На последнем, шестом этаже сквозь ставни углового окна пробивал, свет. Джек знал, что там кабинет Эйприл. Он решительно поднялся на крыльцо.
Навстречу ему вышел темнокожий швейцар.
– Buenas noches, Доминго, – произнес Джек, немало удивленный тем, что в такой поздний час швейцар еще на посту.
– Hola, сеньор Джек. Чем могу помочь? Он взглянул на ведерко со льдом и бутылкой вина, которое держат Джек.
Джек удивленно перевел взгляд туда же, словно вспомнил об этом только сейчас.
– Да нет, – ответил он, поднимая глаза и швейцара, – ничего не надо. Кстати, через несколько дней мне должно прийти письмо. Не потрудитесь ли вы немедленно по получении доставить его мне?
– Si, si. Разумеется! – Швейцар широко ухмыльнулся, сверкнув золотым зубом.
Джек кивнул и отвернулся. Он вдруг понял, что не хочет подниматься на лифте. Ведь тогда конечная цель его путешествия станет ясна любому, кто возьмет на себя труд проследить за мельканием цифр на табло!
«Танго, не смеши людей!» – строго сказал себе Джек. Он никогда не беспокоился о репутации возлюбленных. Все они были взрослыми, интеллигентными женщинами и не боялись отвечать за свои решения. А уж Эйприл – определенно самая деловая и преуспевающая из них. Почему же тогда он так боится за нее? – спрашивал себя Джек, подходя к лифту и нерешительно поднимая руку к кнопке. Почему все в нем буквально кричит, умоляя не торопиться, Не принимать поспешных решений и прежде всего – не причинять ей боли?
Потому, ответил он себе, что за улыбчивой маской преуспевающей хозяйки первоклассной гостиницы прячется испуганный ребенок. Этого ребенка она не показывает никому, может быть, даже себе. Но Джек его видел. Всего несколько дней назад он держал Эйприл в объятиях и укачивал, как младенца, прогоняя прочь ее страхи.
Джек потряс головой, отгоняя назойливые вопросы. Через несколько дней он получит сообщение с необходимой информацией. А пока мет смысла ломать голову над прошлым Эйприл Морган. Лучше попробовать узнать о ней как можно больше «от первого лица».
Джек нажал кнопку «Вверх». Казалось, что взгляд швейцара сверлит ему спину, но Джек не оборачивался. Все отели мира одинаковы: никакой секрет не держится здесь в тайне более пяти минут. Об их с Эйприл поцелуе на пляже, наверно, знает уже вся гостиница.
Двери бесшумно растворились. Джек вошел, обернулся, бросил взгляд в холл – и с удивлением заметил, что и швейцар, и портье, и посыльные заняты своими делами. На него как будто никто не обращал внимания. «Хорошо же Эйприл их выдрессировала!» – подумал Джек.
Поднявшись на верхний этаж, Джек двинулся вперед по опустевшему коридору. Дверь в приемную была приоткрыта, внутри – никого. Слава богу, Эйприл не держала секретарши и выполняла всю бумажную работу сама. Джек прошел через приемную и осторожно заглянул в приоткрытую дверь кабинета.
Он ожидал увидеть, что Эйприл сидит за столом, склонив темноволосую головку над бумагами. Однако увиденное поразило его, словно удар грома.
Эйприл стояла у окна, спиной к нему. На ней было розовое вечернее платье с открытой спиной, и Джек мог бы пересчитать все нежные косточки позвоночника. Одно бесконечно долгое мгновение он скользил взглядом по ее спине – от шеи и оголенных плечей до золотистого пояска на талии (бедра Эйприл были скрыты спинкой кресла). Эйприл переменила позу и вздохнула – и сердце Джека едва не вырвалось из груди.
Машинально он нащупывал камеру. Однако камеры не было, и все, что оставалось, – навеки запечатлеть эту чудную картину в своей памяти. Боже, как хотелось ему провести по этой спине ладонью… нет, лучше языком. А потом скользнуть рукой под платье и нащупать… Джек сжал кулаки и закусил губу, представив, какова ее грудь на ощупь и на вкус.
Должно быть, он издал какой-то звук. Эйприл резко обернулась, прижав руку к тому самому месту, о котором он только что мечтал.
– Джек! Ты меня до смерти напугал!
Только что она была за тысячи миль отсюда, и по ее искреннему удивлению Джек догадался, что думала она не о нем. Он не сразу собрался с силами, чтобы заговорить, – шелковое платье так плотно облегало ее грудь, что немало мужчин на его месте лишились бы дара речи.
– Извини, – прошептал он хрипло и еле слышно.
