Это «благодаря вам» отозвалось в сердце леди Дианы безумной тоской, страшной, почти физической, болью, заставившей ее побледнеть.
— Где он? — повторила она тише.
— Вам угодно знать, — извольте, — под надежной охраной английских часовых. Но мы поговорим о делах за десертом… Нравятся вам эти фрукты? Один из моих каирских друзей получает их из Америки и пересылает мне. Не напоминают ли вам эти большие, разрезанные вдоль плоды препараты из анатомического театра?
Обед продолжался. Сердце Дианы сжималось, измученное тоской и этой бесконечной пыткой. Вокруг палатки царила тишина, иногда спутанный мул двигал цепью, иногда доносился с противоположного берега жалобный скрип мельницы. Металлический голос Варрена наполнял палатку; казалось, он опьянялся собственными словами и, безжалостно играя нетерпением своей жертвы, бесконечно умножал их.
Денщик принес апельсины и снова ушел. Генерал предложил папиросы. Но леди Диана оттолкнула вдруг портсигар с криком:
— Варрен! Довольно!.. Генерал улыбнулся.
— Боже мой, как вы нервничаете, милая Диана!.. Вас действительно подменили в Италии. Я никогда бы не поверил, что любовь может до такой степени изменить рассудительную женщину… Мы сейчас подойдем к интересующему вас вопросу, но будем соблюдать хронологический порядок… Когда вы посетили меня на Мальте, я был далек от подозрения, что вас привлекал в Египте венецианский контрабандист… Я приписывал это желанию посмотреть барельефы храма Луксора, довольно непристойные, между прочим, или побродить по лавчонкам Муски, затхлым и полным мух и подозрительных сборищ… Я ошибался… Вы направлялись к Нилу, чтобы соединиться с героем ваших мыслей. Я никогда не заподозрил бы возможность близости между вами и таинственной личностью, долго подпольно вооружавшей против нас повстанцев. Но мне случайно попался на глаза рапорт нашей контрразведки в Италии… Занимательный роман, не правда ли?.. Так как я не имею от вас секретов, я покажу вам часть рапорта, касающуюся вас… Не правда ли, забавно, что вас увековечили в архивах «War Office»!… Посмотрите…
Генерал прикрыл бумагами верхнюю и нижнюю часть рапорта, и леди Диана прочла следующие строки:
«Что касается деятельности этого итальянца, по-видимому, тесно связанного с доктором Гермусом и Шерим-Пашой, то следует отметить его тайную связь с великосветской английской дамой. Если наши сведения верны, эта дама не кто иная, как вдова лорда Уайнхема, бывшего посла его величества в Санкт-Петербурге…»
— Вот видите, — проговорил генерал, — вы понимаете, как поучителен был для меня этот параграф? С этого времени я знал, что вы приехали в Египет в надежде тайно сообщаться с одним из самых яростных наших врагов. Отсюда я заключил, что, если за вами следить, вы поможете нам открыть преступника. Я должен сознаться, что во время моего отсутствия начальник второго отдела совершил глупость: отправил вас в Александрию под явным надзором полиции. Поставленный в известность об этом, я, по моем прибытии, написал вам извинительное письмо и приказал снять явный надзор.
Генерал Варрен коротко засмеялся, закурил другую папиросу и продолжал:
— Я заменил его, конечно, тайной слежкой, порученной опытным специалистам и прошедшей незаметно для вас. Самое важное было ввести вас в заблуждение и заставить сделать какую-нибудь неосторожность. И вы совершили эту неосторожность, отправившись в Луксор к Абдель-Хади. Это был лучший способ дать моим подчиненным понять, что разыскиваемая личность скрывается там. Дальше не стоит рассказывать; вы были очевидцем событий. Ваш «друг» и его сообщник были арестованы и привезены в главную квартиру под хорошим конвоем… И занавес опустился на этом восхитительном последнем акте моей маленькой комедии.
Леди Диана молча слушала повествование генерала, с любопытством наблюдавшего за ней. В его взгляде было удовлетворение самца, довольного возможностью безжалостно терзать жертву, попавшую в его руки. Скрестив свои длинные ноги в желтых крагах, он лукаво прибавил:
— В общем, рапорт из Италии был близок к истине; этот Анджело Ручини, безусловно, ваш любовник.
— Совершенно верно.
