер, который уронил свое полотенце, выходя из ванной.
Грейер хихикает и принимает театральные позы.
— Ты веикоепен, даагой, — картавлю я театрально и, наклонившись, чтобы снять блейзер, чмокаю воздух возле его щек.
— Ты правда скоро вернешься, няня? Завтра?
— Давай еще раз взглянем на календарь, чтобы проверить, сколько времени у тебя уйдет на Багамы…
Мы склоняемся над Календарем Няни, сделанным мной собственноручно.
— А потом Аспен, где будет настоящий снег и ты сможешь кататься на санках и лепить снежных ангелов и снеговиков. Вот увидишь, как там будет весело!
— Где вы? — окликает миссис N.
Грейер мчится в холл, а я задерживаюсь, чтобы сложить последнюю рубашечку, и только потом иду следом.
— Как прошел день? — жизнерадостно осведомляется она.
— Грейер очень хорошо себя вел. Мы примерили все, — сообщаю я, прислонившись к косяку. — Те вещи, что на постели, можно брать с собой.
— Превосходно! Большое вам спасибо.
Грейер подпрыгивает перед миссис N. и дергает ее за шубу из норки.
— Пойдем смотреть мое шоу! Скорее!
— Грейер, о чем мы договаривались? Ты помыл руки? — спрашивает она, уклоняясь от объятий.
— Нет, — признается он.
— Как же в таком случае можно трогать мамину шубу? А теперь посиди спокойно. У меня для тебя сюрприз от папы!
Она принимается рыться в пакетах и вытаскивает ярко-синий тренировочный костюм.
— Ты ведь знаешь, что в будущем году пойдешь в школу для больших мальчиков? Папе очень понравился Колледжиет.
Она вертит в руках костюм, чтобы показать ярко-оранжевые буквы. Я выступаю вперед и помогаю Грейеру натянуть его через голову. Она отступает, пока я закатываю рукава вокруг запястий аккуратными пончиками.
— О, папа будет так счастлив!
Грейер в полном восторге, он разводит руками и принимается выламываться, как в спальне.
— Милый, не маши руками, — сокрушенно замечает мать, — это неприлично.
Грейер вопросительно смотрит на меня. Она замечает его взгляд.
— Грейер, пора прощаться с няней.
— Не хочу! — упрямится он, вставая перед дверью и скрещивая руки.
Я снова встаю на колени:
— Всего на несколько недель, Грейер.
— НЕЕЕЕЕТ! Не уходи! Ты пообещала поиграть со мной в «Кэнди лэнд»! Сама обещала!
По его щекам уже катятся слезы.
— Эй, хочешь свой подарок сейчас? — спрашиваю я. Подхожу к чулану, набираю воздух в легкие, изображаю сияющую улыбку и вынимаю пластиковый пакет, который еще утром принесла с собой. — Это для вас. Веселого Рождества! — говорю я миссис N., протягивая сверток из «Бергдорфа».
— О, что вы, не стоило, — произносит она, кладя сверток на стол. — У нас тоже кое-что есть для вас.
— Неужели? — ахаю я с притворным удивлением.
— Грейер, пойди принеси подарок для няни. Он убегает. Я отдаю ей еще один сверток.
— А это для Грейера.
— Няня, вот твой подарок, няня! Веселого Рождества, няня! — тараторит Грейер, отдавая мне коробочку с эмблемой «Сакса».
— Большое спасибо.
— А где мой? Где мой? — подпрыгивает он.
— У твоей мамы, и можешь открыть его, когда я уйду.
Я торопливо накидываю пальто, поскольку миссис N.
уже держит лифт.
— Веселого Рождества, — говорит она на прощание.
— До свидания, няня! — кричит Грейер, беспорядочно размахивая руками.
— До свидания, Грейер! Веселого Рождества.
