Слово «секс» в Алешиных устах прозвучало похабнейшим ругательством. Оленька растерялась и вдруг принялась оправдываться:– Что за глупости? Этот Макс… этот бабник… да зачем он мне?!Алеша надел очки и посмотрел в ее лицо большими серыми глазами.– Странно, – сказала Оля, – у тебя глаза в очках… просто огромные.– У меня дальнозоркость. Врожденная. В очках для дальнозорких ставят собирающие линзы. Геометрическая оптика, девятый класс.Алеша замолчал, и Оленька вдруг поняла, что ей срочно нужно все рассказать кому-нибудь. А хоть бы и Алеше.И она рассказала. Не все, конечно. Некоторые подробности не решилась. Квашин держался стойко. Только во время рассказа о неудавшемся интиме очки у него стали отчего-то потеть, Алеше пришлось их несколько раз протирать.Когда Оленька договорила, он погладил ее по руке и сказал:– Бедная. Ты имей в виду: я тебя все равно буду любить. Для меня это неважно. Просто он тебе голову задурил. Он всем дурит.Из Алешиной комнаты Оленька выбралась в состоянии странном. В компоте чувств больше всего было изумления, но и облегчение чувствовалось небывалое. В коридоре встретилась Ирка. Увидев очумелую физиономию Оленьки, она спросила:– Ты чего? Ты заболела?– Нет, – медленно ответила Оля. – Просто я совершенно не знаю мужчин.Двое суток она обдумывала сложившуюся ситуацию. Дожди временно прекратились, и можно было думать прямо на поле, что бодрило и стимулировало мозговую деятельность. В конце концов Оленька решила, что все сложилось как нельзя лучше, хотя и непонятно до невозможности.Так оно и продолжалось до конца «морковки»: Оля втихаря бегала целоваться с Максом, а потом беседовала о жизни с Алешей. Она щадила его, не рассказывала о той жаркой волне, которая протекала по всему телу от Максовых рук и губ (да и слов не хватило бы рассказать). Зато они много говорили о любви, о том, что важнее – страсть или взаимное уважение… короче, о всякой умной ерунде.Оленька сжилась с этой фантасмагорией. О том, что «морковка» когда-то закончится, она как-то не думала. Но однажды, во время очередного тайного свидания, Макс вдруг прижал ее к себе особенно нежно и сказал:– Ну, ничего. Через три дня сможем все сделать по-человечески.Оленька не очень могла в этот момент соображать, но слова «три дня» заставили ее заморгать.– Послезавтра уезжаем отсюда, – засмеялся Макс. – Забыла?– Уезжаем? Куда?– В город. Есть пустая квартира. Родители одноклассника в Африке, он у бабушки. Можно взять ключ…Макс почувствовал, что Оленька окостенела.– Ну-ну-ну, – сказал он и осторожно поцеловал кончики пальцев, – все будет хорошо.Оля очень любила, когда ей целуют кончики пальцев, но на сей раз этот прием не сработал.– Что будет хорошо? – почему-то прошептала она.– Все. Ну… я же понимаю, почему ты не захотела… Здесь… грязно и вообще… А там…Оленька поняла, что сейчас располосует ему рожу и получит от этого неизъяснимое удовольствие.– Выходи за меня замуж, – вдруг заявил Макс.Это был сильный ход. Неожиданный. В том числе и для самого Макса, если судить по его лицу. Оленька даже злиться перестала.– Максик, – вздохнула она, – что ты несешь? Ты ведь брякнул, не подумав…– Я не брякнул! Я хочу, чтобы ты стала моей женой.Макс смотрел набычившись, выставив вперед нижнюю губу. В этот момент он сам верил в то, что говорил. *** Оленька шла к общаге одна, хотя Макс и вызывался ее демонстративно проводить. Еле удалось ему объяснить, что иногда девушке нужно побыть в одиночестве.– Понимаешь, – Оленька улыбалась и гладила его по плечу, – это такое чувство… Мне нужно привыкнуть.Эти доводы успеха не имели, поэтому Оля сменила тактику.– Ты что, – прищурила она глазки, – боишься, что меня кто-то уведет?– У меня?! И не надейся! Ладно, гуляй одна, пока холостая.Вот Оленька и гуляла. То ли думала о чем-то, то ли просто бродила. И как-то само собой получилось, что догуляла Оленька до дверей Алешиной комнаты. Увидела их и решила, что так будет правильно: Алешка заслужил право все узнать первым. Она, продолжая улыбаться, толкнула дверь… и настроение моментально испортилось.На ее законном месте, на кровати Алешкиного соседа, восседала эта корова Ирка!