Эйприл молчала, только смотрела на него во все глаза. Молчал и он. Вот она опустила руку – и Джек увидел глубокий вырез и тонкий шарф: он закрывал горло и не давал узнать, сильно ли бьется на шее Эйприл нежная жилка. Наконец с огромным трудом Джек оторвал взгляд от ее изящной шеи и взглянул ей в глаза.
Удивление в них уже сменилось таким мощным и откровенным желанием, что у Джека подогнулись колени. Неужели всего несколько минут назад он собирался защищать эту женщину? Вот эту, что стоит, гордо подняв голову, и смотрит ему прямо в глаза? Нет, эта женщина знает, чего хочет, и готова отвечать за свои поступки!
Джек протянул ей свое ведерко:
– Хочешь пить?
– Умираю от жажды, – ответила она, даже не взглянув на вино.
Джек вошел в кабинет и закрыл за собой дверь.
6
– Что ты здесь делаешь в такой час? – приглушенным голосом спросила Эйприл.
– Тот же вопрос я мог бы задать тебе. Но не стану. – Джек подошел к столу и поставил вино на пустое кресло. Эйприл не двигалась. – Я же сказал, что мы сегодня еще увидимся. Ты в самом деле не ждала меня?
До этой минуты Эйприл не признавалась себе в том, с каким нетерпением ждет Джека, как страстно мечтает о его приходе. Если честно, только поэтому она и оставалась в кабинете до полуночи. И теперь, когда Джек стоял рядом, не было смысла притворяться перед собой или перед ним. Да, она желала его: все ее тело отвечало на звук его голоса, на каждое его движение, каждую улыбку.
– Ждала, – тихо призналась она.
Джек молча обошел вокруг стола. В последнюю секунду Эйприл не выдержала и отвернулась к окну, испугавшись, что скажет или сделает какую-нибудь глупость. Например, бросится к нему в объятия – просто чтобы ощутить мощь его мускулов под шероховатой тканью пестрой рубашки.
Джек стоял у нее за спиной; Эйприл чувствовала его горячее дыхание. Боже, еще миг – и она закричит на всю гостиницу: «Ну дотронься же до меня!»
– Джек! – Как ни странно, из уст ее вырвался еле слышный шепот.
– Чего ты хочешь, Эйприл?
Эйприл вздрогнула, чувствуя, как от предвкушения кожа покрывается мурашками. Говорить она не могла. Послышались шаги, затем щелкнул выключатель, погрузив кабинет в темноту – лишь лунный свет, просачиваясь сквозь ставни, заливал комнату волшебным, неземным светом.
– Ты хочешь, чтобы я прикоснулся к тебе, mi tesoro?
Эйприл молча кивнула.
– Знаешь, ни к одной женщине в жизни я не испытывал того, что чувствую к тебе. Меня потрясает твоя уверенность в себе, обжигает и волнует твоя чувственность. В первую нашу встречу я едва не падал с ног от усталости, но стоило мне увидеть тебя…
Слова Джека, полные нежности и непередаваемого желания, возбуждали Эйприл сильнее всяких ласк. «Прикоснись же ко мне!» – хотелось ей воскликнуть, но она молчала, желая, чтобы эта утонченная пытка продолжалась вечно.
Джек подошел так близко, что чувствовал исходящее от нее тепло; ему казалось, что рубашка его растворилась в воздухе, и ничто больше не отделяет его от Эйприл.
– Не могу тебя понять, – тихо продолжал он. – По натуре ты открыта и доверчива, но что-то – или кто-то – научило тебя скрытности. Ты всех держишь на расстоянии. Всех, кроме меня. Почему, Эйприл? Почему ты отвечаешь мне?
Он страстно желал ответа, но Эйприл не отвечала. Она хотела снова и снова слышать голос Джека и ничего не говорить, ничего не делать и не решать самой. Однако Джек упрямо молчал.
– Я не хочу отвечать! – прошептала она наконец.
Джек слегка подался назад. Эйприл готова была рыдать от разочарования и молить его вернуться к ней. Черт возьми, сейчас не время для психоанализа! Скрипнув зубами от бессилия, она прижалась головой к стеклу.
– Этого мало, Эйприл! – В его мягком голосе послышалось нетерпение. – Бог свидетель, я хочу тебя! Прямо сейчас. Прямо здесь. На столе. Или на полу. Или стоя, у стены. Но я хочу тебя всю. Мне нужна твоя душа, твоя жизнь. И вот здесь, похоже, мы с тобой расходимся.
Он сделал шаг вперед и прижался к ней так, чтобы Эйприл ощутила его растущее желание.
– Мне нужно, чтобы ты отдалась мне без страха, без сомнения, без сожалений.