— Я не позволю себе, друг мой, ни читать вам лекцию о патриотизме, ни подчеркивать шокирующий элемент этого открытия в глазах генерала, находящегося на службе Великобритании. Вы, английская аристократка, женщина, носящая имя, уважаемое на нашей родине, избрали объектом вашей любви венецианского синьора, заклятого врага вашей родины! Согласитесь, что это несколько далеко идущее бравирование общественным мнением.
— Декреты моего сердца выше ваших законов, Варрен!
— Я это знаю и потому не позволю себе читать вам нотаций… В качестве вашего старого друга, я простил вам это сообщничество и посоветовал военному прокурору закрыть глаза на выбор ваших любовников. К сожалению, военный суд был менее снисходителен к вашему прекрасному кондотьеру…
Леди Диана содрогнулась и повторила:
— Военный суд уже был?..
— О, да, в походах суды очень быстры, в особенности, когда дело касается столь ясного дела, как преступление графа Ручини… Военная контрабанда, тяжкая измена, крушение поезда… Двести жертв на совести, не считая довольно смело убитого машиниста. Что же нужно еще, чтобы быть приговоренным, судите сами?
— Ручини… уже… приговорен?..
— Вчера… Военно-полевой суд приговорил его к смертной казни.
Леди Диана закрыла глаза. Кровь прилила к вискам, и тысячи блестящих точек закружились перед глазами, пальцы с отчаянием вцепились в ручки плетеного кресла. Неожиданно ей показалось что кто-то еще, кроме них, находится в палатке. Или порыв ветерка всколыхнул ткань, перегораживающую помещение?
— Преступник будет казнен на заре, — продолжал Варрен. — Впрочем, — прибавил он с предательским соболезнованием, — главнокомандующий мог бы приостановить казнь, если бы я внушил ему это. Подача кассационной жалобы помогла бы выиграть несколько дней, а в несколько дней осужденный мог бы бежать при некоторой ловкости. Народная мудрость говорит:
«Пока жив…». Но все это утопия. Зачем захотели бы вы, чтобы я добровольно приостановил исполнение по уже решенному делу?
Последние слова генерала удивили леди Диану; ей послышалась в них надежда, и, собрав все мужество, она спросила:
— Скажите? Вы могли бы подписать это помилование, ведь настоящее начальство — это вы.
У Варрена вырвался неопределенный жест, и с мягкостью прелата, совершенно неожиданной для него, он ответил:
— В принципе я не отрицаю. Но многое, очень многое, зависит от вас…
Леди Диана, возмущенная, вскочила:
— Конечно… типичный шантаж, отвратительный торг. Вам бы хотелось видеть меня в ваших объятиях, как жалкое, пойманное животное. Все ваши притязания сводятся к этому.
— Не скромничайте, Диана, жалкое животное, как вы, — это королевское угощение для такого гурмана, как я. К тому же вы поняли меня с полуслова, я не собираюсь настаивать. Для моего мужского самолюбия будет бесконечно приятно сломить ваше упорное сопротивление. В продолжение моей карьеры я испытал много острых ощущений, но до сих пор еще не испытывал наслаждения обладать женщиной, которая отдается для спасения жизни дорогого ей существа. Мне приходилось читать о такого рода самопожертвовании, но что значит литература в сравнении с действительностью. Какое значение имеет игра слов и арабески детского синтаксиса, наряду с гаммой злобных содроганий униженной женщины? Диана, я плохо знаю ваше тело, наше мимолетное наслаждение оставило только одно желание — возобновить его. Сегодняшний вечер благоприятствует этому, и, если бы вы сломили свою гордость, я насладился бы немного горьким вкусом ваших поцелуев. Вы отказываетесь? Да будет ваша воля, так же, впрочем, как и воля военно-полевого суда в пять часов утра.
— Варрен, вы негодяй, и я не останусь больше ни одной минуты в вашей палатке!
— Прекрасно, Диана, я прикажу проводить вас на Слоновый остров, в приготовленную для вас комнату. Там вы сможете заснуть с ясной душой и непоруганной гордостью.
Генерал Варрен поднялся и, перед тем, как позвонить, добавил:
— Но ночь еще велика, в вашем распоряжении семь часов для размышлений… Если вы измените решение, обратитесь к человеку, несущему караул перед вашим домом. На всякий случай, я приготовлю фрукты, холодный кофе, папиросы и несколько граммофонных пластинок.