В голове почему-то возникло стандартное начало анекдота: «Возвращается муж из командировки…»– Та-а-ак, – протянула Оленька.– Ой! – сказала Ирка и подскочила. – А я как раз зашла к Алеше… он про биномы обещал рассказать… а то они у нас будут, а в школе не было…Оля уперла руки в боки и повернулась к повелителю биномов. Алеша мучительно краснел и молчал. Ирочка поняла, что помощи ждать неоткуда, и опрометью бросилась из комнаты.– Я ей правда про бином рассказывал. У них обычная школа, не спец… А на первом курсе с комбинаторики начинают. Ты не думай…Оленьку начал разбирать смех. Он жил где-то глубоко внутри, под левой лопаткой, и не вырвался бы наружу, если бы несчастный Квашин не заявил:– Оля! Выходи за меня замуж.Оставшиеся два дня прошли как в тумане. Оля носилась от Алеши к Максу и обратно.Ее просто раздирало на части от несправедливости. Почему, почему она должна выбирать? Почему бы Максу не стать таким же умным, как Алеша? Тогда с ним бы было не только весело, но и интересно. Или почему бы Алеше не оторвать свою попу от кровати и не сходить бы с ней (не с попой, а с Оленькой) куда-нибудь? Неужели ему трудно научиться играть на гитаре и танцевать?Оля стала раздражительна, дулась на обоих кавалеров, грызла морковку на нервной почве. Она начала скандалить по пустякам и даже плакать. Макс на это почти не реагировал, обидно щелкал по носу и шел развлекаться. Алеша молча гладил по головке и не переставая жалел. Трудно было сказать, что ее раздражало больше. Октябрь 1982 г. Когда студенты вернулись в город, Оле полегчало. Все-таки жили по домам, а не всей толпой в одном месте, появилось время спрятаться от всех и подумать. Лучше всего думалось под любимое занятие – поедание морковки. Оленька притащила домой целый мешок (не сама, конечно, нашлось кому притащить) и хрумкала в свое удовольствие.На лекциях Оля обычно садилась с девчонками, чтобы не выбирать между Алешей и Максом.Алеша всегда сидел на первых партах, вел конспект, задавал умные вопросы. Все преподаватели его быстро полюбили, а один, читавший механику, даже поздоровался с ним в коридоре за руку. Олю это так потрясло, что она тут же к нему подбежала.– Алеш, это твой знакомый?– Да нет, – Алеша пожал плечами, – просто он с кафедры теорфизики, мы с ними в школе одну задачку решали…– И что, решили? – Оля от изумления просто не знала, что еще спросить.– Да ее в принципе решить нельзя. Хотя было бы, конечно, интересно. Я предложил один метод… Они теперь обсчитывают.– Алеша, а можно, я сегодня с тобой посижу?Алеша расплылся в улыбке и начал счищать со скамьи воображаемые пылинки.Макс же всегда торчал на галерке. Оттуда временами слышалась шумная возня, смех и даже тихие песни.Макс был тоже по-своему талантлив в учебе. Он был неглуп, умел задавать на лекциях каверзные вопросы. Соображал быстро, мог даже решить сложную задачу. Но все, что он знал, мгновенно выветривалось у него из головы, как только на горизонте появлялось что-то поинтереснее.Теория его не интересовала в принципе, но он быстро соображал, как бы эту теорию реализовать на практике. Поэтому он не очень хорошо помнил подробности уравнений Максвелла, зато мог спаять телевизор.На первой же лабораторной работе Макс оказался просто незаменим. И вообще в электроприборы он лез без страха, мгновенно настроил всем в лабе осциллографы. Где-то подчистил контакты, где-то убрал доломанные приборы, а вместо них собрал из двух один, но целый. Все заработало, сам же Ширяевский, мгновенно скатав у кого-то теорию, уселся к лаборанту. И уже через пять минут они были на «ты» и говорили о непонятном.Оленька сообразила еще в самом начале лабораторной, с кем лучше сидеть, и теперь маялась от безделья. В списанных у Макса листиках она ровным счетом ничего не поняла, так же как и в тех загогулинах, которые светились на осциллографе.Поскольку лабы нужно было сдавать парами, она робко подошла к Максу, чтобы он ей хоть что-то объяснил.Лаборант заметил ее первым.– Это с тобой?– Ага.Макс лениво развернулся и осмотрел Олю. Надо сказать, что выглядела Оленька замечательно – юбочка в меру коротенькая, кофточка в меру обтягивающая. Поэтому Макс, не сомневаясь, демонстративно обнял Олю и прижал ее к себе собственническим жестом.