Еще сегодня утром, под сенью джакаранды. Эйприл примирилась с мыслью, что рано или поздно они с Джеком станут любовниками. Но только сейчас поняла, что их связывает не простое физическое влечение. Но что же? Что ему от нее нужно? А ей от него? Да, похоже, простых и легких ответов она не дождется.
Прейдет несколько недель, и Джек исчезнет из ее жизни. Но сейчас эта мысль не волновала Эйприл. Все, чего она хотела, – отдать ему все, что имеет, и стать от этого только богаче.
– Сожалений не будет, – прошептала она с полной искренностью, однако все еще не решаясь откинуться и прильнуть к нему.
– Я знаю, что-то заставило тебя усомниться в себе. Но между нами никаких сомнений не будет. Договорились? – С этими словами он легонько поцеловал ее в затылок.
«Как он догадался?» – спрашивала себя Эйприл. Как узнал то, что она не открывала ни одному человеку? Должно быть, прочитал в ее мыслях! А это значит, что он сумеет позаботиться о ней, как никто другой… И Эйприл, потрясенная его сверхчеловеческой проницательностью, сдалась.
Джек громко застонал.
– Не торопи меня, милая! Я хочу любить тебя долго… – Он вынул из ее волос черный эбеновый гребень и залюбовался, как рассыпаются по плечам густые волны. – Сначала я буду просто смотреть на тебя… – Вновь прижав к себе ее податливое тело, он распахнул ставни – и яркий лунный свет залил комнату.
Положив голову ей на плечо, Джек вдыхал свежий, чуть сладковатый запах. Он собрал все силы, чтобы не повалить ее прямо на жесткий пол и не заняться с ней любовью немедленно! Но нет, сначала он насладится каждым ее вздохом, каждым движением и поможет испытать такое же наслаждение и ей. Сверхъестественным усилием воли Джек овладел собой, но в следующий миг Эйприл разрушила его самообладание тремя словами:
– Прикоснись ко мне!
Джек закусил губу. До крови.
– Тогда я не смогу остановиться. Не смогу, пока не узнаю на ощупь каждый уголок твоего тела.
– Хорошо.
Не доверяя языку, Джек замолчал; теперь заговорили его руки. Скользнув от ее ладоней до плеч, они проникли в глубокий вырез платья. Вот Джек нащупал груди и сжал их в ладонях.
– Ты такая мягкая… такая нежная… – шептал он на ухо возбужденной, часто дышащей Эйприл.
Умелыми пальцами он дотронулся до напряженных сосков – и Эйприл склонила голову к нему на плечо, задыхаясь от желания. Секунду назад Джек полагал, что сильнее хотеть женщину просто невозможно, но с каждой секундой страсть его разгоралась все сильнее. Закусив губу, чтобы справиться с собой, он продолжал нежно ласкать ее груди – и был вознагражден, когда почувствовал, что они набухают у него в руках.
Джеку не хотелось прерывать ласку, и он рванул бы бретельки ее платья, но заставил себя оторваться от груди Эйприл и проделать эту операцию непослушными пальцами. Затем он расстегнул крошечную «молнию» у самой талии.
– Я хочу, чтобы ты видела, как я тебя ласкаю. – И верхняя часть платья с легким шелковым шорохом опустилась вниз, к золотистому поясу.
– Боже мой, как ты прекрасна! – шептал он, положив голову ей на плечо. – Посмотри вниз. Взгляни, как я прикасаюсь к тебе. – Большие пальцы описывали медленные круги вокруг сосков, вызывая у Эйприл тихие прерывистые стоны. – Ты такая хрупкая… такая красивая…
Эйприл не могла больше молчать.
– А ты – такой сильный и нежный!
Джек на мгновение остановился, но она накрыла его ладони своими, молчаливо приглашая к продолжению ласк. Ей казалось, что она парит где-то в небесах, но в то же время стала как будто ближе к себе, чем была все эти годы. И Эйприл знала, что такое чувство полноты и целостности возможно для нее только рядом с Джеком.
Лунный свет играл на золотистой коже Эйприл, а Джек шептал ей все ласковые и дразнящие слова, какие только может изобрести воображение влюбленного мужчины. Эйприл ни о чем не думала – все мысли давно улетучились, уступив место яростному, первобытному желанию.
– А теперь повернись и прикоснись ко мне.
Так она и сделала. Но тень не позволяла Джеку видеть ее лицо. Чертыхнувшись про себя, он посадил Эйприл на подоконник, прижав спиной к холодному стеклу. С ее губ сорвался тихий стон. Джек обвил ее руки вокруг своей шеи и, склонившись, прильнул к ее губам с такой страстью, словно хотел выпить ее всю.