У меня не хватает терпения дождаться, пока лифт спустится вниз. Я воображаю Париж, и сумочки, и бесконечное множество поездок в Кембридж. Но сначала раскрываю открытку и читаю:
Дорогая няня! Не знаю, что бы мы делали без вас!
С любовью, семья N.
Я разрываю упаковку, вскрываю коробочку и начинаю рыться в цветных бумажных салфетках.
Никакого конверта. О Боже, никакого конверта!
Я переворачиваю коробочку. Тонны салфеток разлетаются в разные стороны, и наконец на пол лифта с легким стуком падает что-то черное и мохнатое. Я падаю на колени и набрасываюсь на это черное, как собака на кость. Разгребаю яркую груду салфеток, нахожу свое сокровище, и… и… и… это меховые наушники. Всего лишь наушники.
Только наушники.
Наушники!
НАУШНИКИ!!!!!
Глава 5
ПЕРЕДЫШКА
Нянюшка считала, что О'Хара принадлежат ей телом и душой, что их секреты — ее секреты, и малейшего намека на тайну оказывалось достаточно, чтобы она пускалась по следу не менее самозабвенно, чем гончая.
Маргарет Митчелл. Унесенные ветром
— Бабушка повсюду тебя ищет! Пора разрезать торт, — объявляю я отцу, входя в бабушкину гардеробную, где он наслаждается краткой передышкой от шумного празднования Нового года, совмещенного на этот раз с его пятидесятилетним юбилеем, устроенного бабушкой для «единственного сына, которым одарил Господь».
— Быстро закрой дверь! Я еще не готов: слишком много народа.
Несмотря на раскованно-богемную обстановку вечеринки, большинство художников и писателей, собравшихся здесь, сочли нужным надеть смокинги, единственное, что, как настоятельно подчеркивал отец, он никогда на себя не напялит. Ни за что. Ни ради кого!
— Кто мы, спрашивается, чертовы Кеннеди? — последовал вполне резонный ответ на попытку бабушки убедить его в необходимости надеть вечерний костюм.
А вот меня не нужно дважды просить влезть в платье, наоборот, я безумно рада редкой возможности отдохнуть от /Своих свитеров с джинсами и выглядеть истинной леди.
— Правда, я не слишком сильна в уговорах, зато явилась с дарами, — говорю я, протягивая ему бокал с шампанским.
Он улыбается, делает большой глоток и ставит бокал на зеркальный туалетный столик, рядом со своей задранной ногой. Откладывает кроссворд из «Тайме», который все это время разгадывал, и знаком приглашает меня сесть. Я, в облаке черного шифона, плюхаюсь на мягкий кремовый ковер и пью из своего бокала. Из гостиной доносятся приглушенный смех и оркестровая музыка.
— Па, тебе следует выйти к гостям, поверь, все не так уж плохо. Тот парень, писатель, который приехал из Китая, тоже не надел галстук. Можешь общаться с ним.
Он снимает очки.
— Если уж общаться, так с дочерью. Как дела, фея? Успокоилась?
Новая волна ярости окатывает меня, унося праздничное настроение, владевшее мной почти весь вечер.
— Уф, эта баба! — шиплю я, сразу обмякнув. — Последний месяц я работала по восемьдесят часов в неделю, и ради чего? Не знаешь? Так я скажу! Ради наушников!
Волосы падают мне на глаза, но я, не откидывая их, продолжаю смотреть на сцену, где ряд черных лодочек сменяется многоцветной радугой китайских шлепанцев.
— Ах да, я и забыл! Прошло целых пятнадцать минут с тех пор, как мы в последний раз говорили на эту тему!
— Какую тему? — интересуется мать, проскальзывая в дверь с тарелкой закусок в одной руке и бутылкой шампанского — в другой.
— Могу дать подсказку, — сухо предлагает он, поднимая бокал, — ты носишь их вместо шляпы.
— Боже! Опять?! Хватит, Нэн, сегодня Новый год! Почему бы тебе не отдохнуть?