Может ли любовник, будь он даже ревнивее Отелло, упрекнуть свою возлюбленную за то, что она отдалась другому, чтобы вырвать его из когтей смерти? Кто осмелится хладнокровно разрешить задачу? Человек, без памяти влюбленный, убивает из ревности свою возлюбленную или ее сообщника, иногда с отчаяния убивает и самого себя. Им руководит аффект, бешенство, и, совершая ряд непоправимых поступков, он не владеет своей волей, теряет чувство ответственности. Представьте себе того же человека в камере тюрьмы, перед расстрелом; на заре какой-то злой дух шепчет ему: «Твоя любимая и любящая может спасти тебя, отдавшись тому, от кого зависит твоя судьба. Согласен ли ты на такую жертву, согласен ли ты купить свою жизнь ценою поцелуев другого?»
Страшная задача вставала перед леди Дианой во всей ужасающей ясности. По мере того, как шло время, она безостановочно ходила по своей темной, молчаливой комнате, бесконечно думая над мучительным вопросом и ломая свои белые руки. Ее личный выбор был сделан, она готова была отдаться, пойти на что угодно, лишь бы спасти своего возлюбленного. Но если Ручини избегнет смерти, Варрен ведь не преминет дать ему понять, какой ценой он купил спасение. Перенесет ли ее суровый любовник этот призрак, который навсегда станет между ними?
Леди Диана продолжала свое бесконечное кружение по комнате, измеряя по часам безжалостный бег времени. Вдруг она задрожала, как будто действительность грубо тряхнула ее за плечи: было четыре часа утра… Чего она ждет?.. Что значат все ее глубокомысленные размышления о чести, когда жизнь ее любовника висит на волоске? Кто спорит со смертью, имея возможность захлопнуть дверь перед ее страшным ликом?
Выглянув из окна, она окликнула часового:
— Проводите меня в палатку главнокомандующего.
— Слушаю, сударыня!.. Я сейчас разбужу лодочника на маленькой фелюге.
Леди Диана очутилась в прохладной тени. Над ней на небе обрисовывался Млечный путь, сквозь пальмы сверкало созвездие Ориона и вдоль реки, вниз от Асуана, блестели огни бивуаков.
— Поторопитесь, — приказала она солдату.
— Слушаю, сударыня, — ответил тот покорно.
Глава 19
Генерал Варрен положил книгу на маленький письменный стол и, иронически улыбнувшись, отпустил солдата.
— Признаюсь, дорогая Диана, что я уже больше не ждал вас.
— Я пришла только для того, чтобы выкупить жизнь человека.
— Я так это и понимаю… Да мне бы и не понравилось, если бы вы получили какое-либо удовольствие от того, что я от вас требую.
Варрен разразился безжалостным смехом и, схватив руку леди Дианы, добавил:
— Какое же это было бы удовольствие, если бы вы охотно выполнили все, чего я от вас добиваюсь?!
Поднявшись и налив в чашки кофе, он добавил:
— Вы прекрасно сделали, что так долго колебались; в нашем распоряжении всего один час. Краткость срока увеличит прелесть этого экспромта и придаст пикантность оплате вами вашего маленького долга… Я как раз уже собирался завести граммофон; ведь ожидание всегда так томительно. Что вы предпочитаете? У меня есть вальс «Дунайские волны», «Мадам Баттерфляй», юмореска Дворжака, негритянский джаз…
— Нет!
Невольный крик сорвался с губ леди Дианы. Генерал повернулся и посмотрел на нее.
— О, почему же не этот маленький, банальный фокстрот?
— Нет, нет!
— Я догадываюсь, он что-то напоминает вам, не правда ли? О, я знаю могущественное влияние музыки и силу воспоминания, скрывающуюся в нежной мелодии. Итак, без колебаний, Диана, эта американская мелодия причинит вам страдание, и это прекрасно. Ваш друг изнывает в тюрьме по вашей вине, — справедливость требует, чтобы и вы расплачивались за свой грех.
Раздались первые звуки фокстрота… Леди Диана потеряла ощущение действительности… Байя… Траттория в маленьком порту Неаполитанской бухты… две белые барки, укачиваемые голубой волной… Любимая рука на ее локте, на нее устремлен взгляд, полный бесконечной любви. Ей казалось, что ее воспоминания падали в ледяную воду, как прекрасные, полные жизни цветы.
— Снимите вашу шляпу и ваше манто, Диана; у меня не холодно… Помочь вам? Диана отшатнулась.
— Нет, оставьте меня.