Языки их сплетались в молчаливой борьбе, а руки Джека уже скользили по ее бедрам. Ноги их переплелись…
– Не отпускай меня! – прошептал Джек, на мгновение отрываясь от ее рта и тут же приникая к обнаженной груди.
Эйприл громко застонала, извиваясь в его объятиях.
– Сними с меня рубашку, – хриплым голосом приказал Джек. – Я хочу прижать тебя к груди!
Сходя с ума от возбуждения, Эйприл почти сорвала с него рубашку. Однако не спешила прильнуть к его груди. Нет, не сейчас. Им некуда спешить…
По телу Джека прошла волна дрожи, и Эйприл с восторгом поняла, что он, как и она сама, на краю пропасти. Прижавшись губами к его шее, она медленно заскользила языком к той бьющейся голубой жилке, что так призывно пульсировала в неверном лунном свете. Сначала поцеловав жилку, она затем прикусила ее зубами – и Джек отпрянул, часто и взволнованно дыша.
Эйприл с трудом возвращалась к реальности. Разум подсказывал ей, что она сделала что-то не то.
– Тебе больно? – спросила она первое, что пришло в голову.
– Что ты, mi cielo! – Джек несколько раз глубоко вздохнул. Очевидно, он сам не заметил, что вновь назвал ее запретным именем, как не заметил и мгновенной перемены в ее лице. – Но знаешь, если ты будешь продолжать в том же духе, я даже раздеться до конца не успею!
Тело Эйприл мгновенно откликнулось на эти слова. Однако знакомое – слишком знакомое – обращение выбило ее из колеи. Она была взбудоражена, потрясена, растерянна, разозлена… Но почему? В конце концов, это обычное мексиканское выражение!
– Эйприл!
В голосе Джека слышался настойчивый вопрос, даже требование. Эйприл не двигалась, но Джек почувствовал, что внутренне она отдалилась от него.
Эйприл крепко зажмурилась, чтобы скрыть непрошеные слезы. Страсть, еще секунду назад властно требовавшая разрешения, куда-то испарилась. Все волшебство, все очарование этой ночи исчезло без следа.
– Прости, – пробормотала она.
Джек попытался приподнять ее голову за подбородок. Мгновение Эйприл противилась этому давлению, затем подняла голову и заговорила:
– Дело не в том, что я… – Она взглянула Джеку в лицо, и голос ее оборвался. Взгляд его глаз, сверкающих в обманчивом лунном свете, пронзил ее в самое сердце. – Нет, я очень хочу тебя, – проговорила она, потрясенная настойчивостью, с какой он заглядывал в самую ее душу. И, едва Эйприл произнесла эти слова, тут же вновь родилось желание.
– Ты ласкала меня, целовала, и вдруг… – Он замолчал, глядя ей через плечо туда, где набегали на песчаный берег бесконечные волны.
Целую вечность Эйприл молчала. Но вдруг ей показалось, что Джек хочет отстраниться, и эта угроза придала ей сил. Эйприл крепче обхватила Джека ногами, и он немедленно придвинулся к ней.
– Да. И знаешь… на самом деле никто и никогда не был мне ближе, чем ты.
Зрачки его расширились от прилива желания, поглотив зеленую радужку, и Эйприл ощутила, как в самое ее существо бешеным потоком врывается ответная жажда. Она хотела утолить его желание, хотела стать той единственной, что сможет примирить его с миром, но больше всего хотела слиться с ним, став частью той всепоглощающей силы, что зовется «Джек Танго».
– Ничто, никакие сокровища мира не сравнятся с тем, что подарила мне ты! – С этими словами он впился в ее губы – и Эйприл с лихвой возвратила поцелуй.
– Держись крепче, – приказал он.
Эйприл крепко сжала бедра и вцепилась ему в плечи. Джек подхватил ее и понес к столу, но на нем не оказалось свободного места. Эйприл тем временем целовала его в шею. Скрипя зубами, Джек дико озирался в поисках дивана или хотя бы кушетки. Нет, ничего, кроме стола и узких неудобных кресел!
Тем временем Эйприл добралась до его плеча. Ее обнаженная грудь прижималась к его груди; Джек чувствовал, что потеряет рассудок, если не овладеет ею немедленно. Нежный язычок коснулся мочки уха – и Джек не выдержал.
Взмах руки – и деловые бумаги, ручка, пресс-папье с глухим стуком полетели на пол. Эйприл даже не шелохнулась. Громко застонав, Джек опустил ее на стол и начал покрывать поцелуями лицо, шею, плечи – все, до чего мог дотянуться.
Эйприл извивалась под ним, пытаясь дотянуться до «молнии» на шортах.
– Джек, Джек! – молила она.