Она падает в шезлонг, подбирает под себя ноги и отдает отцу тарелку.
Я приподнимаюсь и тянусь к бутылке.
— Ма, я не могу! Не могу забыть об этом! С таким же успехом она могла плюнуть мне в лицо и извалять в грязи! Все знают, что на Рождество полагается солидный бонус. Так было, есть и будет! Иначе с чего бы мне тратить на нее столько времени?! Должна же я получить сверхурочные! Каждый идиот, который на них работал, получил бонус и сумочку! А я…
— Наушники, — доканчивают они хором, пока я наливаю себе очередной бокал.
— Знаете, в чем моя проблема? Я из кожи вон лезу, воспитывая ее сына, пока она просиживает у маникюрши, да еще делаю все, чтобы такое положение выглядело естественным! Все эти истории, которые я рассказываю, все поручения, которые выполняю по первому ее требованию, просто ее развращают. Ей уже кажется, что я живу в этом доме, живу ее интересами. Она забывает, что это всего лишь моя работа. Эта особа твердо убеждена, что позволила мне прийти поиграть с ее сыночком!
Я хватаю тарталетку с икрой с тарелки отца.
— Как по-твоему, ма?
— Думаю, что ты должна поговорить с этой женщиной и расставить все точки над i или сразу уйти. Послушай себя! Вот уже несколько дней ты ни о чем другом говорить не можешь! Терзаешь себя и родных, а ведь кто-то из семьи, кроме твоей бабушки, должен воспользоваться случаем и хотя бы потанцевать!
Она многозначительно смотрит на отца, доедающего последний слоеный пирожок с крабами.
— Я хочу! Хочу расставить точки, но не знаю, с чего начать.
— Как это с чего? Объясни, чем ты недовольна, и добавь: если она хочет, чтобы ты и дальше присматривала за Грейером, кое-что должно измениться.
— Как же, как же! — фыркаю я. — Она спросит, как я провела каникулы, а вместо ответа услышит негодующую тираду! Да она просто даст мне по физиономии!
— Что же, тогда тебе повезет, — вставляет отец. — Ты подашь в суд за оскорбление действием, и никому из нас в жизни больше никогда не придется работать.
Но мама, уже увлеченная темой, не слушая его, летит на всех парах:
— В таком случае просто тепло улыбнись, обними ее за плечи и скажи: «Ну и ну! Похоже, на вас нелегко работать!»
— Мааааа! Ты понятия не имеешь, на кого я работаю. Представить немыслимо, что эту женщину можно обнять! Настоящая Снежная королева!
— Ладно! Будем репетировать! Брось ей норку! — командует мама.
Эти репетиции когда-то легли в основу моего воспитания и помогали мне отточить мастерство общения во всех важных случаях жизни: от собеседований в колледже до разрыва с моим бойфрендом из шестого класса. Отец швыряет мне висящий рядом палантин и разливает шампанское по бокалам.
— Итак, ты миссис N.. а я — ты. Давай!
Я откашливаюсь:
— Рада снова видеть вас, няня. Вы не против взять мои грязные трусики в бассейн? Как раз успеете постирать их, пока Грейер будет плавать. Огромное спасибо, говорят, хлорка просто творит чудеса!
Я плотнее закутываюсь в норку и фальшиво улыбаюсь.
— Я хочу помочь вам, — спокойным, рассудительным тоном отвечает мать. — И помочь Грейеру. Но и мне необходима ваша помощь, иначе я не сумею выполнять работу в полную меру своих способностей. А это означает, что мы вместе должны постараться, чтобы я проводила с вашим сыном ровно столько времени, сколько оговорено условиями.
— Так вы работаете здесь? А мне казалось, мы вас приняли в семью.
В притворной тревоге я подношу ко рту мизинец.