– Это со мной, – сказал он, лучась от самодовольства.– Идите, девушка, я вам уже поставил зачет, – гаденько улыбаясь, сообщил лаборант.Оля уже совсем было собиралась влепить пощечину наглому Максу, но вовремя заметила завистливые взгляды окружающих. Натянуто улыбнулась и вышла.– Хорошо, что Алеша в другой группе, – пробурчала она себе под нос и отправилась в магазин покупать себе мороженое. До следующей пары оставался еще час. *** Целых две недели оба потенциальных жениха не вспоминали о предложениях руки и сердца.Оля уже даже успокоилась и решила, что пока решать ничего не придется. Но расслабиться ей не дали. Первым очнулся Макс.В одно прекрасное утро она обнаружила его у себя перед квартирой на лестничной клетке.– Что ты тут делаешь? – возмутилась она.– Тебя жду. А когда ты меня собираешься знакомить с родителями? Все-таки будущий муж…Макс явно шутил, но, увидев слегка остекленевший взгляд Оли, нахмурился.– Оль, я тебя не трогал две недели, я соскучился.Фраза получилась двусмысленная, и Оля остекленела еще больше.Макс немедленно разозлился:– Оля, я не понял. Да? Нет? Скажи уже что-нибудь. Нет так нет, я не пропаду. Вон, Ирка по мне сохнет, как Ассоль по тому мужику с яхтой.Упоминание Ирки вырубило Олю окончательно, и она заплакала. Не то чтобы ей уж очень хотелось плакать, но ничего умнее она придумать не смогла.Макс среагировал неадекватно, разорался, хлопнул дверью в подъезде и ушел. Правда, через три минуты вернулся, прислонился к стенке и сказал:– Оля, у тебя есть еще неделя.– А потом? – Оленька шмыгнула носом.– Потом? Потом – все! Прощай! У меня тоже самолюбие есть. Между прочим, я никому пока замуж не предлагал. Хотя они куда сговорчивее были.«Вот потому и не предлагал!» – хотела сказать Оля, но не решилась. Да и говорить было уже некому: по окончании ультиматума Макс немедленно скрылся.Оленька выскочила из подъезда, но потенциального жениха не обнаружила. На первую пару она еще могла успеть, но смысла в этом не видела – не то настроение, чтобы старательно копировать с доски непонятные закорючки. Оленька решила до метро пройтись пешком.У физфака она оказалась за полчаса до окончания первой лекции. К ее изумлению, Алеша стоял снаружи. Правую руку он держал за спиной. Левой крепко прижимал к груди коричневый портфель. «Еще школьный, наверное», – подумала Оля.– Привет, – сказала она как можно беззаботнее, – что, матан отменили?– Нет… Может быть… Не знаю… Оля!Квашин запнулся, набрал воздуха побольше, понял, что переборщил, выпустил излишки, снова вздохнул.– Чего дышишь? – улыбнулась Оля. – Это такие специальные упражнения? Как у йогов в «Науке и жизни», да?Алеша помотал головой, как лошадь, которую укусил овод, и резко выдернул руку из-за спины. Там оказалась не граната и даже не финский нож, а всего лишь букет ромашек. Причем даритель так вцепился в цветы, что Оле пришлось отнимать их практически силком. При этом она не могла избавиться от мысли, что снимается в новой версии «Приключений Шурика».– Спасибо! – Оленькино настроение стало стремительно перемещаться от отметки «что-то непонятное» к «а не так уж все и плохо». – Только я хризантемы больше люблю. Желтые. Но все равно спасибо.Оленька подумала и чмокнула Алешу в губы. Тот прерывисто вздохнул (наверное, все-таки переборщил с дыхательной гимнастикой) и сказал очень тихо, почти прошептал:– Оля! Стань моей женой.«Они сговорились», – эта мысль Оленьку даже не испугала.– Я должна подумать.– Ты уже подумала,– теперь Алеша говорил громко, но хрипло. – Целых три недели. Я настаиваю…Несмотря на серьезность ситуации, Оля с трудом сдержалась, чтобы не прыснуть: уж больно жалко Алеша произнес последнее слово.– А если нет, то что? – Она изо всех сил старалась не улыбнуться (зачем травмировать слабую детскую психику).– Переведусь в Москву, – Алеша наконец заговорил нормально, без пришептываний и похрипываний. – Меня в Физтех без экзаменов возьмут. Даже сейчас, я уточнял.Желание смеяться сразу улетучилось. «Точно, – подумала Оля, – сговорились. Что ж они такие нетерпеливые?!»– Лешка! Очень тебя прошу. Дай мне еще недельку, ладно?Квашин насупился, засопел и сжал губы. «Господи! – испугалась Оленька. – Сейчас развернется и убежит!»