– Да! Скажи мне, Эйприл, чего ты хочешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Навстречу ему вышел темнокожий швейцар.
– Buenas noches, Доминго, – произнес Джек, немало удивленный тем, что в такой поздний час швейцар еще на посту.
– Hola, сеньор Джек. Чем могу помочь? Он взглянул на ведерко со льдом и бутылкой вина, которое держат Джек.
Джек удивленно перевел взгляд туда же, словно вспомнил об этом только сейчас.
– Да нет, – ответил он, поднимая глаза и швейцара, – ничего не надо. Кстати, через несколько дней мне должно прийти письмо. Не потрудитесь ли вы немедленно по получении доставить его мне?
– Si, si. Разумеется! – Швейцар широко ухмыльнулся, сверкнув золотым зубом.
Джек кивнул и отвернулся. Он вдруг понял, что не хочет подниматься на лифте. Ведь тогда конечная цель его путешествия станет ясна любому, кто возьмет на себя труд проследить за мельканием цифр на табло!
«Танго, не смеши людей!» – строго сказал себе Джек. Он никогда не беспокоился о репутации возлюбленных. Все они были взрослыми, интеллигентными женщинами и не боялись отвечать за свои решения. А уж Эйприл – определенно самая деловая и преуспевающая из них. Почему же тогда он так боится за нее? – спрашивал себя Джек, подходя к лифту и нерешительно поднимая руку к кнопке. Почему все в нем буквально кричит, умоляя не торопиться, Не принимать поспешных решений и прежде всего – не причинять ей боли?
Потому, ответил он себе, что за улыбчивой маской преуспевающей хозяйки первоклассной гостиницы прячется испуганный ребенок. Этого ребенка она не показывает никому, может быть, даже себе. Но Джек его видел. Всего несколько дней назад он держал Эйприл в объятиях и укачивал, как младенца, прогоняя прочь ее страхи.
Джек потряс головой, отгоняя назойливые вопросы. Через несколько дней он получит сообщение с необходимой информацией. А пока мет смысла ломать голову над прошлым Эйприл Морган. Лучше попробовать узнать о ней как можно больше «от первого лица».
Джек нажал кнопку «Вверх». Казалось, что взгляд швейцара сверлит ему спину, но Джек не оборачивался. Все отели мира одинаковы: никакой секрет не держится здесь в тайне более пяти минут. Об их с Эйприл поцелуе на пляже, наверно, знает уже вся гостиница.
Двери бесшумно растворились. Джек вошел, обернулся, бросил взгляд в холл – и с удивлением заметил, что и швейцар, и портье, и посыльные заняты своими делами. На него как будто никто не обращал внимания. «Хорошо же Эйприл их выдрессировала!» – подумал Джек.
Поднявшись на верхний этаж, Джек двинулся вперед по опустевшему коридору. Дверь в приемную была приоткрыта, внутри – никого. Слава богу, Эйприл не держала секретарши и выполняла всю бумажную работу сама. Джек прошел через приемную и осторожно заглянул в приоткрытую дверь кабинета.
Он ожидал увидеть, что Эйприл сидит за столом, склонив темноволосую головку над бумагами. Однако увиденное поразило его, словно удар грома.
Эйприл стояла у окна, спиной к нему. На ней было розовое вечернее платье с открытой спиной, и Джек мог бы пересчитать все нежные косточки позвоночника. Одно бесконечно долгое мгновение он скользил взглядом по ее спине – от шеи и оголенных плечей до золотистого пояска на талии (бедра Эйприл были скрыты спинкой кресла). Эйприл переменила позу и вздохнула – и сердце Джека едва не вырвалось из груди.
Машинально он нащупывал камеру. Однако камеры не было, и все, что оставалось, – навеки запечатлеть эту чудную картину в своей памяти. Боже, как хотелось ему провести по этой спине ладонью… нет, лучше языком. А потом скользнуть рукой под платье и нащупать… Джек сжал кулаки и закусил губу, представив, какова ее грудь на ощупь и на вкус.
Должно быть, он издал какой-то звук. Эйприл резко обернулась, прижав руку к тому самому месту, о котором он только что мечтал.
– Джек! Ты меня до смерти напугал!
Только что она была за тысячи миль отсюда, и по ее искреннему удивлению Джек догадался, что думала она не о нем. Он не сразу собрался с силами, чтобы заговорить, – шелковое платье так плотно облегало ее грудь, что немало мужчин на его месте лишились бы дара речи.
– Извини, – прошептал он хрипло и еле слышно.