Она вздрагивала от одной мысли о близком прикосновении Варрена. Как автомат, неловким жестом она сняла шляпу и манто.
— А, — шутливо сказал генерал, — так-то лучше… Сколько лет я не любовался вашими короткими белокурыми волосами… Вы позволите?
Леди Диана вздрогнула от прикосновения пальцев, ласкавших ее голову. Варрен заметил это и, с упреком во взгляде, сказал:
— Отвращение!.. О, дорогая, ни один проницательный психолог не предугадал бы такой перемены в вас. Вы, получавшие удовольствие в том, чего избегали порядочные женщины, вы, неподражаемый маэстро всяких любовных приключений, собираетесь теперь разыгрывать из себя юную причастницу, которую смущает всякий нескромный взгляд?.. Разрешите мне остановить граммофон и установить условия нашего маленького договора.
Сняв пластинку, генерал присел к столу, вынул из портфеля большой лист бумаги и, постучав по нему согнутым указательным пальцем, сказал:
— Вот это, дорогая, приказ об отсрочке исполнения постановления военно-полевого суда. Я лично написал его на пишущей машинке… Теперь мне остается прибавить только три пункта: адрес жандармского полковника… Если он получит приказ до пяти утра, то отошлет обратно в экзекуционный отряд… Дату… и подпись начальника генерального штаба, то есть мою…
Варрен сидел перед своим столом, повернувшись в три четверти к леди Диане, и наблюдал за ней с удовлетворением, от которого в его серых глазах вспыхивал огонь. Через несколько минут он добавил преувеличенно мягко и убедительно:
— Не воодушевите ли вы меня написать адрес подполковника Симеона, разоблачившись немножко больше?
Он остановился с пером в руке. Видя, что леди Диана не двигается, возмущенная его издевательством, он добавил:
— Я понимаю, что ваша гордость страдает, Диана! Но вы забыли, что закон возмездия почти так же стар, как мир… Вам нравилось издеваться надо мной, когда я был игрушкой в ваших руках; я получаю удовольствие, платя вам сейчас стыдом за стыд, унижением за унижение. Итак, дорогая!.. Время бежит страшно быстро; через двадцать минут разбудят солдат экзекуционного отряда…
Это страшное напоминание было ударом кнута для леди Дианы; лихорадочно сжав зубы, она сбросила платье.
— Великолепно! Великолепно!.. Вот видите, это не так страшно, я держу свое слово и пишу на конверте адрес подполковника, начальника отряда… Готово… Чтобы я мог теперь поставить дату, было бы лучше, если бы вы остались в одной сорочке… Что вы думаете об этом?
Леди Диана исполнила его желание. Варрен присвистнул от удовольствия:
— Восхитительно… Этот батист, цвета чайной розы, просто чудо. Он удивительно облегает вашу фигуру, достойную лучших ваятелей Эллады. Если бы он не был так короток, то напоминал бы изящные драпировки танагрских статуэток из Александрийского музея. Я верен своему слову и прибавлю дату под документом. Убедитесь сами…
Помахивая белым листом, генерал заметил:
— Кому из чиновников военного ведомства пришло бы в голову, что каждая деталь этого приказа стоила все нового лепестка от стыдливости женщины!.. Ах, если бы документы, самые торжественные, умели говорить!.. Сколько королевских эдиктов подписывалось на волнениях какой-нибудь фаворитки, издевавшейся над государственным делом так же, как над своим первым любовным трепетом?.. Сколько министерских декретов было задумано в фривольной атмосфере надушенного будуара?.. Но мы будем философствовать потом… Чтобы дать подпись, я хочу видеть вас в простом наряде Фрины перед судом. Ареопаг — это я! И я, ваш высший судья, заседаю ради вас одной на границах Ливийской пустыни… Ну же!… Повинуйтесь…
Если бы генерал Варрен был менее уверен в своем триумфе, если бы победа не затмила его проницательность, он заметил бы необычайный блеск взгляда леди Дианы и понял бы, что у пойманных животных бывают опасные моменты. Была ли искренней видимая покорность его жертвы? Не преувеличивал ли он свою силу, когда думал, что леди Диана идет на жертвоприношение с пассивностью связанной овцы, положенной на белый жертвенный камень?
— Сперва подпишите, Варрен!..
— Сперва долой покровы, Диана!.. Генерал держал ручку наготове, Диана не двигалась, стоя в нескольких шагах от него. Молчание длилось долго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18