– Леш! – заговорила она как можно убедительнее. – Давай рассудим логично!Слово «логично» на Алешу подействовало. Он перестал сопеть. «Что бы такого логичного придумать?» – тем временем соображала Оля.– У нас ведь это серьезно? – начала она говорить, еще не зная, чем закончит. – Значит, на всю жизнь? А жить мы будем гораздо больше недели, правильно? У нас впереди… дет двадцать… тридцать…«Что я несу? Какие тридцать? Через тридцать лет мне будет уже сорок восемь! Это даже не конец жизни – это глубокая старость!» Но останавливаться было нельзя, и Оленька продолжила:– Что такое неделя на фоне тридцати лет?!– Около одной десятой процента, – мгновенно ответил Алеша.Это впечатлило, но не остановило Олю.– Вот видишь! Это ерунда! Меньше, чем ерунда. Но за эту неделю я смогу до конца разобраться в себе, Лешка.И Оленька прижалась к Алешиному синему пиджаку и затихла. Квашин вздохнул протяжно-безнадежно. «Еще неделю потерпит, – поняла Оля, – а одеколон ему нужно срочно сменить!» *** Всю неделю Оля непрерывно думала: на лекциях, на практических, на лабах. Думала дома и в гостях, размышляла в общественном транспорте, анализировала, отходя ко сну. Даже во сне она не переставала взвешивать и прикидывать.Оптимальным выходом было бы принять предложение сразу обоих, но этот вариант, к сожалению, пришлось отбросить. Только во сне Оленька иногда видела себя во главе мини-гарема: Макс бегал туда-сюда, добывая пропитание, а Алеша сидел у ног супруги и развлекал ее умными разговорами.В реальности такая идиллическая картинка не складывалась. Должен был остаться только один. Алеша, несомненно, надежнее. Макс, очевидно, энергичнее. Алеша умнее. Макс веселее. Алеша настойчивее. Макс легче достигает цели.В отчаянии Оля попыталась написать плюсы и минусы каждого на бумажке, но особенного толка не вышло – она моментально запуталась в этой высшей арифметике. Дошло до того, что Оленька решила обратиться за помощью к родителям. Она собралась с духом и направилась в комнату, которую родители – по общежитской памяти – называли «комната». Была «спальня», была «детская» и была «комната».В «комнате» сидел отец и смотрел программу «Время».– Новости из-за рубежа, – сказала диктор Ангелина Вовк.– Папа, – сказала Оленька.Но тут вошла мама и перехватила инициативу.– Некрасов, – сказала она, – мусор вынеси. Папа не стал принимать участия в женской болтовне, промолчал.– Американская военщина… – гнула свою линию дикторша, но мама ей уступать не собиралась.– Мусор вынеси! – Мама перекрыла изображение своим круглым телом.«Никогда не буду толстой!» – подумала Оленька. Папа переместил голову так, что ему стала видна левая половина Ангелины Вовк.– Все прогрессивное человечество… – патетически начала Ангелина, но мама договорить не дала.Она не глядя, отработанным движением выключила телевизор. Папа поднял глаза на жену.– Новости досмотрю – вынесу.– А мусор будет стоять и вонять?«И квартира у меня будет с мусоропроводом!» – поняла Оленька. Такая квартира существовала в природе. В ней жила бледная Машка, одноклассница и дочка инструктора обкома.Папа молча встал и не менее отработанным движением включил телевизор. Мама выключила. Папа включил. Мама выключила и заметила Оленьку.– Ты чего? – спросила она.– Ничего, – сказала Оля. – Так.– В университете все в порядке?– Да.Тем временем папа опять включил программу «Время» и любовался осенним наступлением трудящихся в Японии.– Ты бы хоть с дочкой пообщался! – Мама не стала мешать трудящимся выражать свою волю.– А что? – Отец не отрывал стеклянного взгляда от экрана.– Ничего! Вот выйдет замуж, а ты и знать ничего не будешь.Оленька вздрогнула. От маминой проницательности стало не по себе.– Я пойду, – сказала она, – позанимаюсь еще.Вернувшись в комнату, Оля выключила свет и стала смотреть в окно. На родителей рассчитывать было нечего. «А телевизора у меня вообще не будет!» – решила Оля. Она не собиралась каждый вечер отрывать мужа от японских трудящихся и американской военщины. И еще от хоккея.Впрочем, нет. Телевизор быть должен. С большим экраном, цветной. Оля сладостно прищурилась. Такой большой цветной телевизор она видела все у той же Машки.
1 2 3 4 5 6 7 8