Эйприл молчала, только смотрела на него во все глаза. Молчал и он. Вот она опустила руку – и Джек увидел глубокий вырез и тонкий шарф: он закрывал горло и не давал узнать, сильно ли бьется на шее Эйприл нежная жилка. Наконец с огромным трудом Джек оторвал взгляд от ее изящной шеи и взглянул ей в глаза.
Удивление в них уже сменилось таким мощным и откровенным желанием, что у Джека подогнулись колени. Неужели всего несколько минут назад он собирался защищать эту женщину? Вот эту, что стоит, гордо подняв голову, и смотрит ему прямо в глаза? Нет, эта женщина знает, чего хочет, и готова отвечать за свои поступки!
Джек протянул ей свое ведерко:
– Хочешь пить?
– Умираю от жажды, – ответила она, даже не взглянув на вино.
Джек вошел в кабинет и закрыл за собой дверь.
6
– Что ты здесь делаешь в такой час? – приглушенным голосом спросила Эйприл.
– Тот же вопрос я мог бы задать тебе. Но не стану. – Джек подошел к столу и поставил вино на пустое кресло. Эйприл не двигалась. – Я же сказал, что мы сегодня еще увидимся. Ты в самом деле не ждала меня?
До этой минуты Эйприл не признавалась себе в том, с каким нетерпением ждет Джека, как страстно мечтает о его приходе. Если честно, только поэтому она и оставалась в кабинете до полуночи. И теперь, когда Джек стоял рядом, не было смысла притворяться перед собой или перед ним. Да, она желала его: все ее тело отвечало на звук его голоса, на каждое его движение, каждую улыбку.
– Ждала, – тихо призналась она.
Джек молча обошел вокруг стола. В последнюю секунду Эйприл не выдержала и отвернулась к окну, испугавшись, что скажет или сделает какую-нибудь глупость. Например, бросится к нему в объятия – просто чтобы ощутить мощь его мускулов под шероховатой тканью пестрой рубашки.
Джек стоял у нее за спиной; Эйприл чувствовала его горячее дыхание. Боже, еще миг – и она закричит на всю гостиницу: «Ну дотронься же до меня!»
– Джек! – Как ни странно, из уст ее вырвался еле слышный шепот.
– Чего ты хочешь, Эйприл?
Эйприл вздрогнула, чувствуя, как от предвкушения кожа покрывается мурашками. Говорить она не могла. Послышались шаги, затем щелкнул выключатель, погрузив кабинет в темноту – лишь лунный свет, просачиваясь сквозь ставни, заливал комнату волшебным, неземным светом.
– Ты хочешь, чтобы я прикоснулся к тебе, mi tesoro?
Эйприл молча кивнула.
– Знаешь, ни к одной женщине в жизни я не испытывал того, что чувствую к тебе. Меня потрясает твоя уверенность в себе, обжигает и волнует твоя чувственность. В первую нашу встречу я едва не падал с ног от усталости, но стоило мне увидеть тебя…
Слова Джека, полные нежности и непередаваемого желания, возбуждали Эйприл сильнее всяких ласк. «Прикоснись же ко мне!» – хотелось ей воскликнуть, но она молчала, желая, чтобы эта утонченная пытка продолжалась вечно.
Джек подошел так близко, что чувствовал исходящее от нее тепло; ему казалось, что рубашка его растворилась в воздухе, и ничто больше не отделяет его от Эйприл.
– Не могу тебя понять, – тихо продолжал он. – По натуре ты открыта и доверчива, но что-то – или кто-то – научило тебя скрытности. Ты всех держишь на расстоянии. Всех, кроме меня. Почему, Эйприл? Почему ты отвечаешь мне?
Он страстно желал ответа, но Эйприл не отвечала. Она хотела снова и снова слышать голос Джека и ничего не говорить, ничего не делать и не решать самой. Однако Джек упрямо молчал.
– Я не хочу отвечать! – прошептала она наконец.
Джек слегка подался назад. Эйприл готова была рыдать от разочарования и молить его вернуться к ней. Черт возьми, сейчас не время для психоанализа! Скрипнув зубами от бессилия, она прижалась головой к стеклу.
– Этого мало, Эйприл! – В его мягком голосе послышалось нетерпение. – Бог свидетель, я хочу тебя! Прямо сейчас. Прямо здесь. На столе. Или на полу. Или стоя, у стены. Но я хочу тебя всю. Мне нужна твоя душа, твоя жизнь. И вот здесь, похоже, мы с тобой расходимся.
Он сделал шаг вперед и прижался к ней так, чтобы Эйприл ощутила его растущее желание.
– Мне нужно, чтобы ты отдалась мне без страха, без сомнения, без сожалений.