— Что ж, хотя родство с вами — большая честь, но я здесь для того, чтобы ухаживать за Грейером, и если хотите, чтобы у меня оставалась возможность продолжать свое дело, надеюсь, впредь вы будете с большим уважением относиться к моему труду.
Отец аплодирует. Я снова падаю на пол и громко стенаю:
— Это никогда не сработает!
— Нэн, эта женщина не Бог, а всего лишь человек! Тебе необходима мантра. Бери пример с Лао Цзы! Скажи «нет», чтобы сказать «да». Повторяй за мной!
— Я говорю «нет», чтобы сказать «да». Я говорю «нет», чтобы сказать «да», — бормочу я вместе с ней, глядя в потолок, оклеенный обоями в цветочек.
Едва мы достигаем высшей точки накала, как дверь распахивается и в комнату врывается музыка. Лениво повернув голову, я вижу бабушку, щеки которой пламенеют ярче алого атласного платья.
— Дорогие! Очередная бесподобная вечеринка, а мой сын прячется в чулане! Что в пять лет, что в пятьдесят, все одно! Пойдем, потанцуй со мной!
Она подплывает к отцу в облаке духов и целует его в щеку.
— Ну же, именинник, можешь оставить здесь галстук и пояс, но хотя бы раз сплясать с матерью мамбу до того, как часы пробьют двенадцать.
Отец красноречиво закатывает глаза, но шампанское на этот раз сломило его упрямство. Он снимает галстук и встает. Бабушка смотрит на меня, распростертую у ее ног:
— Бери с собой норку и пойдем танцевать буги.
— Прости, что исчезла, ба. Все эти наушники.
— Господи Боже! Если не твой папаша со своим смокингом, значит, ты со своими наушниками! Больше никаких разговоров о предметах туалета до следующего Рождества! Вставай и покажи им, звезда моя, танцпол ждет! — Мама помогает мне подняться и шепчет на ходу: — Скажи «нет», чтобы сказать «да». Видишь, твой па повторяет это даже сейчас.
Уж не помню, сколько танцев и бутылок шампанского спустя я вплываю в хмельном тумане в свою каморку. Едва дверь открывается, как Джордж начинает тереться о мои ноги, и я отношу его в свой угол.
— С Новым годом, Джордж, — мямлю я, пока он нежно мурлычет.
Сегодня утром Чарлин улетела в Азию, и я пьяна от предвкушения трех недель всех маленьких свобод, ожидающих меня. Сбрасывая туфли, я замечаю мигание лампочки автоответчика, которая кажется мне расплывчатым красным пятном.
Миссис N.
— Как по-твоему, Джордж, рискнем?
Я опускаю его на пол и нажимаю кнопку «новые сообщения».
— Привет, это Нэн? То есть это сообщение для Нэн. Если, конечно, номер правильный, — заполняют комнату невнятные звуки голоса Г.С.
— О Господи! — взвизгиваю я, быстро поворачиваясь, чтобы проверить свое отражение в зеркале.
— Правильный. Так что… э… да… звоню, чтобы поздравить с Новым годом. Э… я в Африке. И погоди… который там час? Семь часов… это десять… одиннадцать… двенадцать! Ну… так вот, мы тут всей семьей сейчас направляемся в буш. А пока пьем пиво с проводниками. И это последняя деревня, в которой имеется телефон… Но я только хотел сказать… бьюсь об заклад, неделя у тебя выдалась тяжелая. Видишь… я знал, как много ты работаешь, и хотел, чтобы ты знала… э… э… что я знаю… что ты… много трудишься, вот и все. Э… и желаю счастливого Нового года. О'кей, ладно… надеюсь, это твой автоответчик. Точно. В общем, это все… только хотел, чтобы ты знала. Э… до свидания.
Я в полнейшей эйфории валюсь на постель и попадаю на седьмое небо.
— О Господи! — бормочу я снова в темноте с улыбкой, разлившейся по всей физиономии, и намертво отключаюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32