Еще сегодня утром, под сенью джакаранды. Эйприл примирилась с мыслью, что рано или поздно они с Джеком станут любовниками. Но только сейчас поняла, что их связывает не простое физическое влечение. Но что же? Что ему от нее нужно? А ей от него? Да, похоже, простых и легких ответов она не дождется.
Прейдет несколько недель, и Джек исчезнет из ее жизни. Но сейчас эта мысль не волновала Эйприл. Все, чего она хотела, – отдать ему все, что имеет, и стать от этого только богаче.
– Сожалений не будет, – прошептала она с полной искренностью, однако все еще не решаясь откинуться и прильнуть к нему.
– Я знаю, что-то заставило тебя усомниться в себе. Но между нами никаких сомнений не будет. Договорились? – С этими словами он легонько поцеловал ее в затылок.
«Как он догадался?» – спрашивала себя Эйприл. Как узнал то, что она не открывала ни одному человеку? Должно быть, прочитал в ее мыслях! А это значит, что он сумеет позаботиться о ней, как никто другой… И Эйприл, потрясенная его сверхчеловеческой проницательностью, сдалась.
Джек громко застонал.
– Не торопи меня, милая! Я хочу любить тебя долго… – Он вынул из ее волос черный эбеновый гребень и залюбовался, как рассыпаются по плечам густые волны. – Сначала я буду просто смотреть на тебя… – Вновь прижав к себе ее податливое тело, он распахнул ставни – и яркий лунный свет залил комнату.
Положив голову ей на плечо, Джек вдыхал свежий, чуть сладковатый запах. Он собрал все силы, чтобы не повалить ее прямо на жесткий пол и не заняться с ней любовью немедленно! Но нет, сначала он насладится каждым ее вздохом, каждым движением и поможет испытать такое же наслаждение и ей. Сверхъестественным усилием воли Джек овладел собой, но в следующий миг Эйприл разрушила его самообладание тремя словами:
– Прикоснись ко мне!
Джек закусил губу. До крови.
– Тогда я не смогу остановиться. Не смогу, пока не узнаю на ощупь каждый уголок твоего тела.
– Хорошо.
Не доверяя языку, Джек замолчал; теперь заговорили его руки. Скользнув от ее ладоней до плеч, они проникли в глубокий вырез платья. Вот Джек нащупал груди и сжал их в ладонях.
– Ты такая мягкая… такая нежная… – шептал он на ухо возбужденной, часто дышащей Эйприл.
Умелыми пальцами он дотронулся до напряженных сосков – и Эйприл склонила голову к нему на плечо, задыхаясь от желания. Секунду назад Джек полагал, что сильнее хотеть женщину просто невозможно, но с каждой секундой страсть его разгоралась все сильнее. Закусив губу, чтобы справиться с собой, он продолжал нежно ласкать ее груди – и был вознагражден, когда почувствовал, что они набухают у него в руках.
Джеку не хотелось прерывать ласку, и он рванул бы бретельки ее платья, но заставил себя оторваться от груди Эйприл и проделать эту операцию непослушными пальцами. Затем он расстегнул крошечную «молнию» у самой талии.
– Я хочу, чтобы ты видела, как я тебя ласкаю. – И верхняя часть платья с легким шелковым шорохом опустилась вниз, к золотистому поясу.
– Боже мой, как ты прекрасна! – шептал он, положив голову ей на плечо. – Посмотри вниз. Взгляни, как я прикасаюсь к тебе. – Большие пальцы описывали медленные круги вокруг сосков, вызывая у Эйприл тихие прерывистые стоны. – Ты такая хрупкая… такая красивая…
Эйприл не могла больше молчать.
– А ты – такой сильный и нежный!
Джек на мгновение остановился, но она накрыла его ладони своими, молчаливо приглашая к продолжению ласк. Ей казалось, что она парит где-то в небесах, но в то же время стала как будто ближе к себе, чем была все эти годы. И Эйприл знала, что такое чувство полноты и целостности возможно для нее только рядом с Джеком.
Лунный свет играл на золотистой коже Эйприл, а Джек шептал ей все ласковые и дразнящие слова, какие только может изобрести воображение влюбленного мужчины. Эйприл ни о чем не думала – все мысли давно улетучились, уступив место яростному, первобытному желанию.
– А теперь повернись и прикоснись ко мне.
Так она и сделала. Но тень не позволяла Джеку видеть ее лицо. Чертыхнувшись про себя, он посадил Эйприл на подоконник, прижав спиной к холодному стеклу. С ее губ сорвался тихий стон. Джек обвил ее руки вокруг своей шеи и, склонившись, прильнул к ее губам с такой страстью, словно хотел выпить ее всю.
Языки их сплетались в молчаливой борьбе, а руки Джека уже скользили по ее бедрам. Ноги их переплелись…
– Не отпускай меня! – прошептал Джек, на мгновение отрываясь от ее рта и тут же приникая к обнаженной груди.
Эйприл громко застонала, извиваясь в его объятиях.
– Сними с меня рубашку, – хриплым голосом приказал Джек. – Я хочу прижать тебя к груди!
Сходя с ума от возбуждения, Эйприл почти сорвала с него рубашку. Однако не спешила прильнуть к его груди. Нет, не сейчас. Им некуда спешить…
По телу Джека прошла волна дрожи, и Эйприл с восторгом поняла, что он, как и она сама, на краю пропасти. Прижавшись губами к его шее, она медленно заскользила языком к той бьющейся голубой жилке, что так призывно пульсировала в неверном лунном свете. Сначала поцеловав жилку, она затем прикусила ее зубами – и Джек отпрянул, часто и взволнованно дыша.
Эйприл с трудом возвращалась к реальности. Разум подсказывал ей, что она сделала что-то не то.
– Тебе больно? – спросила она первое, что пришло в голову.
– Что ты, mi cielo! – Джек несколько раз глубоко вздохнул. Очевидно, он сам не заметил, что вновь назвал ее запретным именем, как не заметил и мгновенной перемены в ее лице. – Но знаешь, если ты будешь продолжать в том же духе, я даже раздеться до конца не успею!
Тело Эйприл мгновенно откликнулось на эти слова. Однако знакомое – слишком знакомое – обращение выбило ее из колеи. Она была взбудоражена, потрясена, растерянна, разозлена… Но почему? В конце концов, это обычное мексиканское выражение!
– Эйприл!
В голосе Джека слышался настойчивый вопрос, даже требование. Эйприл не двигалась, но Джек почувствовал, что внутренне она отдалилась от него.
Эйприл крепко зажмурилась, чтобы скрыть непрошеные слезы. Страсть, еще секунду назад властно требовавшая разрешения, куда-то испарилась. Все волшебство, все очарование этой ночи исчезло без следа.
– Прости, – пробормотала она.
Джек попытался приподнять ее голову за подбородок. Мгновение Эйприл противилась этому давлению, затем подняла голову и заговорила:
– Дело не в том, что я… – Она взглянула Джеку в лицо, и голос ее оборвался. Взгляд его глаз, сверкающих в обманчивом лунном свете, пронзил ее в самое сердце. – Нет, я очень хочу тебя, – проговорила она, потрясенная настойчивостью, с какой он заглядывал в самую ее душу. И, едва Эйприл произнесла эти слова, тут же вновь родилось желание.
– Ты ласкала меня, целовала, и вдруг… – Он замолчал, глядя ей через плечо туда, где набегали на песчаный берег бесконечные волны.
Целую вечность Эйприл молчала. Но вдруг ей показалось, что Джек хочет отстраниться, и эта угроза придала ей сил. Эйприл крепче обхватила Джека ногами, и он немедленно придвинулся к ней.
– Да. И знаешь… на самом деле никто и никогда не был мне ближе, чем ты.
Зрачки его расширились от прилива желания, поглотив зеленую радужку, и Эйприл ощутила, как в самое ее существо бешеным потоком врывается ответная жажда. Она хотела утолить его желание, хотела стать той единственной, что сможет примирить его с миром, но больше всего хотела слиться с ним, став частью той всепоглощающей силы, что зовется «Джек Танго».
– Ничто, никакие сокровища мира не сравнятся с тем, что подарила мне ты! – С этими словами он впился в ее губы – и Эйприл с лихвой возвратила поцелуй.
– Держись крепче, – приказал он.
Эйприл крепко сжала бедра и вцепилась ему в плечи. Джек подхватил ее и понес к столу, но на нем не оказалось свободного места. Эйприл тем временем целовала его в шею. Скрипя зубами, Джек дико озирался в поисках дивана или хотя бы кушетки. Нет, ничего, кроме стола и узких неудобных кресел!
Тем временем Эйприл добралась до его плеча. Ее обнаженная грудь прижималась к его груди; Джек чувствовал, что потеряет рассудок, если не овладеет ею немедленно. Нежный язычок коснулся мочки уха – и Джек не выдержал.
Взмах руки – и деловые бумаги, ручка, пресс-папье с глухим стуком полетели на пол. Эйприл даже не шелохнулась. Громко застонав, Джек опустил ее на стол и начал покрывать поцелуями лицо, шею, плечи – все, до чего мог дотянуться.
Эйприл извивалась под ним, пытаясь дотянуться до «молнии» на шортах.
– Джек, Джек! – молила она.
– Да! Скажи мне, Эйприл, чего ты хочешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16